Мы оставили Жеана Мельника спящим пьяным сном в "Яблоке Евы", когда Феб с малюткой Жоржетт уединились в одной из каморок, предназначенных как раз для таких парочек. Офицеры, пришедшие в кабак с Фебом, опустошили не по одной бутылке вина и вскоре разбрелись кто куда: кто-то, едва держась в седле, вернулся в гарнизон, а кто-то остался в кабачке, заимев под боком красотку и потратив на неё последнюю монету. Жеан же уснул столь крепко, что ни громкие разговоры, ни звон битых бутылок, ни хохот не смогли его разбудить, и он проспал до самого утра.

      В ту пору, когда ночные постояльцы, проснувшись, покидали сие злачное место, в кабачок зашёл молодой человек лет двадцати трёх на вид. Длинные волосы были собраны в хвост и перетянуты лентой, на голове красовалась видавшая виды шляпа с облезлым пером, а количество заплат на старом сюртуке свидетельствовало о том, что сюртук этот знавал славные времена Карла Мудрого. Оглядевшись, молодой человек решительно направился к столу, за которым спал Жеан, и принялся грубо расталкивать спящего. Мельник, недовольно мыча, отмахивался и не желал отрывать голову от столешницы, служившей ему подушкой. Наконец, поняв, что от него не отстанут, Жеан разлепил веки и осоловело взглянул на того, кто бесцеремонно прервал его сон. Хмель не выветрился из его головы, и он первым делом оглядел стол, поднял бутылку и опрокинул её в свой рот, надеясь собрать хотя бы капли, которые помогли бы побороть похмелье. Не дождавшись ровным счётом ничего, он с сожалением вздохнул, бросил бутылку и потянулся за следующей.

      Молодой человек в ветхом сюртуке, поняв, что так может продолжаться ещё долго, отобрал бутылку, схватил самого Мельника в охапку и подтащил к углу, в котором стояла большая бочка, доверху наполненная водой. Жеан сопротивлялся, но человек, тащивший его, был сильнее, и вскоре Мельник окунулся головой в эту бочку. Это действительно помогло: ледяной душ боролся с последствиями вечерней попойки лучше любого вина и снимал головную боль с виртуозностью палача. Его голову держали в бочке до тех пор, пока Жеан не начинал лупить по краям руками, показывая, что вот-вот задохнётся. Тогда его поднимали, давали возможность сделать глоток воздуха и снова окунали в бочку. Наконец, его отпустили, и Мельник, задыхаясь, кашляя и отплёвываясь, с трудом поднялся на ноги. Вид у него был жалкий: вода стекала с волос, мочила одежду, и он дрожал от холода, покрывшись крупными мурашками, нос стремительно синел.

      — Что тебе надо, Лотос? — грубо спросил Жеан, стуча зубами. — Срок ещё не вышел.

      Обладатель цветочного имени (хотя, быть может, это было лишь прозвище) широко и дружелюбно улыбнулся, но Жеан не поверил этой улыбке.

      — Тебя искал Захария. Велел передать, что долг твой простит тебе.

      Жеан удивлённо выпучил глаза. Ждать такой неслыханной щедрости от человека по имени Захария не приходилось. По крайней мере, безвозмездно.

      — Простит? Что же за это мне нужно сделать?

      — Вот уж не знаю, — продолжал зубоскальничать Лотос. — Мне велено передать, чтобы ты пришёл к нему, я и передаю.

      — Нет, — твёрдо ответил Мельник. — Скажи Захарии, что я не желаю больше с ним связываться. А долг... Отдам через неделю.

      Лотос в один шаг оказался совсем рядом с Жеаном и приподнял его за грудки.

      — Через неделю? Срок истекает послезавтра! Выбор за тобой, Мельник: или отдаёшь сто золотых в срок, или ползёшь на пузе к Захарии и делаешь всё, что он прикажет! Если нет, ты знаешь, что тебя ждёт!

      Лотос отпустил Жеана и толкнул от себя. Не устояв на ногах, тот упал на пол, больно стукнувшись локтем о край стола. Лотос тем временем круто развернулся и вышел из кабачка. Жеан сел и потёр ушибленную руку, потом достал свой кошель, но даже открывать не стал — тот был пуст, даже монеты в одно денье не завалялось.

      Прежде, безусловно, он побежал бы за деньгами к брату, и тот, конечно, выплатил бы за него долг, для приличия прочитав долгую и нудную проповедь. Да что там говорить, прежде Жеан и связываться не стал бы с Захарией и его людьми — кошелёк брата был ближе и безопаснее, — но старший брат погиб вместе с финансовым благополучием младшего, оставленного ныне на произвол судьбы. Привыкнув к раздольной жизни, невольно обеспечиваемой Фролло-старшим, Жеан не смог отказаться от всех её прелестей. Оставшись без денег в очередной раз, он познакомился с Захарией, ввязался в несколько неприятных историй, из которых едва вышел живым, польстился на большой куш, предлагаемый всё тем же Захарией, а теперь пришла пора возвращать долги. Жеан знал, что с должниками тот разбирается круто: не раз приходилось видеть, как после таких "разборок" остаётся один только выпотрошенный труп, с которого и взять-то нечего, кроме сапог.

      Лотос был прав, выбора у Жеана было только два: либо идти на поводу у Захарии, либо примкнуть к веренице мертвецов, не заплативших долг. Мельник усмехнулся. Какой отличный повод встретиться с братцем на небесах! То-то он обрадуется, когда узнает, каким образом младший брат сыграл в ящик, какую длинную проповедь он приготовит по такому случаю! Хотя, учитывая, что грехов у Жеана накопилось побольше, чем добродетелей, встреча со старшим братом состоится лишь после того, как сам Мельник пройдёт семь кругов ада, прежде чем заслужит попасть в чистилище и в рай.

      Отжав волосы, Жеан поднялся и, кивнув хозяину кабачка, вышел вон. Лотос не сказал, где будет ждать его Захария, но Жеан и без того отлично знал, где расположилась банда.

***

      Женщина билась в стальных объятиях человека в маске и кричала изо всех сил. Тот, грубо закрывая ей рот ладонью, двигался быстро, вжимая бедняжку в стену и одновременно нанося ей удары в живот. Ещё трое стояли поодаль, жадно наблюдая за происходящим, четвёртый зорко смотрел по сторонам, чтобы предупредить товарищей о возможной опасности.

      — Эй, сюда кто-то идёт! — сказал четвёртый, и тот, что совершал насилие, тут же оставил женщину, ловким движением свернул ей шею, потом оправился.

       Разбойники тем временем уже погасили единственный факел, и все пятеро, достав оружие, затаились, готовясь встретить незваного гостя. Им, как читатель уже догадался, оказался Феб де Шатопер, услышавший женские вопли из тёмного переулка и поспешивший на помощь. Капитан приближался, а разбойники не сводили глаз со своего предводителя, ожидая от него знака. Он первым бросился на капитана — не прошло и нескольких минут, как тот уже валялся на земле с двумя дырками в животе и с торчащим из спины кинжалом. Разбойники же спешно покидали место преступления.

      — Зачем ты убил его? — вновь спросил один из них, когда все пятеро оказались достаточно далеко, укрывшись в убежище. — Зачем, Захария?

      — В чём дело, Мельник? — осклабился тот, обнаруживая отсутствие нескольких зубов во рту. — Этот капитан был твоей подружкой? Ты за него переживаешь больше, чем за собственного брата!

      — Замолчи! — Жеан сорвал с себя маску. — Я отработал свой долг, не так ли? Ты велел мне идти с вами, чтобы выбить долги из этой несчастной женщины, я пошёл! Ты свой долг с неё получил, теперь отпусти меня!

      — И куда же ты пойдёшь, Мельник? — прищурил глаз Захария, поигрывая кинжалом — другим, не тем, которым он нанёс последний удар Шатоперу. — В кармане нет ни гроша, ты оборванец! Пойдёшь подыхать в ближайшей канаве? А если останешься с нами, будешь обеспечен до конца твоих дней.

      — Да, но наступит конец моих дней в этом случае гораздо раньше, чем в канаве, — усмехнулся Жеан. — Я ухожу, Захария, — он кинул свою маску ему под ноги, — и не присылай больше Лотоса ко мне. Жеан Мельник свой долг тебе выплатил.

      Развернувшись, Жеан пошёл прочь, даже не оглядываясь: он не хотел знать, смотрит ли ему вслед Захария, переговаривается ли со своими дружками, летит ли ему в спину нож или нет. Лишь оказавшись на улице, Жеан вздохнул с облегчением. Он добрёл до Сены и устроился на её берегу, потом лёг на спину и, раскинув руки, стал наблюдать за звёздами. Если бы был жив брат, он бы не допустил такого, подумалось Жеану, и он мотнул головой. Да уж, осталось только в своих злоключениях винить покойного Клода. Опять же, Захария весьма точно обрисовал его будущее: либо канава, либо жизнь в банде. Нет уж! Оба варианта не устраивают его, значит, нужно создать свой собственный, третий, вариант.

      Приняв решение, он вскочил и побежал вдоль Сены, потом свернул на площадь, пересёк её и нырнул на одну из улочек ночного Парижа. Добравшись до места недавнего преступления, он медленно подошёл к лежащему Фебу, осторожно присел, приложил пальцы к его шее. Долго и напряжённо прислушивался, потом выдохнул облегчённо, услышав под подушечками пальцев слабый пульс — Лотос, видимо, пропустил этот едва различимый стук, иначе Захария не увёл бы банду, не добив Феба.

      Поднявшись, Жеан добежал до другого конца улочки, где бесновался и ржал конь, которого Феб успел привязать к торчащему из стены крюку. Сорвав узду и едва не получив копытом в лоб, Жеан потащил коня за собой, а завидев патрульную тройку, отпустил его, схоронившись за углом, но наблюдая за происходящим. Из своего убежища он видел, что умный конь привёл солдат туда, где лежал его хозяин, видел, какой переполох поднялся, но не видел, как солдаты уносят Феба: один из стрелков привёл подмогу, и Жеану пришлось срочно спасаться бегством, чтобы не быть пойманным и вздёрнутым на виселице, как убийце.

      До утра он переждал на задворках одной пекарни, а утром, когда поднялось солнце, постучал в её двери и попросился в работники. Поняв, наконец, что его судьба отныне в его руках, Жеан сделал первый шаг, чтобы оттолкнуться от дна, на котором оказался по собственной глупости, и начать всплывать на поверхность — туда, где светит солнце.