О Мондштадтской истории

Когда Кэйе тоскливо, он приходит в это место. Мост там разрушен ровно посередине - но, впрочем, перелезать на другую сторону, к башне с полуобвалившейся куполообразной крышей он и не собирается. Достаточно сидеть, поджав одно колено к груди, и смотреть на развалины - как тут говорят? - старого города. 

Тут тоже всегда сине-сумеречно, прохладно, а ещё если опустить взгляд, чтобы не видеть небо, и слегка сощуриться — можно даже попробовать обмануть себя. Иногда получалось, и тогда в глазах мутнело уже от горьких и совершенно бесполезных слёз. Его родина сгорела в черном проклятом пожаре — вряд ли уцелело хоть что-то. Это место хотя бы не было похоже на пепелище.

Только очень тихо. Кэйя приходит сюда уже далеко не первый раз — тут никого никогда нет, даже везде сующих свой нос искателей приключений. Пусто и пустынно. Только ветер печально плыл между обваливающихся колонн, обвиваясь вокруг руин скорбными объятиями.

— Завораживает, правда?

Кэйя вздрогнул — накативший легкий порыв ветра оформился негромкой фразой, словно бывшей его продолжением. Он хотел было обернуться, но не успел; рядом с ним бесцеремонно устроился юноша в странноватой одежде. Впрочем, тут все одевались не так, как дома.

— Когда-то давно тут царила жизнь. Как цветы зимней сливы, пробивалась неутомимо сквозь мороз, пока теплый бриз свободы томящие снега не унёс.

Кэйю напрягло странное соседство. Незнакомец будто специально сел так, чтобы подробно рассмотреть его не поворачивая голову было невозможно — повязка скрывала часть поля зрения. Слепая зона. Не хочет быть узнанным после, или ждет, пока Кэйа сам проявит интерес?

— Зачем вы мне это говорите?

— Почему бы не говорить, раз тебе интересно это место? Я бард, поведать вверенные мне временем истории будет честью.

Кэйа отчаянно косил глаз, но взгляд ухватил только край плаща в оттенке зелёного, да край остроносого ботинка. Голос у незнакомца был странный — словно вплетённый в окружающую их тишину, он звучал негромко, но удивительно четко.

— Кто вы?

— Бард, поэт, фанат местного вина — виноградники Мондштадта, поверь мне на слово, благословляют ветра.

Отчетливо слышалась улыбка, любые изменения интонаций — но как бы Кэйа ни старался, он не уловил ни шороха одежды, ни шуршания примятой травы, ни даже дыхания. Не ощущал чужого присутствия вовсе, но и опасности не чувствовал. Хорошо, пусть будет как будет.

— Вы.. хотите написать песню об этом месте? — предположил Кэйа. в ответ раздался смех глухих колокольчиков.

— Нет, таким уже даже я потерял счёт, а ничего нового сейчас на ум не идёт. Хотя, возможно, могло бы тебе.. но ты не тот, кто хотел бы писать о народной борьбе. Ветер донес до меня твои мысли, вы словно печально пели дуэтом.. Тебе чем-то помочь? Разделить одиночество, поговорить — хоть я и не мастер в раздаче советов?

Вот оно как… не то, чтобы это объяснение хоть сколько-то удовлетворяло Кэйю. Как ни странно, он тем не менее был не против поговорить с этим человеком, раз уж тот, вроде как, собирал местные сказания.

— Я читал легенды об этом месте. Это правда, что нынешний архонт.. Барбатос победил Декарабиана в бою, а после устроил людей на новом месте?

Пару секунд собеседник молчал, а после раздался смешок — не слишком весёлый, впрочем.

— Так говорят легенды? Нет, дело было по-другому: как таковой между ними не было ссоры; но Декарабиан — тиран, установил гнёт, разумеется, тем был недоволен народ. Люди сами восстали против архонта, а их подвиг после воспели потомки; как взметнулось на башне знамя свободы, в знак покоя и мира на долгие годы. 

Кэйа качнул головой.

— То есть Барбатос просто смотрел, как издеваются над его народом? Хорош архонт, ничего не скажешь.

Тишина зазвучала виновато.

— Барбатос… в нашем понимании, его ещё не было — он был легким бризом, невесомым тёплым дуновением. Ничтожный, сквозь стену из тысяч ветров, он носил семена из моря лис и цветов. 

— Море.. лис и цветов? И как тогда вышло, что он стал архонтом, раз он такой слабый?

Кэйа, кажется, только сейчас понял — незнакомец с невероятным терпением относится к даже прямым оскорблениям своего бога. Ещё одна черта в копилку странностей.

— О, историю о море одуванчиков оставим на другой раз. А Барбатос.. никто точно не знает. Эх, эти загадочные архонты…

Юноша нестройно и слегка неестественно хихикнул. Кэйа ещё раз прокрутил в голове фразу — не рифмуется. 

— Зачем они тогда, раз даже непонятно, откуда они взялись и почему им надо молиться?

Опасно, можно выдать себя. Но с другой стороны, получить наконец внятный ответ хотелось сильнее. Кэйа никогда не понимал этого — боги жестоки, им нет дела до людей. В темной пустоши, на которую ни один архонт не соизволил обратить взор, это понималось лучше, чем где бы то ни было.

— Не знаю. Наверное, люди просто хотят во что-то верить.

Незнакомец вздохнул. Это первый раз, когда Кэйа услышал его дыхание.

— Почему нельзя просто верить в себя? Жить просто так? Разве так нельзя?

— Нет, почему же.. Можно. На самом деле, люди гораздо сильнее архонтов, знаешь? Они могут такое, что каким-то божкам и не снилось. Но вот в чем проблема — люди не всегда хотят этой ответственности. Знания, что всё зависит от них самих; проще ведь уповать на богов и поминать их имя при любом удобном случае. Забавно, правда?

И снова этот смех. Кэйа нахмурился.

— Не забавно, а глупо. 

— Может и глупо — но их можно понять. Жизнь сложная штука, а думать что за твоей спиной всё это время стоит кто-то сильный всегда приятно. Да и вообще, не слишком ли серьезные разговоры для такого юного господина? Я такие обычно трезвым не веду!

Кэйа почувствовал предостережение, мелькнувшее едва заметно, но заставляющее мурашки пробежать вниз по спине. 

— Ладно… Кстати, а что вы тогда сам здесь делаете?

Легкое напряжение исчезло, словно его и не было.

 — Вспоминаю о былом. Как со старыми друзьями мы собирались за одним столом… Как я слушал песни под лиры мотивы, и не было прекраснее тех переливов. 

Голос затянуло пленкой ностальгии, по которой рябью бегут воспоминания. Ну.. По крайней мере, снова вернулась эта странная манера рифмовать.

— Вы собирались здесь? — удивился Кэйа. Заброшенный город, как ни посмотри, не совсем классическое место для дружеских посиделок.

— Мои друзья по-своему любили это место. Мы познакомились здесь, буду честным.

Это ж при каких таких обстоятельствах… Друзья его нового знакомого — искатели приключений или учёные-исследователи руин? 

— А где они сейчас? Уехали?

Назойливо трещал голос преподавателя этикета на краю сознания — какой же бестактный это вопрос! Но детское любопытство было неостановимо. К тому же, бард не проявлял никаких признаков недовольства. Так что если и что, то он сам виноват!

По крайней мере, так оправдывал себя Кэйа во время затянувшейся паузы, пока не раздался негромкий голос.

— Их больше нет, но ветер пронесёт историю сквозь века; свободные порывы душ раскроет книги строка. Почитай, послушай городские легенды… Дитя слепой державы узреет архонта первым.

Сердце пропустило удар, Кэйа резко вдохнул и обернулся. Там, где только что сидел незнакомец — ни следа присутствия. Только ветер медленно колыхал траву, где среди изумрудных стеблей белело длинное, длиннее любых птичьих, перо, едва заметно в сумерках лучащееся бирюзовым словно бы изнутри. Кэйа потянулся к нему, осторожно поднял двумя пальцами — и вздрогнул, когда то рассыпалось светящимися хлопьями, напоминающими зонтики одуванчиков.

Ветер унёс потухшие энергетические частицы куда-то вдаль — кэйе казалось, что они тянут за собой из души печаль и тоску. Несут то ли в высокое небо, то ли в глубины старого города, хороня скорбь по прошлому в развалинах древней башни.

Это же… Нет, бред. У архонтов есть более важные дела, чем проводить рифмованный урок истории валяющим дурака детям. Но что-то в глубине души знало правду, пробуждая похороненную злобу на богов, оставивших его родину, превративших в пепелище его дом.

Зачем он это сделал? Зачем пришел? Почему, раз знал, откуда Кэйа, не уничтожил на месте? Боги жестоки, так почему этот медлит? В следующий раз Кэйа не попадется на эту уловку и узнает всю правду — или убьет этого архонта, если это обезопасит его и позволит выполнить своё предназначение. Ведь как-то же это можно сделать, верно?

Осталось только дождаться следующей встречи. Кэйа почему-то был твердо уверен, что она обязательно будет. 

Примечание

Можно сделать вид, якобы это что-то со смыслом?