Мато Хотару пятнадцать лет, и она чувствует, как её мир распадается на части прямо на глазах.

Её голова кружится так сильно и так часто, что вся жизнь начинает напоминать сверхскоростную карусель, не делающую никаких остановок.

Она ненавидит свою семью.

Её тошнит от заботливых слов, от взглядов, наполненных нежностью и теплотой, от предложений отдохнуть, от настойчивых попыток сунуть нос в её жизнь.

— Хотару, я тут вспомнил, что ты давно хотела съездить на Окинаву. Может, махнём туда, как у тебя с Канатой будут каникулы?

— Хотару, я тут присмотрела одно платьице для тебя! Очень симпатичное! Уверена, тебе понравится! Не хочешь съездить в магазин и взглянуть на него?

— Хотару-чан, я, вот, приготовила О-хаги. Покушай, милая. Ты в последнее время такой худенькой стала.

— Хотару-чан... Мне, кажется, тебя что-то тревожит... Не хочешь поговорить со мной?

Хотару ненавидит всё это.

Ей не нужна их забота. Ей не нужна их поддержка. Ей не нужна их помощь.

Хотару знает, что она не заслуживает всего этого, поэтому доброта семьи встаёт у неё в горле костью, не давая спокойно дышать.

Было бы лучше, если бы они оставили её в покое.

Было бы лучше, если бы они бросили её в таком состоянии.

Было бы лучше, если бы они сами признали, что лишь она во всём виновата.

Хотару опрокидывает чашку с уже давно остывшим чаем и отчётливо слышит, как что-то крошится у неё в душе, оставляя за собой лишь пустую ненависть, непонятно откуда возникшую, непонятно на кого направленную.

Мато Хотару всё ещё пятнадцать лет, а переполняющей её боли по-прежнему края не видать.

Всю ту же пустую ненависть у неё сейчас вызывает почти всё.

Хотару ненавидит красный.

Этот огонёк на кончике дешёвых сигарет, надёжно спрятанных от назойливых родственников. Это нестерпимо горькое вино. Эта помада, так часто оказывающаяся у неё на губах раньше. Эти пятна крови, которые так неприятно смывать с кафеля.

Хотару ненавидит белый.

Эти простыни, в которые она недавно впивалась ногтями лишь бы не завыть от боли. Этот потолок её комнаты, в который она иногда смотрит часами. Эта чистота, о которой он постоянно говорил и которой ей никогда не достигнуть.

Хотару ненавидит чёрный.

Тот мрак, который царит в каждой спальне перед отходом ко сну. Та темнота, что царит в каждом уголке маленького мирка Хотару при пробуждении ночи. Та чернь, что спряталась в глубинах её души и так и ждёт момента, чтобы выйти наружу. Та пустота, что составляет всю её жизнь в целом и эту ненависть в частности.

Хотару ненавидит фиолетовый.

Цвет волос сестры, который отличается уникальным и элегантным оттенком. Цвет волос Хотару, отмечающий, как она хочет быть похожей на сестру. Цвет сирени, которую так любила Хотару. Его любимый цвет...

Немного странно, что ни к нему, ни к сестре (пока она не допытывается своей никому не нужной помощью) Хотару не испытывает ни капли ненависти. Просто не может заставить себя сделать это.

Мысли о них, пускай и причиняют невыносимую боль, в душе оставляют лишь глупую, почти детскую обиду на то, что есть в этом мире люди, способные легко двигаться дальше.

Думая об этом, Хотару лишь сильнее ощущает собственную ничтожность.

Хотару разрывает книгу по теории цвета, купленную ей несколько лет назад (когда она ещё увлекалась рисованием), но почему-то девушке кажется, что сейчас на части разрывают только её.

Мато Хотару уже почти шестнадцать лет, а в её мире балом правит пустота, проникшая в каждый укромный уголок её жизни.

Океан боли и злобы на весь мир иссушился, подарив твёрдую иллюзию покоя.

Однако Хотару всё ещё знает, какое место в её душе занимают эта пустая ненависть, это омерзительное презрение, это горькое отвращение.

То, что всё это направлено лишь на неё одну, ситуацию не меняет.

Хотару разбивает зеркало, с поверхности которого на неё смотрит дешёвая фальшивка.