Нахуй

Но, но как это возможно? Этого же не было в действительности. Этого не могло быть!

Внезапно виски девушки будто сжали железные тиски, боль был настолько сильно, что в глазах потемнело. Схватившись за голову, она сделала несколько шагов назад и, уперевшись в стену, съехала по ней вниз. Перед глазами мелькали картины из жизни, одна за одной. Попытки ухватиться хотя бы за одну из них не дали ровным счётом ничего, кроме усилившейся головной боли.

***

– Дорогой, я тут звонила Ольге, она сказала, что я с ней больше не сотрудничаю. А ещё она сказала, что ты мне всё расскажешь. У неё был такой обиженный голос. Что случилось?

Павел поморщился от того, что девушка говорит с набитым ртом, но всё же ответил.

– Ох, эта твоя Ольга! Зай, не хочу тебя расстраивать, но похоже, придётся. Дело в том, что она тебя обворовывала! Она вела переговоры с заказчиками за твоей спиной и договаривалась на гораздо большую сумму, нежели озвучивала тебе. Разницу клала себе в карман, разумеется.

Для Риты это было огромным потрясением. Она не могла в это поверить, ведь Оля была её настоящей подругой. Она была с ней с самого начала, даже когда за картины платили совсем гроши, Ольга никогда не жаловалась, она всегда приободряла Риту и «пинала» создавать новые картины. Оля назвала её картины шедеврами и говорила, что однажды эти заносчивые снобы-коллекционеры разглядят её талант и тогда уже они будут выбирать, кому продать картины.

«Ритусь, запомни, продавать картины будем только самым красивым, ясно? А если таковых не будет, то самым богатым, так уж и быть. Вот тогда уже они будут кусал локти и гадать чем они хуже и чем они нам не угодили. Смотри, я даже надменный взгляд отрабатываю для таких моментов, как тебе? Ой, а ты лапшу будешь со вкусом курицы или говядины?»

***

– Зай, ну что ты дуешься? Ты же знаешь, что я очень вспыльчивый. Ты просто не представляешь, как сильно я тебя люблю! Ревную как бешенный, вот и всё!

– Это любовь?! – Она показала свою руку, на которой красовался длинный порез от запястья, до локтя.

***

– Никогда мне больше не звони, я не хочу тебя видеть!

– Не ори! Ты – моя невеста и должна понимать, что я расстроен и что у меня неприятности! В такое время нужно рот закрыть в первую очередь тебе, ясно?! 

***

Рита не могла сказать, сколько продолжалась данная пытка, по ощущениям это заняло несколько часов, а то и больше.

Постепенно, будто рассеивается утренний туман, боль отступила, а потом и вовсе сошла на нет, оставив после себя забытые когда-то осколки памяти, подобно росе на траве.

Будто в замедленной съёмке она взяла в руки кисть и всё… Дальше её просто не существовало, она будто погрузилась в эйфорию, подобную экзальтации от наркотиков. 

Это случилось на одном из благотворительных вечеров, устраиваемых Галереей. Он увидел, как её руку поцеловал один художник и приревновал. В очередной раз.

– Это кто?

– Это Марцеллус, он – наш новый художник. Давай я вас представлю, – дернувшаяся было позвать художника девушка резко была возвращена на прежнее место.

– Не надо. Он – немец?

– Нет, что ты, это просто псевдоним. Он выбрал себе красивое имя правда?

– А мне больше нравится псевдоним одной замечательной художницы. У неё что ни картина, то шедевр. Как же её зовут? А точно! Риель! – вставила свои «пять копеек» пробегавшая мимо Оля.

– Подлиза! – бросила ей вдогонку Рита. 

– Мм, понятно. Ну что? Поедем домой? – вернул к себя внимание Павел.

– Нет, что ты, я пока не могу. Мне нужно помочь Ольге. Если ты спешишь, то езжай, я приеду на такси. Или ты можешь погулять тут и полюбоваться на картины. Мои расположены вон в том зале.

– Нет уж, спасибо, я уже увидел всё что было нужно.

Он ушёл, вот так просто взял и ушёл. Он не поцеловал её на прощание, ни обнял, даже не сказал «пока».

Дома горел только один ночник, создавая в комнате ощущение полумрака. Но если раньше этот свет казался таким тёплым, уютным и приятным, сегодня же от этого света и общей атмосферы в доме по коже бежали ледяные мурашки.

– Пришла, – донеслось из тёмного угла комнаты. Павел всегда любил там сидеть, оттуда открывался лучший обзор на огромный телевизор, который они приобрели по его прихоти.

– Д-да, я же сказала, что мне придётся немного задержаться. Почему ты так быстро ушёл, даже не поцеловал меня! – почему-то все Ритины инстинкты кричали о том, что она просто обязана включить дурочку сейчас.

– Ну, не думаю, что тебе там было скучно без меня. У тебя же есть этот… Марсель, или как его там? – хоть тон Павла и был спокойный, он никак не вязался с сжатыми кулаками на коленях.

– Марцеллус, – машинально исправила его Рита и тут же пожалела об этом.

– Не смей исправлять меня в имени этого слизняка!

Павел преодолел расстояние, разделявшее их за пару секунд. Тишину комнаты нарушил оглушающий звук пощёчины. Схватив Риту за волосы, он приблизил её лицо ближе к себе, заставляя подняться на носочки из-за разницы в росте.

– Сколько можно глазки всем строить, а? Кабеля себе ищешь, да?

Морщась от боли в щеке и волосах, девушка произнесла срывающимся голосом:

– Паш, пожалуйста, Паш, я же ничего не сделала, Паш.

– Ничего не сделала? А кто всю выставку пялился на этого сопляка? – маленькая голова метнулась в сторону от очередного удара. – Кто надел это платье как у шлюхи? – скомкав ткань в руке, он сорвал часть баски с классического черного платья, длиной до колена.

Всё так же держа её за волосы, он швырнул её в другой конец комнаты, не устояв на высоких каблуках, она упала прямо на этот самый журнальный столик, разбив столешницу в дребезги.

Рита обнаружила себя на полу мастерской, у подножия картины – она выводила подпись неизменным белым акрилом в нижнем правом углу.

Реналь

Руки были похожи на одно из полотен Айвазовского – Рита любила подбирать тон исключительно на своей коже. Краска была везде: на волосах, на лице, на ногах, даже на бежевой юбке-карандаш. Заворожено смотря на кляксу на такой идеальной юбке, Рита размышляла обо всём и ни о чём одновременно. Мысли лились рекой, но не одна не задерживалась дольше пары секунд. Будто ведомая кем-то, она подошла к мольберту, взяла кисть, набрала свой любимый оттенок голубого, что так же присутствовал на сегодняшней картине, и с лёгким сердцем нарисовала ромашку на правой ягодице.

Нахуй.

Вот и всё, наконец-то это закончилось, наконец-то она чувствовала себя собой.