Кровь больше не шумела в ушах, дыхание стало ровным. Чайльд лежал рядом, с закрытыми глазами — я знала, что он не спит. Лунный свет робко проливался на его обнаженную кожу, высветляя многочисленные шрамы, рассыпанные по телу, и мой внимательный взгляд очерчивал каждый, вызывая воспоминания о том, какие из них были старше других, какие появились до нашего знакомства, а на каких мне приходилось менять повязки самой. Некоторые были настолько глубокими, что у меня невольно сжималось сердце: должно быть, получать их было невероятно больно. Не могло не быть. Но даже больше меня пугало то, что Чайльда это будто совершенно не волнует. Как же безрассудно он бросается в бой… Что он пытается заглушить в себе?

Рука непроизвольно проскользила по всем, до которых смогла дотянуться. Мне казалось, что я уже выучила местоположение каждого и без труда могла бы угадать их при помощи одного лишь прикосновения. Полосы на светлой, мягкой коже ощущались невообразимо тонкими, будто вот-вот разойдутся от одного неосторожного движения. И все равно они казались мне прекрасными — хоть я и предпочла бы, чтобы их количество впредь не увеличивалось.

Провалившись в собственные мысли, я даже не заметила, как пристально за мной следит пара голубых глаз. Чайльд перехватил меня за запястье, привлекая к себе внимание, и я инстинктивно вздрогнула.

— Что ты делаешь, милая? — голос прозвучал нарочито бодро, хотя выглядел парень полностью вымотанным.

— Их так много, — рассеянно произнесла я, наблюдая, как он тянет мою ладонь к своему лицу и ласково прижимает к щеке.

— О чем ты?

Он прекрасно понял, о чем.

Я придвинулась ближе.

— Я очень скучаю по тебе.

Быстрый, невесомый поцелуй касается моей руки, прежде чем Чайльд переплетает наши пальцы.

— Я всегда думаю о тебе. Прости, что мы не можем видеться чаще, — искренне извиняется он.

Я закусила губу, пытаясь решить, стоит ли заводить этот разговор. Но Чайльд уже замечает мелькнувшую на моем лице озабоченность.

— Что такое? Есть что-то, что ты хочешь мне рассказать?

Под окном пронесся шелест беспокойной волны. Я тщательно обдумывала, что именно собираюсь сказать.

— Что, если… что, если однажды я не дождусь тебя?

Он приподнялся на постели и окинул меня серьезным взглядом, а я изо всех сил сопротивлялась желанию отвести глаза.

— Зачем ты об этом думаешь?

Я разочарованно выдохнула. Мне совсем не хотелось выяснять, «зачем». Я хотела, чтобы он успокоил меня, заверил в том, что он осторожен и не кидается очертя голову в любое пекло.

— Эй, — Чайльд навис надо мной сверху, — я не могу сейчас сказать тебе, что буду возвращаться и через год, и через пять, и через десять. Потому что я не могу обещать того, что зависит не только от меня — ведь тогда я могу не сдержать свое обещание. Я не могу солгать, что моя работа не опасна. Я предельно честен с тобой.

Это все еще не то, что я рассчитывала услышать. О том, что Чайльд рискует жизнью каждый день, мне было известно и без лишних подтверждений.

— Но, родная, — он приподнял мое лицо за подбородок, — если ты не веришь в меня, это существенно усложняет мне задачу.

Я нервно кусала нижнюю губу, начиная чувствовать себя пристыженной.

— Просто скажи, что веришь в меня, — он тепло улыбнулся, приблизившись к моему лицу, как бы намекая, что в награду за положительный ответ я получу поцелуй.

— Я верю в тебя.

Он прижался ко мне губами, и я охотно ответила на невинные ласки. Хотелось, чтобы это мгновение продолжалось как можно дольше, ибо утро неотвратимо приближалось, а это означало, что Чайльд скоро уйдет.

Словно уловив мое настроение, парень стал осыпать быстрыми поцелуями все мое лицо, и когда он дошел до уха, я завизжала и громко рассмеялась от щекотки.

— Знаешь, я бы очень хотел познакомить тебя со своей семьей, — внезапно провозгласил он, оторвавшись от меня. — Заставил бы тебя сидеть со своими младшими.

Я легонько подтолкнула его, вынуждая перекатиться на спину.

— Это была угроза или обещание чего-то хорошего? Трудно понять, — отшутилась я.

— Думаю, и то, и другое, — его лицо озарилось искренней улыбкой. Воспоминания о братьях и сестре мгновенно превращали Чайльда из опрометчивого смутьяна и задиры в настоящего милаху. — Мне пора, — грустно произнес он, одаряя меня напоследок еще одним поцелуем.

Я печально наблюдала, как он неспешно натягивает одежду, и прикидывала в голове, сколько времени пройдет, прежде чем я снова его увижу. Он всегда уходил еще до наступления утра — слишком много всего ему предстояло сделать до прихода рассвета.

— Аякс, — тихо позвала я, и, услышав свое имя, он растерянно обернулся: так редко оно звучало из моих уст. — Возвращайся поскорее, ладно?

Хоть он и постарался рассеять все мои тревоги, тоску от предстоящего расставания нам обоим игнорировать было сложно. Наклонившись, он коснулся губами моего лба, и мягко ответил:

— Конечно.