Чем ближе подбирается весна, тем чаще к Джеймсу приходит темнота, и теперь она едкая, злая, требовательная, потому что знает, что расставание, которое предстоит Стиву и Баки, будет долгим. Она не уговаривает, нет, больше нет, и аргументы ее больше не добрые и ласковые. Она говорит ему: "Тебе же самому этого хочется, тебе же самому это нужно", и лишь нечеловеческим усилием воли Джеймсу удается ее прогнать, только вот червяк сомнений давно уже подтачивает твердость собственного решения, помноженного на бесполезность любых попыток общения со Стивом: дурацкие лужи промерзают плохо, с каждым днем все больше и больше теплеющий ветер перестает подчиняться, а снега так мало, что швырять его в окно вместо будильника уже кощунственная растрата. До следующей зимы куда больше, чем полгода. Полгода вдали от Роджерса, наедине с собой и собственным обледенелым посмертием. И даже Фея не появляется, чтобы придать ему сил бороться с темнотой, каждый раз объявляющейся слишком невовремя - в секунды его абсолютной беспомощности, и однажды он все-таки сдается.

- Что ты от меня хочешь? - рявкает Джеймс, разглядывая срывающиеся с крыш сосульки.

- Нет, тут все как раз наоборот, - у темноты насмешливый голос и веселое настроение, - это тебе нужен твой друг рядом, а я здесь, чтобы назвать цену.

- Говори, - Барнс пытается сделать вид, что ему все равно, но темноту не проведешь. Она проникает сквозь щели в окнах, подбираясь к спящему Стиву, и Джеймс спешит следом, видя, как зябко ежится друг, натягивая одеяло по самый подбородок.

- Убьешь его, как и всех до этого, и он твой. Отдашь мне елочную игрушку, мне, не Фее, - на подозрительный взгляд Джеймса темнота поспешно подползает к нему ближе, - имя можешь не вписывать, мне нет дела до его души, мне просто нужен сосуд. Простой обмен, никто ничего не потеряет, но каждый что-то приобретет.

Обмен и правда кажется Джеймсу выгодным, потому что Стив окажется в безопасности рядом с ним, а душа его не пострадает. А потом он вспоминает о том, что ему придется убить. Убить Стива. Убить лучшего друга, и темнота разлетается градом ледяной крошки - настолько он злится на себя, на нее, на то, что согласился выслушать. Никогда он не станет причиной смерти Стива. Никогда.

Джеймс выходит на улицу, недовольно разглядывая проталины и грязь вместо белого снежого ковра. Лучше он переживет год без Стива, чем отнимет у него целую жизнь, пусть даже подарит взамен вечность. Да и, черт подери, год это такая мелочь, неужели они не справятся? Он чувствует, как припекает макушку противное набирающее силу солнце, и скрывается в тени подворотен подальше от его лучей. Ему нужно найти способ связаться со Стивом раньше, чем наступит весна, которая прогонит его прочь. И времени очень мало.

Стив подрывается на постели, понимая, что это все-таки был не сон: он слышал голос Джеймса. Но теперь комната пуста, а еще воздух слишком теплый, и понятно, что Барнса здесь уже нет, иначе бы давно вынудил завернуться в одеяло с головой своим холодом, но он все равно зачем-то зовет:

- Джеймс?

Но, разумеется, в ответ не раздается ни звука, и он успевает отвлечься на яркое солнце, заглядывающее в окно, радуясь ему, а спустя несколько мгновений понимая, что это плохо, что солнце - это плохо, потому что, чем ближе весна, тем быстрее исчезнет Баки из его жизни. Снова.

А потом солнце исчезает. И все вокруг исчезает. И это так похоже на сон, что, если бы не Джеймс, появляющийся прямо перед его носом, и если бы не холод, Роджерс бы и впрямь подумал, что уснул снова. Но нет: в абсолютном мраке перед ним стоит друг. Живой, целый. Улыбается и говорит своим привычным, родным голосом: "Привет, сопляк", и объятья его, вопреки окружающему их холоду, ни капли не ледяные. И дышит он как живой. И выглядит совсем прежним.

- Я нашел способ наконец с тобой видеться, - говорит Джеймс, и на душе Стива теплеет. - Но нужно спешить, у нас совсем мало времени. Весна близко.

То, что это не Джеймс, Стив распознает сразу, но темноте плевать, она принимает любую форму, которая ей нужна, и вот перед Роджерсом уже стоит его мать, такая, какой была до болезни, а спустя мгновение он видит своего собственного отца. Он не помнит Джозефа настолько уж хорошо, потому что память подводит, стирается, размытая горем, и каждая черта в лице напротив кажется одновременно чужой и невозможно близкой, но он впитывает эти черты, как губка, понимая, что, возможно, это его единственная возможность снова увидеть отца рядом, пусть и милостью чего-то, что играет с его памятью безжалостно и бессистемно.

Когда темнота снова принимает облик Джеймса, Роджерс уже успевает взять себя в руки, поэтому не реагирует - почти не реагирует - на звучание голоса, по которому соскучился до боли.

- Твой друг, твой приятель, этот Баки, - у темноты жестокий равнодушный голос, хотя говорит она ртом Джеймса, и Стива передергивает от ужаса, он надеется, что никогда ему не придется услышать подобного тона, когда они с Баки найдут возможность разговаривать снова, ведь если это существо, которое меняет обличия как ему заблагорассудится, способно обретать видимую и слышимую другими форму, значит, и у них с Баки есть шанс, - он так страдает там, за границей живого и мертвого. Тепло отнимает у него тебя, тепло выгнало его, не позволив вам даже попрощаться. Он обречен жить вечно, ты знаешь об этом? Но он не в силах разделить с тобой свой дар бессмертия, хотя может, потому что боится причинить тебе боль. Он даже не может находиться с тобой рядом из-за боязни тебе навредить.

Стив чувствует, как его сердце словно сжимает тисками от осознания того, что сейчас испытывает его друг, и Роджерс проваливается в собственную вину, как пропасть, утопая в ней с головой. Он некстати упирается взглядом в оконный проем, подмечая еще не до конца растаявшие сосульки и понимая, что Джеймс мог задержаться подольше, но предпочел уйти до первой оттепели молча и без прощаний. Помнил, наверное, что весеннюю простуду Стив всегда переживает тяжелее любой ангины, понимал, что его присутствие рядом может стать ее причиной. И стало бы, не покинь он его вовремя.

- Но я могу помочь, - Стив не дурак, и каким-то образом он знает, к чему ведет этот разговор, впрочем, не сказать, чтобы он заранее не согласен на что угодно, лишь бы увидеть Баки снова. - Я могу помочь вам обоим.

От Стива ничего не требуется, кроме смелости и отваги, убеждает она, и Стив сможет стать героем, сможет отправиться на войну и прекратить бойню, отнявшую у него Джеймса, перестанет быть бесполезным и никчемным, но, что важнее всего, он наконец вернет Баки. Стива подкупает только шанс снова увидеть друга.

- Будет больно? - не то чтобы его сильно волнует этот вопрос: слабое тело давно привыкло к боли, уставшая терзаться совестью душа и подавно выучила ее, как родную, но темнота удивляет его своим ответом:

- Нет, но только если ты подчинишься мне добровольно.

Стив просит деталей, требует уточнений, в общем, ведет себя так, как повел бы себя рациональный Барнс, а не он сам, и остается удовлетворен всеми ответами, главным из которых по-прежнему является факт того, что он увидит Джеймса, наконец-то снова увидит Джеймса. Только вот когда темнота проникает в него, завладевая телом, боли все-таки оказывается через край, но не потому, что темнота обманула, нет, тут все выходит честно, как та и обещала, просто Стив ищет Джеймса по всему свету, но не находит, ищет, ищет, ищет снова, но все равно не находит. И срывается все чаще и чаще, проклиная темноту и ее подарок:

- Ты же клялась мне, что я увижу Джеймса снова, - а в ответ получает равнодушное и холодное:

- Джеймс будет жить вечно, и если ты будешь искать его тщательно и изо всех сил, однажды обязательно встретишь, - а после смеется, уже не скрывая веселья и насмешки, - видишь, Стивен Роджерс, никакого обмана, ведь я не давала тебе клятву организовать вашу встречу.

***

Едва в Нью-Йорк приходят первые заморозки, Джеймс мчится, обгоняя ветер, к дому Стива, но тот оказывается пуст и заборшен. Он недоверчиво заглядывает вовнутрь, подмечая, что все вещи Роджерса по-прежнему на своих местах, и даже их совместная фотография пришпилена к стене ровно в том месте, где Барнс когда-то ее повесил.

Он не хочет думать о плохом и караулит еще несколько недель, исследуя город улица за улицей, но Стива нет нигде, и страх закрадывается в его сердце, заставляя дрожать от озноба, которого он не чувствовал с самого момента своей смерти: если Стив жив, у него нет шанса найти его на этой огромной планете, будучи пленником зимы. Если Стив мертв...

Джеймс стискивает зубы, стараясь избавиться от этой мысли, а окна ближайших домов трескаются от мороза.