Тэхен смотрит на Чонгука с недоверием.

— Пить чай?

— Разве ты не сказал, что устал и хочешь выпить со мной чаю? — Чонгук одаривает его недоуменным взглядом.

Он совершенно не шутит, понимает вдруг Тэхен, широко распахнув ресницы и совсем позабыв о необходимости держать лицо. Впрочем, с Чонгуком это всегда удавалось ему с трудом.

— Да, но я не думал, что ты воспримешь мои слова всерьез.

— Почему? — Чонгук моргает. — По-твоему, общество тех… — он спотыкается на полуслове, как если бы хотел проглотить ругательство, — людей мне должно быть приятнее?

«Да тебе даже общество таракана будет приятнее моего», — мысленно возражает Тэхен, как вдруг до него доходит. Ну конечно. Вот почему Чонгук ведет себя так странно, и как он сразу не понял? Ведь это лишь для Тэхена ничего особенного не произошло: он знал, каков «виконт» на самом деле, и готовился к стычке, но Чонгук… он шел на встречу с надеждой на примирение, а в итоге — потерял друга.

Тэхен едва заметно вздыхает: тема дружбы всегда была для Чонгука болезненной. Его сила проявилась рано — сам он ее обуздать не мог, а подавляющие печати давали сбой, стоило лишь Чонгуку проявить сильную эмоцию. Неважно, злость это была или радость — неконтролируемые всплески энергии вырывались в пространство и могли серьезно поранить всех, кто находился рядом, поэтому даже те родители, кто хотел навести мосты с семьей Чон, не спешили предлагать драгоценных чад ему в компаньоны. А дети, будучи по природе более чувствительными, Чонгука попросту боялись. Все праздники и чаепития заканчивались одинаково: кто-то обязательно ревел от страха, что-то разбивалось, а расстроенный Чонгук убегал прочь, и Тэхен с трудом находил его в каком-нибудь темном углу — сжавшимся в комок, яростно размазывающим по лицу слезы и беспрестанно шмыгающим носом. Грустным и очень одиноким.

Позже, в академии, Чонгук обзавелся приятелями, но стать ему настоящим другом, что разделил бы и радости, и печали, никто не рвался. Ребята почестнее предпочитали держать дистанцию, кто понахальнее — пытался имитировать или набивался в любовники. Неудивительно, что Чонгук с таким пылом ухватился за фальшивого Кара — среди прочих притворщиков и корыстолюбцев тот слишком умело изображал искренность.

А теперь лишился и этого.

«Возможно, он был бы счастливее, если б и дальше ничего не знал», — мелькает в голове мысль, но Тэхен тут же безжалостно ее давит: счастье на лжи не построишь, ему ли не знать. Пусть правда оказалась болезненной, лучше уж так, чем, как мухе, трепыхаться в сетях этого мерзкого афериста. Тэхен рад, что обман «виконта» раскрылся, и тот больше не будет донимать Чонгука, но это не значит, что ему не жаль. Разбитое чонгуково сердце причиняет почти осязаемую боль.

— Мне жаль, Куки, — искренне произносит Тэхен вслух, глядя на него с нежностью, какую давно себе не позволял. — Жаль, что так вышло с твоим другом.

Чонгук приподнимает уголки губ, но улыбка выходит горькой.

— Мне тоже, — он отворачивает лицо. — Обнимешь меня? Пожалуйста.

— Конечно, — Тэхен обнимает его одной рукой, касаясь щекой виска, и чувствует, как бешено начинает стучать сердце. Чонгук у него под ухом вздыхает и обнимает в ответ, крепко прижимая к себе.

— Я слишком доверчивый, да? — выдыхает он.

— Вовсе нет, ты просто…

— Не утешай меня, Тэ, я знаю, что это так. Кажется, мне пора учиться толково разбираться в людях, — Чонгук невесело фыркает. — Ты ведь не сможешь спасать меня каждый раз, как какая-нибудь крыса вновь захочет меня обмануть.

— Разбираться в людях — это хорошо, но, Куки, дело не в тебе. Никогда не в тебе, — Тэхен чувствует чужую уязвимость и обнимает крепче. — Слышишь меня? Нет ничего плохого в том, чтобы поверить тому, кто ведет себя убедительно. Не ты виноват в том, что поверил, а он — в том, что обманул. Это с ним что-то не так, не с тобой, — пылко произносит он. — С ними всеми.

— Тэ… — пораженно выдыхает Чонгук и замолкает, кажется, не сумев подобрать нужных слов.

Какое-то время они стоят, молча обнявшись и так и не расцепив переплетенные пальцы. Боль в тэхеновой груди мешается с нежностью и желанием защитить. За прошедшие месяцы он совсем позабыл, что под внешней стойкостью и непроницаемой броней Чонгука прячется дитя, которое жаждет быть принятым так же сильно, как и он сам когда-то желал. Принятым безусловно, без почестей и заслуг — просто за то, что он есть и живет в этом мире.

Тэхен не мнит себя его спасителем, не мнит защитником — он не доблестный рыцарь, а Чонгук не принц, заточенный в высокой башне, — но впервые задумывается: действительно ли он сможет оставить Чонгука, когда придет время?

Найти ответ, стоя в теплых уверенных объятиях, слушая ровное биение чонгукова сердца и тихие выдохи на ухо, ему не удается.

***

— Не ожидал, что мы устроим чаепитие здесь, — замечает Тэхен, оглядывая оранжерею, куда привел его Чонгук. — Полагал, мы расположимся в гостиной.

— Тебе не нравится?

— Напротив, — качает головой. — Давно тут не был. Уже и забыл, как здесь красиво.

Под внимательным чонгуковым взглядом Тэхен отсылает призрачного фамильяра Чимину с просьбой не ждать его, а после с любопытством оглядывается. Последний раз он был здесь около семи лет назад; детали давно позабылись, оставив в памяти лишь яркие пятна-впечатления: буйство зелени, много солнца, высокий стеклянный купол и ощущение спокойствия — поэтому сейчас Тэхен с интересом осматривается, словно желая познакомиться с этим местом заново. Он разглядывает напольную плитку, выложенную причудливым узором; проходится взглядом по стеклянным стенам; вдыхает теплый влажный воздух, наполненный цветочными ароматами; прислушивается к журчанию небольшого фонтана и едва заметно улыбается. Ему здесь нравится.

Изучая стоящие в кадках деревца, покрытые мелким розовым цветом, Тэхен краем уха улавливает, как Чонгук распоряжается насчёт чая, а после подходит ближе.

— Чай сейчас подадут, — сообщает тот, вставая рядом. — Попросил принести песочное печенье и пару-тройку пирожных.

Тэхен растерянно моргает — Чонгук помнит, какое печенье его любимое? — и тут же мысленно качает головой. Вряд ли, скорее всего, простое совпадение.

— Спасибо за заботу, — откликается он вслух.

— Не стоит, это мелочи, — Чонгук чешет кончик носа, и если бы Тэхен его не знал, решил, что тот смущен.

Время до возвращения горничной они проводят, разглядывая диковинные растения и изредка обмениваясь ничего не значащими комментариями. Говорит, в основном, Чонгук: рассказывает про цветы, о месте их обитания и значении в той или иной стране — Тэхен воспринимает его активность как своеобразное последствие стресса и не пытается остановить, с удовольствием вслушиваясь в мелодичный голос и ощущая теплое плечо своим.

— Ты выглядишь напряженным, — замечает вдруг Чонгук. — Все в порядке?

Тэхен переводит на него взгляд:

— Напряженным? Почему ты так решил, Куки?

— Я наследник рода Чон, — произносит тот как нечто очевидное, — умение оценить ситуацию на поле боя — часть моей обязательной подготовки.

— На поле боя? — Тэхен приподнимает бровь. — Так я для тебя противник?

Появившаяся на пороге горничная с тележкой позволяет Чонгуку помедлить с ответом. Тэхен мысленно корит себя за вопрос: что он ожидал услышать, в самом деле?

Вздохнув, он отходит от красивого экзотического цветка к стоящему рядом изящному круглому столику и усаживается первым; Чонгук занимает место напротив. Горничная заканчивает расставлять вазочки с печеньем и блюда с миниатюрными пирожными и берет в руки фарфоровый чайник.

— Не нужно, я сам, — вдруг останавливает ее Чонгук. — Спасибо, можете быть свободны.

Та если и удивлена, не подает виду — лишь почтительно кланяется и, забрав тележку, покидает оранжерею, вновь оставляя их наедине.

— Мои любимые, — Тэхен, не удержавшись, тянет руку к вазочке, полной аппетитного песочного печенья.

— Я помню, — Чонгук приподнимает уголки губ, — потому и попросил о них.

— Помнить такую мелочь… — бормочет Тэхен, кладя в рот маленькое печенье.

— У меня хорошая память, Тэ. И возвращаясь к твоему вопросу: нет, я не считаю тебя своим противником, — Чонгук вдруг смотрит предельно серьёзно, — но рядом с тобой чувствую себя, словно на поле боя.

Как всегда обезоруживающе честен. Возможно, даже слишком.

— Почему?

— За последние годы мы сильно отдалились друг от друга, — медленно произносит Чонгук, словно бы подбирая слова, — и теперь я не знаю, как вести себя с тобой. Потому и решил, что, возможно, мои навыки помогут мне лучше понять тебя.

Тэхен невольно сжимает лежащую на колене ладонь в кулак. Что ж, если Чонгук не знает, как себя вести, он в этом не одинок. С самого момента их встречи в лесу Тэхен чувствует одно сплошное замешательство, нарастающее с каждой проведенной вместе секундой — он знает Чонгука вот уже больше двадцати лет, но, кажется, сегодня перестает его понимать.

— Давать ответы, порождающие еще больше вопросов — специальность дипломатического корпуса, ты точно учишься на военном? — неловко шутит он. — Тебе не нужно беспокоиться о подобных вещах, Куки, просто веди себя как обычно.

— Разве мое поведение не привело нас туда, где мы сейчас? — Тэхен поджимает губы, не собираясь озвучивать очевидное. — И ты говоришь мне продолжать?

— Именно так.

— Я не могу согласиться с этим, Тэ.

— Почему же? Раньше у тебя отлично это получалось.

— Ты говорил, что пересмотрел свои взгляды после того, как упал в озеро, так? — дождавшись кивка, Чонгук продолжает: — Я видел, как ты падаешь. А после сидел рядом, пока тебя пытались вернуть к жизни, — его голос едва заметно дрожит. — Твое сердце не билось целых полчаса, Тэ, я думал, что потерял тебя. Навсегда, понимаешь?

— Ты… — сладкое печенье вдруг кажется пресным на вкус; Тэхен тяжело сглатывает, — присутствовал, когда меня…?

— Почему ты так удивлён? Я был там, когда Юнги прыгнул за тобой, мы вместе дотащили тебя до больничного крыла. Ты не дышал, Тэ. Думаешь, я бросил бы тебя там одного? — в чонгуковых глазах вспыхивает пламя; он всматривается в тэхеново лицо, словно ожидает услышать «нет», но Тэхен молчит. — Богиня… ты и правда так думаешь.

Чонгук выглядит пораженным. Он протягивает руку, словно собираясь коснуться Тэхена, но на полпути сжимает пальцы в кулак и обращает все внимание на фарфоровый чайник.

Тэхен наблюдает за тем, как сосредоточенно Чонгук разливает чай, и практически слышит, как нечто внутри надламывается с громким треском. Нечто незыблемое, словно монолит — уверенность, что подпитывала его с момента пробуждения в лазарете несколько месяцев назад. Тэхен чувствует себя так, словно все это время смотрел на картину с одного бока, мастерски игнорируя остальные.

В прошлой жизни он верил, что им суждено стать возлюбленными, в этой — принял решение отстраниться, и в обеих забыл о важном: их с Чонгуком связь никогда не ограничивалась формальной помолвкой.

Они не были простыми знакомцами, обручившимися волею судьбы, они были друзьями, практически семьей. Тэхен всегда был для Чонгука важен — важнее Юнги, если говорить начистоту. И пусть они отдалились друг от друга, пусть Тэхен начал вести себя неподобающе и требовать невозможного, разве Чонгук, которого он знал, мог бросить его в беде?

В глаза будто насыпали песка, Тэхен опускает веки. Тихонько звякает о блюдце чашка.

— Как давно? — Чонгук заканчивает разливать чай и усаживается напротив; голос его звучит глухо, словно из-под толщи воды.

Он звучит разбито, понимает вдруг Тэхен. Он не звучал так, когда Чонгук говорил с фальшивым виконтом.

— Как давно что?

— Как давно ты перестал полагаться на меня? Как давно считаешь, что я могу тебя бросить? Пекло, не отвечай, — Чонгук отворачивается, словно собираясь с мыслями, а после все же накрывает ладонь Тэхена своей. — Я не хочу терять тебя, Тэ, — говорит он. — Но я не знаю, как это предотвратить.

Ладонь пылает, как пылает сейчас бедное сердце Тэхена. Недавняя догадка, а теперь и слова Чонгука взрезают его, словно нож — бумагу, заставляя кровоточить едва поджившие раны. Он был неправ, полагая, что безразличен ему, но это мало что меняет.

Может ли Тэхен ответить честностью на честность?

— Я тоже не знаю, Чонгук, — произносит он вслух. — Ты прав: мы слишком отдалились друг от друга, и я не знаю, как это исправить, да и возможно ли. И если честно, я устал, — признается совсем негромко.

Хватка едва заметно усиливается.

— От меня?

— От себя. От того, каким я стал, пока пытался соответствовать тебе, родителям, обществу — чьим угодно ожиданиям, кроме собственных, — Тэхен вздыхает. — Я хочу найти себя. Узнать, что мне нравится, чем я хочу заниматься в будущем, понимаешь?

— Поэтому ты сменил окружение, решил освоить фехтование и заняться углубленным изучением магии? — Тэхен едва заметно вздрагивает, ожидая расспросов, но Чонгук лишь добавляет: — Я не узнал заклинание, которым ты отразил атаку Роджерса, — и смотрит серьезно, без доли насмешки или недоверия.

Тэхен кивает:

— Сегодня я впервые воспользовался новыми знаниями, — он не спешит разубеждать Чонгука в том, что использовал заклинание. — Это так потрясающе, Куки: знать, что ты можешь за себя постоять. В тот момент я почувствовал себя… не знаю, живым?

— Я увидел это в твоих глазах, — Чонгук поглаживает большим пальцем тыльную сторону тэхеновой ладони. — В них горел свет, какого я давно не видел. Я бы хотел, чтобы он горел всегда, — он приподнимает уголки губ. — Ты дорог мне, и наша связь мне дорога не меньше. Тэ, прошу тебя, пусть мы оба не знаем, что делать с нами дальше, я бы хотел попытаться. Мы можем хотя бы попробовать?

Он искренен, думает Тэхен. Может ли он отказать? Никогда не мог, на самом деле.

Возможно, он совершает ошибку, но…

— Можем.