В небольшой спальне на десятом этаже жилого высотного здания слышались приглушенные звуки включенного телевизора, оставленного исключительно для создания фонового шума, на экране которого один за другим сменялись мелодичные рождественские песни, а яркие мелькающие картинки смешивались с мягким светом бра и отбрасывали блики на белую поверхность альбома Джерарда и его уставшее, почти такое же белое лицо.

      Пожалуй, музыкальный канал с целым набором предновогодних песен был единственной вещью в его квартире, говорившей о том, что последний месяц этого трудного и под конец просто невыносимого 2001 года приближался к своему завершению. Обыденный и даже несколько пустой вид его жилища никак не сочетался с веселой и сияющей панорамой за окном — в это время года Нью-Йорк буквально пестрел огнями и превращался во что ни на есть диснеевскую сказку, — и именно поэтому оно оставалось плотно зашторенным, особенно в тёмное время суток.

      На протяжении долгих осенних недель Джерард тратил все свои силы на поиски работы или подработки, чтобы не вылететь из квартиры за неуплату — к своей огромной, но скоротечной радости он нашел и то, и другое, и именно поэтому теперь был похож на мятый огрызок белого холста. Каждый его день, кроме пары-тройки выходных в месяц, был расписан поминутно: с восьми до шести он посвящал себя небольшому магазину канцтоваров, а все остальное время занимался подработкой внештатным иллюстратором. Первые несколько недель такая затея казалась ему бесполезной, пока в начале декабря с ним не связался Шон — его знакомый и бывший коллега — и предложил небольшой проект, для участия в котором у него самого не хватало времени. Джерард работал над ним весь минувший месяц и теперь дело было за малым: завершить оставшиеся эскизы и предоставить их к праздникам.

      Сроки проекта и постоянная работа были не единственными, кто неустанно напоминал Джерарду о числах и датах, а также являлся неотъемлемой частью его жизни — звонки от Фрэнка поступали ежедневно, иногда даже более двух раз на дню, чем он значительно опережал Майки или Донну, которые звонили только пару раз в месяц, и, конечно, отца, ведь тот объявлялся ещё реже.

      Последний их разговор с Фрэнком закончился какой-то глупой однобокой ссорой, о которой Джерард не слишком заботился: спустя всего сорок минут после того, как он сам обиженно повесил трубку, Фрэнк вновь звонил ему на мобильный, в очередной раз отрывая от работы.

      — Я не собираюсь извиняться, потому что иногда ты и правда редкостный зануда, — послышалось в динамике, как только Уэй ответил на звонок и поднес телефон к уху, — но я собирался сказать, что понимаю и не буду больше давить. Я знаю, что тебе нужны деньги и вся эта работа просто-напросто чертова необходимость, и что времени на всякие тупые поездки со мной у тебя совершенно не остается.

      — Они не тупые, — повременив всего пару секунд, спокойно ответил Джерард, безучастно глядя в экран включенного телевизора. — Я бы с радостью поехал, но у меня нет возможности вырваться даже в Бельвилль, что уж говорить о путешествиях.

      Фрэнк молчал всего секунду.

      — Так значит ты и правда не собираешься приехать? — парень снова поник. — Но, Джи, ведь сочельник уже завтра… неужели ты будешь работать все это время?

      — Моя смена в магазине перепадает на двадцать седьмое, но работы полно вплоть до сочельника. Проект, Фрэнк, — нарочито сухо произнес Уэй, в который раз за вечер чувствуя себя распоследним Эбенезером Скруджем.

      — А как же Майк и твоя мама? — он звучал так взволнованно, будто пытался ухватиться за последнюю хлипкую соломинку. — Разве они не ждут тебя на ужин?

      — Я предупредил их. Они давно привыкли к моему отсутствию, не думаю, что это большая проблема.

      Парень притих, а вместо его голоса в динамиках слышался редкий шум и тяжелое дыхание.

      — Ты будешь совсем один в Рождество, Джерард, блять, это просто отстойно! Разве это для тебя не проблема?

      Он позволил себе задуматься лишь на долю секунды, прежде чем сказать:

      — Я тоже привык. Не заводись, Фрэнк.

      И даже если в действительности Уэй думал несколько иначе, не было никакой надобности тревожить парня.

      С одной стороны — которая служила для него утешением (гребаным спасательным кругом) все эти дни — ему хотелось остаться в Нью-Йорке, чтобы (в очередной гребаный раз) посмотреть на огромную городскую елку и прогуляться по улицам лучшего в мире места для празднования Рождества. Он мог бы купить кофе где-то на углу 72-й Восточной и, неспеша вышагивая по направлению к залитому катку в Центральном парке со стаканчиком горячего капучино, наслаждаться жизнью в сияющем мегаполисе, даже если ему пришлось бы потратить последние силы, чтобы улыбнуться краешком рта и заставить себя хоть на мгновение проникнуться атмосферой праздника.

      Но была и другая, та самая сторона, что заставила его подумать над словами парня, прежде чем выдвинуть окончательный ответ, точно чертово заключение суда. Он в самом деле не хотел провести в одиночестве тот вечер, в который принято находиться за семейным столом — и дело было вовсе не в традициях, но в его ощущениях и навязчивых мыслях. Привыкнуть к одиночеству изначально было вовсе не так легко, как могло бы показаться, и еще сложнее это сделать накануне треклятых праздников, таких как День благодарения или канун Рождества, ясно осознавая, что где-то там, за десятки миль отсюда, его всегда ждут за скромным праздничным столом, у которого неизменно стоит пустеющий стул с не менее пустой тарелкой и неиспользованными приборами. В этом году к уже имеющейся душещипательной картине Джерард мысленно пририсовывал и Фрэнка — его тоскливое лицо и понурый вид, с которым он нехотя ковыряется в тарелке во время праздничного ужина, — что выводило ситуацию на совершенно новый, невыносимый для него уровень.

      — Ладно, но для меня это проблема, — упрямо продолжил парень. Он нарочито выдержал паузу, делая вид, будто ищет решение этой самой проблемы, на что Джерард тихо усмехнулся. — Отлично, я знаю: в таком случае я сам к тебе приеду.

      — Прекрати, у тебя же экзамен, — он отложил альбом в сторону и поднялся, чтобы смочить горло на кухне.

      — У меня автомат, так что могу выдвигаться хоть сейчас, — не без толики гордости в голосе сообщил Фрэнк.

      — И ты обещал родителям, что будешь дома в сочельник, мистер-лучший-ученик-класса, — на этих словах он не сдержал довольной улыбки, а затем сделал несколько глотков холодной воды и выплеснул остатки в раковину.

      — Как-нибудь переживут, я уже взрослый мальчик, — он шумно выдохнул, создав помехи в динамике, а затем заговорил тише и ласковее. — Не хочу, чтобы ты был один. И больше всего не хочу быть порознь. Хотя бы в гребаный сочельник, ну, пожалуйста, Джерард…

      — Все будет прекрасно, Фрэнки, — он вернулся в спальню и устало растянулся на кровати, утыкаясь глазами в потолок — а затем прикрыл веки и вздохнул, чтобы сказать то, что должен был. — Но ты поедешь домой. Увидимся в новом году, почему бы и нет? У тебя же зимние каникулы.

      — О-о господи, Джерард! — раздосадовано протянул Фрэнк. — И что ты собираешься делать? Завалиться в кровать в половину девятого? Или пойти по барам — если они вообще работают в сочельник — и напиться? Что ты будешь делать там совсем один?

      — Хватит, Фрэнк, — пальцы Джерарда накрыли чувствительную кожу век, медленно и мягко массируя уставшие глазные яблоки. Его левая рука, придерживающая телефон, начинала уставать от пребывания в напряжении, так что парню пришлось сменить положение, отчего нижняя часть мобильника съехала куда-то к шее. Он снова вздохнул и продолжил говорить. — Я тоже расстроен. Но ты поедешь к родителям, а я продолжу гробить себя за копейки. Давай закончим на этом, хорошо?

      В динамике воцарилась тишина — не было слышно даже постороннего шума, — поэтому ему пришлось проверить телефон, чтобы убедиться в том, что Фрэнк все еще был здесь, а не оборвал звонок на ровном месте.

      — Фрэ-энк? — позвал Джерард, удостоверившись в его присутствии и вернув телефон на прежнее место.

      — Я понял, Джерард, — его обиженный сухой тон резанул по ушам и на короткое мгновение кольнул под ребрами, — больше не буду отвлекать тебя от ебучего проекта.

      Уэй с силой потер лоб, едва сдерживая глухой стон.

      — Все не так — ты даешь мне отдохнуть, детка, — настолько мягко, насколько он мог в тот момент ответил парень. — Эй, Фрэнки? — Айеро не отозвался, но Джерард был уверен, что он все еще слушает. — Не вешай нос, ладно? Люблю тебя.

      На том конце снова послышался шорох и редкие порывы его шумного дыхания.

      — И я тебя люблю.

***

      В тот вечер Джерард бросил попытки закончить эскизы и, оставив альбом в гордом одиночестве валяться на кровати, в кои-то веки предпочел вечернюю прогулку многочасовому пребыванию в полупустой квартире.

      Он размеренно прошелся вдоль многоэтажек, направляясь к круглосуточной забегаловке за углом, чтобы купить кофе, после чего было хотел направиться к небольшому скверу неподалеку — он частенько захаживал туда в свободные минуты, — но, подойдя к краю проезжей части, вдруг махнул проезжающему мимо такси. Спустя почти двадцать минут спокойной езды по вечернему городу он остановился у места, где не бывал со дня катастрофы.

      Центральный парк, усыпанный тонким слоем хрустящего снега и окутанный ярким сиянием фонарей и редких гирлянд, был неизменно прекрасен. Где-то вдалеке можно было заметить красно-белую карету, в упряжи которой грациозно и горделиво скакала бурая лошадь. На аллеях встречались милые пары и до безумия счастливые туристы — все как один были преисполнены радости: она играла на их лицах и блестела в глазах, и была так заразительна, что вынуждала губы Джерарда робко дрожать и, в конце концов, выдать некое подобие улыбки, которое тут же увядало, не успев прожить и пары секунд.

      Придерживая уже второй по счету пластиковый стакан, до краев наполненный сладким капучино с воздушной сливочной пенкой, он присел на одну из пустующих скамеек вблизи огромного катка. Там, вразнобой и без остановки двигаясь из стороны в сторону, весело шумело и изредка заглушало льющуюся из колонок Rockin' Around The Christmas Tree в исполнении Брэнды Ли множество людей.

      После нескольких глотков и пяти минут прослушивания рождественских песен, сменяющих друг друга одна за другой, в голове парня невольно начали всплывать глупые сюжеты из рождественских мелодрам, где несомненно фигурировали эти самые композиции. В какой-то момент ему привиделась примитивная картина, где к безутешному главному герою возвращается его любовь и все вокруг в одночасье становятся счастливыми.

      Джерард закатил глаза и досадно выдохнул, в попытке выбросить подобную чепуху из головы.

      Он снова принялся глазеть на каток, где вскоре заметил двух совсем ещё юных парней, кружащихся на льду всего в нескольких метрах от него. В мыслях Уэя как по щелчку пальцев парочка незнакомцев вдруг тут же обернулась ними — небезызвестными Фрэнком и Джерардом, — неуклюже хватающимися друг за дружку и звонко смеющимися. Особенно сладко и заливисто в его фантазии звучал смех Фрэнка: парень представил его столь правдоподобно, что был готов поклясться — еще одно усилие, и он ни за что не смог бы отделить выдумку от реальности.

      Уэй прикрыл глаза, плавно выдыхая и едва заметно улыбаясь тому, как четко и точно он смог вообразить себе его образ и звук заразительного смеха. Ладонями он сжимал стакан, что с каждой минутой все больше походил на зарождающуюся ледышку, но Джерарду до этого не было никакого дела — в его воображении в своих ладонях он сжимает тёплые пальцы Фрэнка, который, ни на секунду не прекращая хихикать, неожиданно теряет равновесие и падает, утаскивая Уэя за собой. Он оказывается сверху и по новой заходится смехом, пока Джерард, зажмурившись, пытается пережить прилив тупой боли к телу. А после открывает глаза и тянется к его раскрасневшемуся от мороза и смеха лицу, чтобы поцеловать неугомонного сладкого засранца.

      Пока за прикрытыми веками вырисовывалась наичудеснейшая картина из всех, что он когда-либо себе воображал, Джерард прикусывает собственную губу и мягко проводит по ней кончиком языка. А затем резко и шумно выдыхает, выпуская на волю большое облако пара.

      Дрожь в правом кармане его потертых джинс окончательно вырывает Джерарда из фантазий и призывает ответить на очередной звонок.

      На экране высвечивалось скромное «Фрэнки». Парень вгляделся в телефон, полагая, что прямо в эту секунду его глупые фантазии о счастливом воссоединении влюбленных почти воплотились в жизнь.

      — Почему ты все ещё не спишь? — чересчур довольным голосом проговорил Джерард, поглядывая на стакан с холодным кофе в левой руке. Время на его телефоне показывало без четверти двенадцать.

      — Я забыл сказать, что безумно соскучился, и подумал, что было бы неплохо сообщить тебе об этом прямо сейчас — на случай, если тебе тоже вдруг захочется пооткровенничать, — но, судя по звукам, которые я слышу, кому-то скучать совсем не приходится, а, засранец? — он хихикнул, резко выдыхая прямо в трубку.

      — Вовсе нет, — немногословно отвечает Джерард, и это вынуждает его брови сдвинуться, — конечно, я скучаю, — добавляет он, пока мысленно пытается понять, какого вообще черта вдруг зазвучал так натянуто и фальшиво. Парень морщится от ничтожного звука своего голоса, который, как он надеялся, мог приглушить уличный шум.

      Подобного рода вещи случались с ним и прежде: он мог до зуда в черепе тосковать по любому из признаков присутствия Фрэнка в его жизни, но когда наступал момент показать это на деле, мгновенно оседал на дно — сдувался со смешным неловким звуком, точно чертов воздушный шарик. Это, помимо прочего, заставляло его искренне ненавидеть собственную жалкую натуру.

      Вот и теперь, пока Фрэнк продолжал разговор, Джерард пытался прощупать себя изнутри, но все попусту, хотя всего минутой ранее был готов отдать мизинец, лишь бы Фрэнк оказался рядом. Создавалось впечатление, будто внутри него промчался ураган, унесший с собой все его чувства, оставив на их месте только безобразные обломки.

      — Ну да, так я и поверил, — хмыкнул Фрэнк, после чего коротко зевнул. — И что это? Неужто Центральный парк?

      — Угадал. Я на Уоллмен-Ринк*, — он поднес стакан ко рту и отхлебнул, поморщившись; недопитое капучино полетело в ближайшую мусорку, а сам Джерард наконец поднялся и медленно двинулся по тропе. — Как-то случайно получилось. Здесь невероятно, Фрэнки.

      — Могу себе представить.

      — Было бы так чудесно покататься здесь с тобой…

      — Окей, я понял, — тут же отозвался парень. — Плевал я на все, Джерард! В это Рождество я хочу целовать тебя под гребаной омелой у гребаной рокфеллеровской елки, чтоб меня!

      — Как-нибудь в другой раз, сладкий, — приятный трепет всколыхнул его нутро и он улыбнулся.

      — Но ты же сам этого хочешь! Наверняка спишь и видишь, как я вваливаюсь в твою квартиру без предупреждения и набрасываюсь с дикими засосами и охуенным стояком наперевес, даже, блять, не отрицай.

      — Иисусе, Фрэнк, ты ужасен, — и он звонко смеется, слегка зажмуриваясь и ощущая, как трещинки на сухих губах становятся глубже и больше, причиняя боль.

      — Да-а, точно хочешь, — довольно заключает Фрэнк.

      — Я и правда так чертовски скучаю по тебе, — сказал он, отсмеявшись, и теперь его слова намного больше походили на правду. — Может, я все же что-нибудь придумаю, хотя ничего не могу обещать.

      — Намекаешь, что все-таки будешь дома к сочельнику?

      — Это всего лишь предположение, ладно? И все же не стоит сюда приезжать, иначе Линда возненавидит нас обоих.

      — Так во-от оно что, — растягивая слова, он издевательски хохотнул. — Боишься моей матушки? Брось, Джи, она в жизни не держала зла хоть на кого-то дольше получаса.

      — Ты не кинешь семью в сочельник ради парня, с которым встречаешься три чертовых месяца, Фрэнк.

      — Невероятно, но факт: в моей голове я встречаюсь с тобой уже добрых пять лет, дорогуша, — заявил он без толики стеснения, и, кажется, был ужасно доволен собой.

      — Ну да, а я трахаюсь с Джудом Лоу и живу в пентхаусе.

      — О-о, да пошел ты! — возмутился парень, срываясь на смех. — На кой-черт тебе сдался какой-то Лоу, когда есть такой лакомый кусочек, вроде меня?

      — Это точно, нахуй Лоу.

      — Вот именно, детка, нахуй Лоу.

***

      Его работа над проектом была завершена уже к полудню следующего дня, что потребовало от Джерарда немалых усилий. Он закончил сразу несколько иллюстраций всего за два с половиной часа, подгоняемый необъяснимым обременительным чувством, возникшем в его теле еще до того, как он открыл глаза и понял, что проснулся уже в четвёртый раз за ночь, а до звонка будильника осталось не меньше часа.

      Он позвонил заказчикам в ту самую минуту, как только отложил карандаш и ручку, нисколько не смутившись тем, что обратился к ним в обеденный перерыв и на сутки раньше указанного срока (что, впрочем, было для них приятной новостью). Взглянув на дело собственных рук, он не без сокрушения подметил видимый только ему след незавершенности и резкости в последних двух изображениях, но вскоре отвел тяжёлый взгляд и озвучил свое предложение о встрече. К счастью, серьёзный мужской голос на том конце почти с непоколебимой уверенностью заявил о том, что они могли бы встретиться и обсудить работу Джерарда около четырёх часов вечера.

      Их встреча, которую Джерард покинул с конвертом из качественной бумаги в руках, оказалась приятной и весьма непродолжительной. В машине, припаркованной рядом с высотным зданием, из дверей которого только что выпорхнул полураздетый парень — из теплой одежды на нем было лишь незастегнутое черное пальто, так сильно контрастирующее с высветленными локонами волос, подол которого разлетался по обе стороны от Джерарда при каждом широком шаге и порыве декабрьского ветра, — ждала дорожная сумка, покоящаяся на пассажирском, с наспех всунутыми в нее чистыми — и не очень — вещами.

      Телефон, звук которого был предусмотрительно отключен его владельцем еще утром, ломился от пропущенных звонков и непрочитанных коротких, но весьма эмоциональных и колких сообщений. Оказавшись в салоне машины, Джерард нащупал мобильник в кармане пальто и, тихо посмеявшись, ответил Фрэнку одним-единственным сообщением с целью успокоить парня, что определенно только ещё сильнее его распалило.

      Не дожидаясь новой волны звонков и сообщений, которая последовала в ту самую секунду, как только Уэй отбросил телефон к сумке с вещами, он вставил ключ зажигания в скважину и повернул, заводя мотор, а уже через минуту выехал на проезжую часть.

***

      Когда спустя четыре часа беспрерывной заснеженной дороги машина Джерарда остановилась под окнами их старого дома, парень едва успел к десерту, который он, впрочем, не намеревался попробовать — тепло поздоровавшись с семьей и вручив им подарки, Уэй вернулся к входной двери. Под вешалкой в прихожей теперь стояла его полупустая дорожная сумка.

      Он вышел на заснеженную тихую улицу, освещенную уличными фонарями и рождественскими огоньками, остановившись у собственной машины. Из кармана пальто он вызволил телефон и пачку сигарет. Редкие снежинки, медленно и витиевато спускающиеся с небес, ложились на землю, темную ткань его пальто и белокурую макушку.

      Позади послышался звук входной двери и хруст снега. Слева от Джерарда показался Майки — он поспешно накинул куртку поверх непривычно яркого зеленого свитера, несколько съежившись от холода. Джерард, закурив, протянул ему пачку, глядя в экран телефона.

      — Ты разве не спешишь к Фрэнку? — Майк зажал сигарету губами и поджег ее обычной спичкой.

      — Я игнорировал его весь день, чтобы не испортить сюрприз. Сдаётся мне, он жутко зол прямо сейчас.

      — И что, теперь будешь весь вечер тут торчать?

      — Нет, я просто, — он затянулся и, в последний раз просмотрев полученные сообщения, убрал телефон, — просто у меня в голове все так странно. Даже хуже, чем раньше, понимаешь? Сегодня я чуть не запорол проект, но буквально послал все нахуй ради того, чтобы оказаться здесь.

      — И что в этом странного? — хмыкнул Майк, взглянув на него; его внимание, помимо прочего, привлекал непривычный новый образ брата. — Канун Рождества, Джерард. Многие люди готовы пойти на крайность, лишь бы быть рядом с семьёй и любимыми в этот вечер.

      — Я мог бы приехать через неделю, — сдержанно ответил тот, стряхивая пепел к носкам ботинок.

      — Мог бы, но ты уже здесь, — он раздраженно выдохнул. — Слушай, Джерард, перестань так много думать, ладно? В этом вся твоя проблема: ты либо думаешь слишком много и усердно, либо не думаешь вообще. Так что попридержи коней, иначе в какой-то момент ты просто облажаешься и все твои усилия… впрочем, ты меня понял. Иди уже, блять, — швырнув окурок в сугроб, Майк слабо пихнул его в плечо. — Да, чуть не забыл, — он запустил руку в карман куртки и вызволил оттуда что-то красное — быстро встряхнул и натянул на голову брата.

      — Это должно как-то мне помочь?

      — Не знаю, но с этой шапкой ты похож на юного и охуенно горячего Санту, — он подмигнул, хитро ухмыльнувшись.

      — Иисусе, ладно, — смутившись странного комплимента, произнес Джерард и, поправив колпак, быстро зашагал прочь.

***

      У дома Айеро его посетила мысль о том, что он впервые в жизни пришёл сюда без чувства неприязни и разочарования. Джерард, остановившись на тротуаре, вновь нащупал телефон. Преодолев желание достать вместе с ним сигареты, холодными пальцами он быстро нажал несколько кнопок и приложил телефон к уху. В динамике монотонно звучали гудки, до тех пор, пока не включился автоответчик.

      Парень взглянул на окна, горящие мягким светом ламп, и снова нажал на вызов, подозревая, что такими темпами он ничего не добьется. Автоответчик включился во второй раз и Уэй сбросил вызов. Он приблизился к порогу и нажал на звонок, звук которого напоминал тихий звон колокольчиков.

      Дверь открыли спустя всего несколько секунд и на пороге его встретила нарядная полноватая женщина — миссис Айеро.

      — О! — красноречиво произнесла она. — Здравствуй, Джерард!

      — Здравствуйте, миссис Айеро, — он скромно улыбнулся, — я, э-э, я пришёл к Фрэнку. Не могли бы вы позвать его? Только не говорите, что это я.

      Лицо Линды выразило что-то неопределённое, прикрытое неуверенной улыбкой, от которой Джерард окончательно растерялся.

      — Ох, милый, но Фрэнка нет дома, — с чрезмерным сочувствием голосе ответила она, отчего Уэя на секунду-другую захлестнуло ощущение дежавю — он будто попал во временную дыру и снова стал беспомощной пятилеткой. — Он ушел примерно час назад.

      — В самом деле? А он не сказал, куда идет?

      — Боюсь, что нет, дорогой, — ответила она, — но он вроде как собирался прогуляться.

      — Ясно, — он кивнул и вновь коротко улыбнулся, — спасибо, миссис Айеро. Веселого Рождества.

      — И тебе веселого Рождества, дорогой! Привет Донне и Майклу! — звонко произнесла Линда ему вслед. Он махнул рукой, не оборачиваясь, пока другая ладонь быстро нащупала и сжала небольшую пачку в кармане его заснеженного пальто.

***

      Время близилось к полуночи, снег усиливался и стихал несчетное множество раз, а число сигарет в его пачке неумолимо приближалось к нулю. Он медленно бродил по улицам, не желая возвращаться домой так скоро, в губительное тепло — холод сковывал его тело, заставлял щеки болезненно ныть и пылать, а глаза слезиться, и каким-то странным образом это помогало ему чувствовать себя немного лучше.

      После первых пятнадцати минут бесцельных скитаний по городу Джерард набрал Фрэнка трижды и оставил пару сообщений с извинениями, но ни в одном из них не упомянул о своем прибытии в Бельвилль. Каждый раз натыкаясь на небольшие группы людей или одиноких случайных прохожих, Джерарду казалось, будто среди них вполне мог быть и Фрэнк, так что ему постоянно приходилось всматриваться в едва различимые незнакомые лица и раз за разом дарить себе мысленную оплеуху.

      В какой-то момент тускло освещенные улицы сменили деревья и скамейки. Он забрел в небольшой парк, где бывал всего несколько раз в жизни, и прошел по широкой тропе, которая в конечном счете вывела его к катку. Его периметр был окружён фонарями — некоторые из них попросту не горели — и повисшими на них, точно лианы, гирляндами. Размеры этого катка — несомненно — в несколько раз уступали любой нью-йоркской площадке, впрочем, как и количество людей на нем — их было всего шестеро, и ни один из них не мог похвастаться безупречными навыками фигурного катания.

      Не глядя вызволив из пачки очередную сигарету, Джерард оперся о железное заграждение. Он резко дернулся, когда позади раздался оглушительный звук, и обернулся, чтобы взглянуть на короткую череду фейерверков. Люди на льду отреагировали мгновенно: принялись восторженно кричать и спотыкаться пуще прежнего, чем вызвали у Джерарда тихий и короткий смешок.

      Его голову терпеливо грызла назойливая мысль в очередной раз достать телефон и наконец-то привлечь к себе внимание парня, когда пустой взгляд Уэя ненадолго сосредоточился на движущейся в его направлении паре «конькобежцев». Их голоса и редкие взрывы смеха вдруг стали настолько четкими и резкими, что Джерарду показалось, будто теперь они звучат где-то внутри его черепной коробки. Он опустил голову и сделал последнюю затяжку, после чего потушил остатки сигареты об ограждение, когда понял, что совсем скоро они проедут прямо перед его носом.

      Джерард ощутил, как его грудная клетка заходила ходуном, но даже не пытался выровнять дыхание. Парень сжал губы в потуге скрыть усмешку, пока взмокшие от снега локоны белесых волос так удачно прикрывали его раскрасневшееся лицо. Голоса все приближались и вскоре оказались на расстоянии вытянутой руки от одинокого блондина в длинном черном пальто. Джерард приподнял лицо и встретился с озорным взглядом девушки — она крепко сжимала плечо парня, который все время следил за своими ногами, дабы сохранить шаткое равновесие. Он тихо смеялся и беспорядочно матерился, проклиная подругу — Джамию — за то, что она притащила его именно сюда.

      Джерард убрал нависшие волосы за уши и улыбнулся, глядя в их отдаляющиеся спины, и даже не подумал отвернуться, когда заметил, как девушка, окинув Уэя взглядом через плечо, что-то негромко сообщила приятелю — лишь глупо поджал губы в предвкушении. Парень, громко буркнув что-то в ответ и замешкавшись на секунду-другую, наконец-то обернулся.

      Джерард смотрел в его лицо, наблюдая то, как быстро и в то же время мучительно медленно сменяются на нем эмоции. Фрэнк, уверенно развернувшись на льду, в одиночку двинулся к ограждению — на тот момент его физиономия выражала что-то среднее между обидой и неверием, и потому у Уэя были все основания полагать, что как только парень до него доберется, в ту же секунду вмажет промеж глаз. Но, поскорее преодолев последние пару метров, разделяющие их, Фрэнк действовал вопреки всех его ожиданий: он с силой врезался в загородку и притянул верхнюю часть тела Джерарда — от головы до ребер — к себе, пока нижняя прижималась к холодному железу.

      Но так же скоро, как и прильнул, он отстранился, вглядываясь в его лицо и задевая промерзшие щеки такими же промерзшими пальцами.

      — Джерард, — выдохнул Фрэнк, — ты… блять… Что за дерьмо ты с собой сделал? — улыбнувшись, одной рукой он пригладил его выбившиеся волосы.

      — Не нравится?

      — Охуенно нравится, но этот колпак, — он коротко хохотнул, — выглядишь так тупо и мило, — он смолк и вдруг переменился в лице, впившись глазами в Джерарда. — Какого хуя ты устроил сегодня, Уэй?!

      — Сюрприз, — несколько растерянно произнес Джерард, глупо улыбнувшись напоследок.

      Парень раздраженно выдохнул и мотнул головой. Он отпустил Уэя и медленно поехал к выходу, придерживаясь за ограждение и приговаривая:

      — Погоди, сейчас я сниму эти ебаные лезвия со своих ног и засуну прямо в твою нежную задницу.

***

      Было далеко заполночь, когда они, обледеневшие и вымотанные, наконец-то ввалились в теплое помещение. Это была гостиная в доме 1125 по Мэдисон-стрит, украшенная причудливыми рождественскими игрушками и гирляндами. Левее, у самой стены, стояла рождественская ель, а прямо за ней находился в кои-то веки зажженный камин с цветными чулками.

      Майки и Донна мирно спали, пока парни допивали гоголь-моголь и таскали остатки праздничного ужина из холодильника. Насытившись, они устроились на диване, потушив весь свет, кроме гирлянд и огня в камине — Фрэнк принял горизонтальное положение, уложив голову на колени Джерарда. Взгляд Уэя медленно перемещался от камина до лица Фрэнка, в то время как внимание самого парня было сосредоточено только на нем.

      Фрэнк медленно поднял руку и дотянулся до шеи Джерарда, массируя мышцы и запуская пальцы в его волосы, вынуждая парня ненадолго задержать на себе взгляд.

      — Все еще не могу в это поверить, — тихо проговорил Фрэнк.

      — О чем ты?

      — Ты здесь, со мной. В гребаное Рождество, — он коротко улыбнулся, после чего замолчал, продолжая смотреть и впитывать в себя каждый дюйм его образа.

      — Где же еще мне быть, Фрэнк, — ответил тот, осторожно вплетая пальцы в отросшие каштановые волосы. Парень прыснул, скептично прищурившись. — Ну перестань, я же приехал.

      — В этот раз, — он кивнул, — а что потом? Ты не думал, что кому-то из нас однажды осточертеет встречаться раз в несколько месяцев?

      — Как только ты окончишь учебу, обещаю, с этим проблем не будет, — он коротко коснулся подбородка, а затем склонился над ним, чтобы закрепить свое обещание робким и таким сладким поцелуем.

      Фрэнк весело улыбнулся, как только спина Джерарда вновь достигла мягкой обивки.

      — Ты похож на солнышко, — беззаботно сказал он.

      — А Майки уверял, что я вылитый «юный и охуенно горячий Санта», — парень тихо засмеялся, припоминая слова брата.

      — Такую херню мог сморозить только Майки, — Фрэнк хихикнул в ответ, — но если бы Санта-для-взрослых существовал, я бы хотел, чтобы он выглядел именно так, — его пальцы запорхали по тонкой коже на шее и ключицах парня, поднимаясь к подбородку и задерживаясь на теплых губах. — Тогда я был бы самым непослушным мальчиком во всем ебаном мире, чтобы он мог приходить и наказывать меня каждое Рождество прямо под елкой, — он вновь захихикал, наблюдая за реакцией Джерарда и даже немного ощущая ее под собственной головой.

      — Фрэнк, это немного отвратительно, — Уэй криво улыбнулся, сконфузившись, — типа, Санта — это же сказка для детей. И ты только что ее опошлил.

      — О, ну вот опять ты за своё, — Фрэнк шутливо закатил глаза, мягко шлепнув парня по щеке. — Не занудствуй, Джи, я всего лишь хочу тебя встряхнуть.

      — Я знаю, но мне некомфортно, — сказал он, слабо дернув плечом, — все это дерьмо с Сантой… Ты помнишь, как я довел тебя до слез, когда сказал, что на самом деле его не существует?

      — А ты помнишь, как я довел тебя до слез, когда швырнул альбом с рисунками прямо в этот камин? — в похожей манере ответил ему парень, коротко указав в другой конец комнаты. — Тогда почему он все еще здесь, а я — все еще жив, а не сгорел заживо?

      — Ладно, хорошо, — он вознес руки, сдаваясь, — убедил, полемист.

      — Вот и славненько, — промурлыкал Фрэнк, вновь запуская пальцы в его волосы на загривке и притягивая Джерарда к себе, — а теперь, сладкий, найди чертов колпак и поиграй со мной в Рождество.

***

      Фрэнк ощутил как его член, зажатый между жесткой тканью джинс и его собственным телом, конвульсивно дернулся, когда Джерард — совершенно нагой, но с дурацким колпаком Санты на голове и гирляндой, обвившей его тело, словно плющ — медленно приближался к кровати, откуда и взирал на него Айеро. Его дыхание заметно участилось, а в штанах с каждым проделанным шагом парня становилось теснее — он сдвинул бедра и потянулся к ширинке, но в этот момент Джерард схватил его за икры и рывком стянул вниз.

      — Хоу-хоу-хоу, малыш, — нависнув над ним, хрипло произнес Джерард, заставляя лицо Фрэнка вытянуться от изумления и восторга, — ты в списке злюк, — он неодобрительно зацокал и сжал его подбородок, притягивая к себе. — Плохой мальчик, Фрэнки.

      — О да, Санта, блять, — с придыханием ответил парень, насухо сглотнув, — хуже меня только Гитлер.

      Джерард прыснул, на мгновение выходя из образа:

      — О боже, заткнись, — сказал и накрыл его обветренные губы, чтобы ненадолго лишить дара речи, а заодно и верхней части одежды.

      — Ты выглядишь как самый лучший рождественский подарок во всем ебаном мире, — завороженно глядя на Уэя, прошептал Фрэнк.

      — Тогда время открывать подарки, — обворожительно улыбнувшись, пропел Джерард, вставая перед полураздетым парнем на колени.

      Теперь член Уэя находился прямо напротив лица Фрэнка, окутанного светом, исходящим от его любовника, что было удобно для них обоих: парень мог видеть каждый сантиметр его тела даже без помощи лампы, в точности, как и сам Джерард — Фрэнка. Теперь эта затея больше не казалась Уэю такой уж отвратительной — по крайней мере, до тех пор, пока их обоих устраивает положение дел или же пока гирлянда на батарейках не прикажет долго жить.

      Теплые и мозолистые пальцы Фрэнка плавно заскользили по оголенным бедрам парня, начиная с задней части и заканчивая внутренней, задевая мягкие ягодицы и переходя к чувствительной коже на мошонке. Нетерпеливо обхватив эрекцию у основания и оттянув крайнюю плоть, языком Фрэнк коснулся уретры и устремил взгляд на расслабленное лицо Джерарда, глядящего на него сверху вниз. Правая рука Уэя массировала кожу его головы, пока левая блуждала и разрывалась между двумя телами.

      Фрэнк уделил головке всего несколько секунд, прежде чем принялся вбирать Джерарда целиком, но, как бы ни старался, не мог достигнуть основания. Едва почувствовав, что он близок к концу, Уэй мягко прервал парня и заставил лечь на спину. Он быстро снял с него джинсы и неторопливо стянул белье, на котором уже давно проступило мокрое пятно.

      Джерард сдавленно промычал, впиваясь в парня голодными глазами.

      — Детка, — произнес он, — черт, блять, как же я скучал…

      Он медленно сжал его, большим пальцем размазывая смазку по взбухшей головке, и приблизился, чтобы смачно пройтись языком по всей его длине, останавливаясь и надавливая на выступающие пульсирующие венки. Казалось, он мог бы продолжать так хоть целую вечность, если бы не его парень, почти три месяца проживший без секса и готовый взорваться в любую секунду.

      — Джи, я н-не могу больше, — сотрясаясь, рвано выговорил Фрэнк, — давай, пожалуйста, давай уже! — он притянул колени к себе, широко разводя бедра и не оставляя Джерарду ни единого шанса.

      — Санта спешит в город**, — пропел Джерард, ужасно сфальшивив, потому что на тот момент его пальцы, густо смазанные лубрикантом с ягодным ароматом, уже начали утопать в горячей, но не такой уж тугой, чертовски податливой дырочке. Пока три его пальца заканчивали со сфинктером, губы Уэя-Клауса-рождественской-елки жадно припадали ко внутренней стороне мягких бедер Фрэнка, оставляя тёмные пятна засосов.

      — Санта уже здесь, Фрэнки, — неровно сказал он, когда его яйца мягко коснулись задницы парня, после чего он незамедлительно начал движение — сперва медленное и плавное, вскоре оно переросло в резкие и быстрые, рваные толчки, от которых старая кровать Уэя едва ли не распадалась на отдельные детали.

      Бурная кульминация их постановки не заставила себя долго ждать, и уже спустя всего шесть минут угорелого штурма койки Джерарда, во время которого слетел даже колпак, они оба свалились без сил — мокрые и липкие (а некоторые — еще и светящиеся), но, безусловно, счастливые.

The End ;)