Олег стоял в центре зала в Пулково и жадно глядел на табло прибывающих рейсов. Было раннее утро. Небо затянули низкие серые тучи. Серёжин самолёт приземлился пятнадцать минут назад.

Разумовский появился в зале в числе других пассажиров. На нём были кепка и лёгкая, совершенно не подходящая для холодной питерской весны куртка. Голубые глаза пытливо оглядывали встречающих.

Олег заметил его первый, махнул рукой и ловко протиснулся сквозь толпу. Серёжа остановился, отпустил ручку аккуратного чемодана и бросился Олегу на шею. Они не произнесли ни слова, только очень крепко стиснули друг друга в объятиях, наплевав на любопытные взгляды снующих мимо пассажиров.

— Ну привет!

Олег положил Серёже ладони на плечи, намереваясь хорошенько его рассмотреть. Разумовский вдруг обхватил ладонями чужие запястья и замер, держа заданную дистанцию, но ни на секунду не прерывая физического контакта. Он явно устал после дороги, но с тонких губ не сходила улыбка, а в глазах плескалась бесконечная нежность.

— Как долетел?

Сергей пожал плечами. Олег перехватил ручку его чемодана, и они направились к выходу из здания аэропорта. Волков закинул чемодан в багажник машины и включил печку. Дороги в столь ранний час были свободны, минут через двадцать они выехали на улицы утреннего розово-серого Питера. Сергей поминутно открывал и закрывал окно, втягивал носом прозрачный весенний воздух, как будто долгое время был лишён возможности нормально дышать.

— Там воздух другой, — объяснил он и поднял стекло. — Очень тепло уже по сравнению с Питером, весна очень красивая… Только я по дому соскучился, — и сжал руку Олега на коробке переключения передач.

Они едва захлопнули дверь в квартиру. Серёжа пропустил Олега с чемоданом вперёд, повернул ключ в замке и через секунду оказался в тёплых объятиях. Они торопливо целовались, как будто боялись не успеть выплеснуть скопившуюся за недели разлуки нежность. Серёжа прикрыл глаза, слепо целовал чужие губы, нос и щёки и чувствовал, как Олег покрывает его лицо ответными поцелуями.

— Я же говорил, что скоро к тебе вернусь, — прошептал Разумовский, когда они остановились, чтобы перевести дух.

Олег беззвучно рассмеялся и ласково провёл по рыжим волосам. Сергей только сейчас понял, что с макушки соскользнула и приземлилась на пол кепка.

Волков пошёл готовить завтрак, а Серёжа решил принять душ. Корсет он сложил на стиральную машинку, в барабан побросал пропахшую самолётом одежду. Струи тёплой воды согревали отвыкшее от питерских холодов тело, и он вылез из ванны только, когда почувствовал, что живот сводит от голода.

Сергей обмотал полотенце вокруг бёдер, наскоро промокнул влажные волосы и почистил зубы. Он хотел начать одеваться, и только тогда сообразил, что без посторонней помощи не сможет застегнуть корсет.

В Швейцарии он пробовал застёгивать его сам, но каждый раз приходилось звать медсестру. Застёжка была устроена таким образом, что расстегнуть её можно было самостоятельно, достаточно было завести руку за спину, но вот скрепить пластины вместе без посторонней помощи у Сергея ни разу не получилось. Он чертыхнулся, надел мягкие штаны и провёл ладонью по запотевшему зеркалу. В маленьком мутном окошке показалось его обеспокоенное лицо с плотно сжатым ртом. Сергей обречённо вздохнул и распахнул дверь в коридор. В нос ему ударил чудесный запах яичницы и крепкого кофе.

Олег у плиты раскладывал еду по тарелкам. Наверное, он услышал тихие шаги за спиной, потому что обернулся и вопросительно посмотрел на Серёжу.

— Ты можешь мне помочь? — на одном дыхании проговорил Разумовский.

Олег проследовал за ним в ванную. Сергей тяжело вздохнул, обернул корсет вокруг талии и смущённо сказал:

— У него застёжки на спине. Я сам не дотягиваюсь. Точнее, дотягиваюсь, но не могу… — он не договорил.

Олег взял болтающиеся пластины, свёл их, спросил, всё ли как нужно и только тогда щёлкнул застёжками.

— Готово.

Серёжа вздрогнул, когда почувствовал на плече поцелуй. Олег отвёл в сторону влажные волосы и осторожно коснулся голой кожи губами.

— Он сильно давит?

Серёжа обернулся. Ему пришло в голову, что когда они будут заниматься сексом, ему тоже придётся оставаться в корсете. Плечо, которого только что коснулись губы Олега, горело, будто хранило подаренное тепло.

— Не очень. Я привык уже.

Повисла странная печальная тишина. Они стояли очень близко друг к другу: Серёжа в жёстком ортопедическом корсете, Олег в обычной домашней одежде. Сергей только сейчас осознал, что Волков держит и ободряюще сжимает его руку. Разумовский встал на цыпочки, закинул руки Олегу на шею, закрыл глаза и прошептал:

— Спасибо тебе. За всё.

В карих глазах напротив вспыхнуло солнце. Олег поднёс бледные руки к лицу и поцеловал костяшки дрожащих пальцев. Серёжа тихо выдохнул. Ему вдруг стало до одури хорошо и тепло.

— А теперь одевайся и идём завтракать.

Они ели яичницу с помидорами. Завтракали в молчании. Серёжа выпил огромную кружку кофе, и его всё равно тянуло в сон, а Олегу надо было убегать на работу, и начинать серьёзное обсуждение не было смысла.

— Я очень хотел сегодня отпроситься, — говорил Волков, натягивая зимнюю куртку. Серёжа стоял рядом в пижаме и смешных носках с мордочками лис. — Но Уля заявила, что по пятницам всегда много народу, а вызвать кого-то в мою смену она не может… — он вздохнул. — До вечера! — Олег чмокнул Серёжу в нос и исчез в подъезде.

Серёжа махнул рукой и пару минут простоял в тёмной прихожей. Потом направился в ванную, оглядел своё бледное осунувшееся лицо и вздохнул. Пластины корсета несильно сдавили нижнюю часть груди и живот.

Корсет оставалось носить больше недели, а значит — Сергей снова поймал себя на этой мысли — когда они будут заниматься сексом, ему придётся оставаться в нём. Разумовский страшно по Олегу соскучился. Даже когда они целовались по приезде в прихожей, ему ужасно не хотелось прерываться. Серый слабо улыбнулся своему отражению, вспомнил, что произошло в их последний, в общем-то не случившийся раз, и чуть не застонал. 

Он хорошо помнил тот вечер. Помнил, как страшно было признаться, что он не в состоянии шевельнуться, помнил, как решил перетерпеть, лишь бы не расстраивать Олега — и как стыдно было, когда Олег всё понял. У Серёжи так и стояло перед глазами его испуганное лицо.

Разумовский тогда извинился, больше они к этой теме не возвращались, и всё равно остался какой-то неприятный осадок.

— И за что Олегу такое вот наказание, — обречённо проговорил Серёжа, машинально касаясь рыжих волос. Они почти высохли после утреннего душа и теперь приятно пахли цитрусовым шампунем.

Сергей вошёл в спальню. Глаза у него слипались, он решил подремать хотя бы пару часов и расстелил покрывало. На тумбочке лежала его плюшевая салфетница. Серёжа уложил волчонка под бок, завёл будильник, накрылся тёплым домашним одеялом и утомлённо закрыл глаза. Он устал, рад был наконец очутиться дома, ему предстояло несколько месяцев реабилитации, и сейчас он решительно не хотел ни о чём думать.

Сергей проспал два часа кряду и ещё минут тридцать переставлял упрямо звонящий будильник. Когда он вылез из постели, на улице почти стемнело. Разумовский заварил себе чай и уселся на кровать напротив окна. Ему казалось, что с неба вот-вот должен пойти снег. В городе медленно наступала весна, но Серёжа пропустил её приход и теперь как будто не понимал, почему за окном нет зимней погоды.

Олег вернулся часам к девяти. Уставший после долгого рабочего дня, он сладко-сладко поцеловал Серёжу и сказал:

— Ты не представляешь, как ужасно каждый вечер возвращаться в пустую квартиру, — он повесил куртку. — Холодно, темно, — Волков рассмеялся, но умолк, когда заметил на лице напротив озадаченное выражение.

— Но я же раньше постоянно в разъездах был. Ты никогда не…

— Я имел в виду, так долго возвращаться в пустую квартиру. Одно дело несколько дней соревнований, другое — целый месяц.

Серый кивнул. Ему самому больше никогда в жизни не хотелось никуда уезжать.

Они поужинали макаронами в томатном соусе, и Сергей принялся рассказывать. Он опускал некоторые подробности, касающиеся первых дней после операции, когда организм отходил от хирургического вмешательства, а тело привыкало к титановому импланту. Про занятия в гимнастическом зале он тоже не стал подробно распространяться. Даже воспоминания о них навевали тоску. Серёжа рассказывал, что из окна его палаты были видны горные вершины, вокруг больницы рос густой лес, в котором можно было часами прогуливаться и дышать горным воздухом. Отдельно он упомянул водопад, который срывался в бездонную пропасть, и в чьих брызгах радугой отражались солнечные лучи.

Они прибрались на кухне, Олег ушёл в душ, а Сергей переоделся, забрался на свою сторону кровати и стал ждать.

Плеск воды прекратился через пятнадцать минут. Серёжа положил руку под подушку. Он лежал в футболке и коротких красных шортах на голое тело. Щёлкнул выключатель, в ванной потух свет, через мгновение на пороге комнаты появился Олег в пижаме и с мокрыми волосами.

— Тебе корсет не надо снять?

Сергей непроизвольно вздрогнул, когда тяжёлая ладонь легла ему на плечо. Олег удивлённо вскинул брови, и Разумовский поспешил неловко улыбнуться.

— Его надо перед сном снимать. Когда спать ложишься.

— А ты ложишься спать?

Серёжа почувствовал, как краска заливает щёки.

— Нет. Спать я не ложусь.

Сергей уселся к Олегу лицом, обнял ногами за талию и положил острый подбородок на плечо. Олег растерянно приобнял его в ответ. Он хотел опустить ладони на лопатки, но почувствовал, что под футболкой их до половины закрывает корсет.

— Я помню, мы это тогда проговорили, но… Я должен перед тобой извиниться.

Олег хотел спросить, за что, но прикусил язык. Чутьё шептало, что Серого сейчас лучше не прерывать.

— Помнишь, когда мы в последний раз собирались заняться сексом? — на одном дыхании вымолвил Сергей и дождался утвердительного кивка, прежде чем продолжить. — За это. За это я должен перед тобой извиниться.

Олег хотел сказать, что они всё тогда обсудили и Серому нет нужды опять извиняться, но Серёжа крепче прижался щекой к его плечу.

— Прости, пожалуйста. Я знаю, не надо было так делать, — он сдвинул брови на переносице. — У меня язык не повернулся сказать, что спина болит так, что можно только лежать и не шевелиться, — Сергей судорожно вздохнул. — Прости, пожалуйста, Олеж. Не представляю, как неприятно тебе было.

Олег помолчал несколько секунд, убедился, что Серый закончил, и только тогда отстранил его за плечи и проговорил:

— Серёж, я не злюсь. Ты меня тогда здорово напугал, это правда, — он переплёл их пальцы. — Всё хорошо. Ты только так больше не делай, пожалуйста.

Сергей глядел на их сложенные вместе руки. Его большой палец скользил по ребру ладони Олега.

— Хорошо, — Разумовский сглотнул комок в горле. — Я скажу, если что-то не так, — и тихо улыбнулся.

Олег потянулся к краю его футболки, и Сергей напрягся всем телом.

— Давай я так останусь. Не хочу, чтобы ты видел этот дурацкий корсет, пока мы…

Сергей умолк под укоризненным взглядом Олега. Он понимал, что это глупо, но представить себе не мог, что Олегу понравится видеть жёсткие пластины, вставки и застёжки.

— Серый, это просто корсет. Ничего… уродливого в нём нет, — Волков провёл по рыжим волосам. Серёжа доверчиво прижался к тёплой ладони, но между бровей у него по-прежнему была озабоченная морщинка. — Я хочу тебя видеть. Всего, — Олег поцеловал заалевшее ушко, скользнул губами вниз по шее и прихватил зубами кожу у её основания.

Серёжа зажмурился.

— Олег! — он безотчётно схватился за подол злосчастной футболки, а потом потупил глаза. — Вообще я бы лучше снял. Если тебе правда неважно.

— Мне важно, чтобы тебе было хорошо.

Сергей покорно убрал руки, и Олег наконец стянул мягкую ткань через голову. Его пальцы на секунду коснулись жёсткой пластины. Волков избавил Сергея от красных шортов и бережно уложил на спину.

Корсет доходил Серёже до рёбер. Олег стал покрывать влажными метками ключицы и шею, целовал открытую часть груди и острые плечи. Серёжа запустил руку ему в волосы, рассеянно гладил по линии роста волос, и чувствовал, что сейчас растает.

— Как ты хочешь? — прошептал Волков. Его рука скользнула куда-то вниз, но прикосновения к собственному члену Сергей не почувствовал.

Разумовский поднял полуприкрытые веки.

— Тебя хочу.

Олег усмехнулся и кивнул. Серёжа видел, что он быстро что-то обдумывает.

— Давай ты сегодня на живот ляжешь?

Серый послушно перевернулся. Он сполз на край подушки, лёг поудобнее, чтобы не напрягать шею. Олег открыл верхний ящик прикроватной тумбочки. Раздался звук, что-то покатилось по деревянному дну, и через мгновение Волков извлёк на свет тюбик смазки.

— Готов?

Разумовский слегка повернул голову.

— Олеж, я не хрустальный.

Олег молчал. Свободной рукой он мягко погладил Сергея по плечам, как по клавишам пианино пробежал пальцами по шейным позвонкам и спустился чуть ниже.

— Знаю, что не хрустальный, — Олег оставил во впадине между лопатками поцелуй. — Но хрупкий.

Олег сказал это так просто, с такой любовью и заботой в голосе, что у Серёжи внутри что-то сладко перевернулось.

— Готов, Олеж, — сказал он. — И я скажу, если что-то будет не так.

Олег растягивал Серёжу долго. Щедро лил смазку, сперва опустил только один палец. Тугие мышцы сжались вокруг фаланги. Волков аккуратно подвигал у Серого внутри, и только когда плотные стеночки немного расслабились, добавил второй.

Серёжа послушно оставался в одном положении, не пытался насадиться глубже, только машинально приподнимался на локтях. Хотелось по привычке выгнуть поясницу, подстроиться под движения пальцев у себя внутри. Олег на секунду замер, отчего Разумовский глухо застонал и зажмурил слезящиеся глаза.

— Серёж, расслабься, — Волков погладил свободной рукой бледную ягодицу. — Дай мне сделать тебе хорошо.

Серёжа нырнул лицом в подушку. Олег наконец нащупал у него внутри нужную точку и слегка надавил. Разумовский подавил в себе очередной бессмысленный порыв двинуться навстречу. Корсет сковывал движения, но Олег так тщательно разминал его, находил, куда нажать, чтобы ощущения были приятнее, что Серому оставалось только часто-часто дышать и беспорядочно сжимать пальцами простыню.

— Я хочу, чтобы ты один раз кончил, — Олег наклонился к его лицу. — Так потом будет комфортнее.

— Да. Хорошо, — Сергей смазано поцеловал его в губы.

Олег просунул руку ему под живот. Разумовский застонал, почувствовав чужой палец на влажной головке. Олег сделал пару движений, и Серёжа кончил, сильно дёрнувшись на кровати. Он чисто машинально перевернулся на спину и пару минут лежал, глядя в потолок. Его глаза мерцали в темноте, на щеках играл алый румянец, на нижней губе виднелся неглубокий след от зубов. Олег нежно провёл по крохотной ранке языком.

— Люблю тебя, Волче, — беззвучно произнёс Сергей.

Олег вынул из тумбочки квадратную упаковку презерватива. Пальцы у него чуть подрагивали. Он положил руки Сергею на бёдра, перевернул любовника на живот и дал время устроиться поудобнее. Серый отполз подальше от спинки кровати, опасаясь за собственную голову.

— Можно?

Разумовский ответил короткое «Да». Голос у него охрип. Он ясно представлял, каким голодным взглядом на него сейчас смотрят.

Олег вошёл в него и аккуратно задвигался. Серёжино тело утратило привычную подвижность и гибкость, но ему было до искр перед глазами хорошо. Олег брал его осторожно, и в каждом толчке чувствовалась плещущая через край страсть. Сергей не мог прижаться грудью к матрасу, не мог прогнуться в пояснице, подстраиваясь под нужный угол, но до чего приятно было слепо подчиняться двигающемуся за спиной Олегу. Разумовский опирался на согнутые в локтях руки, и если бы не пожирающее их обоих острое удовольствие, давно заметил бы, что кожа на локтях покраснела и заныла от трения о простыню. Олег придерживал его за закрытые корсетом бока, прикусывал кожу на лопатках, сцеловывал мелкие капельки пота. Серый безотчётно запрокидывал голову. Как хорошо было наконец себя отпустить, прикрыть глаза и просто чувствовать разливающееся по венам наслаждение.

— Всё хорошо? — дыхание Олега коснулось волос у Серёжиного уха, пустило стайку мурашек по бледной шее. Этот шёпот прозвучал так спокойно и властно, что Сергей успел выдавить только короткое «Да», и его тут же накрыло оргазмом.

Разумовский дёрнулся вперёд и обессилено упал на матрас. Если бы он мог ещё что-то соображать, то непременно похвалил бы себя за предусмотрительность: расположись они чуть ближе к стене, он бы ударился о спинку кровати.

Олег догнал его через пару толчков, с пошлым хлюпаньем вышел из растянутого входа и упал на подушку рядом. Им было так хорошо, что первые несколько минут они просто лежали, разморённые и счастливые. Они вслушивались в неясные звуки холодной улицы за окном и наслаждались дивным ощущением близости.

— Олеж… это было круто, — сипло сказал Сергей.

Олег обнял его одной рукой, а другую протянул к прикроватной тумбочке, где экраном вверх лежал телефон. Было начало двенадцатого.

— Знаешь, после двадцати ранний отход ко сну представляется мне очень приятной перспективой.

Серёжа легко рассмеялся. Он выбрался из-под руки Олега, сел и коснулся кончиками пальцев поясницы.

— Поможешь?

Олег легко расправился с маленькими застёжками и зачарованно наблюдал, как Сергей снимает корсет.

Кожа у него вся была в неглубоких красных вмятинах. Они проходили по пояснице, поднимались по поджарому животу, шли вдоль позвоночника и исчезали в районе лопаток. Отпечатки корсета причудливо перетекали в следы поцелуев и укусов, которыми усыпал тело Серёжи Олег. По этим отметинам можно было определить, какой участок кожи был открыт для жадных голодных ласк.

Сергей лёг набок, и тут Волков впервые разглядел маленький шрам на пояснице. Он протянул руку и замер, но Серёжа успел почувствовать тепло его пальцев.

— Он сойдёт через какое-то время, — голос Разумовского дрогнул. Он едва не прибавил: «Это после операции», но это было и так очевидно.

Олег приподнялся на локте, сполз вниз и мягко поцеловал то место, где под кожей теперь был титановый диск.

— Так заживёт быстрее, — шепнул он, и у Серёжи внутри всё сжалось от нежности.

Сергей не помнил как уснул. Олег из осторожности не обнимал его во сне, но Серёжа всю ночь чувствовал, как широкая ладонь поглаживает его по плечу.

Корсет нужно было носить две недели после прилёта. У них появился своеобразный ритуал: Олег просыпался, завтракал, будил Серёжу, помогал ему застегнуться и уходил на работу. Сергей сонно чмокал его в щёку, съедал лёгкий завтрак, натягивал шапку до самых бровей и на автобусе ехал в реабилитационный центр, где до четырёх часов дня проходил восстановительные процедуры. Он ходил на физиотерапию, занимался на ортопедических тренажёрах, ему делали специальный массаж. Серёже было там скучно, но в глубине души он был рад, что ему есть чем заняться. Без фигурного катания у него образовалась прорва свободного времени, и в голову часто лезли печальные мысли. Позади были годы непрерывных тренировок и соревнований, впереди несколько месяцев реабилитации, а дальше простиралась мрачная неизвестность. У Серёжи не было сил размышлять, что его в ней ждёт.

Через неделю после его возвращения они с Олегом впервые вместе поехали за продуктами. Машину вёл Олег: после операции Серому нельзя было водить в течение нескольких месяцев. Они так друг по другу истосковались, что совместный поход в магазин ощущался как долгожданное романтическое свидание. Они спорили, шумели, их то и дело разбирал беспричинный смех. Продукты выбирал Олег, терпеливо объяснял, почему нельзя взять первые попавшиеся помидоры и зачем так долго рассматривать красные перцы. Сергей больше путался под ногами и не мог дождаться, когда они доберутся до отдела со сладостями. Олег стоял, оперевшись на ручку тележки и наблюдал, как тот бродит между высокими стеллажами. Серёжа взял пару шоколадок и несколько пачек зефира, одну из которых вскрыл прямо в очереди на кассу. Кассирша одарила их недовольным взглядом, пробила порванную пачку и процедила:

— Нельзя употреблять продукты до выхода из магазина.

Серёжа неловко улыбнулся. Вокруг рта у него оставались белые кусочки съеденного зефира. Олег со смешком сказал:

— А его дома не кормят. Да, Серёж?

Разумовский наконец дожевал и пожал плечами. На его щёки набежал смущённый румянец.

Доверху нагруженную тележку до машины катил Олег: они набрали продуктов недели на две, и маленькие колёсики вращались с видимым сопротивлением. Сергей предлагал свою помощь, но Волков покачал головой: нечего лишний раз напрягать спину.

— У тебя весь рот в сладком, — заметил Олег в темноте автомобильного салона и перегнулся через коробку переключения передач.

Серёжа положил руки ему на плечи, с опаской оглядел пустую парковку. Машина стояла на самом краю в полутьме, но через лобовое стекло наверняка было хорошо видно, что происходит внутри. В багажнике тихо зашуршал неровно стоящий пакет, что-то упало и покатилось. Олег прижал Серёжу к спинке сиденья и быстро собрал губами сладкие кусочки зефира. Разумовский скользнул рукой по его предплечью, как бы сдаваясь на милость победителя, и подался вперёд, отвечая на поцелуй.

В торговом зале они вынуждены были ограничиваться короткими сухими прикосновениями и теперь жались друг к другу и с упоением целовались. Олег улыбнулся, почувствовав у Серёжи на языке рассыпчатые кусочки зефира. Сергей запустил руки ему под куртку, провёл пальцами над поясом брюк и вцепился в пуговицы на рубашке.

Они оторвались друг от друга только, когда по противоположной стене скользнул свет фар проезжающей по парковке машины. Олег завёл мотор, Серёжа откинулся обратно на сиденье, но Волков всю дорогу до дома чувствовал на себе его пылающий взгляд.

Разумовский настаивал, что поможет донести увесистые сумки с продуктами, но Олег был непреклонен. Сергей придерживал перед ним дверь в подъезд и нажимал кнопку вызова лифта. В глубине души он признавал, что Олег прав. Пакеты правда были тяжёлые, разумнее было поберечься.

— Давай на диване поедим? Посмотрим что-нибудь? — предложил Серый, когда они ввалились в квартиру. Щёки у них были красные, но виной тому был явно не лёгкий мартовский мороз.

Пока Олег закидывал в духовку наскоро порезанные овощи, Серёжа уселся в гостиной и включил телевизор. Он хотел сразу перейти в онлайн-кинотеатр, но экран вспыхнул ярким белым пятном, и через мгновение на нём появилась привычная, до боли знакомая картинка: лёд, трибуны, одинокая фигура спортсмена на коньках с острыми лезвиями.

Сергей замер. Он тут же понял, что перед ним. Это была прямая трансляция Чемпионата мира, который в эту самую минуту проходил на другом конце земного шара. Разумовский спустил ноги на пол и впился глазами в экран. Телетрансляция подействовала на него как оплеуха. Это было жестокое напоминание, что даже после операции, закованный в ортопедический корсет он всё ещё спортсмен. Просто сейчас он не выступает.

Странно, как он мог забыть? В начале сезона Разумовский без особых усилий запоминал точные даты главных соревнований — ему даже не требовалось отмечать их в календаре. К тому же, со времён Олимпиады календари Сергей ненавидел: что электронные, что настенные. Разумовский откинулся на спинку дивана. Было двадцать седьмое марта. Ровно неделя прошла с его возвращения из Швейцарии, три дня и три месяца с его последнего проката на Чемпионате России и год с небольшим с Чемпионата мира в Ванкувере, где Серёжа взял серебро.

Господи, какой это был вечер. Серёжу уже тогда начинала беспокоить спина, весь сезон прошёл в борьбе с собственной неуверенностью, ему было обидно услышать от Елены Вячеславовны, что он приехал бороться за десятку. И всё же он вышел тогда на лёд и сделал, всё, что было в его силах. Разумовский до мельчайших деталей помнил прокат своей произвольной: перед глазами пелена от усталости, под носом струйкой бежит кровь, на финальном вращении трибуны превращаются в сплошное пёстрое месиво, дыхание заканчивается — и все эти ощущения перекрывает струящееся по венам ликование.

Сергей завёл руку за спину и коснулся корсета на месте титанового импланта.

Год назад он боролся за пьедестал Чемпионата мира, а теперь не мог помочь донести до квартиры тяжёлые сумки.

— Серый, ужин готов!

Сергей успел переключиться на онлайн-кинотеатр, прежде чем Олег заглянул в комнату.

На прошлом Чемпионате мира Сергей вопреки всему стал вторым. Искра, что горела у него внутри отчаянным злым пламенем, помогла ему доехать произвольную до конца и вцепиться в ускользающее серебро. Сергей точно не знал, когда эта искра потухла, но когда он выходил на лёд на последнем Чемпионате России, её в нём уже не было.

Разумовский уставился на начальные титры выбранного фильма, но перед глазами у него проносилась собственная жизнь. Два года он отчаянно боролся с собой, терпел физическую боль, заставлял себя двигаться вперёд, не глядя по сторонам, и когда этот бег прекратился, не сразу смог объяснить себе, куда и зачем так упорно бежал.

«К Олимпиаде, — напомнил себе Сергей. — Я бежал к Олимпийскому золоту».

Серебряная медаль Олимпийских игр, которая сейчас висела на крючке в соседней комнате на протяжении двух лет терзала Серёжу и одновременно подпитывала его страстное желание кататься дальше.

Серёжа попытался сосредоточиться на происходящем на экране — и вдруг понял, что не помнит, как эта медаль выглядит.