Часть 2. Бесполезная доброта — тоже разновидность зла

Нет — значит нет.


Гарри был уже научен Джинни, что вся эта белиберда из разряда «нет» — значит постарайся — полная чушь. Навязчивое внимание, преследование, бесконечные признания — Поттер уж точно не собирался так делать, помня о том, как девушка раздражалась подобным людям. В этом он еë даже немного понимал, имея кучу фанатов просто потому, что он Гарри Поттер. Многие люди хотели восполнить его славой собственное чувство неполноценности точно так же, как другие красотой Джинни.


Правда, в отличии от Джинни, которая без всяких угрызений совести могла проклясть человека во имя собственного спокойствия — он так не мог. Большая часть людей были довольно искренни в своей симпатии, не осознавая зачем вообще им нужен именно он, и ему не хотелось, чтобы они чувствовали себя униженными им или вдруг начали ненавидеть. Теперь у него, хотя бы, была настоящая причина отказывать во внимании, а не изворачиваться всеми доступными способами. Его не могло хватить на всех, к сожалению, как бы он ни старался.


— В тебе что-то изменилось, — где-то в середине недели говорит ему Парвати, внимательно оглядывая и передавая проверенный свиток от Флитвика. Гарри не очень понимает о чëм именно она говорит, потому что по его ощущениям не поменялось ничего. Та яркая лавина чувств, что встревожила всë его существово в тот раз, в кабинете Снейпа, исчезла буквально на следующий день. Проснулся он чувствуя себя абсолютно привычно. Всë, что изменилось — это то, что теперь он знал, что должен ограждать себя от остальных людей так же, как он делал это, будучи с кем-то в отношениях, потому что сейчас он выбрал «любить» Снейпа. Да, между ними ничего не было. Да, никогда не будет. И да, на самом деле Гарри знал, что в настоящем он просто устал переходить «из рук в руки», и, должно быть, это было просто удобной отговоркой, придуманной для себя самого. Но она была удобной.


Парвати никуда не уходит, продолжая стоять напротив него в коридоре, и Гарри даже уже хочет сказать, что ему пора, когда та внезапно произносит:


— Ты не хочешь попробовать снова?


— Что? — он удивляется. Ему никогда не предлагали восстанавливать отношения, потому что таково было негласное правило среди «партнеров», которое с ехидством «сдал» ему как-то Колин Криви. Шанс на Гарри Поттера у всех был один. Отчасти, ему было от этого легче, это снимало с него обязанность самому объясняться почему он не хочет повторять то, что всë равно будет иметь один финал, так что он продолжал делать вид, что совсем не в курсе.


— Извини, я уже люблю кое-кого, — легко улыбается он девушке, намеренно говоря «люблю», вместо «влюблëн», зная, что Патил делит эти понятия как и большая часть людей в их возрасте.


— Ах. Вот оно что, — девушка совсем неприятно хмыкает этому заявлению. — Ну, может и правда так, что-то необычное заметно. Но, если всë закончится так же скоро и обычно, подумай, ладно?


— Оно не закончится, — Гарри даже не злится на неë за это, хотя думает, что в такой ситуации стоило бы возмутиться. Что так сделали бы большая часть людей, потому что сомнения в чувствах — оскорбление. Но сейчас нет уже никакого смысла выглядеть для неë лучше. Ему не нужно больше еë хорошее отношение к нему.


— И откуда такая уверенность?


Она разворачивается, чуть дергая плечом, чтобы он шëл, и он понимает, подстраиваясь под еë шаг.


— Ну, может быть потому, что я впервые люблю кого-то первый.


— Ага, — задумчиво выдаëт она. — И как ты это понял? Что ты прям любишь.


— Хм, тебе стоит почитать как-нибудь бульварные романы, — смеëтся он, — может быть слог и сравнения не везде самые удачные, но несмотря на это, они объяснят тебе всë лучше, чем кто-то вроде меня.


Как это было не странно, он сам в своë время подчерпнул знание того, какой должна быть любовь оттуда. Правда, в конечном итоге он пришëл к выводу, что сам на именно такое не способен, как бы ему не хотелось, но едва ли у всех людей так же.


— Бульварные романы — это просто чья-то мечта, — слегка грустно произносит она. — В жизни всë более обыденно.


— Обыденно? — он даже самую малость удивляется. У них точно разное представление обыденности. Для него этим словом окрашивалось всë. Раньше он иногда смотрел на Дамблдора и думал, что если в какой-то момент тот скажет ему пойти к Волдеморту, чтобы быть убитым, он не почувствует ничего, просто согласившись. Это отсутствие страха даже перед смертью вызывало лишь больший ваакум в голове, который он раньше стремительно старался заполнить всем, чем только придумывалось.


— Ага. Это даже иногда вводит меня в тоску. Ты ждëшь, что на тебя обрушится определëнное счастье в те или иные моменты, потому что кто-то рассказал, что так оно должно быть. А по итогу… Оно вроде как всë равно вызывает разочарование. У тебя такого не было?


Гарри думает, что Парвати чем-то близка ему, потому что еë чувства очень похожи на его, даже если и не полностью. У неë есть ожидания к жизни, в то время как он хочет урвать хоть что-то, что сделало бы его человечнее.


— Знакомо, — соглашается он. — Только ничего всë равно не поменять, поэтому тебе не стоит этим сильно беспокоиться.


Патил поджимает губы на эту его равнодушную реплику, а потом выдыхает. Очень разочарованно, Гарри это чувствует едва ли не всем телом.


— Я ошиблась, ничего в тебе не изменилось.


Гарри готов уже было выдать что-то вроде «ничего страшного» и что-то, на его взгляд, что разрядит обстановку, но девушка резко разворачивается и едва не убегает от него. Поттер даже автоматически поворачивается, чтобы догнать и спросить, что случилось, успокоить, а потом думает, что это не важно и резко останавливается. У него даже проходит какая-то болезненная судорога по стопе от этой резкости.


Он чертыхается, возвращаясь к изначальному пути и стараясь не сильно наступать на ногу, пока боль не отступит. А потом передумывает, наступая на ногу с силой, так, что судорога проходит до голени. Анализируя эту боль, он думает, что это всë ещë не так больно. Не по-настоящему больно. Не настолько, чтобы он забеспокоился, заплакал, захотел закричать или позвать на помощь. А ведь эта боль сравнительно чувственней, чем та боль, какая бывает от пореза пальца, к примеру. Разве у него не должно быть какого-то эмоционального раздражения, кроме ощущения неудобства ходить? Не то, чтобы он надеялся, что с его «нахождением» кого-то вроде Снейпа у него появится новая нервная система, которая сделает его более похожим на нормального человека, но ему бы хотелось. Поттер думал, что если у него появится яркая эмоциональная реакция на всë вокруг него, у него появится какой-то личный смысл жизни. Какая-то важная для него цель, кроме той, которую на него возложило магическое сообщество. Он действительно совсем не знал, что будет делать дальше, если вдруг выживет в этой войне с Волдемортом.


Боль в ноге медленно отступает. Даже если он умудрился сломать еë своей неаккуратностью — это не было проблемой, потому что любые повреждения быстро заживали на нëм ещë с детства, когда его поколачивал Дадли. Он так боялся, что дома тетя с дядей будут ругать его из-за сыночка, что умудрился завести в своëм организме какую-то подсознательную привычку к регенерации мелких травм.


С тех пор, как ему рассказали, что он волшебник, эта способность заживлять ранки только становилась совершенней. Он был даже способен на то, чтобы заживлять порезы, синяки и ушибы у других без палочки и заклятий. Имея такую привычку, естественно, что в какой-то момент он догадался о том, что шрам на его лбу — это не просто отметина. Но и что это такое он не особо выяснял, будучи уверен в том, что Дамблдор в курсе, и рано или поздно всë равно расскажет. Он мог бы вытрясти, учитывая то, как плохо это вообще скрывалось, но смысла торопить события не было.


Рано или поздно всë вообще решится.


***


Что не удивительно — весть о том, что Гарри Поттер кого-то любит, обходит весь Хогвартс буквально за неделю. Не то, чтобы это удивительно, он едва не каждую неделю радует местных сплетников подобной новостью. И конечно же, источник, как обычно, Колин Криви, который сталкерил его с невероятным энтузиазмом ещë с первого курса, а потому часто подслушивал что-то «особенное». Будь в его жизни действительно что-то, чего он мог бы стесняться или какие-то тайны, он бы обязательно отвадил маленького наглеца, но ничего такого никогда не было. Он считал это способом Криви добиться социального внимания, так что просто позволял ему таскаться за собой, делать миллионы фотографий и даже вести некий дневник по нему. Раз в неделю он даже подписывал особо удачные фото, чтобы их можно было продать, и братья Криви позволили себе сходить в Сладкое Королевство в Хогсмиде или потратиться на другие мелочи.


Несмотря на сталкерство, Колин был довольно искренним человеком, и Гарри считал его милым. И когда тот вечером плюхается на пол рядом с его креслом, обнимает голени, кладëт голову на колени и, широко-широко распахнув глаза спрашивает, в кого же тот влюблëн, он всë ещë не может его одернуть. Тот младше его всего на год, и ему пора бы прекратить так липнуть к нему, но он всë ещë очарователен в этой дурацкой привычке.


— Я не думаю, что могу сказать имя этого человека, — гладя его по голове, произносит Гарри. — Думаю, он будет не в восторге.


— Он? — глаза Колина буквально загораются, и Гарри усмехается. Из него всë-таки рос отличный будущий журналист, никакая Скиттер не сравнится.


— Он, — соглашается Поттер. — Мне казалось, что в магическом мире это не имеет никакого значения.


Если бы Снейп не был его преподавателем, Гарри бы без всяких стеснений выложил Колину всë. Да хоть с Астрономической башни под сонорусом прокричал, едва бы это заставило его чувствовать себя неловко. Но ему всë ещë было шестнадцать, он был Избранным и профессора точно обвинили бы в педофилии. При репутации Снейпа никто не скажет по-другому, если это станет известно, и никто не будет слушать «жертву», какой он предстанет.


— Да, не имеет, просто обычно ты выбирал только девушек, — тут же комментирует Колин. — Все думали, что ты исключительно по ним.


— Я бы сказал, что только девушки выбирали меня, — улыбается Гарри, и рот Колина приоткрывается от удивления.


— Ох, ну да… Чëрт подери! В Хогвартсе все парни были настолько трусливы?! Тебе ведь и правда признавались раньше только девушки!


Криви слишком громкий, шумный и привлекает слишком много внимания, но именно это и делало его исключительно очаровательным. Поэтому Гарри никогда особо не волновала это, даже если он считал это не особо уместным иногда. Колин перебирается на кресло рядом, залазит прямо с ногами, вцепляясь теперь в его руку.


— Расскажи хотя бы, как тебе признались! Мерлин с ним, с именем. Требую историю любви!


Гарри улыбается этой его экспрессивности и тому жадному любопытству, которое тот испытывает к его жизни сейчас. Колин обожал любые достоверные слухи, истории и безобидные сплетни, но, как «первая работа», Поттер был для него особенно интересен.


— Мне не признавались, это я признался. И меня отшили.


Челюсть Криви, кажется, скоро и правда, как в мультике, соприкоснëтся с полом.


— Ты сам признался, и тебя продинамили?! — он снова кричит, отчего затихает полгостинной, затем наполняясь шепотками.


— Да, и побереги мои барабанные перепонки, — поддевая пальцем его челюсть и с едва слышным щелчком захлопывая еë, произносит Гарри. — Можешь просто рассказать об этом Лавгуд, и она опубликует это в Придире. Крик — не лучший способ доносить информацию до окружающих.


На самом деле Лавгуд не любит публиковать в своëм журнале всякие сплетни о Гарри Поттере, из-за чего они с Криви часто спорят. У Криви информации о Гарри Поттере было даже больше, чем на один журнал.


— Я просто слишком удивился. Ты ведь Гарри Поттер, с тобой согласился бы встречаться кто угодно.


— Я достаточно удачлив, чтобы найти одного-единственного, кто не согласится никогда, — усмехается Гарри, на что Колин улыбается.


— Я бы не был так категоричен на самом деле, — уже намного тише произносит Колин. Теперь он не дурачится, в его взгляде мелькает то самое мягкое снисхождение, какое Гарри видел у большей части журналистов, когда те думали, что знают о чëм-то намного больше, чем он.


— Ты засталкерил меня во время признания? — это единственный вариант на действительности. Колин, конечно, никому ничего не скажет, если он попросит, но становится неприятно. Кажется, он всë-таки заимел в своей жизни тайны, в которые не хочет посвящать других и пора отваживать маленького папарацци. Эти слухи могут принести проблемы, даже если они пойдут не от Колина, а просто от кого-то слишком ушастого. Если бы они касались только его, всë было бы в порядке, но сейчас это не так.


— Я бы хотел сказать «да», но это не так. Но я знаю, наверное, только одного человека в Хогвартсе, который терпеть тебя не может и никогда бы не согласился на отношения с тобой.


Гарри удивляет и на мгновение думает, что, скорей всего, ужасно очевидный. Конечно, ему казалось, что с момента признания, он не делал ничего, что могло бы интропретироваться изменениями в его со Снейпом отношениях, да и профессор не вëл себя как-то чрезмерно презрительно или жалостливо, просто сделав вид, что этого эпизода в их жизнях никогда не было. И Гарри принял это. Просто потому что всë ещë не знал, что ему делать дальше.


— Это Малфой, да? — он шепчет это тихо-тихо, почти ему на ухо, заставив Гарри вздрогнуть от неожиданной близости. — На самом деле ты ему тоже нравишься, у него просто дерьмовый характер.


— Что? Конечно нет, — он произносит это с таким облегчением, что нет никаких сомнений, что это так.


— Хах, — озадаченно произносит Колин, даже не думая сомневаться в ответе и чуть отпрянывая. — Странно, что я ошибся, ты ведь ни с кем и не общался больше достаточно времени, чтобы этого хватило на признание. Рон?


Мрачный взгляд Гарри ответил всë за него. Да и Колин понимал, что последний человек в мире, в кого мог бы влюбиться Поттер — Рон Уизли. Просто потому, что тот не был его романтическим типом.


— Начинаю чувствовать себя детективом, — улыбается Криви. — Рон не подходит просто потому, что ты любитель «пострадать», разыграть драму я бы даже сказал, а он совсем нет. К тому же, он не прячется от тебя по углам от смущения.


— Это точно не Рон, и я бы не хотел, чтобы ты проявлял свои способности относительно выяснения этой подробности моей жизни, — откидываясь на кресле, выдирая ладонь из лап Колина и чуть отодвигаясь, произносит Гарри. Тот щурится, переводя взгляд на его руку и обратно.


— Я не буду об этом распространяться, мне просто любопытно.


— Я знаю, но мне бы не хотелось, чтобы ты это знал, даже если это для твоего дневника обо мне.


— Я уже слишком заинтересован, — наигранно сожалеюще вздыхает Колин, тоже чуть отклоняясь назад. — Какая жалость. Но я ведь не настолько способный в расследованиях, а? Тем более просто основываясь на фактах о том, что это должен быть умный харизматичный одиночка, который нуждается в твоей заботе и, скорей всего, для окружающих, несмотря на это, ещë незаметен.


Гарри лениво смотрит на его оскал и горящие от злого интереса глаза и прикрывает свои. Может быть, насчëт умного и харизматичного одиночки тот прав. Они были его типом, потому что казалось, что он спасает их, и Поттер надеялся, что взамен его не бросят. <s>( Спасут</s>). Популярность, слова, мягкость и покорность, действительно творили чудеса, раскрывая простые человеческие качества и внушая уверенность. Только вот в итоге это ничерта не работало. «Новые люди» в его жизни не задерживались надолго. 


Со временем, он даже мог определять примерный срок «расставания». Иногда быть человеком-ступенькой очень расстраивало, но он всегда считал это своей ролью, поэтому не знал, расстраивается ли он по-настоящему. Чувства проходили сразу же, как только он отвлекался на что-то ещë. Страдать из-за такого казалось скучным, потому что эту драму он уже разыгрывал множество раз и в разных вариациях.


Снейп был во всех отношениях другой. Взрослый, состоявшийся человек, хоть и со своими заботами, который не пытался сближаться с ним, но всегда думал о нëм.


Подумав об этом, он вдруг нашëл профессора ещë более очаровательным. У него на какие-то секунды даже перехватило дыхание из-за чувства удовольствия от того, что это точно будет безответная любовь. Первая безответная любовь в его жизни. И почему он раньше никогда не думал о профессоре в таком смысле?


— Надеешься, что я выдам тебе какую-то информацию, подтвердив или опровергнув твои слова? — всë также с закрытыми глазами спрашивает Гарри, улыбаясь. Он чувствует желание просто увидеться с профессором, поговорить наедине, но, естественно, что сейчас это невозможно. Странно было скучать, несмотря на то, что они всë ещë видятся во время завтраков и уроков и даже перекидываются остротами и репликами. Всë движется как обычно, не считая того, что в нëм медленно прорастает увлечение тем, во что это превращается.


— Я очень надеялся, обычно ты легко соглашаешься на мои уловки, — голос Колина становится мягче, потому что он внезапно понимает, что ему и впрямь не стоит играть в эту игру с Поттером, даже если ему любопытно. Тот был, наверное, впервые на его памяти серьëзен, игнорируя его настроение и любопытство.


— Сейчас правда не тот случай.


Колин закусывает изнутри щеку, чувствуя досаду пополам с обидой. Поттер знал, что он умеет хранить секреты, не раз это доказывая, и он всегда думал, что хотя бы пока тот в школе, он будет знать о нëм <i>всë.</i> Но он не может требовать, потому что все прекрасно знали, что, несмотря на всю свою мягкость к окружающим, тот терпеть не мог, когда кто-то переходит черту. Он всегда говорил вслух, когда стоило остановиться.


— Я ведь могу быть полезен, знаешь. Рассказать что-то.


— Мне это не нужно.


Колин громко вздыхает.


— Обидно на самом деле.


— Я могу извиниться, если хочешь.


Он правда мог. И он знал, что это было бы достаточно убедительно, чтобы Криви простил его даже, если и не винил ни в чëм. Ещë одна супер-способность, которую он приобрëл в детстве, бесконечно извиняясь перед дядей с тëтей, даже не будучи виноват в том, в чëм его обвиняли. Маленьким, он думал, что от этого едва ли не зависит его жизнь.


— Станет ещë хуже, — бурчит Колин. На мгновение у Гарри в груди даже потеплело. Он подумал, что, наверное, никогда не сможет перестать любить этого мальчишку за его почти болезненную честность, но та может стать тем, что в итоге сгубит его.


— Малфой правда в меня влюблëн? — открывая один глаз на минуту и косясь на чужое лицо, с любопытсвом спрашивает Гарри. Ему хочется свернуть разговор в другую сторону, чтобы тот перестал расстраиваться. Он знал, что на самом деле это не сработает надолго, если его недоверие в самом деле зацепило Колина, но он исправит это позже, придумав себе какую-нибудь очень тайную тайну и рассказав только ему.


— Да, — фыркает Криви. — Все в курсе, потому что он как-то очень неудачно это скрывает, знаешь ли.


— Ну, он вроде как сейчас ненавидит меня за то, что его отца посадили в Азкабан, да и до этого…


— Ты и сам знаешь, что Люциусу в Азкабане лучше, чем дома, — скидывая обувь и поджимая колени к груди, жмëт плечами Колин. — Ты иногда не очень внимателен к тем деталям, которые рассказываешь. Дементоры ведь ушли из Азкабана, а у Люциуса метка и <i>гости</i>. Нарциссу защитит Лестрейндж, Драко в Хогвартсе, единственное место куда мог спрятаться Люциус — Азкабан.


— Драко может и не понимать этого.


На самом деле, он и правда не думал об этом. Ему даже в голову не приходила мысль, что старший Малфой может желать спрятаться от Темного Лорда, он совсем не учëл обстоятельств. Когда круг только формировался, у тех юношей, что с готовностью принимали рабские метки, всë ещë не было того, чем они по-настоящему могли дорожить. Он постоянно наблюдал то же самое в одноклассниках. Как называется этот феномен взросления, когда ты готов бороться со всем миром, даже с тем, который на самом деле не имеет против тебя ничего плохого, он не знал. Но он видел эту энергию и горячность, с какой те ввязывались даже в банальные споры, и чувствовал себя глубоким стариком, потому что в самом деле не знал, зачем всë это. Бессмысленная трата сил на других. Он мог сделать так, как его просили, если это не вредило его телу слишком сильно, или поступить по-своему, игнорируя возражения и бесполезные варианты. Споры лишь заставляли его скучать ещë больше. Гарри не хотел бороться ни с чем, ему было всë равно, но другие так жили, поэтому приходилось повторять.


— Он слишком умный для этого, ну Га-арри, — тянет Криви, и Гарри чувствует как тот закатывает глаза на какие-то секунды. — Может он ненавидит тебя за свои чувства, но это тоже любовь.


— Оу, — только и выдаëт он. — Звучит ужасно неловко на самом деле.


Даже если Гарри не видит, он знает, что Колин пожал плечами.


— Не делай вид, что вообще верил в его ненависть.


— Не верил, но он хотел, чтобы я его ненавидел.


Колин вздыхает. Бурчит что-то ещë про мудаков, и оставляет его, зная, что скоро тут покажется Гермиона со своими вечными новостями, Рон, который будет пытаться списать еë домашку. Будет слишком шумно.