У Ренджуна в груди щемит от тоски так сильно, что он плохо спит по ночам и очень много думает. Под глазами появляются синяки, а в облике сквозит лёгкая усталость наряду с полным безразличием ко всему, что происходит вокруг. Омега чувствует, как погружается в густые топи всё больше и больше, как тонет в своих чувствах, как с каждым днём всё сильнее ненавидит эту жизнь и как горько становится на душе.

— Что с тобой, Ренджун? — Чэнле смотрит пристально, будто знает, что от него что-то скрывают. — Ты сам не свой в последнее время.

— Всё хорошо, — смеётся Хуан, но смех этот вымученный, через силу и совсем не внушает доверия. Ренджун знает, что стоит ему подождать немного, и всё пройдёт: боль утихнет, и через несколько лет он со смехом будет вспоминать свои нынешние страдания.

— Кажется, у брата не всё так гладко. Тоже молчит как партизан, — задумчиво тянет Чжон, развалившись на диване и комкая в руках подушку, и переводит выразительный взгляд на омегу. Ренджун напрягается и внимательно слушает, игнорируя и не реагируя в ответ на подозрительные глаза младшего. — Думаю, у него проблемы с истинным... Они только-только начали узнавать друг друга, а поссориться уже успели раз десять.

Ренджун не знает, как всё протекает у пар истинных, но в своих обрывочных воспоминаниях помнит, как хорошо ему было рядом с Чонджином и как тяжело было расставаться после. У них был всего один день, но этого Ренджуну хватило с лихвой, чтобы привязаться к альфе, — у истинных же есть постоянное взаимное притяжение, крепко связывающее пару вместе.

— У них всё обязательно наладится. — Омега прикрывает глаза и вздрагивает, слыша хлопок входной двери, а затем — до боли знакомый голос Куна из прихожей.

Хуан хочет провалиться сквозь землю. Омега Куна до ужаса милый и приятно пахнущий, такой миниатюрный рядом с альфой и подходящий ему, что Ренджун понимает особо чётко и ясно: ему с этим омегой не тягаться.

— Ты какой-то бледный, Ренджун... — Кун с беспокойством смотрит на него и заглядывает чуть ли не в самую душу. — Что-то случилось?

Ренджун не знает, может ли он сказать, что не в порядке, а причина его состояния стоит прямо напротив и смотрит так обеспокоенно, что хочется разрыдаться на месте. Он выдавливает из себя такую лживую улыбку, что даже сам себе бы не поверил. Кун на провокацию не ведётся и ни капельки не верит на откровенную ложь. Он берёт омегу за руку и ведет на кухню, прикрывая за их спинами дверь.

— Эй, Ренджун, — он кладёт ладони на плечи, заглядывает в глаза и смотрит так внимательно, будто на дне зрачков омеги сможет найти ответы на все интересующие его вопросы, — из-за чего ты так подавлен?

— Это не то, что ты хотел бы услышать. — Ренджун мягко убирает руки со своих плеч, ставя этим действием жирную точку в их разговоре. — Разве ты не должен сейчас быть со своим омегой?

Кун хорошо знает эти глаза, на дне которых плескалось отчаяние и тоска, помнит эти дрожащие плечи и собирающиеся в уголках слёзы. Одного он понять не может: почему Ренджун чувствует это снова и почему так страдает?

Его так и тянет сгрести младшего в охапку, укачивать в объятиях и шептать на ухо, что всё будет хорошо, но вместо этого он подчиняется рукам Хуана, настойчиво выталкивающим его из кухни. Стоит Куну увидеть своего истинного, как тревога постепенно уходит, заглушаясь новыми нежными чувствами к своей паре.

Они знакомы примерно неделю, за которую успели поссориться раз десять, но их неизменно тянет друг к другу, а любые обиды с лёгкостью забываются. Кун чувствует особенное притяжение, кончиками пальцев ощущая невидимую связь... Однако небольшой червячок сомнения гложет его изнутри и заставляет чувствовать себя безмерно виноватым.

***

У Юкхэя мысли заняты, но, к сожалению, не работой, от чего он огребает от Тэёна по-полной. Он думает не о том, как закрыть все дедлайны в срок, а о том, чем же пахнет Ким Чону. Ему показалось, или старший и вправду пахнет полынью?

Это настоящая загадка, которая мучает и не даёт покоя. Он бросает на Чону задумчивые взгляды, сжимая в руке автоматический карандаш и совсем не замечая, как к нему со спины подкрадывается Тэён. Юкхэй вздрагивает, ощущая ладони на своих плечах и горячее дыхание на затылке, чуть ли не подпрыгивает на стуле и растерянно смотрит перед собой.

— Только сегодня, так уж и быть, дам тебе один ценный совет, — еле слышно шепчет Тэён, и Вон напрягает слух, чтобы ничего не упустить. — Действуй и будь настырнее и смелее.

Юкхэй не знает, откуда такие перемены и куда подевался ранее строгий и волевой начальник. Кто этот светящийся от счастья и улыбающийся двадцать четыре на семь омега — Ли Тэён? Тот самый, который в дни его стажировки ругался, словно заправский сапожник, и швырялся в него его же собственными отчётами? Тот, кто месяц назад грозил ему увольнением, если Вон не будет укладываться с работой в срок? Счастливый Ли Тэён перед ним выглядит таким искренним, что у Юкхэя мелькает мысль — людей красят люди.

— Хён, у тебя очень красивая улыбка, ты в курсе? — Юкхэй улыбается в ответ, и Тэён на секунду задумывается, после чего согласно кивает (недаром Джехён постоянно говорит ему об этом, заставляя лишний раз смущаться). — Спасибо за совет!

Он обдумывает слова старшего, ждёт обеденного перерыва и без лишних слов и церемоний хватает Чону за руку, уводя за собой. На лестничной площадке пусто, и тишина становится ещё более неловкой от их молчания. Юкхэй собирается с мыслями, не зная, к чему приведёт то, что он собирается сказать и сделать.

— Хен, — голос у него хриплый и практически жалобный, — ты мне очень нравишься. Ты знаешь об этом?

Он наступает на Чону, заставляя того прижаться спиной к стене и испуганно икнуть, утыкается носом куда-то в изгиб шеи и делает глубокий вдох. Вон чувствует яркий цветочный запах, но это не то, что он должен ощущать.

— Эй, Вон Юкхэй, что ты себе позволяешь? — у Чону ноги и руки дрожат от такой близости, а от страха сводит внутренности, но на то, чтобы оттолкнуть, нет никаких сил.

— Мы не истинные... — Альфа жадно вдыхает лживый запах омеги, лижет за ухом и слышит судорожный выдох Кима. Юкхэй чувствует на кончике языка горечь, но она совсем не отталкивает, напротив: ему хочется знать, действительно ли Ким Чону пахнет полынью. — Однако ты мне слишком нравишься, просто до безумия. А твой запах... Я знаю, что цветочный — не твой настоящий, но не могу понять, показалось или нет. Ты пахнешь полынью?

— Хватит, прошу, хватит! — на Чону волнами накатывает истерика, и слушать дальше совершенно не хочется, но сильная хватка на талии не дает и шанса ускользнуть от мучительного разговора.

— Не знаю, почему ты так ненавидишь свой запах, раз маскируешь его за этим цветочным. Расскажешь мне? Потому что я, наверное, тупой, раз не могу понять. Мне безумно нравится твой настоящий запах, что тут говорить — я в обморок готов упасть от этой горечи на языке и пробивающегося запаха полыни. Серьёзно, Чону, можешь считать меня больным ублюдком, но клянусь, что это так.

Чону дрожит в сильных руках от горячего шёпота себе в висок, держится изо всех сил, но истерика накрывает его с головой, и он плачет горько и навзрыд. Омега никогда не слышал таких приятных слов о своём запахе, разве что от Тэёна — альфы всегда фыркали и смотрели на него с брезгливостью, отчего ненависть к самому себе росла с каждым днем в геометрической прогрессии. Ким заглядывает в глаза Юкхэя, но не видит там ни намёка на ложь: взгляд у Вона решительный, с примесью нежности на дне зрачков.

— Ты потрясающий, Чону, и запах у тебя сногсшибательный, знаешь? — Юкхэй укачивает в своих объятиях омегу, успокаивающе поглаживая по спине.

— Я тебе хён, вообще-то, где твоё уважение? — Чону всхлипывает и вытирает влажные дорожки со своих щёк.

— Я бы предпочёл, чтобы ты был моим парнем, — улыбается Юкхэй, стоит старшему недовольно посмотреть на него и закусить нижнюю губу от смущения. Он утыкается носом в макушку Чону и наконец-то чувствует настоящий запах омеги, смешанный с собственным древесным.

— Только парнем?

— На первое время — да. По прошествии времени я бы хотел, чтобы ты стал моим мужем и папой наших детей: у меня большие планы на тебя, хён.

— Я подумаю. — Сердце Чону заходится в бешеном ритме, а страх липкими лапами хватается за него и давит на больное, заставляя мысленно переноситься в прошедший ад.

Юкхэй замечает бегущую строчку сомнений в глазах омеги, поэтому тянет его на себя и целует — нежно и трепетно, будто Чону в его руках может рассыпаться от любого неосторожного касания. Он хочет прогнать все страхи Кима и дать ему понять, что не бросит его, даже если тот будет об этом умолять.

— Я ещё не согласился! — Щёки Чону горят красным, и он заливается румянцем и выбегает с лестничной площадки.

Юкхэй опирается руками о перила и пытается сдержать улыбку, пока его сердце бешено пульсирует, а губы горят от долгожданного поцелуя.

***

Чэнле думает, что Джисон давным-давно забыл о своём желании, и когда тот прямым текстом предъявляет свои претензии, альфа в первую секунду даже не понимает, о чём идёт речь. Только отрезвляющее «метка» приводит его в сознание и бросает в лёгкую дрожь. Джисон нависает сверху, выжидающе и пристально глядя на него, что альфе становится не по себе — он в обморок готов упасть от ответственности, которая на него свалится, если он поставит эту метку.

— Клянусь, если ты этого не сделаешь, то я свяжу тебя. И бог знает, что я сделаю с твоим телом. — Джисон хмурится, а Чэнле пытается взять себя в руки: он всё-таки альфа, а ведёт себя, будто юная омежка...

— Мне твой папа яйца оторвёт, если я это сделаю! — пытается он выдвинуть хоть какой-нибудь аргумент, который сможет переубедить омегу.

— Выбирай: или это сделает мой папа, или это сделаю я.

Джисон неумолимо тянется к сокровенному, и Чэнле чувствует себя загнанным в угол зверем. Он всем телом ощущает фантомную боль и перехватывает руки Муна, притягивая его к себе. Шея омеги оказывается непозволительно близко, и Чжон сглатывает и неуверенно мажет губами по бледной коже. Чэнле знает: Джисон безумно сильно ревнует его ко всем и боится, что истинность не так сильна, какой её описывают в книгах. Буквально у него перед глазами есть живой пример, когда истинность не смогла сохранить хрупкую любовь, так что каким бы храбрым и сильным Джисон не пытался казаться, он всё ещё оставался переживающим о подобных вещах омегой.

Чэнле долго не думает и впивается зубами в изгиб шеи, чувствуя на языке металлический привкус. Он старательно зализывает укус и успокаивающе поглаживает хнычущего Джисона по спине.

— Ну что, теперь доволен? — улыбается Чэнле, но в груди у него резко холодеет, когда с первого этажа доносится: «Джисон, мы дома». Да уж, не так он представлял себе знакомство с родителями своей пары, совсем не так...

chenle

Ты был хорошим другом, Джено.

jeno

Что случилось?

chenle

Я поставил метку на Джисоне, и, кажется, пришли ваши родители...

jeno

Маленький хитрец специально это подстроил :)

Ты там крепись, бро

Папа быстро отходит, если что

Чэнле готов умереть на месте, потому что Доён испепеляет его взглядом, пока Тэиль крепко держит мужа за руку — сам альфа относится к этому спокойно, ведь в свои подростковые годы пометил Доёна ещё раньше.

— Папа, отец, знакомьтесь — это Чэнле, и он мой истинный! — Джисон невинно улыбается, опускает глаза в пол и заливается румянцем. Таким смущённым и неуверенным Чэнле омегу видит впервые, но крепко сжимает его ладонь в своей и низко кланяется взрослым.

— Ну чего ты, — пихает Тэиль Доёна в бок и улыбается младшему альфе. — Приятно познакомиться, Чэнле.

— Ой, да чёрт с вами! — вдруг взрывается Доён и скрещивает руки на груди (всё благодаря тому, что Тэён хорошо промыл ему мозг на выходных). — Только давайте без внуков до окончания школы. И никаких совместных течек, пока Джисон не перейдёт хотя бы в последний класс старшей школы, точка.

Джисон согласно кивает, а Чэнле давится воздухом и заливается краской, и они уходят под звонкий смех старшего альфы. Доён же недовольно пыхтит в руках Тэиля, но потом с облегчением выдыхает: теперь-то они внуков уж точно не лишатся.

— Повезло тебе, — фыркает омега, расслабляясь в объятиях мужа, — всё-таки внуки у тебя будут.

— Что это значит? Джено же скоро школу заканчивает, может, встретит кого в универе. — Тэиль утягивает Доёна на диван и садится рядом.

— Никого он там не встретит, Тэиль... — Доен обнимает альфу и думает, что более подходящего момента уже не будет, так что решается: — У него уже есть пара, и своих детей у них не будет.

— Джено встречается с бетой? — в ответ он получает отрицательный кивок и хмурится. — Тогда омега Джено бесплоден?

— Нет, Тэиль. Пара нашего Джено — альфа.

Тэиль несколько минут переваривает информацию, после чего встаёт с дивана и подходит к мини-бару, доставая коньяк и наливая себе рюмку. Он отрешённо предлагает выпить Доёну, но тот отказывается, так что альфа делает пару глотков и судорожно выдыхает. Наполняя рюмку заново, он возвращается на диван к мужу и прикрывает глаза, когда доёновы руки обнимают его.

— Ну, хоть от Джисона внуков дождёмся, — всё же выдавливает из себя Тэиль. — Джено ведь не перестаёт быть нашим сыном, правда? Ладно, пусть приводит свою пару на ужин, будем знакомиться.

Доён смотрит на Тэиля с лёгким шоком, но согласно кивает. Он не ожидал от мужа такой спокойной реакции: сам-то омега устроил истерику, убивался несколько дней, а Тэиль вот так просто принял это...

— Чего такое лицо грустное состроил? — альфа успокаивающе целует его в уголок губ. — Ты не плохой родитель, Доён. Все поначалу так реагируют, разве нет? Просто я давно это подозревал и смириться уже успел раз двести, так что сегодня ты просто положил конец моим сомнениям.

***

Джено крепко обнимает Джемина и всячески мешает ему читать учебник по математике, залезая руками под футболку и поглаживая бледную кожу, пуская по ней мурашки. От этого увлекательного занятия его отвлекает вибрирующий в кармане джинсов телефон.

doyoung

Отец всё знает...

Но он не против, что удивительно.

В эти выходные у нас намечается семейный ужин, так что пусть Джемин тоже приходит.

— Ты чего завис, Джено? — Джемин поворачивает голову и смотрит через плечо на шокированное выражение лица альфы.

— Пиздец, — выдавливает Мун.