Нельзя было позволять Джеймсу себя кусать. Нельзя было позволять проклятому хвосту обвиваться вокруг него мягкой удавкой. Но Стив позволил, за что и поплатился. Прийти в тот грязный бар ради того, чтобы его увидеть, и так было не самой лучшей его идеей, но прийти в свой выходной без униформы и жетона - глупость дважды. Даже бармен сегодня на смене другой, и совсем некому отволочь в сторону наглого неприятно пахнущего мокрой шерстью мужика, бесстыдно облизывающего его взглядом и пробирающегося рукой к его бедру.

- Руку убрал, - в нервно шевелящийся нос лезет уже привычный запах конфет, и Стив расслабляется, спиной чувствуя приблизившееся тепло; пушистый хвост ложится на колени приятной тяжестью. Не то чтобы Роджерс сам не справился с детиной с волчьими ушами, но появление Джеймса придает ему дополнительных сил.

- А то что? - мужик выпускает когти, раздирая джинсу на бедре Роджерса, скидывая чужой хвост и демонстрируя, что ему плевать, что там Джеймс ему приказывает. Только вот Джеймс не Стив, загулявший в этот район второй раз в жизни, поэтому он молча вцепляется в чужой загривок, заставляя мужика орать не своим голосом от боли. Хватка на бедре Стива ослабевает, только вот не потому, что тот решает позорно сбежать. Стив пропускает его ответный удар, все, что он видит, это Джеймса, падающего на пол, и мужика, которого он уволакивает за собой, а после в клубке когтей и хвостов становится совершенно непонятным, кто выигрывает в случившейся драке. И надо бы остановить, разнять, но Стив стоит, замерев, и только хвост дрожит, как ненормальный, от страха, но не за себя.

Когда подоспевает охрана, Джеймс уже поднимается сам: рукава его рубашки разодраны в клочья, а на щеке кровоточит глубокая царапина, только вот уши нагло-довольно шевелятся и хвост - ох уж этот помятый огненный хвост - дергается, словно пляшет: победил.

Джеймс уволакивает Стива на улицу и уже там устало прислоняется к стене.

- Домой сам дойдешь, мамкин садовник, - и по его тону Роджерс понимает, что не вступился зря. А еще полицейский называется. Видимо, его эмоции отображаются на его лице всей гаммой, потому что Джеймс смягчается в доли секунды и уже мягче добавляет. - Я в таком виде тебе компанию составлять не буду, вся шкура клочьями, - и зачем-то виновато разводит руками, как будто это случилось не потому, что он защищал Стива, и тому становится так стыдно, что нос, шевелящийся быстро и нервно, не скрывает этого стыда от читающего его, как раскрытую книгу, Джеймса.

- Твои раны нужно обработать, - твердо произносит Стив и протягивает руку, обхватывая Джеймса за талию. - Иди, опираясь на меня. Я провожу до дома и помогу.

- Хорошо, мелкий, - почему-то слишком быстро соглашается Джеймс, но уже через три метра Роджерс понимает, с чего такая покорность.

Чертов рыжий хвост обвивает его талию со спины, а мокрый язык проходится от подбородка к самому уху, которое нервно дергается, пока Стив пытается унять дурацкую дрожь, топящую его от головы до самого кончика трясущегося хвоста. Но он не успевает и этого: чужая рука сползает с плеча на талию, и острые когти настойчиво и игриво проходятся по пояснице.

А в следующую секунду Стив, не успев даже задуматься, что делает, целует Джеймса первым.

***

Если бы Джеймс верил в любовь, то сказал бы, что между ними точно случилась любовь с первого укуса. Но Джеймс не верил, хотя был достаточно умен, чтобы отличить случайную страсть от этого невинного, искреннего чувства, которое он распознал в Стиве в ответ на свою достаточно хамскую, если быть откровенным, выходку. А уж дико трясущийся хвост он и вовсе встречал впервые, привык, наверное, что его сразу либо посылали, либо обвивали хвостом ответно; Роджерс же только водил носом, нервно шевелил ушами, и если бы Джеймс не видел у него значка копа, точно не дал бы больше двадцати лет, настолько тот выглядел юным и неуверенным в себе парнем, настолько нервничал и то и дело опускал взгляд, заставляя Джеймса чувствовать себя растлителем малолетних.

Только вот Роджерс удивил его, когда поцеловал первым. И удивил дважды, когда выпустил свои маленькие, не способные его оцарапать когти, правда покраснел при этом так, что разглядеть алеющие щеки оказалось нетрудным даже в тусклом свете уличных фонарей. Сам не понял, что сделал, решил Джеймс, улыбаясь и чувствуя себя до одури странно: не то чтобы это был первый девственник в его жизни, только вот настолько невинный все-таки первый. Выпустить когти и не заметить. Надо же.

Отстранить Стива было трудно, но и тащить в проулок, как только что снятую пару на ни к чему не обязывающий секс, не хотелось, хотелось привести домой и устроиться, обнимаясь, на диване, уснув в неудобной позе рядом под какой-нибудь старый фильм. Даже секса, если честно, жаждалось не сильно, настолько Роджерс одномоментно поломал в нем привычную линию поведения. Думая над этим, он отодвинулся, снимая чужие руки со своей шеи, но, разглядев на чужом лице обиду и непонимание за прерванный поцелуй, крепко сжал ладонь Роджерса, демонстрируя, что все в порядке, и потянул в сторону собственного дома.

Обшарпанная однушка мигом показалась ему еще более отвратительной, чем была: Роджерс не вписывался своей умильной нежной физиономией и чистыми выглаженными шмотками в его мир, это как пить дать, но желания вписать его в этот мир или хотя бы в стену, диван, подушки, пол возросло стократно, когда чужая ладонь поймала его нервно шевелящийся хвост и ласково погладила, подобравшись к основанию и оцарапыв края джинс когтями, в этот раз уже упрямо и без стеснения. Кто бы мог подумать. А когда горячие ладони проскользнули под рубашку, сместившись на бедра, и влажный язык прошелся по шее, заставляя чувствительные уши подрагивать от теплого дыхания, Джеймс и вовсе застыл, чувствуя себя неопытным мальчишкой, так ему стало стыдно, хорошо и неожиданно.

Зубы у Стива, прикусывающего его шею, были острые, как и когти, впивающиеся в бока, и сам он словно стал в разы больше благодаря уверенным движениям и переставшему дрожать голосу, и Джеймс поймал себя на мысли, что не так он представлял себе расклад между ними на сегодняшний вечер, и нужно бы что-то сделать, пока его не перегнули через подлокотник собственного дивана. Только спустя минуту мир все равно вернулся к привычному устройству, потому что Роджерс, кажется, не знал, что с ним делать, и, несмотря на уверенные движения, руки, сжимающие талию и оглаживающие хвост, барьер штанов по-прежнему не преодолели.

Изловчиться развернуться так, чтобы поймать Стива в собственные объятья, как капкан, оказалось легким делом: тот не сопротивлялся, моментально отказываясь от своей взятой случайно активной позиции, благодарно выдохнул, расслабляясь, и белые уши прижались к голове, выражая покорность и подчинение. Даже нос, мелко дрожавший от волнения, замер по первой команде:

- Расслабься. - А когда Джеймс прикусил ему ухо, Роджерс вовсе сотворил самую незаконную вещь на свете, которую ни один нормальный человек в здравом уме не должен позволять себе делать с незнакомцем, чем добил его окончательно, заставляя с каким-то первобытным рыком набрасываться на себя, словно зверя на добычу: когда Джеймс обвил его бедра хвостом, тот дернул своим, приподнимая и прижимаясь теснее к Джеймсову. Мех к меху, подпушь к подпуши. И Барнс едва не спустил в штаны, чувствуя, как чужой хвост мелко дрожит, накрытый его собственным.