Серёжа шёл по пыльному асфальту ко дворцу спорта. Небо было свинцово-серое, мягкий воздух хранил летнее тепло, но поднявшийся с самого утра ветер напоминал, что пришла осень.

Разумовский поднял воротник чёрного пальто, пряча шею от холода и быстрыми шагами пересёк полупустую парковку. В холле ледового дворца царил уютный полумрак. Серёжины шаги гулко отдавались от стен.

Сергей прошёл через турникет и двинулся знакомым путём вглубь ледового дворца. Кабинет Елены Вячеславовны находился на первом этаже. Приближаясь к заветной двери, Серёжа невольно замедлил шаг. У него возникло ребяческое желание как можно сильнее оттянуть момент встречи. Все слова, заготовленные дома и в дороге до спортивного комплекса, куда-то делись, и он с трудом заставил себя постучать.

— Войдите!

Сергей нажал на дверную ручку с чувством, будто прыгает в пропасть.

Елена Вячеславовна сидела в кресле с высокой спинкой за длинным письменным столом. Она подняла голову, окинула посетителя беглым взглядом и тут же снова устремила глаза на разложенные на столе документы.

— Здравствуй, Серёжа. Входи, пожалуйста.

Разумовский тихо прикрыл за собой дверь.

Он столько лет провёл в этом ледовом дворце, но по пальцам мог пересчитать случаи, когда ему приходилось заходить в этот чистенький светло-бежевый кабинет.

— Мне надо с вами поговорить.

В глазах Елены Вячеславовны что-то промелькнуло. Она кивнула и жестом предложила ему присесть. Сергей спрятал руки в карманы и тяжело сглотнул. В горле стало сухо, он никак не мог унять охватившую тело дрожь.

— О чём?

Серёжа ответил быстро, как будто боялся передумать и промолчать.

— Об Олеге.

Она вскинула на него изумлённый взгляд. На лице Елены Вячеславовны отразилось смятение, но она с поразительной лёгкостью вернула себе прежнюю твёрдость. Жёстко и холодно усмехнулась, а потом быстро посмотрела на исчирканный короткими заметками настенный календарь. Серёжа невольно проследил за её взглядом. Даты ближайших соревнований были обведены красным фломастером.

— Вы не должны были так с ним разговаривать.

Выражение лица Елены Вячеславовны оставалось бесстрастным, Сергей даже подумал, она не понимает, о чём он говорит, но тренер вдруг сказала:

— Так он тебе рассказал, — Елена Вячеславовна убрала документы в папку. На запястье тускло сверкнули часы.

— Да, рассказал, — Серёжа сделал паузу и повторил. — Вы не должны были так с ним разговаривать.

— Не надо рассказывать мне, что я должна или не должна была делать.

Сергей моргнул. Он с детства знал этот строгий тон и понимал, насколько ей не понравились его слова. 

— Олег сказал, вы велели ему не лезть не в своё дело, — голос Серёжи дрогнул от подступившего к горлу гнева.

— А что я должна была сделать? — Елена Вячеславовна понизила голос до шёпота. — Снять тебя с соревнований? — она постучала указательным пальцем по краю столешницы. — Нет, Серёжа. Насколько я помню, я спрашивала тебя об этом перед соревнованиями, — она выдержала паузу. — Помнишь, что ты ответил?

Сергей молчал. С Чемпионата России прошло больше полугода, но он отчётливо запомнил те дни. Подготовка к соревнованиям превратилась в маленький ад, и сейчас ему было почти жутко погружаться в воспоминания. Глаза Елены Вячеславовны сверкали через стол, от её безжалостного тона прошибал холодный пот. Серёжа почти жалел, что пришёл к ней.

— Ты помнишь, что ты мне ответил? 

Тренер по-прежнему сидела в кресле, но у Сергея возникло странное чувство, что она стоит рядом и больно трясёт его за плечи.

— Я ответил, что выступаем, — произнёс он.

Разумовский давно вскочил на ноги. Сердце у него колотилось как сумасшедшее, ладони неприятно потели, хотелось скорее выйти на холодную улицу.

— Тогда в чём дело?

— Вы не должны были так говорить. Нельзя было говорить Олегу, что это не его дело! Он же мой… — Сергей запнулся и почувствовал, как предательская краска заливает щёки. — Он мой… Это его дело тоже, — совсем тихо добавил он и наконец решился поднять глаза.

— Значит, я должна была его послушать и не дать тебе выйти на лёд?

В окно заглядывала бледная осенняя серость. В воздухе кружилась пыль. Лампа на потолке дважды мигнула, на одно короткое мгновение погрузив кабинет в полутьму.

— Я не знаю, прав был Олег или нет, — Сергей зажмурился и с трудом поборол в себе желание закрыть руками лицо. — Только я бы всю жизнь жалел, если бы не попытался… — в горле встал неприятный ком, он замолчал.

— А ты и не попытался как следует. Ты не докатал. Ты доехал до конца программы, но всё равно что не докатал.

Разумовский дёрнулся, будто она влепила ему пощёчину. Он невольно отступил на шаг, а когда заговорил, с трудом узнал собственный голос.

— Нет, я не докатал, — Сергей сжал дрожащие кулаки. Тренер нахмурилась, но он выдержал её взгляд. — Но вы не правы — я пытался. Я ехал до тех пор, пока от боли просто не смог встать.

Правая рука помимо его воли потянулась назад и легла на поясницу. Серёжа стоял посреди кабинета, бледный как смерть с пересохшими губами и повторил:

— Я не мог встать.

В кабинете повисла такая жуткая тишина, какая бывает после прогремевшего пистолетного выстрела.

Сергей в два быстрых шага оказался у двери, дёрнул ручку, сбивчиво попрощался и исчез в коридоре, не дожидаясь ответного прощания.

***

Разумовский сидел на краешке стула и аккуратно резал разложенные на деревянной досочке помидоры. Олег у плиты что-то напевал себе под нос, помешивал мясо на сковородке и краем глаза успевал наблюдать за Серёжей.

— Серый, постарайся помельче.

Сергей невесело хмыкнул. Олег отложил лопатку в сторону, вытер руки о полотенце, обогнул стол и положил ладони поверх Серёжиных.

— Давай покажу как.

Сергей чувствовал на шее тёплое дыхание. Олег направлял его руки, и так правда получалось лучше, хотя кусочки всё равно выглядели как-то неряшливо.

— Видишь, ничего сложного, — Олег весело клюнул Серого в мочку уха, хотел уже вернуться к фырчащей плите и тут наткнулся на печальный, расстроенный взгляд. — Серёж? Ты что, до сих пор про ваш разговор думаешь?

Сергей пожал плечами. Он подробно пересказал разговор с Еленой Вячеславовной, дрожа от гнева повторил, что от боли не мог встать и закончил тем, что они, кажется, серьёзно поругались.

— Серый, ты же знаешь, что она не права, да? — Олег аккуратно забрал у него нож. — Ты не мог встать и всё тут, — он приподнял Серёжину голову за подбородок.

Разумовский несчастно улыбнулся. Он был страшно признателен Олегу за поддержку, но его до сих пор душила вспыхнувшая в кабинете обида. С той самой минуты, как он выскочил в коридор, он не мог перестать думать о словах Елены Вячеславовны.

Она же видела, чего ему стоило тогда просто выйти на лёд. У него не было сил, боли в спине вконец его замучили, но он попытался выжать из себя хоть что-то. Сергей до сих пор не знал, чего в этом отчаянном выходе на соревнования было больше: упорства или безрассудства.

— Знаю, что не права, — он прижался головой к плечу Олега. — Просто…

Серёжа умолк. Что-то неприятное и тоскливое ворочалось в груди, но никак не могло оформиться в одну связную мысль.

«Я не мог встать и продолжать ехать. Я не мог продолжать».

Сергей судорожно вздохнул, заглянул Олегу в глаза и сказал:

— Ты можешь меня кое-куда отвезти?

Олег удивлённо приподнял брови, но кивнул. На часах было почти десять вечера.

Они быстро оделись, Олег сунул в карман куртки ключи от машины и пару минут молча ждал Сергея в прихожей. Разумовский появился на пороге комнаты в чёрном спортивном костюме, со спортивной сумкой в руках, где — Олегу даже проверять не надо было — лежали коньки в резиновых чехлах.

Небо над городом было нежного серо-синего цвета. Серёжа вдохнул прохладный вечерний воздух, поднял голову и пару мгновений зачарованно смотрел вверх.

Олег не спрашивал, куда ехать. Они катили по тёмной осенней улице, навстречу им летели пожухлые листья. До катка добрались за пятнадцать минут — в столь поздний час дороги были свободны. Только остановив машину на знакомой парковке у дворца спорта, глядя, как медленно потухают фары, Олег сообразил, что так поздно внутрь их никто не пустит, но Серёжа коротко кивнул ему головой, и Волков молча последовал за ним.

Сергей взял чуть левее от центральных дверей, завернул за угол и распахнул дверь неприметного чёрного хода. В полутьме коридора он взял Олега за руку и прошептал:

— Здесь уже никого нет. Мне нужно кое-что… кое-что сделать.

Пару минут Олег совершенно не понимал, где находится. Сергей шёл чуть впереди, вёл его за собой, а свободной рукой придерживал на плече спортивную сумку. Разумовский двигался уверенно и быстро, но по тому, как крепко он стискивал чужую ладонь, было ясно, что Серёжа страшно волнуется. Они шли всё дальше по запутанным переходящим друг в друга коридорам, и Олег даже жалел, что нет времени осмотреться. Серый провёл в этом ледовом дворце полжизни, нечего было удивляться, что он так хорошо здесь ориентируется. Сергей вдруг замедлил шаг, обернулся через плечо и сказал:

— Аккуратно, здесь ступенька.

Они поочерёдно переступили высокий порог, Серёжа без труда отыскал выключатель, и они наконец очутились в знакомом Олегу помещении. Это был коридор, в котором он встречал Серёжу после Чемпионата России. По правую руку находились опустевшие в конце дня раздевалки.

Сергей застыл на месте на пару минут, потом выпустил ладонь Олега и решительно включил в мужской раздевалке свет. Из темноты выступили ряды одинаковых шкафчиков, низкие деревянные скамейки и зеркало рядом с душевой.

— Садись пока, мне надо переодеться.

Он бросил куртку на лавку, стянул кроссовки и достал из сумки коньки в ярких резиновых чехлах. Сергей сильно поморщился, когда вставлял ноги в ботинки. То ли они утратили форму за несколько месяцев, что он не катался, то ли он просто забыл какие они жесткие и как неприятно сдавливают стопу.

Олег не удержался от тяжкого вздоха.

Разумовский справился со шнуровкой, выпрямился, поймал внимательный взгляд тёмных глаз и тихо сказал:

— Спасибо.

— За что?

— Что помог мне тогда развязать шнурки.

Олег растерянно кивнул и принялся было расстёгивать куртку, но Сергей положил ему руку на плечо:

— Не раздевайся, там же холодно.

Серёжа первым вышел из раздевалки и направился к тяжёлой железной двери. Олег уверен был, что через неё они вошли, но в очередной раз убедился, как плохо здесь ориентируется. Дверь, которую толкнул плечом Разумовский, вела на пустую ледовую арену.

Здесь было темно и стояла такая тишина, что становилось жутко. Сергей отыскал на стене выключатель, и большое куполообразное помещение залил свет.

Олег наблюдал, как Серёжа отпирает калитку. Разумовский положил телефон на бортик, собрал волосы в хвост и снял с лезвий чехлы. Колени были полусогнуты, он весь напрягся как пантера перед прыжком. Вены на руках взбухли, краска сошла с лица, в глазах засверкал странный блеск.

У Олега гулко заколотилось сердце. Он смутно догадывался, зачем они здесь. Часть его рвалась Серёжу остановить, а другая подсказывала, что сейчас следует замереть и просто быть рядом. В конце концов, пока Олег здесь, он не даст ничему с Серёжей случиться.

Сергей шагнул на сверкающий лёд. Лицо у него побелело и стало почти пепельным. Он сделал пару шагов, держась за бортик, потом отъехал на полметра и обернулся.

— Ты побудешь со мной?

Олег кивнул и тихо сказал:

— Да, конечно.

Наверное, что-то выдало охватившее его волнение, потому что Серый вдруг серьёзно покачал головой.

— Я не упаду, Олеж, не волнуйся. Мне просто надо чуть-чуть покататься.

Серёжа ударил зубцом правого конька о гладкую ледовую поверхность, точно хотел что-то прощупать, и сделал несколько маленьких шагов. Он ехал, сильно наклонив корпус вперёд, точно не до конца доверял отвыкшему от тренировок телу. Сделал круг по периметру катка, слегка набрал скорость и объехал арену ещё дважды. Олега с каждым проездом Серёжи мимо обдавало слабым дуновением ветерка.

— Медленно, да? Медленнее, чем я обычно катаюсь?

Разумовский остановился рядом с калиткой, положил пальцы на бортик. Длинные рукава чёрной спортивной кофты скрывали тонкие запястья. Бледная кожа на холоде стала отливать синевой.

Олег ответил не сразу. Он несколько раз смотрел его соревнования с трибун и помнил впечатление, которое производило Серёжино катание. Олег всегда переживал и волновался, но даже у него дух захватывало, когда Разумовский в несколько шагов набирал скорость, скользил, словно ему это ничего не стоило и продолжал резать коньками лёд с удивительной лёгкостью, будто за спиной у него вырастали крылья, а позади не было четырёх минут произвольной программы.

— Да, чуть-чуть медленнее, — наконец выдавил Олег и зябко убрал руки в карманы.

У Сергея на лице не дрогнул ни один мускул. Он кивнул, но у Олега было полное ощущение, что он только что всадил Серёже под рёбра нож.

Разумовский с такой силой стиснул бортик, что побелели костяшки пальцев. Грудь часто вздымалась. Он поднял голову и пробормотал:

— Чёртовы коньки. Не могу, давят, умереть можно.

Он перевёл дух, разблокировал телефон, что-то нажал и положил обратно на бортик экраном вверх.

Олег скосил глаза вниз и увидел, что Серый завёл таймер на четыре с половиной минуты.

— Когда я дам знак — запусти его, хорошо?

Сергей дождался кивка, выехал на середину арены, пару секунд стоял на одном месте, а потом махнул рукой. Олег легонько ударил указательным пальцем по экрану. Время стремительно побежало на убыль.

Серёжа в полной тишине заскользил по сверкающему льду. Он едва набрал скорость, ехал по одному ему известной траектории, останавливался на пару мгновений, после чего вновь продолжал двигаться. В паре мест он как-то странно, но с прежним изяществом, вскидывал вверх руки, будто хотел начертить ими что-то в воздухе. Олег бросил взгляд на бегущий таймер, и только сейчас понял, что Серёжа делает.

Произвольная программа в мужском одиночном катании длится четыре минуты тридцать секунд.

Разумовский помнил каждый жест, каждое движение своей программы под песню с красивым названием Miracle. Помнил, как расставлены прыжки, как нужно сделать дорожку шагов и в каком месте резко и точно в музыку ударить руками в воздух. Серёжа помнил свою произвольную наизусть, но сейчас даже не пытался её выкатать. Только скользил по льду, чертил коньками рисунок программы и останавливался там, где должны были быть прыжки и вращения.

Тишину ледовой арены нарушало только мерное шуршание лезвий.

Вот здесь идёт дорожка шагов. Катать её надо энергично, точно, иначе можно выпасть из ритма. Прыжки сделаны, остаётся всего ничего, нужно доехать, зайти на финальное вращение и сделать нужное количество оборотов. Серёжа сейчас не мог сделать ничего из того, что требовала программа. Он прошёл через сложную операцию, был избавлен от изнурительной боли, но отчётливо понял, до какой степени всё в нём за это время перевернулось.

Он остановился в самом центре арены, отсчитал про себя восемь оборотов, которые положено было делать, принял финальную позу, и через мгновение услышал резкий звон сработавшего таймера.

Олег ударил пальцем по экрану, и над ареной вновь воцарилась тишина.

Серёжа поднял голову вверх, устремив взгляд на трибуны. Их пустые одинокие кресла молча взирали на одинокую фигурку в центре льда. Рыжий хвост растрепался, несколько прядей упали ему на виски. Щёки горели, и он не сразу понял, что по ними бегут горькие слёзы.

Сергей закрыл руками лицо. В голове неприятно шумело. Он с каждой минутой всё сильнее чувствовал, как больно ботинки давят на пятки. Он вспомнил, как почти год назад мучительно их разнашивал — дома до сих пор хранился приличный запас зелёнки, которой он каждый вечер обрабатывал образовавшиеся мозоли.

Серёжа медленно, как будто что-то тянуло его назад, подъехал к бортику и тихо сказал:

— Всё. Олеж, это всё.

Сергей окинул несчастными глазами лёд. Нижняя губа у него вздрагивала, влажные ресницы отбрасывали тени на щёки.

— У меня в позвоночнике титановый диск. Я могу наизнанку себя вывернуть, — Серёжа приложил ладонь ко рту, у него вырвался всхлип. — Но я уже не смогу кататься как раньше.

Он шагнул с катка за бортик прямо к Олегу в объятия. Уронил голову на плечо, спрятал лицо в изгибе шеи, острые плечи затряслись, и Серёжа тихо и горько заплакал.

Тишина ледовой арены поглощала безутешные рыдания, чёрное небо заглядывало в узкое окно под самым потолком. Олег молча держал Серёжу в объятиях, а когда тот немного затих, бережно отстранил его, собрал солёную влагу с губ, поцеловал мокрые щёки и коснулся неглубокой морщинки между бровей.

— Поехали домой, Серый.

Дверь чёрного хода была открыта. Сергей тихо закрыл её до щелчка, и они быстро пересекли освещённую искусственным светом парковку. На капоте машины лежали жёлто-оранжевые листья.

Сергей закинул в багажник спортивную сумку. Он открыл дверь пассажирского сиденья и замер, устремив взгляд на спящий ледовый дворец. Ветер дул ему в лицо, рыжие волосы били по капюшону куртки. Он не плакал, но на кончиках ресниц поблёскивали слёзы. Олег тихо положил руку ему на плечо, и Серёжа опустил ладонь сверху.

— Спасибо, Олеж. Что пошёл со мной и… — он зажмурился. — Я просто хотел попрощаться.

Сергей сел на пассажирское сиденье и захлопнул дверцу. Олег завёл мотор. Перед машиной на асфальт упала дорожка света, протянулась по парковке и коснулась нижней ступеньки крыльца.

Олег медленно вырулил с парковки, и прежде чем они доехали до первого светофора, ему в голову пришла горькая и печальная мысль.

Холодным осенним вечером Серёжа наконец попрощался с фигурным катанием. На пустом катке, перед безмолвными трибунами и в полной, звенящей тишине.