Одна интересная закономерность: каждый раз, когда спутнику даочжана удавалось добыть немного дынного вина…
Тихие шелестящие стоны мужского голоса звучали в темной тишине подобно струнам. Тем, что делают толще, чтобы получить наиболее глубокий и низкий звук. Тихие, чуть хрипловатые, проникновенные… завораживающие того, кто извлекал их, стоя на коленях перед даочжаном.
Воздух холодил обнаженную кожу Сяо Синчэня, но места, которых касались губы, горели пламенем, а кровь казалась такой горячей, что растопила бы и лед.
Поцелуи стремились все ниже, жадно и дерзко покусывая кожу и оставляя все больше пылающих следов, распахнутые одеяния одно за другим стекали с плеч, распускаясь как лепестки и обнажая восхитительно светлую кожу.
Снова тихий, низкий стон. Сяо Синчэнь прикусил губу, сдерживаясь из последних сил. Все, на что хватало его самообладания это сжимать край стола, стоящего за его спиной, практически впиваясь пальцами в старую древесину.
Стоящий на коленях Сюэ Ян поднял взгляд на пройденный губами путь и на склоненное лицо с прикушенной губой.
На самом дела была еще одна причина, почему он так искал это вино – как бы мало ни выпил Сяо Синчэнь, сдерживая себя даже в столь невинном удовольствии, его телу хватало и малости, чтобы стать откровенным. Белая кожа вспыхивала румянцем, окрашивающим щеки, плечи и те места, которых касались поцелуями губы, а руки… Руки стыдливого и скромного даочжана становились совсем другими, когда он окончательно терял над собой контроль. Властными, сильными… жадными.
Сюэ Ян прикоснулся очередным поцелуем к бедру, заставляя кожу стыдливо заалеть, и отстранился, любуясь тем, что уже не раз побывало в его рту – длинный и изящный, словно выточенный из белой яшмы член с нежно-розоватой головкой. Он слабо поблескивал от слюны и выступившего сока, а медленно двигающаяся рука ласкала его кожу.
Юноша приблизился к розоватой головке, обманчиво нежной и мягкой, и замер, едва не прикоснувшись к ней губами. Поднял взгляд на любовника и выдохнул, обдавая влажный жезл горячим воздухом, все еще пахнущим дынным вином.
Сяо Синчэнь вздрогнул, его пальцы еще сильнее сжали край стола. Лунный свет скользил по почти полностью обнаженному телу, обрисовывая его, а соскользнувшие с плеч одежды напоминали снежно-белые лепестки. Вот он, единственный цветок в городе И, среди мертвых не отличимых от живых, и живых, едва отличимых от мертвых.
Ты мой, – беззвучно произнес Сюэ Яо, выдыхая каждое слово на чувствительную головку, – я обладаю тобой.
Горячие губы едва уловимо прикоснулись к навершию члена, заставив Сяо Синчэна громко и хрипловато выдохнуть. Древесина, сжатая тонкими белыми пальцами отчетливо хрустнула.
Растягивая пытку, Сюэ Ян прикоснулся кончиком острого языка, ведя снизу вверх по головке, твердой и гладкой как яшма. Дразня, лаская, провоцируя…
Древесина тихо заскрипела.
Снова ласковое и игривое прикосновение кончиком языка, обжигающе горячий выдох и… губы сошлись, жадно обхватывая головку, а язык заскользил по изгибу, раз за разом проходясь по особо чувствительному месту.
Раздался хруст – древесина треснула в тонких изящных пальцах. Щепы посыпались на пол. Руки нырнули в волосы, крепко обхватывая и притягивая Сюэ Яна, едва успевшего распахнуть улыбающийся рот шире.
Член вошел по самое горло и заскользил внутри, выбивая судорожные не то вздохи, не то всхлипы. Руки, сильные, властные, жадные не давали и шанса вырваться, а повисшие на локтях ткани белых одежд трепетали, наполняя воздух запахом зимней ночи. Потерявший контроль над своими желаниями Сяо Синчэнь двигался быстро и порывисто, не только насаживая Сюэ Яна, но двигаясь навстречу нему. Стоны, похожие на низкое звучание благородных струн, перемежались всхлипами и влажными звуками.
Это начало ночи уже было почти как ритуал – порывисто, не давая ни вздохнуть, ни подняться с колен. Все что оставалось Сюэ Яну это цепляться пальцами за светлые одежды и бедра, не то желая притянуть еще ближе, чтобы гладкий яшмовый член вошел еще глубже, не то пытаясь вырваться, чтобы вздохнуть хоть глоток воздуха между быстрыми и сильными толчками. Рта юноши едва хватало, чтобы вместить член в ширину, а о глубине и речи не шло…
Когда же Сюэ Яну удавалось вырваться из белых сильных рук, он отклонялся, запрокидывая голову назад, и делал глубокий, жадный и хриплый вздох… концы волос, собранных в высокий хвост, падали на пол и сапоги… Короткое мгновение язык и рот ощущали прохладу воздуха и пустоту… крохотное мгновение на вздох… а потом он снова заглатывал большую и гладкую, нежно розовую, обжигающе горячую головку и ласкал ее языком, целуя, посасывая и подразнивая до тех пор, пока в его волосы снова не погружались пальцы, рывком притягивая вперед и до предела насаживая на твердый как камень член. Все это продолжалось до тех пор, пока мелодичные словно гудение струн стоны не обрывались тихим, приглушенным и почти зверином рыком, с которым в улыбающийся рот изливалось сладковатое семя.
Сюэ Ян сглатывал, тяжело дыша и чувствуя, как медленно выскальзывает изо рта яшмовый член, не утративший твердости. Ниточка тонкой прозрачной слюны тянется вслед за ним, хочется снова приникнуть к нему губами и ласкать пока рот снова не наполнится сладковатым семенем...
Юноша снова сглотнул и заставил себя поднять взгляд выше.
Начиналось самое интересное.
– Даочжан! – онемевшие губы и язык едва слушаются, но разве могла подобная мелочь остановить Сюэ Яна? – Ужас какой! Как столь достойный человек может быть таким грубым?! Разве ты не видишь что…
Рука снова ложится на голову. Хвост сбился, черные волосы растрепались, выскользнувшие пряди падают на лицо и плечи.
– Не вижу, – почти виновато напоминает Сяо Синчэнь и гладит голову, уже в который раз удивляясь, насколько мягкими и пушистыми оказались волосы, что на вид всегда казались жесткими, упрямыми и колючими.
Сюэ Ян замирает, наслаждаясь похвалой, выраженной прикосновением. Улыбаясь, он закрывает глаза, зная, что сейчас никто не увидит выражения его лица, а значит можно не прятать его. Язык же юноши живет своей собственной жизнью:
– А казался таким воспитанным человеком! Все вы такие, только и… – договорить ему не дают. Рука Сяо Синчэна неожиданно оказывается на вороте его одеяний и рывком тянет вверх. Обычное поддразнивание, Сюэ Ян даже не задумывается, что именно злит прежде кроткого и ласкового человека.
– Ай! – он смеется, когда его практически швыряют на узкий стол, – Даочжан, и это у меня манеры как у уличного мальчишки?! – с хохотом спрашивает он, чувствуя, как сильные руки нетерпеливо сдирают с него одежду. Сорванный пояс отброшен, темные лепестки тканей раскрываются, обнажая кожу, волосы водопадом падают на лицо и плечи, сдерживавшая их лента утонула в черных мягких волнах.
– Даочжан, а ты уверен, что благородные люди делают это именно так? – Еще один рывок и стол оказывается перед лицом смеющегося Сюэ Яна. Он даже не успевает найти опору для рук, как его волокут назад. Сильные руки приподнимают сзади, ставя коленями на край стола и заставляя прогнуться в пояснице. Одна из ладоней ложится между лопаток, прижимая грудь к столу, а вторая скользит по линии позвоночника, опускаясь все ниже и заставляя кости пылать от предвкушения. Сюэ Ян даже не уверен, сможет ли стоять, если сейчас поставить его на ноги, или все его кости стали мягкими от прикосновений этого человека.
Рука опускается все ниже и вот уже чертит линию меж ягодиц, приближаясь к…
Что-то массивное, влажное и гладкое как яшмовый камень неожиданно прикасается к отверстию, заставляя Сюэ Яна вздрогнуть. Он же не собирается?..
– Нет, стой! Даочжан! – юноша попытался приподняться, но рука на спине даже не дрогнула, продолжая вжимать в стол. – Ты же знаешь, что без смазки не вой… – он охнул, чувствуя, как кожа начинает уступать напору разгоряченного и массивного органа. – Слишком большой! Пальцами… Даочжан!
Но Сяо Синчэнь молчит, слишком сосредоточившись на ощущении кожи, медленно поддающейся его напору. Головка входит в отверстие, узкое, но податливое, еще не забывшее ласки прошлой ночи. Да, вчера они тоже пили вино, и тоже... кхм. До чего же интересная закономерность… Протестующий юноша даже не пытается вырываться, и потому даочжан смещает руки, кладя их на талию – так, чтобы можно было рывком притянуть к себе это тело, даже без одежды пахнущее полынью и ветрами. Этот запах – запах лета, свободы и горечи казалось, пропитал бродягу насквозь, впитавшись в каждый шрам на коже, в каждый локон волос и в каждую каплю крови.
– Хотя бы смазку используй… – уже тише всхлипывает Сюэ Ян. – Она на краю стола… вот лежит. Дао… чжан… – сколько уже вошло? Половина? Или только головка? Продолжает погружаться все глубже, стенки расходятся, жадно обхватывая желанного друга. – Я положил… аааах… на край… вот она… вот…
Остановился.
Гладкий яшмовый жезл прекратил погружение.
Сюэ с облегчением выдохнул. Повернувшись, он увидел, как по белому лицу, украшенному румянцем, расплывается широкая и такая не свойственная даочжану сияющее-злорадная улыбка.
– Ты же знаешь, – усмехнулся он, – Я – не вижу!
Толчок оказался такой сильный, что Сюэ Ян не сдержал хриплого стона. Да еще руки, лежащие на тонкой талии, дернули назад, с силой насаживая на яшмовый жезл!
Войдя в плоть почти на половину, член тут же устремился обратно и снова погрузился еще глубже, еще яростнее. Сюэ Ян содрогнулся, пытаясь вырваться, но не мог сдвинуться и на цунь, лишь сотрясался всем телом от каждого толчка, стоная так громко, что голос лишился прежних приглушенных ноток.
Впиваясь пальцами в дерево, он слышал, как сплетаются их стоны и как раздаются влажные хлюпающие шлепки, чувствовал, как по внутренней стороне бедра медленно ползет капля смазки, как внутри тепло и влажно, как плотно стенки обнимают желанного друга. В воздухе все еще чувствовался запах дынного вина, которым пахло их дыхание.
Сюэ Ян еще ощущал дискомфорт от неровностей старого стола, но стоило Сяо Синчэню пройтись по чувствительному месту и сменить ритм… все перестало существовать.
Ритмичные движения укачивали на волнах блаженства, не оставляя ни одной мысли, ни одного дурного воспоминания. Как будто теплая вода смыла все прошлое, оставив лишь то, что происходило сейчас и будущее… Руки на талии, сильные и нежные, вонзающийся внутрь жезл гладкий и теплый… все забудется, все уйдет, останется только это.