Клео с самого детства понимал, что его довольно женственная для деревенщины внешность до добра не доведёт. Ещё и скоропостижно скончавшаяся после родов мать успела поиздеваться и нарекла идеально подходящим для насмешек девчачьим именем. Хотя, учитывая нравы местной ребятни, любое другое имя было бы столь же подходящим.

Дело всё-таки было в самом Клео. Чёрные шелковистые волосы, несмотря на короткую длину, и миловидное личико, несмотря на извечный недовольный прищур, вызывали в каждом приезжем, идущем вдоль торговых рядов, желание задорно свистнуть, окликнуть приторным словечком, подмигнуть с похотливой улыбкой или ещё каким-либо способом выразить свою недалёкость. Набрать же массу для придания своей внешности большей мужественности у Клео не выходило в силу слабого здоровья, а грубая белая рубаха вместо расшитого платья почему-то не вызывала ни у кого вопросов.

Впрочем, жалеть себя было поздно. Стоило попытаться вспомнить что-нибудь приятное. К примеру, полученный от жалостливой торгашки кусочек шоколада, который Клео успел съесть незадолго до того, как его схватили. Или купленный позавчера за бесценок в соседней деревне браслет, который даже жалко было на прилавок выставлять. Так и остался он на запястье болтаться.

Приятное, приятное… Небо. Небо было красивым. Лёгкие облака на фоне алеющего заката выглядели волшебно. Закат так-то был один из немногих развлечений, доступных Клео. Сколько бы ни смотрел — никогда не надоедало. Стоило полюбоваться небом у речки, с обрыва, куда он по вечерам обычно и приходил.

Если бы, конечно, Клео не был привязан к стволу огромного ясеня и если бы каждый угасающий луч не означал приближение неминуемой гибели.

Клео в очередной раз дёрнулся, но верёвки были настолько крепкими, что ему дышать было трудно, не то что двигаться. Неужели так он и умрёт? Жил себе двадцать лет — а теперь оставлен на растерзание какому-то чудищу. Лесному хранителю, чтоб его. Хотя куда вероятней было, что Клео разорвёт стая волков — к суеверным россказням про духов он относился скептически. Даже если этот некий хранитель и существовал, то не мог же он быть настолько туп, чтобы спутать Клео с девушкой. Иначе какой он хранитель, раз ничем не лучше среднестатистического выпивохи?

Клео откашлялся — посадил голос, пока пытался вразумить крестьян, — и что есть мочи заголосил:

— Помогите! Помоги-ите!

Ответом ожидаемо послужила тишина. Отдышавшись, Клео собрался снова закричать, но вдруг краем уха уловил шорох. Замолкнув, он прислушался. Спустя минуту-две послышалась тихая зловещая усмешка:

— Всё ещё надеешься, что кто-то пр-р-идёт к тебе на помощь?

Клео выдохнул. Так всё это было глупым розыгрышем? Он напряг память, но не смог вспомнить никого с похожим голосом. Может, кто-то не из местных? Обиделся, что его отшили и решил отомстить?

— Слушай, — раздражённо начал Клео, — если это шутка, то мне совсем не смешно. Очевидно, произошло какое-то недоразумение. Давай ты меня развяжешь и мы спокойно поговорим, идёт?

— С чего я должен слушать тебя, нахальная девчонка?

Клео мысленно закатил глаза. Ну точно обиженный мужик. С такими нужно быть осторожней — хрупкое эго компенсируется склонностью к неразумным и опасным для жизни окружающих решениям.

Но, прежде чем Клео успел придумать, что сказать, земля затряслась — что-то прыгнуло и приземлилось прямо перед ним. От неожиданности Клео икнул.

Наверно, кусочка шоколада после долгого рабочего дня всё-таки было недостаточно и от голода у него начались галлюцинации. А как ещё можно было объяснить тот факт, что перед ним стояло, сверкая жёлтым глазами, громадное волкоподобное существо с густым серебристым мехом и витиеватыми оленьими рогами?

Клео нервно захихикал, затем начал хохотать в голос, а после того, как воздуха стало критически не хватать, — отрубился.

Запахло шерстью и сырой землёй. Клео почувствовал, как ударился головой, но не сильно — его уложили на что-то мягкое. Шею защекотало. Клео хотел отмахнуться, но, окончательно проснувшись, замер и зажмурился. Сердце забухало в грудной клетке. Где он оказался? В пещере, что ли? Теперь щекотало живот, но Клео сдержался и не шелохнулся. Может, зверь поймёт, что тот не представляет собой ничего интересного, и уйдёт на охоту. Тогда-то Клео выберется отсюда и свалит как можно дальше от деревни. В портовый город, о котором как-то слышал от купца, к примеру…

Зверь, кажется, отпрянул и фыркнул — Клео обдало тёплым воздухом.

— Странно…

Клео напрягся. Что странно?

— Стр-р-анно…

Клео осмелился приоткрыть один глаз. Застывшая перед ним волчья морда оскалилась. Волчара отпрыгнул, а затем, будто взбесившись, начал скакать на месте, сотрясая пещеру и оставляя на земле и камнях глубокие борозды от когтей. Клео испуганно подорвался, но после очередного толчка упал на колени.

— Как вы… — хранитель подпрыгнул, — как вы посмели… — Клео вдруг осознал, что с каждым прыжком волк становился всё крупнее и крупнее. Когда рога начали задевать высокие своды пещеры, он взревел: — Как вы посмели меня обмануть?!

Ну вот. Теперь Клео точно умрёт. А потом и вся деревня, которая додумалась подсунуть духу какого-то мужлана вместо хорошенькой девственницы. Урожая им, видите ли, хорошего захотелось…

От поднявшейся в воздух пыли и взявшегося из ниоткуда сизого дыма Клео закашлялся. В голове его мелькнула безумная мысль: под шумок можно было попытаться найти выход. Но, прежде чем он смог подняться на едва слушающиеся ноги, дымовая завеса рассеялась. Клео второй раз за вечер икнул.

Человек перед ним — человек ли? — выглядел величественно, пугающе и, если быть честным, привлекательно. Таких красивых черт лица Клео видеть ещё не доводилось. Несмотря на длинные платиновые волосы, с противоположным полом мужчину спутать было невозможно. Верхнюю часть тела скрывала шикарная меховая накидка, однако сомневаться в его натренированности и крепости не приходилось. А что за рост! Высокие сапоги и облегающие брюки лишний раз подчёркивали выдающиеся природные данные незнакомца. Клео, стоя на коленях, почувствовал себя букашкой, что посмела попасться на пути гордого хищника.

— Склони голову пред Витарром, хранителем сих земель, человечишко.

Клео бы с радостью, честно, — только вот его словно парализовало. Сил хватило лишь на то, чтобы прикрыть рот. Мужчина присел на корточки, протянул обтянутую шёлком руку — а запонки-то жемчужные! — и, чуть царапнув кожу когтем, взял Клео за подбородок.

— Ты испытываешь моё тер-р-пение. Жизнь, что ли, недорога? Впрочем, тебе всё равно скоро придётся с ней попрощаться…

Клео вздрогнул.

— У меня не было намерения вас обмануть, — заворочал он онемевшим языком, что под пристальным взором светившихся в полумраке глаз выходило с трудом, — господин Витарр.

— Тогда почему обманул? — усмехнулся тот будто бы добродушно. Пальцы его, державшие подбородок, разъехались в разные стороны, остановившись на впадинах за ушами. Клео чувствовал: одно неверное движение, и ему вспорют глотку.

— Я… стал жертвой обстоятельств.

— Каких обстоятельств?

Клео вдруг вскипел. Каких обстоятельств? Ему начать с самого детства, когда все отказывались играть с «девчонкой»? Или с подросткового возраста, когда каждый второй считал своим долгом проверить, нет ли у Клео груди? Или всё-таки с недавних приставаний и постоянно пополняющейся коллекции глупых шутеек?

— Урожай в нашей деревне в последние годы неважный. Жители решили, что пришло время сделать вам… подношение, — стиснув зубы, пробурчал Клео. — Однако девушек на погибель было жаль отправлять — их в окрестностях и так мало осталось. Рассудили, что мелкий продавец безделушек вроде меня всё равно никакой ценности не представляет, так пусть хоть умрёт достойно. Замотали меня в плащ, чтобы сразу себя не выдал, да к дереву привязали…

Плаща, кстати, нигде видно не было. Видимо, по дороге потерялся.

— Вот как, — кивнул Витарр. Он напоследок скользнул когтями по коже, поднялся и задумчиво прикрыл глаза. — Хорошо. Я исполню их желание и приму жертву.

— Их желание?.. Они тебя обманули! Кто уж тут заслуживает предсмертное желание — так это я!

— Справедливо, — согласился после небольшой паузы хранитель. — Я дам тебе умереть быстро и безболезненно.

Яростно втянув носом воздух, Клео резко поднялся.

— Да почему я вообще должен по их прихоти умирать? — закричал он. — Чем они заслужили? Разве они имеют право решать чужую судьбу?!

Витарр с каменным лицом наблюдал за Клео. Это разозлило ещё больше: да что этот меховой коврик о себе возомнил вообще?

— Знаешь что? — Клео ткнул Витарра пальцем в грудь. Тот, не ожидав такой наглости, отшатнулся. — Знаешь что? Знаешь?

Хранитель покачал головой, выглядя отчасти заинтересованным.

Клео понимал, что умрёт при любом раскладе. Даже если волчара сжалится и отпустит его, выжить посреди ночи в чаще леса шансы невысокие. И в свою деревню, и в любую близлежащую Клео путь был закрыт — его там все знают. Как добраться до города он понятия не имел. А если уж Клео было суждено умереть, то сделать это стоило, взяв от жизни всё. Удавалось ли кому-то узреть хранителя леса? Естественно. Удавалось ли кому-то возлечь с ним? Вероятнее всего — иначе зачем ему хорошенькие незамужние девушки. Удавалось ли кому-то склонить его к мужеложству? Сомнительно.

Ну и не мог ведь Клео умереть девственником!

— Ты меня трахнешь, — выпалил Клео. — Да не просто трахнешь, а так, что мне понравится.

— Но ты ведь парень, — оторопел Витарр. Отразившееся, пусть и ненадолго, на его лице замешательство значительно подняло Клео настроение.

— И?

— Дерзости тебе не занимать, малец. — Хранитель ухмыльнулся и шагнул навстречу Клео. Тот инстинктивно отступил. А кто не отступил бы, если бы на него вдруг двинулся двухметровый волк в человеческой шкуре? — Уверен, что это то, чего бы ты хотел?

— Д-да… — продолжив пятиться, ответил Клео.

— Бойся своих желаний, — шепнул Витарр, прежде чем его широкого раскрытая пасть — такие зубы только в пастях бывают! — сомкнулась на тонкой шее. Вернее, так и не сомкнулась — клыки лишь слегка надавили на кожу. Клео сглотнул и тут же почувствовал, как кадыка коснулся горячий язык.

Это отчасти… возбуждало.

— Ты др-р-ожишь, — заметил мужчина, подняв голову. — Неужели наш птенчик испугался? Или, может…

— Ты мне просто шею обслюнявил, — прервал его Клео. — Чего тут бояться?

— Вы, люди, совсем не умеете быть честными с собой.

Не успел Клео пикнуть, как очутился на медвежьей шкуре, что оказалась прямо за его спиной. Сперва он опешил, но потом решил, что гнуть свою линию нужно до конца, тем более что до конца осталось не так уж и много.

— Она пыльная.

Витарр недоумённо свёл широкие брови. Затем, тихо рыкнув, подхватил Клео под задницу и, удерживая одной рукой, дунул со всех сил, чуть не сдунув и саму подстилку. Убедившись в её чистоте, опустил Клео обратно и победно улыбнулся, как бы говоря: видел, как могу, а?

— Выпендрёжник, — выдавил Клео.

— Кажется, кто-то не так понял мои слова о честности, — покачал головой Витарр.

Он опустился на колени, но, заметив, как напрягся Клео, ловко перевернул того на живот.

— Я люблю, когда меня боятся, — шепнул Витарр, — но тебе нужно расслабиться. Иначе у нас ничего не выйдет и мне придётся сразу тебя съесть.

И тут же прихватил зубами за ухо. Клео вмиг покрылся мурашками. Было страшно — лишь безумец без инстинкта самосохранения оставался бы спокоен, когда челюсти, что легко могли перекусить хребет, смыкались на самой чувствительной и беззащитной части тела. Клео безумцем не был, зато, кажется, был извращенцем, — ведь он едва сдержал стон.

Чужой язык тем временем прошёлся по кромке уха туда-сюда, заглянул в раковину и остановился под мочкой. Затем Витарр ткнулся холодным носом куда-то в затылок.

— Вкусно пахнешь.

— Мыло… — выдохнул Клео. — Лавандовое.

— Не мыло, — возразил хранитель, поводив носом по коже, — ты. Так бы и…

Клео ойкнул — на шее точно останется след от укуса. Хотя какая уже, впрочем, разница…

— И как я должен расслабиться, если ты меня загрызть пытаешься? — проворчал Клео.

Вместо ответа Витарр коснулся всё ещё горящего места губами. Сухие, но мягкие. Клео не мог даже представить, чтобы хранитель, вселяющий всем своим видом почтительный страх, целовал кого-то — и уж тем более самого Клео. Какое же у него сейчас выражение лица? Расслабленное, сосредоточенное? Закрыты ли глаза? Его-то зрение наверняка приспособлено к темноте… Клео покосился в сторону — солнце уже село, но светлые волосы хранителя, закрывавшие обзор, всё ещё были различимы.

— Хочу видеть…

— М-м?

— Хочу видеть тебя, — как можно твёрже, но безразличней отчеканил Клео. Чтобы Витарр ни в коем случае не догадался, что тот сгорал от любопытства.

— И где твоя страсть, где романтика?.. — вздохнул Витарр.

Он поднялся во весь рост, снял меховую накидку и протянул перевернувшемуся на спину Клео:

— Подстели. Мягче будет.

На накидке хранитель не остановился и принялся расстёгивать пуговицы на блузе цвета слоновой кости. Клео, отведя взгляд, поинтересовался:

— Это волчья шерсть?

— Что, больше не хочешь меня видеть? — Витарр, оставшийся в одних брюках — сапоги он тоже успел стянуть, — опустился и положил ладони на колени Клео. Скользнул выше, по пути как бы невзначай перебрав пальцами в низу живота, едва не лёг на Клео и тихо ответил на прозвучавший ранее вопрос: — Не просто волчья — моя шерсть.

Клео ожидал, что сейчас его вновь укусят за ухо, но вместо этого Витарр потянул за плетёный пояс и, устроившись у Клео на бёдрах, многозначительно приподнял брови. Клео вспыхнул — всё-таки его тело не шло ни в какое сравнение с тем, что он видел перед собой, — но всё же стянул рубаху.

Одного Клео не учёл: на него тоже будут смотреть. Очень внимательно. То прищуривая, то широко раскрывая глаза. Шумно втягивая носом воздух и облизывая губы. Но, к удивлению, совершенно беззлобно.

С полминуты они смотрели друг другу в глаза. Наконец моргнув, Витарр взял в руку ладонь Клео и поднес ко рту.

— К сожалению, не могу сказать, что я не кусаюсь, — с иронией произнёс он. — Но могу тебя уверить, что делаю я это весьма пр-р-иятно.

Если бы Клео нужно было одним словом описать, как сейчас выглядел Витарр, то это, как ни странно, было бы «нежно». Хотя когти от вен отделяла лишь тонкая кожа, а острые зубы обхватили фалангу среднего пальца, Клео вдруг успокоился. Страх сменился лёгким волнением. Какой бы дикой ни казалась ситуация, в которую он попал, всё, что ему оставалось, — насладиться последними часами жизни и довериться своему будущему убийце. Вообразить, будто хотя бы на пороге смерти Клео смог стать кем-то большим, чем никому не нужным отщепенцем, полжизни проведшим за прилавком.

— Красивый браслет, — заметил Витарр, поцеловавший запястье рядом с нанизанными на шнурок необработанными камнями бледно-розового кварца.

— Можешь взять, — улыбнулся Клео. — На память.

— Тебе больше идёт, — возразил Витарр. — Да и как уж я могу такое забыть…

— Сколько тебе лет? — вдруг спросил Клео. Наверняка ведь хранителю было не одно столетие, раз легенда о нём передавалась из поколения в поколение. Как много он помнит и как много из его памяти навсегда стёрлось? И как долго он будет помнить об этом нелепом случае, когда ему в жертву принесли какого-то надоедливого сумасбродного юношу?

— Слишком много, чтобы считать. — Витарр потряс головой. — Не о том думаешь, малец.

Он вдруг оказался слишком близко. Так близко, что можно было рассмотреть его ресницы — они оказались того же серебристого цвета, что и волосы. Клео, перестав даже моргать, ждал. Вернее, учитывая непредсказуемость хранителя, надеялся.

Надеяться пришлось долго. Витарр продолжал безмолвно пожирать его взглядом и обдавать тёплым дыханьем. Пахло травами — то ли полынью, то ли шалфеем. Клео втянул носом воздух и закрыл глаза. Затем положил ладонь на шею Витарру и, удостоверившись, что конечность ему никто отгрызать не собирается, притянул к себе.

Хранитель тут же оживился, позволив, впрочем, Клео вести поцелуй. Рука его оказалась на бедре, потом выше, ещё выше — и вот пальцы, огладив поясницу, нырнули под ткань брюк.

И тут же вынырнули. Клео приоткрыл глаза. И не зря — Витарр, отстранившись, сунул два своих пальца в рот. Выглядел он при этом так эротично, что любая жрица любви позавидовала бы. Клео, завороженный этим зрелищем, даже не обратил внимания, как оставшуюся на нём одежду потянули вниз.

— Расслабься, — шепнул Витарр. Клео, напротив, напрягся — до него в полной мере дошло, к чему шло дело. — Ну же. — Он оставил на шее Клео несколько обрывистых поцелуев. — Если бы хотел сделать тебе больно, то давно сделал бы, поверь.

— А когти…

— Убрал, — лаконично ответил хранитель, видимо, полагая, что и здесь Клео должен был поверить на слово.

Витарр не соврал — когтей не было. Как и не было больно. Было непривычно, жарко и немного щекотно из-за длинных серебристых волос, касающихся голой кожи. Клео прижался к Витарру. Тот поцеловал куда-то ниже виска и начал двигать пальцами быстрее и глубже.

Потом замедлился, чуть ли не остановившись, и вновь нарастил темп. Когда же Клео думать забыл о том, что он был в непонятной пещере с незнакомым мужчиной посреди дремучего леса, стало как-то пусто. А затем — полнее, полнее и полнее. Клео попытался выровнять дыхание, но получалось с трудом. Ногти впились в бледную спину Витарра.

Больно всё ещё не было — просто это не было похоже ни на что из того, что когда-либо испытывал Клео. Интересно, как люди это называют? Есть ли вообще для этого подходящее слово?

Витарр не дал Клео времени на размышления — поцеловал настолько глубоко, насколько смог. Осмелев, Клео прошёлся языком по чужим клыкам. Витарр, кажется, воспринял это как призыв к ещё более активным действиям и задвигался так, что голос Клео эхом отскочил от стен. Это смущало — впрочем, не больше, чем осознание того, что происходящее ему нравилось.

Нравилось ощущать себя частью чего-то, ощущать себя нужным кому-то, пусть и ненадолго. Нравилось кожей чувствовать тепло чужой кожи. Нравилось, как Витарр растягивал удовольствие, как мягко водил рукой, как он то страстно, то нежно целовал, как аккуратно обращался со своими зубами и когтями. Словно ему было не всё равно.

— Убей, — шёпотом попросил Клео, отчасти надеясь, что его попросту не услышат. — Убей, пока мне хорошо.

— Убить? — удивлённо переспросил Витарр, от неожиданности замерев. — Тебе настолько хочется умереть?

— Какая разница, чего я хочу… — пробормотал Клео.

В этот раз хранитель не ответил. Только внимательно и серьёзно посмотрел на Клео. Лицо Витарра, хоть и плохо различимое в сумраке, было прекрасным. Словно какой-то искусный скульптор на протяжении долгих лет старательно работал над его чертами. Клео осторожно коснулся гладкой щеки. Витарр взял протянутую руку в свою и опустил веки. Клео, бросив последний — вероятно, самый последний — взгляд на крепкое, но аккуратное белое плечо, выпирающиеся ключицы и серебрящиеся волосы, последовал примеру хранителя.

Тело натянулось словно струна. Каждое касание чувствовалось так ясно, как никогда раньше, и мурашками отдавало по коже. В ушах зашумело, а в лёгких резко стало не хватать воздуха.

Клео ждал. Его поцеловали в лоб, погладили по голове и крепко прижали к себе, а он всё ждал, пока приливающее волнами удовольствие сменится болью. Когда же дыхание восстановилось, а сердце пришло в какую-никакую норму, Клео открыл глаза.

— Почему? — только и спросил он.

— Неужели ты действительно думаешь, — хитро улыбнулся Витарр, — что я собирался убить столь беззащитное хрупкое созданье? Я, может, и хищник, но не изверг.

В голове у Клео стало пусто. Он завозился, но Витарр лишь крепче прижал его к себе и, положив голову ему на грудь, скорее попросил, чем приказал:

— Лежи.

Клео затих. Затем шёпотом уточнил:

— Ты правда не будешь меня есть?

— Правдивее некуда, — зевнув, заверил хранитель.

— Тогда зачем всё это было?

— Люблю я людей на досуге пугать. Хотя обычно они слёзно умоляют их отпустить, а не… — Витарр красноречиво замолчал. — Понравилось-то?

Клео смущённо промолчал, вспомнив выпаленную на эмоциях фразу. Зато Витарр и не думал отступать. Потёршись щекой о чужую кожу, он вкрадчиво повторил:

— Понр-р-авилось? М-м?

Вместо ответа Клео обхватил лицо хранителя ладонями и, извернувшись, поцеловал. Затем вновь затих в его объятиях. Мысли постепенно возвращались в голову. Спустя несколько минут раздумий Клео, кашлянув, заговорил:

— Знаешь…

Витарр прислушался.

— Тебе же здесь наверняка одиноко? Кругом одни дикие звери… — И, прежде чем хранитель успел что-то сказать, Клео предложил дрогнувшим голосом: — Я бы мог остаться на какое-то время. Составил бы тебе компанию.

Когти, пройдясь вверх-вниз, аккуратно огладили позвонки. Остановились — и тёплая ладонь легла на поясницу.

— Потом только не жалуйся, — усмехнулся Витарр. — Волки бывают о-о-очень ненасытны.

Клео фыркнул. Как будто он был против.