Трудно выкроить день, чтобы хотя бы начать договариваться по поводу портрета. Мегуми сам с себя бесится, с ситуации бесится тоже, но не может ничего сделать. На маршруте «общага-универ-работа-общага» с трудом удается заснуть. Глаза слипаются в автобусе, в ванной — вообще везде, где можно выполнять действия на автомате. Из любимого на автомате — переписываться с Юджи.
14:06
Привет!
Ты выспался сегодня? :000000
14:07
Я специально попозже написал
Махито говорит, что ты от смсок вскакиваешь
14:47
БОЖЕ
скажи мне что ты жив…
не мешай кофе с энергетиками
15:53
МЕГУМИИИИИИИИИИИИ
боже мой, ты обещал что мы спишемся в районе обеда…
а я уже скоро поужинаю….
Мегуми просыпается в лучшем случае около пяти. Цифры на часах расплываются перед глазами, когда он видит ворох уведомлений. Штук пятьдесят, если не больше. Вроде бы и стыдно, но устыдиться сил нет — так голова болит. От телефона еще хуже.
17:22
Прости. Ты в городе?
17:23
БОЖЕ!!!!!!! Я ДУМАЛ ЧТО ТЫ ПРИ СМЕРТИ
ИЗ-ЗА КОЛИЧЕСТВА КОФЕИНА
да, могу прийти прямо к общаге
все хорошо?
17:30
Давай я спущусь, сходим в кафешку рядом.
Угощу тебя чем-нибудь в качестве извинения. И зонт верну.
17:31
Зонт это подарок
я мало что в этом понимаю
но с зонтом тебе явно лучше чем без него
стилево
да и вообще
ну знаешь
ты хорошо выглядишь
и все такое
ну да?
17:40
Я отпишусь, как буду рядом
под куртку надень ченить
тут чет дубак такой
Мегуми странно лыбится в экран, бессильный перед нуждой хотя бы умыться и причесаться. Махито воркует над очередным хламом в кровати, и, к счастью, не лезет со своими непрошенными остротами. А то еще получит. Не хочется перед встречей устраивать драку, даже если руки чешутся. Тем более, за разбой в общаге его объяснительную заставят писать.
— Срач убери, — он ворчит, спотыкаясь об очередную дрянь на полу, — или я выброшу и тебя, и твои манатки.
— Со своей музой ты гораздо более вежлив, — Махито улыбается, и ему хочется выбить пару зубов, чтобы он впредь стеснялся так гримасничать.
— Заткнись.
Они никогда не прощаются по-человечески. Не то чтобы кто-то планировать умереть, но было бы чудно, наедь на Махито автобус или мусоровоз. Просто для галочки, чтобы настроение поднять. За окном так воет ветер, будто голодный волк. Пробирает до мурашек тревогой и напряжением.
Мегуми даже не знает, что надел — настолько мысли далеки от реальности. Тонкая ветровка на безразмерной футболке, посеревшей от стирки, не то чтобы греет. Но нет ни чувства холода, ни жара, все смешивается в одну общую кучу, будто проезжающий мимо скоростной поезд. И думать тяжеловато, хотя на то нет никакой особой причины.
Спускаясь по лестнице, Мегуми перебирает, сколько фотографий всякой всячины Юджи ему наприсылал. Снимки из садика, свитера его отца, красивая толстая синица на подоконнике и куча всего еще. Изображения мелькают в памяти вместе с его очаровательными приписками. По правде говоря, Юджи почти всегда спамит голосовыми, которые Мегуми ненавидит всем сердцем, но каждый раз трепетно слушает, потратив почти десять минут на поиск наушников по комнате. Никогда не доверяет расшифровкам в мессенджере и слушает-слушает-слушает, отключая и любимую песню, и фильм. Это просто ужасно. Потому что смс отца в том же мессенджере с вопросом "Когда домой?" он игнорирует начисто.
Юджи ждет прямо у ворот, натянув на голову капюшон и спрятав ладони в карманы безразмерной толстовки. Он вообще никогда не мерзнет; человек, способный ходить в ветровке всю зиму, не болея и даже не жалуясь на усохшую кожу на щеках. Его лицо только трогает яркий румянец в цвет крашеных волос. А еще он постоянно странно дергается в сторону Мегуми при встрече вместо того, чтобы спокойно пожать руки. И сейчас это происходит тоже, когда Юджи растерянно замирает на полпути, чтобы буквально повиснуть на нем, но вместо этого сконфуженно хватает его пальцы и тянет вперед.
— Капец, какие у тебя руки ледяные. И вообще, ты бледный. Оделся хоть?
— Да, не видно?
— Ты что, футболку надел под эту кофточку? — на лице у него вырисовывается неподдельный ужас. — Пойдем скорее туда, где тепло. Не нравится мне твой полубольной вид. Ты ведь вчера опять попал под дождь?
Мегуми не может удержаться и закатывает глаза. Хочется поспорить где-то глубоко внутри, но скорлупа интроверта не дает огоньку пробиться. Толстокожий, необщительный, нелюдимый, и как вообще такое солнце до него добралось? Но вчера он по-настоящему промок снова, и другие ботинки не высохли до сих пор. И прическа из-за этого сегодня идиотская: уснул с сырой головой. А Махито еще и окно потом открыл.
— Небось и не завтракал? — Юджи спрашивает уже за столиком, пялясь в меню гораздо меньше, чем на собеседника.
У него теплый взгляд и добрые глаза: такое кистью на холсте не передаст и самый умелый художник. Когда Мегуми задумыается о том, чьей рукой бы лучше писать светящиеся черты, он не может решить. Даже самый любимый живописец кажется ему недостаточно обученным, будто можно оспорить мастерство давно почившего классика.
— У тебя руки в краске, — Юджи даже не умеет ворчать: он смешно надувается, когда пытается скрыть искреннее беспокойство альтруиста.
Шуршит упаковка салфеток, и затем его теплые шершавые ладони с необыкновенным спокойствием и напряжением одновременно пытаются оттереть пятно акрила. Оттенок маджента, пигмент…
— Ты опять рисовал ночью? То работаешь, то рисуешь… На тебе лица нет.
— Я давно уже так, переживу.
— Опять за свое… ты как дед старый, — Юджи толкает к нему чашку чая и что-то издалека напоминающее сладкое, — ешь давай. За тобой следить надо. Еще постоянно этюдник на себе таскаешь, а от рисования в позе креветки со сколиозом твой позвоночник здоровее не становится!
Он снова звучит, как заботливый родитель. Мегуми не уверен, это вызывает в нем гнев или смущение, но чувство определенно довольно странное. На коже все еще остается теплое ощущение недавнего прикосновения, и хочется хотя бы секунду погреться в нем снова. Просто ужасно.
— Угу.
— Что «угу» то? Слушай доводы своего разума! — он явно понабрался этого от отца или дедушки, потому что самому с его-то очаровательной натурой не хватит сил высказать подобную фразу.
Он слишком уж хороший, этот Юджи. Невероятно наивный. Комфортный. И глаза у него красивые.
П-р-о-с-т-о у-ж-а-с!
А еще он такой милый на всех фотографиях, волонтер, вкусно готовит...
— Я думаю, ты что-то более важное, чем просто доводы разума.
Спросонья не сразу доходит, как именно это звучит. И хорошо, что они не единственные посетители. Глупая неловкость тонет в гуле ожившего города, в грохоте проезжающих за окном машин и свисте ветра. Мегуми ежится, надеясь, что не краснеет.
— Чай пей, тебе согреться надо. Простынешь, — Юджи толкает к нему чашку и терпеливо дожидается первого глотка, — есть сомнение, если уже не простыл.
— Я не болею, — упирается Мегуми, безбожно настырный в нежелании становиться беспомощным.
О нем некому заботиться, так что совершенно не до соплей и кашля.
— А носом шмыгаешь, — Юджи придвигается, медленно, скрипя ножками стула по полу, и затем прикладывает ладонь к его лбу, будто боясь обжечься и обжечь того, к кому тянется, — щас шутка перейдет в панику… ты какой-то слишком горячий. Как ты себя чувствуешь? — выражение лицо у него по-настоящему озабоченное.
Это действительно не шутка. Мегуми перебирает все ощущения, чтобы резюмировать:
— Спать хочу.
— А есть? — Мегуми качает головой. — Не нравится мне это.
— Да тебе кажется. Просто руки холодные, — они сталкиваются пальцами, и у кого руки холоднее, становится очевидно сразу.
Состояние действительно больше чем на троечку не тянет. Тем более, Мегуми столько проспал и даже не среагировал на тысячу и одно беспокойное сообщение. И на непрекращающуюся возню соседа. И даже на ветер за окном.
— Я отлежусь денек и пройдет.
— Оставлять тебя одного с Махито в общаге? Да ты там отъедешь первым рейсом, — Юджи хмурится, будто кислую сливу съел, — ща такси закажу, у меня отлежишься.
— Прикалываешься?
— Я серьезно. Да у вас в комнате и градусника стопроц нет! А уж если ты говоришь, что редко болеешь, то в таком состоянии лишний раз тянуть нельзя. Я с тобой посижу, если по поводу прогулов, то у меня папа врач, уж бумажульку какую он нам добудет. Тебе надо в кровати полежать и чай пить, а не убирать бардак за соседями и крючиться над картинками, даже если они очень хороши.
— Давай на автобусе. Такси — дорого.
— Фигня! По такому случаю можно.
Мегуми благодарен себе за то, что постоянно носится с сумкой, полной всякого хлама. Он не выходит без набора карандашей и скетчбука, зарядки, воды и еще кучи всяких вещей. Так у всех, кому приткнуться негде — все имущество и есть дом, который можно сберечь только своим присутствием круглые сутки. Да и эту ношу Юджи у него отнимает. Но, бог ты мой, кто зовет едва знакомых людей в гости? Да еще и с такой благородной целью. Даже если они строчатся уже месяц сообщениями, многого это не дает. Ну, только полный ящик эскизов, у которого скоро от тяжести груза вдохновения отпадет дно.
— У тебя болит чего-нибудь может?
— М, — идет носом вместо ответа, когда Мегуми закрывает ноющие глаза, — норм все.
В машине он засыпает. Ехать недолго, вроде, но короткая дрема растягивается в целую вечность. Голова лежит на теплом плече Юджи, который прижимает его к себе, чтобы не укачало и не бросало лишний раз по дороге. Знобить начинает сильнее. Затем какая-то тропинка, ступеньки и грохот ключей.
Правду говорят, что каждый дом имеет свой запах. Мегуми в этом уверен. Но тут, когда он пытается снять ботинки, пока Юджи вешает куртки в шкаф, пахнет абсолютно ничем. Вообще.
— Пошли, уложу тебя. Оценим тяжесть твоего состояния объективными методами.
— А мы тут одни? — Юджи одаривает растерянным взглядом, вскидывает брови. — Невежливо не поздороваться.
Он только в ответ усмехается.
— Папа в больнице на дежурстве, а дед опять пошел к соседу в лото играть или в карты. Я пытался их по сети научить, да бестолку. Старикам этим ничего не докажешь. И вообще, какая вежливость? У нас тут, это, эмердженси по всем фронтам. Я, конечно, хотел тебя им представить в совсем других обстоятельствах, но сейчас главное — твое здоровье.
Странно думать о том, с каким невообразимым удовольствием Юджи говорит это свое «папа», будто принцесса-барби. Аж от зависти пробирает. Тем более, отец Юджи хотел познакомиться с ним? Вряд ли из этого выйдет что-то хорошее. Мегуми не тот, кем стоит впечатлять родителей, особенно, если спросят про семью. Там полный бардак, и не знаешь, что хуже: сестра-инвалид или папаша-барыга?
Юджи будто видит это невнятное состояние, когда не только тело отказывает, но еще и мозг. И в его молчаливом касании плечом к плечу есть что-то совершенно необыкновенное, как из детства, когда мама еще могла зарядить отцу по лицу грязной тряпкой за немытые руки перед едой, когда сестра гонялась по лестнице с грохотом слона в посудной лавке. Это что-то настолько далекое, что почему-то слезятся глаза.
В такой ситуации хочется целую вечность быть больным.