Люси торопливо набирает ванну, глядя, как вода разбивается о белую керамику и вспенивается. Она наваливается на бортик, опустив голову вниз, и ей хочется ненадолго окунуться по уши — может, это приведет ее в чувство. Здесь тихо, узкая комната немного давит на плечи. Чуть пахнет лавандой — потому что Люси обычно не задумывается, когда хватает с магазинной полки пену для ванны, она просто берет то, что по скидке.

— У меня от твоей лаванды голова болит! — возмущается Череп, мерцая у нее за спиной. Он стоит на старой стиральной машинке; Люси видит банку в отражении помутневшего зеркала.

— Твоя тупая черепушка болит, потому что она давно сгнила и развалилась, — огрызается Люси. У нее нет настроения болтать, и Череп должен это чувствовать — отчаяние, поселившееся в ее мыслях, прорастающее сорняками.

Она сама не знает, почему не оставила призрак-банку в коридоре. Люси кинулась в ванную комнату, едва ли они вернулись домой, и торопливо содрала с себя куртку, прожженную эктоплазмой. Ей казалось, что призрак схватил ее, но кожа оказалась чистой, а вот где-то внутри расплывались уродливые черные пятна. Локвуд прав: нельзя приглашать в свою голову всех Гостей без разбора, кто-то из них непременно окажется маньяком-насильником. И теперь Люси хочется смыть с себя эту мерзость.

— Если бы тебя коснулась эта мразь, ты бы уже посинела и распухла, — презрительно цыкает Череп, когда Люси снова придирчиво осматривает рукав фланелевой клетчатой рубашки.

— Ты же все время бухтишь, что я никчемная и нерасторопная идиотка. Теперь я решила стать осмотрительнее, а тебе опять не нравится?

— Я не имел в виду, что тебе надо стать параноиком.

Фыркая, Люси запускает руку в волосы, расчесывая перепутавшиеся пряди. Они, как и всегда, в пыли и паутине, и Люси вовсе не хочется заглядывать в зеркало, чтобы видеть свое лицо с безумными, по-совиному круглыми от ужаса глазами. Шуршание воды ее успокаивает, а еще в отдалении она может слышать голоса Локвуда и Джорджа. Они наверняка беспокоятся за нее — кажется, Джордж удивленно крикнул что-то вслед, когда она залетела в свою ванную. Люси успокоит их позже, когда отмокнет как следует.

Не думала она, что когда-нибудь позавидует безопасности и заурядности их Даров.

Когда ванна полна, Люси торопливо сбрасывает одежду, стараясь не касаться никаких подозрительных пятен, швыряет неопрятный ком в корзину для белья. Краем глаза Люси косится на притихшего Черепа, вдруг сознавая, что стоит раздетой перед парнем — да, очень даже мертвым и совершенно безопасным за серебряным стеклом, но все же… Это такое неуместное чувство, что Люси хочется самой себя щелкнуть по лбу, когда ее уши краснеют. Она торопливо ныряет в мягкую лавандовую пену, скрываясь под водой. Тихо вздыхает, протягивая ноги…

— Предупреждай в следующий раз, если захочешь меня травмировать своей бледной тушкой, — мрачно заявляет Череп.

— Неужели это хуже, чем в тот раз, когда Джордж затащил тебя в ванну? — ехидно уточняет Люси, понемногу успокаиваясь в теплой воде.

— А-а, не напоминай! — взвывает призрак, крутясь внутри банки зеленым водоворотом. — За что ты так со мной? Ты же против пыток над призраками!

— Зависит от ситуации. Я читала заметки Джорджа и знаю, что ты не любишь повышение температуры. Так что советую думать дважды, прежде чем что-нибудь еще сказать!

— Ну знаешь, принимать ванну с девушкой гораздо приятнее, чем с этим жирдяем…

— Смотри у меня, — хмурится Люси, чуть ерзая в бок и постукивая по вентилю с горячей водой. — А то поддам огня, посмотрим, как тебе это понравится!

Череп оскорбленно замолкает. Есть у него такое настроение: изображать из себя очень важного Гостя Третьего типа, который «страдает от жестокого обращения кучки детишек, которым не помешало бы подумать о своем поведении». Раскаяния Люси он никогда не дожидался, а в силу своей болтливой натуры первым начинал говорить, как бы прощая ее за очередную грубость — возможно, Череп рассчитывал, что Люси почувствует себя виноватой, но хрен ему. Пока что призрак молчит, возможно, даже рассеивается, бледнея, — Люси не смотрит в его сторону, чтобы это не стало совсем уж неловким.

Это странно, потому что призрак, возможно, первое… существо мужского пола, перед которым она разделась — и даже не задумалась! Конечно, когда твои мысли заняты маньяком… Люси всегда презирала девчонок, которые только и думают, что о парнях — такие находились и среди одаренных. Природа дала тебе руки, чтобы сражаться, а не дергать подол юбки или накручивать локон на пальчик, жеманясь перед каким-нибудь парнем. Жалкие создания.

Люси никогда не думала о мальчиках — если только о мертвых. В том смысле, что ее больше всего занимала работа, расследования. Да и она сомневалась, что какой-нибудь парень смотрел на нее с интересом. Череп прав; она бледная, как и все агенты, ведущие ночной образ жизни, а еще тощая, без намека на женские формы, нескладная, с широкими плечами и сильными руками от бесконечных тренировок с рапирой, с россыпью белесых шрамов.

— Но твое тело вполне может приманивать голодных Гостей, как этого сегодняшнего джентльмена, так что не расстраивайся! — смеется Череп. — Ты ему понравилась! Он прямо-таки на тебя нацелился! Вот уж верно, горбатого и могила не исправит, все ему подавай свеженьких девочек…

— Заткнись щас же! — сквозь зубы цедит Люси, угрожая ему куском мыла. Она умеет метко бросаться — и Череп об этом знает, поэтому он замолкает, награждая ее щербатой улыбкой.

Она угрюмо трет кожу старой растрепанной мочалкой — чуть не до красноты. Дело даже не в эктоплазме, просто в скрипящем ощущении чистоты. Ей хочется снова его почувствовать после того помоечно-грязного вороха эмоций, который на него вывалил Гость, убийца и извращенец, так и не получивший наказания при жизни. Люси хочется забыть эти грязные мысли, тяжелые и неповоротливо-склизкие. И она от всей души надеется, что Джордж не станет искать о нем ничего — чтобы имя этого ублюдка никогда не засветилось в газетах. Он заслуживает забвения.

— Ты боишься умереть, так ведь? — негромко говорит Череп. Люси, безостановочно трущая свое предплечье, где почти сомкнулись холодные призрачные пальцы, останавливается, как зачарованная. — Я чувствую это в тебе. Когда ты соприкасаешься с Гостями, эта мысль становится твоей перегородкой. Маленькой ширмой, которую может снести ураган…

— Я… мне не жалко отдать жизнь ради чего-то хорошего, — честно говорит Люси. — Спасая людей, избавляя мир от Проблемы — это лучшая смерть, хотя и обидно. Но что будет после? Вдруг я… ну, не знаю, стану злобным мстительным призраком и кого-нибудь убью? Буду я осознавать, что я делаю, и желать им смерти? Каким-нибудь детишкам из Ночной стражи, которых пошлют разобраться. Или… я не буду помнить себя, сойду с ума? Не всем же так повезет, как тебе!

Череп скалится широким ртом:

— И это ты называешь везением? — будь у него руки, он наверняка развел бы ими, показывая на свою стеклянную тюрьму.

— Ну, ты не стал сгустком злобной энергии, который только и может, что визжать, пытаясь отъесть кому-нибудь лицо, — хмыкает Люси, намыливая волосы. Она старается не высовываться из воды, хотя интерес ее призрака тоже может быть скорее… гастрономическим. — Ты сознаешь себя, ты удержался между мирами. А вот я вполне могу стать какими-нибудь Сырыми Костями.

— А тебе пойдет.

Когда они только начали общаться, Люси казалось, что Череп тоже состоит из сплошной ярости, такой привычной для Гостей, но теперь она учится различать оттенки: любопытство, иногда горечь, искорки ядовитого веселья, много зависти — к ним, еще живым и свободным. Наверное, будь Люси заперта в клятой банке, она тоже злилась бы. О, еще как!

— Наверно, все когда-нибудь задумывались, что если они вернутся, — говорит Люси. — Но в твое время это были сказки.

— Не забывай, что моим хозяином был лорд Бикерстафф, — самодовольно ухмыляется Череп. — Он был гением! Я знал о потустороннем больше, чем кто-либо. Но… наверно, я все равно не был готов к тому, что случится. И больше я об этом разговаривать не собираюсь! — сердито заявляет он, как и обычно, обрываясь на самом интересном. — Давай лучше о тебе! Когда ты связалась с этим Гостем, что ты почувствовала? Захотела тоже убивать? Мечтаешь разделать своих товарищей внизу?

— Нет, только постучать тобой об стенку!

Череп заходится гомерическим хохотом.

— Люси, ты в порядке? — в дверь негромко стучит Джордж. — Ты уже долго там прячешься. Локвуд спрашивает, оставить ли тебе печенье…

— Да, да, я потом чай попью! — кричит она, отмахиваясь, хотя Джордж точно не может ее видеть. Но он определенно слышит плеск воды.

— Девчонки… — неопределенно вздыхает Каббинс, прежде чем уйти.

Люси устало усмехается. Она вряд ли напоминает обычных девчонок — они уж точно не принимают ванну, болтая с призраком… Ненадолго Люси замирает: а если Джордж что-то слышал и догадался, что она затащила в ванную рюкзак с призрак-банкой?.. Глупо получилось, но выходить и аккуратно выставлять ее в коридор, когда она уже эффектно хлопнула дверью, было бы странновато.

Ее друзей беспокоит связь с призраком. Им кажется, что Череп может плохо влиять на Люси, медленно сводить ее с ума… Но они с призраком просто пополняют список изощренных оскорблений друг друга. И это веселее, чем кажется.

— Мне надо вылезти из ванны, так что ты не должен смотреть, — самоуверенно говорит Люси.

— О, значит, не должен? Я делаю только то, что захочу, Люси, — довольно шипит он, изгибаясь щупальцами плазмы, как будто пытаясь дотянуться к ней — щелкнуть по задранному носу или… кто его знает. — Ты же понимаешь, как это глупо, моя дорогая? — вдруг он заговорщически понижает голос; даже в теплой воде Люси невольно чувствует пробежавшие мурашки. — Ты можешь ходить передо мной нагишом сколько угодно, ничего не поменяется. Я знаю тебя под кожей. Внутри. Твою душу. Она очень даже приятна на вкус, жду не дождусь, когда получится попробовать ее…

Люси устает слушать этот голодный шелест и решительно вылезает из ванны, торопливо вытирается большим махровым полотенцем. Странное дело, но это действует: Череп ненадолго умолкает, рассматривает ее — слишком неприкрыто, как будто напрашиваясь, чтобы Люси его одернула, но она гордо потягивается и рассыпает влажные волосы по плечам. Правда ли он способен испытывать что-то… плотское, будучи костяными обломками, или просто издевается, заставляя ее чувствовать себя неловко под пылающим зеленым взглядом?

— Мне всегда было интересно, почему женщины запросто раздеваются перед тобой, но смущаются, когда надо одеться, — глубокомысленно протягивает Череп.

— И многих женщин ты знал?

— Не особо, но из них ты самая ревнивая, — он ухмыляется и подмигивает — в исполнении зеленоватого призрака это выглядит отвратительно, словно с ней заигрывает утопленник из болота.

Люси трясет головой, и брызги летят на банку. Закутавшись в полотенце, она сама напоминает привидение.

— Спасибо, что подстраховал, — наконец говорит она. — Если бы ты меня не отвлек… В общем, я не пожалела, что взяла тебя с собой.

Она толком и не помнит, какую гадость Череп выкрикнул на этот раз, чтобы освободить ее из захвата, но он чертовски хорош в этом. В том, чтобы раздражать ее настолько, чтобы это острое раскаленное чувство разом возвращало Люси в реальность.

— Это и правда был мерзкий Гость, — признается Череп как-то устало. — Было бы жаль, если б из всех возможных призраков тебя прикончил он. Ты достойна какого-нибудь громкого финала, а не этой… падали.

— Он же маньяк. А ты все время говоришь об убийствах…

— Не сравнивай нас! — возмущенно шипит Череп, полыхая плазмой. — Он… мерзкое животное. Отвратительно. Да, я убивал — своими руками или подстроив все волей случая, — но я никогда мучил никого, как он. Особенно — женщин.

— Не знала, что ты романтик.

— Просто это бессмысленно и грязно. У убийства должна быть цель, а не… И почему мы вообще об этом говорим?

— Не знаю, — пожимает плечами Люси.

«Но, возможно, мне нужно было это услышать», — думает он, отворачиваясь, что Череп не видел ее тонкую улыбку.

Ей и правда становится легче дышать — от лавандовой ванны или разговора, а может, от того и другого сразу.