Любое благое дело

Даби — чудом дожив до своих лет — знает, что любое благое дело бессмысленно и наказуемо. Положительная карма не существует. Нет никакого вселенского счётчика, который бы зачислял тебе баллы за все твои морально верные поступки. Нет. Вселенная злая сука и будет издеваться над тобой при любой возможности.

Именно поэтому Даби знал: всё же пойти на проклятую стажировку — ошибка. Он понятия не имеет, какие демонические силы всё же заставили его пойти не домой, а затолкаться в вагон метро и доехать до центра. Подняться на нужный этаж. Переступить порог.

Он что, правда надеется, что если снова станет лучше, отец вспомнит о его существовании? Да он же как устаревшая и начавшая лагать модель смартфона — годен только на переработку.

И вообще, никакое родительское внимание Даби не нужно. Он же не маленький.

В общем, у него было даже не ноль, а минус сто причин приходить на стажировку. Но вот он здесь. Стоит. Смотрит. А на него в ответ глядят две удивлённые пары глаз. И если к удивлению Жжения он был готов, то…

— А он, что здесь делает? — спрашивают Даби и Ястреб синхронно. Да, всё верно, прямо как в тупом комедийном фильме. Даби ненавидит тупые комедии, кстати.

— Стажируется, — отвечает Жжение на два вопроса сразу.

Молчание повисает гробовое.

Вероятно, появления Ястреба в агентстве отца стоило ожидать. Он же фанаточка Старателя, как никак. Ещё и отличник, перспективный новичок, хороший мальчик, лапочка, умничка. От таких не отказываются. Даби бы не отказался.

Ну в смысле на месте какого-нибудь про-героя, к которому Ястреб бы пришёл проситься на стажировку. А так-то нахер этот Ястреб не нужен со всем его блестящим образованием, огромным потенциалом, с его идеальными улыбками. С неидеальными, смущёнными или нагловатыми, с резкими ответами, с выдержкой, которую едва-едва удаётся расшатывать, с огоньками на дне хищных птичьих глаз — вот такой он… Да пусть тоже катится в пекло!

Даби сам не планировал оказываться на стажировке в агентстве у отца. Но после — кхм — неудач с другими агентствами, школьным советом было решено: стажировать Даби может только кто-то с огненной причудой, причём достаточно мощной. И дайте-ка подумать, какие у нас есть варианты?

Старатель или исключение.

Второй вариант кажется бесконечно заманчивым.

Всё что угодно по сравнению с отцом кажется бесконечно заманчивым. Даже Ястреб.

В смысле, блядь, нет, не кажется. В смысле не заманчивым. И не Ястреб.

— Да ладно, вы же одноклассники, сработаетесь, — беззаботно улыбается Жжение.

— Ага, — обречённо вздыхают Даби и Ястреб, снова хором.

— Смотрите, уже срабатываетесь!

«Да ни в жизнь» — думают они одновременно.

***

— Основной смысл стажировок — показать, что геройская работа, особенно если ты новичок, по большей части нудная и унылая, — говорит Даби, идя по улице и без особого интереса глядя по сторонам.

— Ты о чём? — переспрашивает Ястреб, чуть наклонив голову.

Не понимает? Серьёзно, что ли?

— Об этом, — Даби делает широкий жест рукой.

Взгляд Ястреба скользит из стороны в сторону, охватывает всю улицу, возвращается к Даби.

— Патрули — это скучно и времязатратно, — поясняет Даби, потому что до этого идеалиста, видимо, действительно не доходит.

Жжение, не став растрачивать на них своё драгоценное время, просто отправила их в патруль. На брошенный самым безразличным тоном вопрос Даби об отце ответила только, что он ужасно занят: при транспортировке в Тартар сбежал опасный злодей, которого Старателю едва удалось изловить, теперь приходится искать его снова.

Даби помнит это дело, по всем новостям передавали. Во время битвы разнесли полквартала, но в день поимки злодея Старатель даже выглядел довольным. Ещё бы. Все каналы наперебой кричали какой он крутой. А вот о том, что преступник сбежал, по ТВ не сказали. Зато теперь хоть понятно, почему отец почти дома не появляется (не то чтобы по нему там кто-то скучал), а когда появляется, ходит мрачнее обычного.

Но школьников никто ловить настоящего опасного злодея не отправит. В итоге они и киснут в унылом патруле.

— А, — расслабившись выдыхает Ястреб. — Не знаю, мне нравится.

— Что тут может нравиться? — Даби закатывает глаза. Ну правда. Этот оптимизм невыносим.

— Хорошо же, когда всё спокойно, — Ястреб пожимает плечом. — И хорошо, когда можно ходить, где хочется.

Он вдруг отсекается. Выходит почти незаметно, но фраза теряет плавность. Можно было бы не обращать внимания, но Даби слишком нечего делать, вот он цепляется.

— А что птичку не всегда отпускают свободно полетать?

Ястреб не меняется: ни в лице, ни в том, как он держится никаких изменений, он даже не сбивается с шага. Только янтарно-жёлтый, солнечный цвет становится до странного холодным.

— Я просто умею ценить мелочи, разве это плохо?

— Нет.

Но странно. Для любимого сына богатеньких родителей.

Даби снова хочется залезть ему под кожу. Найти, выцарапать наружу то тайное, холодное, жёсткое, что точно есть, что прячется под маской хорошего мальчика, правильного отличника, идеального будущего героя. Но если раньше хотелось показать это всем, то теперь — оставить себе. Сделать их общей тайной.

Может, окажется, что они похожи.

— А твой костюм, он правда с системой охлаждения или мне показалось?

Даби едва удерживается от глупого «что», глубоко уйдя в свои мысли. Ястреб чуть усмехается, заметив его растерянное выражение лица. Даби просто в отместку вместо ответа хватает его за запястье и ведёт руку под плащ, куда-то на уровень сердца.

Ястреб отдёргивается почти мгновенно, шипит, растирает ладонь, глазами недовольно сверкает.

— Там что фреон?

— Ну да.

— Как ты это выдерживаешь? — ошарашенно спрашивает Ястреб, всё ещё растирая ладонь.

Легко на самом деле. Он вообще холод почти не чувствует. Так же как Фуюми, Нацуо и мама. У него нет зимней куртки и тёплой одежды. Он носит что-то с рукавами, только чтобы прикрывать ожоги. Он может ходить по снегу босиком.

Но не может выдержать жара собственного огня без защиты.

— Я просто очень горяч, — самодовольно усмехается Даби.

— Ты что, флиртуешь со мной?

Блядь. Нет!

— Мечтай.

— Ты не в моём вкусе.

— Значит, у тебя нет вкуса.

— Все отвергнутые так говорят.

Этого придурка хочется прибить на месте. Он каким-то образом сумел отшить Даби ещё до того, как он признался. Даби, конечно, и не собирался ему ни в чём признаваться. Потому что не в чем. Но всё же.

Даби собирается красочно описать Ястребу насколько тот ему безразличен, но не успевает.

Кто-то кричит. Ястреб оборачивается за секунду до крика, словно предчувствует, словно знает всё наперёд. И красный вихрь перьев срывается с места мгновенно, несётся вперёд быстрее пущенных стрел.

Слышится визг тормозов, ещё чей-то вскрик скорее удивлённый, чем болезненный.

Перья Ястреба выносят выскочившего на дорогу ребёнка прямо из-под колёс машины. Возвращают в руки матери, ещё не успевшей до конца понять, что всё кончилось. Хорошо кончилось.

Она прижимает к груди, сына, оглядывается, пытается понять — кто? Хлопает дверца машины. Водитель подбегает к женщине, спрашивает, всё ли в порядке.

Ястреб тянет Даби за рукав.

— Пошли.

Говорит и улыбается так спокойно, как могут только те, кому только что было очень страшно, и вдруг отпустило.

Даби кивает, позволяет увести себя дальше, просто продолжить патрулирование. Идёт за Ястребом странно покорный, всё ещё ошарашенный тем, что тот так легко в перерыве между фразами успел спасти чью-то жизнь.

Ястреб держит Даби за рукав, и пальцы у него быстро начинают мёрзнуть, краснеть, но он всё равно не отпускает. Даби до странного мягко разжимает будто одеревенелую ладонь, стаскивает со своей перчатку, греет руку Ястреба своей.

Потом они расцепят пальцы. Потом они не заговорят об этом. Потом.

А сейчас у Ястреба спокойная, немного неверящая улыбка, болезненно напряжённый взгляд и безумно холодные руки. Сейчас от Ястреба так трудно отвести глаза. Сейчас Даби думает, что, возможно, ему всё же есть, в чём Ястребу признаться. Возможно, не любое благое дело бессмысленно и наказуемо.