Просто внезапно на кухне становится до невообразимого тихо: затыкается телевизор, затыкается Рамлоу, смолкает шум из окна. А спустя несколько мгновений бедра Баки вжимаются в него сзади, пока он стоит, как дурак, над раковиной с тарелкой в руке, и усмешка Брока соскальзывает теплым воздухом откуда-то слева в район шеи. Тарелка, подставляя своим падением в мыльную воду, сдает его с потрохами.

Джеймс, словно навскидку, тянет край его футболки, вытягивая из пижамных штанов, касается поясницы холодными пальцами, быстро принимающими температуру тела Роджерса, зачем-то трется носом об его лопатку. Проверяет реакцию. Теряет равновесие, вжимаясь сильнее, когда Брок нетерепеливо принимается раздевать самого Баки, не дожидаясь, пока Стив отомрет. Броку нет необходимости ждать разрешения. Он знает, что Стив не откажется. Просто потому, что люди, не собирающиеся участвовать в подобных вещах, не проводят ночи, напряженно вслушиваясь в шорохи чужой спальни. Но Роджерс именно такой, а Рамлоу не станет предлагать дважды.

Баки трогает его неловко, словно нехотя, как будто нарушает границы, будучи совсем от этого не в восторге. И хотя целует первым, попадает смазанно, в угол рта, и только спустя несколько слепых касаний, прикрыв глаза, переползает на его губы. А вот Стива срывает жадно и моментально, и кухонная стойка оказывается как нельзя кстати за спиной, потому что колени подгибаются от слабости, как от длительного бега, пока он до изнеможения терзает чужой рот. Ему стыдно, что Баки наверняка понял теперь, если не догадывался раньше, как сильно он его хотел все это время, раз потерял контроль над собой так быстро. Стыдно настолько, что приоткрыть глаза стоит титанических усилиий.

Так близко шрамы Баки вокруг бионической руки он не видел никогда прежде. Язык Брока оставляет скользкие дорожки, когда тот вылизывает каждый из них под темнеющим взглядом Капитана. Он не решается повторить за Рамлоу, понимая, что это слишком личное, по расслабленности Баки читая, насколько тот доверяет бывшему напарнику по ГИДРЕ, но вряд ли станет ему. По крайней мере, сейчас. О том, будет ли у него еще шанс, Стив предпочитает не задумываться.

Деловито. Нагло. Слова, которыми он описал бы каждое из действий Рамлоу, когда тот, отодвинув Джеймса, принимается за самого Роджерса. Ему смешно, понимает Стив, буквально на секунду вглядываясь тому в лицо, для него это забава. В глазах Баки много нежности, а еще вины. Что в его собственных, Роджерс знать не хочет. Как он выглядит сейчас в глазах их обоих - и того меньше.

Несмотря на то что Брок буквально позволил, подарил, облагодетельствовал его происходящим, трогать Барнса ему запрещено. В каждому направляющем его движении Рамлоу это читается яснее ясного. Но представлять, пока задница горит от грубых движений, а сам он впервые так близко оказывается к Джеймсу, что слизывать пот с его виска и прижиматься ртом к его ключицам уже не просто больная фантазия, что это он трахает Барнса, попутно лаская его рукой, Брок запретить ему не может. Он даже позволяет себе оставить несколько отметин от зубов на шее друга, зная, к вечеру их уже не будет. Смотрит на расползающиеся кровавые пятна, чувствуя, как жажда обладания ослабляет свою мертвую хватку на его сердце. Всего на секунды, но...

Чертов Рамлоу, словно издеваясь, оставляет их прямо там, на кухонном полу, вдвоем и в полнейшей неловкости. Уходит, сгребая штаны, пряжка ремня которых громко и руша ну просто все звякает об плитку. Барнс целует его в лоб, прежде чем столкнуть с себя мягко, но настойчиво. Убирает теплыми пальцами живой руки слипшиеся волосы со лба, смотрит, и вины в его взгляде так же много, как и в глазах Стива топящей того с головой нежности, с которой Джеймсу справиться не по силам.

Шум с улицы такой оглушительный, что шаги Баки, уходящего прочь из кухни следом за Броком, Стив, домывающий посуду, уже не слышит.