14 мая, 2010 год. Портраш, Бюро паранормальных исследований и обороны.

Нуада проснулся на полу той же камеры. Всё же это был не сон, а так хотелось… Он сел и оглядел комнату в поисках возможного выхода: дверь напрочь закрыта, никакого намёка на окна или люки, вентиляции в стене были настолько узкими, что пройти туда могла разве что ладонь.

Нуада ударил кулаком по стене и прислонился к ней.

— Так не может закончиться. Не может…

— Послушайте! Если вы дадите мне ещё немного времени — я улажу всё с вашим правительством.

Женский голос доносился по ту сторону стены. Нуада прислонился к двери и прислушался.

— Мисс Бирн, мы уже обсудили это. Согласно правилам, при перемещении объектов, находившихся вместе на одном происшествии…

— Да-да-да, они должны находиться вместе постоянно, чтобы предотвратить потерю улик. Но может вы всё же дадите мне время?

— Время на что? Это ни будущий агент, ни объект для изучения. Зачем он вам, мисс Бирн?

— Зря вы так, об объекте для изучения, — вошёл в разговор третий голос, — он хотел уничтожить человеческую расу, нам была бы интересна его психология.

— Я рад за вас и ваши интересы, а теперь дайте моим людям выполнить свою работу.

Голоса затихли на несколько секунд, затем из окошка в двери вылетела маленькая сфера, из которой тут же с громким шипением начал выпрыскиваться газ. Горло Нуады охватила сильная одышка, она не оставляла его до тех пор, пока он не повалился на пол и потерял сознание.

***

Май, 2010 год. Трентон, Бюро паранормальных исследований и обороны.

Нуала несколько дней не выходила из комнаты. Первые пара дней после воскрешения были несколько затуманенными, в принцессе горел огонёк энтузиазма и интереса к жизни организации, но затем выяснилось, что сюда же определили и её брата. После того, как он начал телепатически общаться с ней, начался моральный ад.

Нуала вспомнила об отце, о рынках, друзьях, утраченных мелочах, которые сопровождали её ежедневно и полное осознание того, что их уже не вернуть. Здесь повсюду были незнакомые люди, непривычные тона, ритм жизни и её уклад были совсем другими, одежда открытая и неудобная. Да, это не было концом света, к этому можно было привыкнуть. Но одна мысль о том, что отца, того, с кем она была неразлучна несколько тысяч лет, того, кто был для неё примером, учителем и наставником, всегда готовым подать руку помощи, утешить и ответить на любой вопрос больше нет, приводила её в шок.

В связи с этим ей дали две недели на адаптацию и предлагали сеансы с психологом, от второго она отказалась, так как у неё уже был психолог — Эйб старался заходить как можно чаще. Из-за большого количества вызовов и работы в самом Бюро таких встреч было немного, проходили они в тишине с негласным обменом мыслей, иногда с перерывами на секс. Эти встречи ей заметно помогали и постепенно вытаскивали из небытия. Эйб рассказывал о Бюро и агентах, о том, над чем здесь можно поработать. Порой это казалось принцессе просто предлогом для того, чтобы иметь возможность обнять её и почувствовать, что она живая.

Как было ни странно, Сапиен всё время осторожничал, стеснялся своих жабр и перепонок. Нуалу это даже забавляло, ей и самой было неудобно из-за вездесущих шрамов и эти маленькие комплексы делали их наоборот, ещё более близкими и совершенными в глазах друг друга. Это и сказывалось на их поведении, где в акте близости они скорее походили не на двух взрослых, а на подростков, которые шалят в спальне у родителей.

Они и сами смеялись над этим фактом, а принцессе это ненароком напоминало то, о чём она уже давным-давно боялась вспоминать.

***

1651 год до нашей эры. Бетмора.

— Ахеец?

— Да, ваше величество. Он целитель среди рабов и требует вашей аудиенции уже который день.

— Раб требует? — Балор улыбнулся, — что ж, дай мне посмотреть на него.

Надсмотрщик подал знак и двое стражников начали открывать массивные двери, ведущие в тронный зал, обрамлённый золотом и растительностью, всюду виднелись побеги Айглина, что обвивали колонны, два широких корня вздымались и обвивали друг друга до самого потолка по обе стороны трона, что возвышался на трёх круглых платформах, напоминающих лестницу. Всюду падали золотистые листья и пленительно пахло свежей смолой.

Масштаб зала был настолько огромен, что маленький человек, вошедший туда в кандалах и под конвоем двух стражников, чувствовал себя зёрнышком в поле высоких золотых колосьев. Раб поднял голову, чтобы найти потолок в этой бездонной комнате, но тут же получил оплеуху, рабам было запрещено смотреть на королевских особ. Стражники провели его на середину зала и поставили на колени. Ахеец тут же пал ниц перед королём, бренча кандалами.

— Ты осмелился просить моей аудиенции, раб? — Говорил Балор на греческом, без единой нотки высокомерия, — каково твоё прошение?

— Прошу прощения за эту дерзость, ваше величество, но в наших ночлежках становится всё холоднее, грызуны проедают стены и грызут нашу одежду, пока мы спим, некоторые отравлены пищей, которую нам дают, мы страдаем и погибаем от тяжёлых недугов. Я, как раб ваш и знахарь рабов ваших, осмелюсь просить о малом увеличении нашего благополучия, ибо мы не сможем выполнять свою работу, коли будем больны или мертвы.

Нуала впервые видела, как раб печётся о своих собратьях. Она сидела за вышивкой на одной из ступеней подле отца. Рабы выполняли мелкую работу в производстве оружия, в основном что-то таскали. Сама принцесса не видела, как они ведут себя, но брат рассказывал, что они были либо не в меру агрессивными, либо беспрестанно пресмыкающимися в надежде вымолить у надсмотрщика лишний съестной кусок. Этот же был словно золотой серединой между звеньями, его голос дрожал, но мысли свои он излагал внятно и… грамотно? Произнеся свою речь, он снова попытался поднять голову и опять получил удар стальной перчаткой.

Король поднялся с трона и неторопливо начал спускаться.

— А ты смел и умён, как я посмотрю, — все присутствующие эльфы недоумённо посмотрели на Балора, — знаешь своё место, но просишь большего.

— Лишь необходимого, ваше величество.

— Встань на колени.

Раб выполнил просьбу.

— Как твоё имя?

— Эрос, ваше величество.

Король опустил руку на голову раба и повернул её лицом к себе. Эльфов этот жест крайне удивил, он бы возмутил многих приближённых, если бы они присутствовали. Такое можно было приравнять к тому, если бы король намеренно сел в лужу.

— Скажи мне, Эрос, что ты хотел увидеть, подняв голову?

— Потолок…

Ответ значительно разрядил обстановку, вызвав у всех усмешку.

— И только? — Улыбаясь, спросил Балор.

— Да, ваше величество, — отвечал Эрос, уставившись в герб на груди короля и боясь поднять глаза выше, — ведь мой народ не возводит столь величавых строений.

— Это вовсе не строение, любознательный ахеец. Этот город — живое существо.

Балор задрал его голову практически горизонтально и Эрос увидел потолок.

— Поразительно, — вырвалось из уст раба.

Нуала тоже посмотрела в потолок, он действительно был очень далеко и фреска с изображением Айглина, которую она давно перестала замечать, была прекрасна. В это время Балор убрал руку с головы раба, чтобы дать ему маленький лучик света перед тем, как он уйдёт обратно, в царство боли и безнадёжности.

Эрос бегал глазами по огромной фреске, стараясь запомнить каждую деталь, чтобы унести с собой это чудесное воспоминание, словно пришедшее во сне.

Внезапно раба сильно ударили по лицу чем-то твёрдым. Он со вскриком упал в ноги стражников-воронов, что привели его сюда.

Удар был от рукоятки необычного копья.

— Кто посмел пустить раба во дворец? — Раздражённо спросил Нуада, убирая копьё за спину.

— Я позволил, — ответил Балор, махнув стражникам рукой, чтобы они увели Эроса.

— Как ты мог это допустить?! Ты лучше меня знаешь, на какие коварства они способны. Во рту и складках одежды он мог пронести всё, что угодно!

— Не гневайся, брат мой, — Нуала подошла к брату и взяла его за руку.

— Я лишь боюсь за вашу безопасность… — сказал он, взяв её вторую руку.

— Безопасность? — Усмехнулся Балор, поглаживая листву на одной из колонн, — рабы голодны и немощны, у них нет ни сил, ни шансов, чтобы кому-то из нас насолить. Кстати, ты давно глядел на потолок?

Нуала усмехнулась.

— Да что с тобой стало? Десяток лет назад ты бы убил его за одно только слово, обращённое к тебе.

— Знаешь, сын мой, порой война длится так долго, что отбирает наше милосердие, мы забываем о созидании, привыкнув разрушать. Ты должен понять это и не давать войне себя поглотить.

Маленькая веточка обвила руку короля, на ней тут же распустился цветок и она плавно отсоединилась от древа. Это считалось проявлением некой родительской любви Айглина.

Балор подошёл к своим детям и протянул веточку принцу.

— Посади.

Нуада закатил глаза:

— Отец.

— Когда ты в последний раз что-то садил, Нуада? Когда что-то создавал, кроме оружия? Это такой же мой приказ как те, что ты выполняешь на поле боя.

Принц вздохнул, протянул руку и веточка плавно перешла к нему. В детстве они с сестрой часто садили ветви Айглина, Балор их приучил, но с каждым годом эта привычка угасала, а в годы войны и вовсе было не до этого. Нуада считал это лишь тёплым пережитком детства и не более, сейчас у него было полно других дел.

— Я заметила пустую полянку в восточной стороне сада, — дала подсказку Нуала.

— Значит, сейчас она зацветёт, — Нуада попытался улыбнуться сестре, но выглядело это довольно натянуто. Принц удалился из зала.

— Я волнуюсь за него, чувствую, что он слишком погружён…

— Он поймёт, дитя моё, ваше поколение застало много вражды, вскоре этому придёт конец — Золотая армия почти завершена.

***

Нуада нашёл ту самую полянку. Он вырыл маленькую ямку и опустил туда руку. Веточка аккуратно пускала корни в землю, сходя со своего временного местоположения. В это время вокруг принца сад источал пленительные ароматы, пели эндемичные птицы, где-то сновали торопливые пчёлы и маленькие крылатые существа, что ухаживали за растениями.

Как же давно принц не был здесь. Возможно, отец в чём-то и прав — его сын слишком увлёкся враждой, но Нуада думал о другом.

— О Айглин, неужели отец стал снисходить к ним? Впереди ждут великие сражения, которые покончат с человечеством, а он впускает человека в святую святых, улыбается ему и позволяет поднять голову. Что на него нашло?

В это время веточка уже вросла в землю и превратилась в росток. Она обвила палец Нуады словно руками, пытаясь отвлечь его от грустных мыслей. Принц усмехнулся, но тут же посерьёзнел.

— Чтобы это ни было, я не позволю этому расти. Золотая армия поставит всё на свои места…

***

У Нуалы день прошёл быстро, так же он и перетёк в ночь. Свеча на столе уже догорала, а книга не спешила заканчиваться. Сообразив, что уже перевалило за полночь, принцесса взяла тяжёлый талмуд и понесла его в библиотеку.

Нуала быстро отыскала нужную полку, положила книгу и, зевнув, уже собиралась уходить, но вдруг почувствовала чьё-то присутствие. Это не было существом из её мира, неужели сюда пробрался человек? Она пошла вглубь библиотеки и увидела свечение на дальней стене, приблизившись, услышала шёпот. Заглянув за книжную полку она увидела Эроса, сидящего на полу с подсвечником и книгой. Он пытался выговорить слово на эльфийском, но из раза в раз у него это не получалось.

Нуала растерялась. Человек сидит в королевской библиотеке! По идее она должна сообщить об этом страже, но это будет для него смертным приговором — любой стражник имеет право убить человека на территории Бетморы без приказа короля. Хотела ли она смерти Эроса? Но ведь он не представлял ровным счётом никакой опасности, просто сидел и пытался выговаривать буквы из словаря. Принцесса не нашла ничего лучше, чем сказать вслух правильное произношение.

Эрос замер, приметил Нуалу краем глаза и пал ниц резко развернувшись. Он пытался оправдаться срывающимся голосом, но принцессу больше заботило то, как он мог сюда попасть:

— Что ты здесь делаешь?

— Прошу, не убивайте!

— Если будешь кричать, то стража точно услышит. Как ты сюда пробрался?

— Я… забрался по растениям.

Весь город со всеми его сооружениями оплетал Айглин и множество вьющихся растений, забираться по ним действительно не составляло труда.

— А стена, что отделяет Бетмору от города? По ней тоже?

— Да.

— Но ведь там всюду караульные.

— Они… не отличаются бдительностью…

— То есть? — Она села на колени и тронула раба за плечи, давая знак подняться.

— Многие спят, когда я перебираюсь через стену, — даже сидя на коленях он упорно опускал голову вниз, боясь взглянуть на собеседницу.

— Так ты здесь не первый раз?

Эрос судорожно вздохнул.

— Расслабься, никто не собирается тебя убивать.

Нуала отвлеклась и взяла книгу, которую пытался читать раб. Это действительно был словарь.

— Ты учил эльфийский?

— Лишь пытался. Если вы не считаете это посягательством на вашу культуру…

Принцесса усмехнулась.

— Вовсе нет. Почему ты решил рисковать из-за этого? — Она подала ему книгу.

Увидев перед собой словарь, он от удивления поднял взгляд, но тут же его опустил, с осторожностью приняв фолиант. Нуала увидела в этих глазах огонёк, а чуть повыше большую фиолетовую ссадину — принцессе стало даже стыдно за брата, зря он так жестоко поступил с ним.

— Я… — он снова запнулся, будто боясь сказать лишнее, — я раб большую часть жизни и мирясь с этим, пытаюсь брать хоть какую-то пользу из этого существования…

Он пережил много страданий, как своих, так и чужих, Нуала чувствовала его воспоминания. Вряд ли это хорошая тема для разговора, она вспомнила кое-что и решила его утешить:

— А ты впечатлил отца, — он снова поднял глаза, но на этот раз с недоумением, — завтра он прикажет утеплить землянки, в которых вы спите.

— Правда?! — Эрос заметно оживился, — это действительно сработало? Я… я даже не думал.

— Значит, ты не зря осмелился на это. Порой королям симпатичны такие как ты.

— В моих краях меня бы сразу казнили, — горько усмехнулся он.

Они говорили по нескольку часов и каждую ночь встречались в библиотеке. Она учила его эльфийскому, а он рассказывал о том, как живут люди. Эти встречи всё чаще были наполнены смехом и улыбками, которые постепенно сменились поцелуями и ласками.

Это было начало конца.

***

Май, 2010 год. Трентон, Бюро паранормальных исследований и обороны.

Внезапно заболели пальцы. Нуала посмотрела на руки и увидела как костяшки стремительно покрываются гематомами. Это Нуада. Наверное, снова бил стены своей камеры в припадках ревности, каждый раз назойливо напоминая о себе. Он всё знал и это приводило его в ярость, а она старалась уделять этому как можно меньше внимания, но всё же коварно улыбалась в душе и в то же время стыдилась этого.

Принцесса никогда не любила злорадства и презрения и проявление этих качеств словно говорило об измене своим взглядам. Всё же порой бывают случаи, когда волей-неволей в ней кипела ненависть и обида за то, что когда-то сделал с ней брат.

***

1648 год до нашей эры. Бетмора.

— Нет-нет-нет! Я не могу в это поверить! — Нуала заперла дверь в покои и плакала, сидя под ней.

— Прошу, сестра, не принимай это так близко к сердцу! Я ведь не ухожу навсегда, — Нуада стоял по другую сторону двери, пытаясь как-то успокоить сестру.

— Вернёшься? С новой войной? Уж лучше навеки не появляйся здесь!

Она была на пике отчаяния, одномоментно потерять свою семью, а затем узнать, что брат решил уйти в отшельники, было для неё мощнейшим потрясением, которое она едва переживала.

— Послушай, я понимаю цену твоей трагедии, но я не виновен в том, что события сошлись так скоро. Прошу, открой дверь, я не могу уйти, не простившись с тобой.

Подержав ладонь на двери, Нуала всё же отперла её и крепко обняла вошедшего брата.

— Не бросай меня… хотя бы сейчас.

— Ты знаешь — я не могу, — он обхватил руками её лицо, глядя глубоко в глаза, — но если я и вернусь, то к тебе.

Он прислонился меткой к метке, той, что высечена на переносице и передал сестре всё, что он к ней чувствует. Этот факт, что Нуада так тщательно скрывал долгие века одновременно осчастливил Нуалу и горько опечалил.

С одной стороны у неё всегда было ощущение того, что они созданы друг для друга, но с другой — весь его взгляд на мир и людей пропитан злобой и презрением, он никогда от этого не отступится, а что с ним сделает этот мир, когда он решит вернуться назад — эта картина была мрачной во всех вариациях и ни в одной из них она не хотела бы жить. А что скажет отец? Он никогда не примет инцеста в своей династии, кто знает, что придёт ему на ум после размышлений об этом, Балор этого не оставит и наверняка разъединит их с братом навеки.

Что дело до сегодня, когда они стояли, прижавшись друг к другу и утопая в неразрывном симбиозе мыслей и воспоминаний — соблазн был слишком велик. Она поцеловала его, он подхватил и обуянный страстью почти сразу спустился на её шею.

— Нуада, — она должна была взять с него обещание сейчас или никогда, — если ты вернёшься ко мне, то обещай, что войны не будет. Если явишься с ней, то я отвернусь от тебя.

В его глазах было сожаление и глубокая грусть. Она не хотела читать его мысли, наивно надеясь, что он ответит первое, но принц хоть и колебался, но всеми фибрами души стоял на своей позиции.

— Какое бы решение не было принято — я вернусь за тобой.

В этом голосе скорее слышалась угроза, чем оправдание надежды. Она боялась заглядывать в то, что твориться в его голове после, казалось бы, простой фразы. Принц направился к выходу.

— Нуада!

Он ушёл. Она не стала провожать его со всеми, поэтому просто смотрела на уходящий вдаль силуэт, который на много веков останется лишь печальным воспоминанием в её душе.

***

27 сентября, 2008 год. Бетмора.

— Прошу брат, не надо! — молила принцесса, пытаясь вырваться из рук Нуады, яростно срывающего с неё одежду.

— Ты ведь не опустишься до этого, — одной ладонью она накрыла его щеку, а второй попыталась погладить по голове, но он тут же одёрнул их и прижал к пыльным простыням.

— Я две тысячи лет ждал не за тем, чтобы уговаривать тебя, — он оторвал от платья лоскут и привязал к кровати её руку, — поверить не могу, ты ждала всё это время, а в итоге кинулась к первому встречному!

— Да, глупо было надеяться, что ты исправишься!

Он дал ей пощёчину и резко вошёл. Нуала никогда не чувствовала себя настолько униженной. Во что превратился её брат за этот огромный период времени, его и без того лишняя жестокость стала неистовым зверством. Когда мир был на грани, Нуада был в первых рядах, когда мир становился лучше, он предпочёл уйти, чтобы затем вернуться и разрушить его. К сожалению, Нуала прекрасно знала, что отступиться от своих идеалов его заставит лишь смерть последнего на Земле человека, до этого же момента он будет жесток и упрям во всех своих действиях.

— Я же люблю тебя, — говорил он почти сквозь зубы, прислонившись к её лбу, — как ты не понимаешь…

Это продолжалось долго и мучительно, нежность перемешивалась со вспышками ярости, пощёчины с поцелуями и всё это приправлялось непрерывным и глубоким чтением мыслей, не говоря уже о сношении. Из-за такого «букета» их обоих затошнило, сознание превратилось в отвратительную переваренную кашу и Нуада наконец решил закончить.

Принц вышел из комнаты, оставив сестру наедине с мутным состоянием.

Нуала уткнулась в подушку, которая уже была мокрой от слёз. Зачем боги так скверно поступили с ними? Они вынуждены терпеть друг друга до самой смерти, не способные причинить вред. Если брату это порой было даже в пользу, то Нуала тряслась от одного только упоминания об их связи.

Неужели это сделано просто так, по нелепой случайности? Отец говорил, что они родились сиамскими близнецами — срослись спинами. Лекарям удалось разделить их, чудом сохранив жизни обоим. Также многие говорили, что это плохой знак — будут жить в разладе, так как младенцы находились в утробе не лицом к лицу. Нуала не верила в это, но затем поняла, как же она ошибалась. Их нежные отношения в один миг превратились в хладнокровную вражду.

Принцесса опустила взгляд на пол. Брат оставил одежду, из-под ткани виднелся кинжал. У Нуалы в голове мелькнула мысль, которую она тут же «спрятала», что если эта связь не проклятье, а предназначение? Она быстро достала кинжал ногой и воткнула поглубже в перину, а ворох одежды отодвинула подальше, чтоб у принца было меньше поводов для подозрений.

«Что ж брат, я приму свою судьбу, даже если она так горька».