Сергей стоял в прихожей и задумчиво крутил в руках шапку. В квартире было тихо, только на кухне тикали часы. Разумовский собирался на осмотр ко врачу. Было девять часов утра. Если всё хорошо — сегодня ему должны разрешить ходить без корсета. Разумовский вздохнул. Он делал всё, что предписывала программа реабилитации, но перед осмотром всё равно волновался.

Сергей надел шапку и, прежде чем выйти в подъезд, вернулся в спальню. Олег, который вставал, чтобы помочь застегнуть корсет, успел снова заснуть, плотно завернувшись в одеяло и зарывшись носом в подушку. Серёжа подкрался к кровати, наклонился и оставил на тёплой щеке поцелуй.

Было начало апреля, на улицах лежал грязный снег. Разумовский добирался до больницы на такси. Вся поездка, включая сам приём, заняла у него два часа. Когда он покидал здание больницы, на небе не было ни облачка. Разумовский сладко вобрал в грудь воздух и прикрыл глаза. Погода была холодная, не больше трёх градусов тепла, но он каждой клеточкой тела ощутил, что наступила весна. 

Олег не слышал, как хлопнула входная дверь и проснулся только, когда почувствовал прохладную руку у себя в волосах. Разумовский переоделся обратно в пижаму, лёг в постель и стал нежно перебирать тёмные волосы.

— Олежа, просыпайся.

Серый чмокнул его в нос, подушечки пальцев мягко коснулись скул и висков. Голубые глаза сияли так, точно Сергей никак не мог Олегом налюбоваться.

— Доброе утро, лисёнок, — хрипло сказал Олег. Он смял ткань футболки у Серёжи на спине, хотел притянуть его ближе и застыл.

Сергей склонил на бок голову. Олег провёл ладонями вверх и крепче прижал руки, точно хотел по-привычке нащупать твёрдые пластины и вставки, но под тонкой футболкой была только тёплая кожа.

— Олеж, мне разрешили снять корсет.

Серёжа произнёс это шёпотом, как будто сообщал великую тайну. От него пахло цитрусовым шампунем, одеколоном и совсем немного больницей, в которой он был час назад.

— Вставай — будем отмечать! — Серый весело спрыгнул на пол. — Что у нас на завтрак?

Короткие шорты едва доходили ему до середины бедра, домашняя футболка съехала в сторону, обнажив правое плечо. Волосы, которые он перед больницей собрал в пучок, сейчас рассыпались и падали небрежной волной на лопатки. На щеках от нежной улыбки играли ямочки. Он был такой красивый, что у Олега внутри что-то сладко сжалось от осознания: этот светящийся от счастья Серёжа правда его.

Олег пожарил оладушки и открыл новую банку земляничного варенья. Серый уплетал еду с таким аппетитом, как будто несколько дней нормально не ел. Аромат кофе расползался по всей квартире, они ели из одной большой тарелки, нечаянно соприкасались руками и обменивались счастливыми влюблёнными взглядами.

— У тебя, наверное, программа реабилитации изменится, — заметил Олег, когда с завтраком было покончено. — Раз корсет больше не надо носить.

На лицо Серёжи набежала тучка. Он поставил на стол кружку с остатками кофе и медленно проговорил:

— Не знаю. Какие-то вещи можно будет активнее делать, наверное. Давай не будем сейчас про реабилитацию? — мягче добавил он, и Олег только кивнул.

Они поймали друг друга в объятия на пороге спальни. Олег бесцеремонно забрался Серёже под футболку, огладил низ живота и бока. У Сергея по коже побежали мурашки. Он тихо охнул и прижался к стене, точно боялся не устоять на ногах. Ладони Олега переместились на поясницу, легко коснулись позвонков и аккуратно притянули Серого ближе. В этой настойчивой ласке чувствовалась какая-то затаённая осторожность.

Они стояли в дверном проёме в лучах солнца и дрожали от желания подарить друг другу как можно больше нежности. В карих глазах Олега появился чудесный медовый оттенок. Серёжа провёл ладонью по сильным плечам и шее и прошептал:

— Всё хорошо, я скажу, если что-то будет не так.

Олег опустился на колени и стянул с него шорты вместе с бельём, а потом оставил по поцелую на тазобедренных косточках. От этих коротких прикосновений у Серёжи внутри что-то растаяло. Олег уложил его обнажённого на кровать, быстро разделся сам и припал к сложенным для поцелуя губам.

Олега пьянило ощущение голой кожи под пальцами. Он гладил Серого по рёбрам, целовал поджарый живот, касался — очень аккуратно — спины. Невозможно было отказать себе в удовольствии усыпать его всего розоватыми метками. Разумовский постанывал от каждого невесомого прикосновения, сжимал коленями бока и шептал:

— Олеж, я так тебя люблю…

Сергей машинально подался бёдрами вперёд. Бледная кожа шла мурашками, он нетерпеливо ёрзал и поминутно прикусывал нижнюю губу.

— Ш-ш-ш, не спеши, ладно? — Олег провёл ладонью по дрожащей макушке, обхватил ладонью запястья и завёл руки Серому за голову.

Разумовский кивнул, как бы обещая вести себя аккуратнее. Олег усмехнулся. Серёжа должен был помнить, что спине ещё заживать и заживать, и им следует быть осторожнее, но Разумовский, кажется, совершенно забыл о своей травме. Олег обращался с ним как с сокровищем. Серёжа прижимался ближе, оставлял неглубокие царапины на спине и плечах. Подёрнутые дымкой голубые глаза чарующе сверкали из-под влажных ресниц. Олег брал его медленно, аккуратно толкался в узкие стеночки, шептал в порозовевшее ушко:

— Всё хорошо?

Сергей потянулся к нему, взял лицо в ладони и на секунду прижался к сухим горячим губам.

— Всё хорошо. У меня ничего не болит… Олеж, правда, всё в порядке.

Олег прижал его дрожащие ладони к матрасу, поцеловал искусанные припухшие губы и почувствовал, как Серёжа с тихим всхлипом кончает.

Они долго лежали в замершей тишине и молчали. Олег прижимал Серёжу к себе, закинув ногу ему на бедро и зарывшись носом в рыжие волосы. Одну ладонь он устроил у Серого на животе и тихонько гладил нежную кожу. Разумовский поймал его свободную руку и переплёл их пальцы.

— Ты у меня самый лучший, Волче, — устало сказал он. Олег не мог видеть его лица, но знал, что на тонких губах сейчас блуждает улыбка.

— Ты у меня тоже, — он оставил поцелуй на плече. — И я тебя тоже очень люблю.

В рыжих волосах медью танцевали солнечные блики.

***

Серёжа доплыл до конца дорожки, ухватился за бортик, принимая вертикальное положение, и смахнул с лица пропахшую хлоркой воду.

На сегодня это было всё. Разумовский ступил на скользкую лестницу, вылез из бассейна и поспешно вставил ноги в шлёпанцы.

Это была часть реабилитации. Он уже пару недель ходил без корсета, и к привычным восстановительным процедурам добавился бассейн. Сергею очень не нравилось сюда приезжать. Плавать он не любил и воду терпеть не мог, особенно если нужно было следовать указаниям инструктора, а не плескаться в своё удовольствие.

— Я знаю, ты терпеть не можешь плавать, — сказал Олег, когда Серёжа пожаловался, какая это тоска. — И тебе, конечно, хватает сейчас всяческих процедур, но раз это правда полезно… мне вот спокойней, что ты проходишь реабилитацию по всем правилам.

Эту фразу Серёжа частенько прокручивал в голове, когда ему становилось совсем уж тяжко.

Ему до сих пор нельзя было поднимать предметы тяжелее пяти килограмм. Машину можно будет водить не раньше середины мая. Даже бегать пока было нельзя: только ходить быстрым шагом. Сергей чувствовал себя куда бодрее, чем пару месяцев назад, когда только вернулся из швейцарской клиники, и всё равно ему отчаянно не хватало себя прежнего.

Бассейн располагался в большом водном комплексе с куполообразной крышей. Разумовский приезжал сюда три или четыре раза в неделю. В раздевалке было прохладно, по полу шёл холод. Фен был очень старый, и Серёже приходилось по часу стоять под слабой, еле тёплой струёй воздуха.

Домой он вернулся в начале восьмого. В квартире было темно и тихо. Короткая прогулка от автобусной остановки до подъезда длилась всего несколько минут, но он всё равно успел замёрзнуть. Серёжа поставил чайник и долго мыл руки под горячей водой. В тишине пустой квартиры ему стало очень тоскливо.

Чайник на кухне давно вскипел. Серёжа залил полную кружку кипятка, подул, аккуратно отпил и чуть не вылил на себя чай. Язык и нёбо обожгло, он зашипел и громко чертыхнулся. Разумовский поставил кружку на стол, взглянул на неё несчастными глазами и поджал губы.

Пару минут надо было подождать.

Сергей прошёл в спальню, рассеянно огляделся вокруг. Взгляд его упал на противоположную от окна стену. Он остановился перед крючком со спортивными медалями. Разумовский оглядел связку, протянул руку и нашёл пёструю, ярко-красного цвета ленту.

Серёжа аккуратно снял с крючка медаль. Свет лампы скользнул по серебряному корпусу и высветил год и место проведения Олимпийских игр. Ниже было начертано название спортивной дисциплины. Разумовский вздохнул и накинул ленту на шею. Медаль была куда легче, чем он помнил.

Два года назад во время награждения она камнем упала ему на грудь. Вокруг был шум, вспышки камер слепили глаза, всё блестело и переливалось, а у Серёжи было стойкое ощущение, что несколько часов назад рухнул мир. Звучала музыка. Дул промозглый ветер, и Разумовский продрог до костей, пока всё не закончилось.

Сергей машинально опустил руку на поясницу. Два года назад после олимпийского поражения он уверен был, что переломится пополам, но завоюет олимпийское золото. Он растерянно взглянул на себя в зеркало на дверце платяного шкафа. Его прошиб холодный пот.

Он честно сделал всё, что мог ради призрачного шанса поехать на ещё одни Олимпийские игры, но заплатил за это слишком высокую цену. Серёжа вдруг ощутил знакомую дрожь, совсем как в Швейцарии, когда решил пересмотреть свой прокат на последнем Чемпионате России. Он так хотел в конце-концов выиграть, а остался с жалким олимпийским серебром и титановым диском в позвоночнике.

— Серый, я дома!

Сергей крупно вздрогнул, дрожащими руками сложил ленту медали вдвое и сунул её в верхний ящик стола. Он так глубоко ушёл в свои мысли, что не заметил, как хлопнула входная дверь.

— Привет! Вкусно пахнешь, — Олег чмокнул его в неглубокую морщинку на переносице.

— Хлоркой, — буркнул Серёжа.

— Как… тренировка? — Олег стал мыть руки. Сергей за его спиной присел на краешек ванны.

— Никак, — Разумовский флегматично пожал плечами. — Это не тренировка, а часть реабилитации. Спокойное выполнение упражнений, направленных на укрепление мышечного корсета, — с шутливой важностью закончил он, слегка вздёрнув нос.

Олег выключил кран, взял полотенце и долго смотрел на Сергея через зеркало.

— Как скажешь, — и повесил полотенце на дверь.

На кухне так и стоял оставленный Серёжей чай. Разумовский опустил в кружку кончик указательного пальца и с сожалением вылил содержимое в раковину. Напиток успел совершенно остыть.

Ужинали они молча. Серёжу не отпускало странное ощущение, которое он испытал, разглядывая олимпийскую медаль. Глядя на переливающийся тусклым сиянием корпус, он ясно почувствовал, что что-то в нём за эти два года сломалось.

— Чай будешь? — голос Олега донёсся как будто издалека.

Сергей поднял голову, подумал и пробормотал:

— Нет, спасибо.

В начале мая наконец потеплело. Серёжа обратил на это внимание, когда при выходе из бассейна ему впервые не захотелось натянуть шапку. После длинных майских выходных ему сделали плановое МРТ и сообщили, что всё идёт чётко по плану. В тот день, сидя на кровати и радостно покрывая лицо Олега поцелуями, он прошептал:

— Ты представляешь, Волче? Мне скоро разрешат бегать!

Олег провел рукой по позвоночнику, невольно задержался в самом низу, там, где под кожей располагался титановый имплант. Если не знать — то и не догадаешься, шрам за несколько месяцев почти сошёл, но Волков отчего-то чувствовал острую потребность подержать там ладонь, как будто это могло стереть из памяти все Серёжины мучения.

— Олеж? — позвал Сергей и тронул его за подбородок.

Олег моргнул и поспешно вернулся к белой, покрытой розовыми следами, шее. Он не мог отделаться от ощущения, что Серёжа в его руках ужасно хрупкий.

Сергей вдруг мягко отстранил его за плечи. Губы у Разумовского были влажные, красивого ярко-розового оттенка. Румянец пылал на щеках, а в голубых глазах дрожало беспокойство.

— Ты весь напряжённый. Что такое?

Олег не мог заставить себя произнести, что вертелось на языке: «Я хочу, чтобы ты всегда был такой счастливый, как сейчас. Я не хочу снова видеть тебя таким разбитым, как после того проклятого Чемпионата». Олег поднял руки выше, положил ладони Серому на лопатки и прошептал:

— Я очень сильно тебя люблю.

Слабая улыбка пробежала по Серёжиному лицу, и Олегу вдруг пришло в голову, что Разумовский о его страхах догадывается.

Олег не хотел признаваться в этом даже себе, но как бы ни радовался он вместе с Серёжей очередному пройденному этапу реабилитации, он не мог отделаться от простой мысли: чем ближе Серый к выздоровлению, тем скорее он захочет вернуться на каток.

В конце мая Серёже разрешили водить машину, но куда больше он радовался, что теперь можно было бегать. Это казалось такой мелочью, но он с каким-то особенным удовольствием вставал на беговую дорожку в реабилитационном центре, ставил небольшую скорость и вспоминал, как правильно двигаться. Разумовский так долго жил в рамках строгих ограничений, что теперь не без труда привыкал к их отсутствию.

Он снова мог доверять своему телу. Оно не болело, ему не нужно было постоянно давать себе полежать, он мог спокойно ходить быстрым шагом и знал, что спина не начнёт ныть при любом неосторожном движении.

— Её иногда… колет, — поделился он с Олегом, наклоном головы указывая на свою спину. — Легонько так, я едва замечаю… Это нормально.

Разумовский сейчас не собрал бы самый простой прыжок и не хотел думать, как трудно будет возобновлять тренировки. Он больше не падал по вечерам на кровать от усталости, а невыносимая боль в пояснице стала горьким кошмарным воспоминанием. Маленький ад, в котором Сергей так долго варился, закончился. Олег уже несколько месяцев не видел, чтобы он принимал обезболивающие. 

— Серёж, нам собираться надо, — Волков блаженно откинул назад голову. Яркое июньское солнце ударило ему в глаза, он зажмурился. В первые выходные наступившего лета они решили отправиться на дачу. Выехать нужно было не позднее пяти часов вечера, но вместо того, чтобы собираться они нежились на заправленной кровати. Солнце бегало по светлому покрывалу и отбрасывало на стены маленькие солнечные зайчики. Олег смеялся от нежной щекотки.

Серёжа фыркнул и запустил ладонь под футболку.

— Ты сам сказал: главное — выехать до пяти, — проговорил он Олегу в самые губы и прижал чужие ладони к подушке. — Я торжественно обещаю тебе: мы выйдем из дома вовремя. 

Волков приподнял подбородок, подставляя шею, и вдруг тишину комнаты нарушил громкий телефонный звонок. Серёжа застыл, напряжённо прислушиваясь. Олег распахнул глаза. Его охватило дурное предчувствие.

Разумовский нехотя потянулся к тумбочке и взглянул на экран. Безмятежное выражение исчезло с его лица. Лоб перерезала озабоченная складка.

— Извини, мне надо ответить, — Серёжа сел на край кровати, провёл рукой по макушке, как будто хотел привести в порядок волосы и нажал кнопку «Принять».

— Здравствуйте, Елена Вячеславовна! Я как раз на днях хотел вам позвонить.

Они с Еленой Вячеславовной периодически созванивались, коротко разговаривали, Сергей сообщал, как проходит восстановление и быстро прощался. Олег устроился у него за спиной, положил голову на плечо и быстро клюнул в шею. Уголок тонких губ дёрнулся вверх, Серёже стоило явных усилий придать голосу серьёзное выражение.

— Да, всё идёт хорошо, спина не болит… Ну, иногда, но это просто лёгкое покалывание, это нормально, — он сделал паузу и дальше заговорил каким-то чужим взволнованным голосом. — Когда на лёд? Я не знаю, мне только бегать разрешили. Да, бегать и в целом разрешили больше делать. Рад, конечно! — тут Разумовский замолчал и долго, целую минуту слушал голос на том конце провода. — Я позвоню. Нет, сейчас точно нет, — он выдавил из себя короткий смешок и стал нервно мять кончик покрывала. — Да, конечно, я позвоню.

Сергей положил трубку. Солнце ушло за тучу, и комнату окутал бледный сероватый свет. Разумовский только сейчас понял, что Олег давно перебрался на противоположный край кровати.

— Олеж? — Серый положил ладонь ему на плечо. — Олеж, что случилось?

Олег обернулся.

— Почему она спрашивает, собираешься ли ты на лёд? — вопрос прозвучал резко, Волков сконфуженно опустил глаза, но продолжал. — Ты ещё только половину реабилитации прошёл. Какой лёд?

Сергей вздохнул. Он как будто ожидал этой вспышки.

— Она не имела в виду прямо сейчас. Просто… понимаешь, раз мне уже даже бегать разрешили, можно сказать, мне уже можно и…

— Нет, тебе нельзя возвращаться к тренировкам! — Олег схватил его за руку. — Я не врач, но я совершенно точно помню, что тебе разрешили бегать — медленно бегать — про серьёзные физические нагрузки речи не шло. А тренировки это в любом случае…

— Олеж, я знаю, — Серёжа попытался заглянуть ему в глаза. — Не волнуйся, никто никуда не возвращается, — он озабоченно поджал губы. — Родной, она просто выясняла, в каком я состоянии.

— Она спросила тебя, когда ты собираешься на каток, — голос Олега зазвучал совершенно несчастно. — Серёжа, у тебя только всё более или менее восстановилось…

— Да, и я буду спокойно ходить на реабилитацию, пока мне не скажут, что я совершенно здоров, — Сергей спустился на пол и встал напротив, оперевшись коленом о кровать. — Олеж, она имела в виду, что многие спортсмены возвращаются к тренировкам раньше положенного. Если впереди важные соревнования, ответственный сезон или ещё что-то. Я и сам так делал! — он ласково погладил тёмные волосы. — Но сейчас нет никакой спешки. Я не собираюсь вставать на коньки пока не буду уверен, что со спиной всё в порядке. Действительно в порядке, — добавил он и выразительно приподнял брови.

Олег молчал. На лице у него оставалось хмурое выражение. Сергей видел, что он всё ещё не убеждён и сказал:

— Олежа. Когда… если я в какой-то момент решу поехать на каток, — Разумовский сделал паузу, безмолвно благодаря Олега за то, что он не стал заострять внимание на этом «если», — я обещаю, ты будешь первым, кто об этом узнает.

Волков слабо улыбнулся. Плечи его расслабились, он склонил голову, как бы обдумывая услышанное.

— Договорились, — наконец сказал он.

Серёжа просиял и протянул выставленный вперёд мизинец. Олег зацепился за него своим и аккуратно потряс. Серёжа довольно уселся к нему на колени, горячо поцеловал и прошептал:

— Ну не хмурься, Волче. Всё хорошо.

Олег кивнул и милостиво чмокнул его в ответ.

— Нам вообще-то собираться надо, — заметил он после небольшого молчания. — Серьёзно, скоро пробки начнутся. Да не сержусь я, не сержусь, — он улыбнулся и мягко спихнул Серёжу с колен. — Если мы не выйдем через полчаса — будем на даче в лучшем случае ночью.

Сергей стал спешно складывать вещи в рюкзак. Взял запасную футболку и потрёпанные джинсы. Сбегал в ванную и прихватил зубную щётку. Разумовский вернулся в спальню и вытряхнул из шкафа старенькую толстовку, которую можно будет надеть во время вечерних посиделок на веранде.

Они выехали из города точно в срок. Серый держал на коленях рюкзак, в правой руке сжимал коробочку апельсинового сока. Машину слегка подбросило на выезде из города, и Разумовский едва не пролил оранжевую жидкость на сиденье и джинсы.

Олег скосил на него глаза, сурово прищурился и сказал:

— Если хоть капля попадёт на сиденье, в следующий раз поедешь в багажнике.

Разумовский хотел ответить какой-нибудь колкостью, но увидел, что в карих глазах заискрилось веселье. Олег улыбался уголком губ, его пальцы постукивали по рулевому колесу. Разумовский усмехнулся, но на всякий случай скорее допил последний глоток.

Над головами у них пронеслась надпись «Вы покидаете Санкт-Петербург». Олег прибавил скорость.

— Спасибо, — вдруг сказал он.

— За что? — изумлённо спросил Серёжа.

— За то, что не возвращаешься раньше времени к тренировкам. Я знаю… — Волков сглотнул и крепче сжал руль, — я знаю, как тебе это важно, — он бросил взгляд на спидометр и слегка сбавил скорость. — Просто я не хочу, чтобы тебе опять было больно.

Он мельком взглянул на Серёжу и быстро устремил глаза обратно на дорогу. Сергей протянул руку и робко сжал его ладонь в своей.

Они мчались по залитому солнцем шоссе, в окно задувал тёплый пропахший летней травой ветер. От слов Олега у Серёжи внутри что-то перевернулось. Сердце забилось часто-часто, в уголках глаз защипало. Он чувствовал себя совершенно разбитым. Горло сдавило, Сергей вздохнул, пытаясь унять внезапную нервную дрожь, и вдруг почувствовал сладко-горькое облегчение.

Он откинул голову на сиденье, пониже опустил стекло. Ветер сдул подступившие к глазам слезинки, они скользнули по вискам и затерялись в растрёпанных рыжих волосах.