Человек на сиденье для подозреваемых продолжал тарахтеть, когда Ким подъехал к разводному мосту и затормозил, ожидая, пока тот опустится. Электрокатушки Кинемы привычно завыли, а человек продолжал говорить — и не затыкался все двадцать три минуты, что занимала дорога до Большого Индустриального Порта. Хоть Ким и натянул ему мешок на голову, для верности закрепив на изоленту, он не стал заталкивать ему в рот кляп — и уже порядком об этом пожалел. Впрочем, сейчас уже было поздно что-то исправлять, и все, что Киму оставалось — стоически переносить эту трескотню остаток пути.

Ким вздохнул, прибавляя громкости радио.

У человека — он назвался Гарри Дюбуа, и хоть Ким и сомневался, что это его настоящее имя, ничто не мешало ему звать его так, — не было при себе удостоверения. Не было оружия. И одет он был, помимо прочего, в кожаную куртку с надписью «НАХУЙ МИР» на спине. Узкая сетчатая майка плотно обтягивала его весьма солидное пузо. На шее красовался массивный галстук-боло в виде латунного птичьего черепа. И этот человек, одетый как для вечеринки в одном из специфичных, но оттого лишь более душевных мест, что Ким посещал в пору бунтарской юности, вот этот-то человек хотел заставить Кима поверить, будто он — полицейский?

Кима подташнивало от одной мысли, что он и вправду ненадолго поверил в столь очевидное вранье. Хоть он и был наслышан о странностях 41го участка и его экстравагантных сотрудниках, подобное было перебором даже для них.

Не то чтобы Ким исключал возможность странного розыгрыша с их стороны. Если это и вправду был розыгрыш, то 41й напал не на того лейтенанта.

Мужчина выдал несколько фактов об РГМ, пока Ким, заковав его в наручники, обыскивал его карманы, а также какое-то запутанное объяснение своему появлению — что-то о Кимовой же ванной и о дыре. Он вообще много говорил. В том числе, тревожно много он говорил о самом Киме — кое-что было правдой, в основном то, что этому человеку знать не следовало. А что-то больше походило на бред сумасшедшего: например, то, что Ким познакомил его с гомосексуальным подпольем. Ким даже не был уверен, что ему это не послышалось в бесконечном потоке болтовни.

Он слишком много поставил на карту, чтобы оставить этого сумасшедшего просто так. Киму вообще не нравилось оставлять любые зацепки: все узелки должны быть подвязаны, ниточки — обрезаны, концы — в воду. Он не добился бы всего, что у него есть сейчас, если бы был не столь аккуратен.

Ким подъехал к воротам терминала W и кивнул знакомому охраннику. Тот нажал кнопку, открывая большие механические ворота, и отвернулся, намеренно не глядя на то, что находилось на заднем сидении мотокареты.

Он запарковался у заброшенного здания, заглушил двигатель, опустил ручник и вытащил из мотокареты дорожную сумку. Ветер, соленый и едкий, дул с океана, свистел среди разбомбленных зданий и доносил вонь гниющей рыбы с терминала для рыболовных судов чуть восточнее. Хоть сегодня в терминале W и кипела работа, в этом секторе не было ни души. Как и в здании, у которого он остановился, одного из многих включенных в проект «Возрождения Гавани», и до которых очередь так и не дошла. Просто бетонный сарай, покрытый почти равномерно птичьим пометом, да груды стройматериалов, что постепенно разрушали дождь и ветер.

Ким взял своего пленника под руку, помогая ему спуститься с высокой подножки Кинемы. К счастью, он хотя бы позволял себя вести, не пытаясь драться или бежать в наручниках и с мешком на голове. Это к лучшему: Ким не хотел, чтобы он навредил сам себе. По крайней мере, не раньше, пока Ким не сделает это сам.

Ким всегда думал, что выражение «заставить его говорить» слабо соотносится с сутью допроса. Например, этот вот человек говорил всю дорогу до порта, всю дорогу по порту, и сейчас, поднимаясь по полуобрушенной бетонной лестнице, продолжал говорить — но ничего хотя бы отдаленно полезного Ким не услышал пока. Суть допроса не в том, чтобы заставить заключенного говорить, а в том, чтобы заставить их озвучить необходимую информацию.

Крепко держа его за предплечье, Ким подвел его к стулу, привинченному в центре одной из комнат, и силой усадил на него.

Мужчина был очень крепкого сложения. От него слабо пахло потом, и кожанка скрипела, когда он ерзал на стуле. Он крутил головой, пытаясь хоть что-то разглядеть в тусклом свете, что пропускал холщовый мешок на его голове.

Ким вытащил моток изоленты из кармана, и, придерживая мужчину за плечо, подцепил зубами ее краешек. В несколько оборотов он плотно зафиксировал его торс к спинке стула, а лодыжки — к ножкам.

— Сейчас я срежу с тебя мешок. И лучше бы тебе помолчать.

Мужчина тяжело дышал. Ким видел, как пульсирует жилка на его шее, когда он деликатно поддел ножом изоленту — холодная сталь к податливой плоти его горла. Некоторые люди умудрялись поцарапаться даже об тупую сторону ножа, прижатого к шее; этот, видимо, не из таких. Ким осторожно повернул нож, следя за реакцией пленника. Что угодно, что может потом пригодиться.

Он слышал дыхание мужчины. Тот еще не был в панике — но уже близко.

С треском рвущейся ткани Ким дернул ленту на себя.

Мужчина часто-часто заморгал от яркого света, с любопытством озираясь и то и дело поглядывая на Кима. Ким вытащил из пачки очередную сигарету и подкурил.

— Это уже третья за день, — сказал он так, будто ждал от Кима какого-то объяснения.

— И что?

— Ты куришь всегда ровно одну в день.

— С чего ты взял? — Ким выдохнул дым прямо ему в лицо. Тот выглядел потрясенным — куда больше, чем следовало. Ким понятия не имел, почему именно факт курения так его задел. И у него было щемящее предчувствие, что допрос будет куда труднее, чем он ожидал изначально.

Перчатки Кима слабо пахли «Астрой» и кожей — запах, что был Гарри знаком.

Даже с саднящим ожогом на тыльной стороне запястья, даже будучи закованным в наручники и усаженным на заднее сидение Кинемы с мешком на голове, Гарри было тяжело принять то, что Ким — другой. Ким, который арестовал его, прижег сигаретой, заковал в наручники, швырнул на сидение для подозреваемых, а когда Гарри попытался снова все ему объяснить — включил музыку погромче.

Ким, который, несмотря на все это, выглядел, пах и разговаривал как Ким, которого Гарри знал.

Гарри заморгал, привыкая к свету, когда Ким снял с него мешок. Тот задумчиво рассматривал его теперь, смоля третью — или даже четвертую? — сигарету за этот день. И очков на нем не было! Кто же этот человек?

Гарри заерзал, насколько мог расправляя плечи, пока его руки были скованы за спиной, а торс прикован к спинке его стула. Ким задумчиво выпустил еще струйку дыма и, наконец, заговорил:

— Похоже, ты думаешь, будто знаешь меня. Позволь мне тебя просветить: нет, не знаешь.

— Похоже, что нет, — согласился Гарри.

Ким наклонился к нему и аккуратно поддел кончиком ножа подбородок Гарри, и тот послушно поднял голову, тяжко сглатывая. Сложно было представить реальность, в которой Ким сознательно причинил бы Гарри вред, но, может быть, просто может быть, эта версия Кима и правда немного… поломанная?

Ким тем временем провел — почти приласкал — кончиком ножа по горлу Гарри, вызвав волну неприятных мурашек по спине, а холодная сталь проследовала вниз, от горла по груди и к животу.

— Как я уже сказал тебе, Гарри, мне просто нужно знать, под кем ты ходишь и чего они от меня хотят. Когда ты это расскажешь, все закончится и ты будешь волен идти своей дорогой.

— Ни на кого, — Гарри снова тяжело сглотнул. — Я работаю только на РГМ, как и ты. Я не хожу ни под кем. Ни под Маздой, ни под Мадре, ни под кем-либо еще.

Ким посмотрел на него равнодушно — пугающе спокойно. Гарри и прежде было сложно читать его мимику, но сейчас это выглядело поистине зловеще. Ким наклонился ниже и что-то вытащил из своей дорожной сумки.

Полиэтиленовый пакет из «Фриттте».

— Если хочешь пойти трудным путем, пойдем трудным, — он одним плавным движением накинул пакет Гарри на голову и туго затянул на шее. Желтый пластик тут же залепил ему рот и нос, когда тот ахнул от шока.

— Чем сильнее брыкаешься, тем быстрее кончится воздух, — просветил его Ким, но поздно: Гарри уже боролся и со своими оковами, и со стальной хваткой обтянутых кожей пальцев, что сжимали пакет на его шее, и чем больше он боролся, тем сильнее удавка впивалась в его горло.

Наконец, когда в глазах уже начало темнеть, Ким снял пакет с его головы. Гарри жадно задышал, полной грудью вбирая затхлый воздух заброшенного здания. Он был жив. Он не умер. Ким… Ким едва не задушил его до потери сознания — но вполне мог. Это осознание наполнило Гарри новым чувством. Он не боялся Кима прежде — но боялся теперь. И это было не единственное, что Гарри почувствовал.

С каждым глотком живительного воздуха в легких мысли Гарри прояснялись все больше, и, когда он наконец-то смог более-менее ясно соображать, то понял, что член в его брюках тверд, как никогда.

— Итак? — спросил Ким. Гарри покачал головой.

— Нет. Я ни на кого не работаю.

— Как скажешь, — Ким пожал плечами и снова накинул на него пакет.

Это повторилось еще несколько раз. Ким накидывал Гарри пакет на голову, потом снимал, спрашивал, готов ли тот поговорить. Потом выкуривал очередную сигарету, изящно тушил ее о ключицу Гарри — об одно и то же место точно в центре — и снова накидывал пакет.

Ким причинял ему боль. Киму было плевать, что он причиняет ему боль. Киму было плевать, даже если б он убил Гарри. Это было чудовищно — и это было восхитительно.

Гарри всерьез начал опасаться, что это никогда не кончится. Но какая-то часть его также опасалась, что это все-таки кончится, и он уже не почувствует подобного.

Наконец, пока Гарри пытался отдышаться после очередного раунда, Ким мерил шагами комнату и вдруг остановился.

— Это еще что? — спросил он, кивком указывая куда-то вниз.

— Что именно «что»? — крякнул придушенный Гарри.

— Вот это, — Ким поднял ногу и надавил подошвой на промежность Гарри. Тот вздрогнул, когда каблук его ботинка прижал яйца — не больно, но ощутимо. На лице Кима замерло странное выражение, тут же сменяясь презрением, стоило им с Гарри встретиться глазами. — Десять раз чуть не задохнулся, а член стоит. Что с тобой не так?

Гарри неопределенно повел плечами.

— Ладно, — отозвался Ким, — Может, это тебе понравится меньше… — и достал нож.

…В какой-то момент Ким перестал задавать вопросы, на которые Гарри не мог ответить, и тот потерял счет времени. Когда его мозг снова включился, кровь уже пропитала его кожанку, а Ким стоял, прислонившись к стене, и наблюдал за ним, куря очередную — которую уже? — сигарету.

И Гарри отчетливо видел очертания Кимова стояка сквозь ткань его штанов.

— Тебе и самому это нравится, — констатировал Гарри.

— Много болтаешь, — отозвался Ким, подходя к Гарри и отвешивая ему такую затрещину, что в глазах искры замелькали и мир на миг потемнел. Отчего-то это ощущалось как поцелуй.

Ким запустил пальцы в волосы Гарри, с силой оттягивая их на затылке, заставляя его запрокинуть голову. Острие ножа мягко прошлось по невольно подставленному горлу.

— Знаешь, есть пара снафф-радиостанций, что были бы рады тебя заполучить, — прошептал он. — Они хорошо заплатят за то, чтобы выпустить кого-то в эфир.

Гарри тихо застонал в ответ.

Ким выпрямился и начал расстегивать ширинку. Медленно. По пуговичке.

Ему оставалось расстегнуть еще четыре, когда Гарри услышал громкие голоса снаружи. Ким застыл на месте.

— Черт, — прошипел он, потянувшись за курткой и вытаскивая свой «Миротворец», затем быстро и осторожно, стараясь не попасть в зону видимости, прошел к окну. Он выглянул и от злости почти зарычал. — Беспризорники.

Гарри тоже слышал их — все отчетливее. Подростки. Звонкие и ломкие голоса. Пьяные, похоже, или только собирающиеся устроить пьянку в заброшенном здании. Несмотря на кажущуюся неприступность, портовые терминалы никогда не бывают по-настоящему закрыты. Не для уличных детей, что шныряют по округе.

Ким поднял руку и выстрелил в потолок. В замкнутом пространстве это было почти оглушающе; мелкая бетонная крошка дождем просыпалась на пол. Снаружи кто-то из подростков закричал; его вопль подхватили остальные. До слуха Гарри донесся удаляющийся дробный топот, и крики подростков стихли вдали.

Ким наблюдал, как шпана удирает от звуков стрельбы, с плохо скрываемым удовольствием. Отлично. Они ушли, и больше не о чем беспокоиться.

Но эта вынужденная пауза и стрельба словно рассеяли туман в его голове. Теперь Ким очнулся — и застегнул ширинку, качая головой. Он едва не зашел слишком далеко. О чем он только думал? У Кима все-таки были свои правила. Правила, которые он едва не переступил, не задумываясь. Очень опасное состояние. Так легко можно дать слабину, оступиться — а уж от себя он ждал большего.

Прошло уже достаточно времени. Ким вернулся к своему пленнику и перерезал изоленту, сковывавшую тому грудь. Расстегнул наручники. Ким не знал, кто этот человек на самом деле, но угрозы он не представлял — и он не мог дать Киму никакой полезной информации.

— Что… что ты делаешь? — Гарри даже не подумал пошевелиться, хоть и не был больше привязан к стулу.

— Отпускаю тебя, — Ким принялся собирать вещи обратно в сумку. — И я рассчитываю, что ты ничего никому не расскажешь.

Гарри не ответил, и Ким продолжал выжидающе смотреть на него, пока тот не кивнул, судорожно сглотнув.

— Хорошо.

— Подожди, что… что мне теперь делать?

— Возвращайся, откуда пришел. Не связывайся со мной больше. Постарайся забыть о сегодняшнем.

Ким подхватил Гарри под локоть и потянул его наверх, провожая к лестнице. Того еще потряхивало, но в целом он был в порядке; Ким осмотрел его, прежде чем вытолкать на улицу. Следы от удавки на шее, кровь из порезов, что Ким оставил на груди — это все быстро пройдет. Он все еще был на ногах и мог уйти своим ходом. Уйти и перестать быть проблемой Кима.

Когда Ким отъезжал от здания, в зеркале заднего вида заметил, как Гарри будто помахал ему вслед. Но это было бы совсем уж нелепо.

Ким был выжат досуха. Уж очень много вещей сегодня пошли не так, как он ожидал. Вернувшись в свою квартиру, он бросил сумку у двери и прошел прямиком в душ, чтобы смыть разочарование и досаду, накопившиеся за день. После этого он позвонил в службу доставки, чтобы заказать ужин, затем налил себе полный стакан виски и осел в кресле, потирая устало лицо.

Он едва не зашел слишком далеко. Непростительно далеко. Он и прежде делал себе поблажки, но это уже чересчур. Что-то в этом человеке… заставляло Кима делать то, чего он прежде не позволял. Что же? То, как он мило задыхался в объятиях пластикового пакета? Его выражение лица, когда Ким приставил ему нож к горлу? То, насколько твердым стал при этом его член? До сих пор у тех, кого допрашивал Ким, стояка не случалось.

Ким очень хотел бы, чтобы произошедшее не повлияло так сильно на его суждения. Он вздохнул и в пару глотков опустошил стакан, чтобы налить еще.

Звонок в дверь отвлек его от размышлений. Ким нажал на кнопку открытия домофона, не трудясь ответить, и услышал тяжелые шаги курьера на лестнице. Короткая пауза и осторожный стук в дверь. Ким потянул ее на себя.

Это был не курьер.

Это был последний человек, которого он ожидал увидеть на пороге.

Гарри. Исцарапанный, в синяках, потный и держащийся за собственные коленки в мучительной попытке отдышаться. Ким так резко вздернул брови, что те едва не покинули лицо.

— Ким, я понимаю, что это странно, — Гарри поднял руку, не давая ему захлопнуть дверь. — Но можно я войду?