Костя шел по обочине дороги, поглядывая на мрачный даже в дневном свете лес. Все упрямо твердили одно и то же – «не ходи в лес», и Соломин гадал, действительно ли там так страшно. Или там, в самой чаще, спрятана разгадка, ключ, с помощью которого можно будет вырваться из этого места, что болотом затягивает в себя людей и никогда не выпускает. Костя чувствовал, что лес дышит чем-то опасным, нехорошим, темным и явно древним, и все же…

Лес его спас. Лес или хозяин леса. Соломин в детстве уже прекратил верить в добрых и мягких медвежат, понимая, что те, по сути, пусть и всеядны, но являются самыми опасными и непредсказуемыми животными, с которыми, теоретически, он мог столкнуться в лесу.

Костя отлично помнил, насколько огромным был местный медведь, и не сомневался, что животное, как и люди, могло жить тут дольше, гораздо дольше – сотни лет, бесконечность. А за эти годы даже обычный хищник мог бы научиться многому, просто получив опыт, опираясь на него. Соломин годами пытался себя убедить, что увидел нечто человеческое и разумное в глазах хищника.

Летняя жара на грунтовой дороге ощущалась терпимее. Машин тут почти не встречалось. Костя шел вперед, посматривая на лес. Только сейчас Соломин осознал, что среди деревьев почти не видно белок и птиц. Нет, они там были, но казались какими-то странными… Белки не суетились на ветках, птицы не вспархивали, словно бы и не боялись людей.

Дальний стан был точно такой же деревенькой, как и Яблоновка – спокойная, полузаброшенная. Костя осмотрелся и направился к молодому мужчине лет тридцати. Тот ковырялся в огороде, но тут же бросил свое занятие, заметив незнакомца, и подошел к забору.

– Добрый день, – вежливо сказал Соломин. – А Вы не скажете, где найти Софью?

– А кто тебя к ней послал? – спросил мужчина в ответ и запоздало поздоровался: – Добрый.

Последнее слово местный сказал с таким сарказмом, что Костя сразу понял, что хорошими дни у мужчины были давно, месяцы, годы назад.

– Старый Игнат, – сообщил Соломин.

– Ты внук Прасковьи, – кивнув, сказал местный без вопросительных ноток и принялся объяснять, как пройти к Софье.

Костя поблагодарил и пошел. Софьи дома не было, но искать в незнакомой деревне незнакомую женщину было бы глупо, и Соломин сел на лавочку у забора, чтобы дождаться хозяйку дома. Детей Костя заметил сразу и нахмурился, думая, что их бабушки или матери слишком рискуют, оставляя их в этом месте.

– Миха, не тупи, – громко потребовал у старшего младший.

Соломин нахмурился, понимая, что имя и голос ему кажутся знакомыми, а мальчики, заметив его, сели на свои велики и направились к нему.

– Ты что тут ошиваешься? – хмуро спросил старший.

Костя же смотрел на Миху и понимал, что видел их – давно, в собственном детстве, и тогда Соломин очень хотел подружиться с этими двумя, а сейчас они пугали его больше всего – он тоже мог бы застыть в детстве на долгие годы.

– Лешик? – спросил у младшего Костя, надеясь, что ошибся.

– Да… Костя? – осторожно спросил младший.

– Да, – кивнул Соломин.

– Ты прости нас, – повинился Миха. – Нам с детьми сложно: скучно и слишком много приходится играть роли. Но мы не хотели, чтобы ты тут застрял. До сих пор мучает это.

– Я сам виноват, – покачал головой Костя и попросил: – Вы можете позвать Софью?

– Можем, – кивнул Лешик, младший. – Мы жуткие, мы знаем. Даже местные стараются нас избегать по возможности. Дети должны расти.

– Должны, – кивнул Соломин, понимая, что ему стыдно за свои мысли, но вместе с виной он по-прежнему ощущал и страх.

– Я рад, что ты успел повзрослеть, – кинул на прощание младший, и мальчишки сели на велики, разъезжаясь в разные стороны.

Костя тяжело вздохнул и прижал руки ко лбу, пытаясь прогнать мысли о двух мальчиках, что навсегда остались детьми, застряв в маленьких телах и повзрослев умственно. Сейчас Соломин понимал, почему эти двое не хотели с ним дружить – в свои шесть с небольшим он был наивным и глупым, им не о чем было даже говорить. Сам Костя не хотел бы сейчас присматривать за чужим ребенком дошкольного возраста.

Софью Соломин заметил издали: тонкая женская фигура неспешно приближалась к дому. Костя понимал головой, что Софья может оказаться молодой на вид, но все же удивился, рассмотрев её лицо. Девушке на вид было лет семнадцать, и только длинная юбка в пол ей не шла. Если бы Софья носила джинсы, то Соломин бы и не подумал, что она местная.

– Привет, Костя, – кивнула ему девушка, садясь рядом. – У тебя ко мне вопросы?

– Привет, Софья… – эхом сказал Соломин. – Я хочу выбраться отсюда.

– Все хотят, – кивнула Софья.

– Я хочу, чтобы ты мне рассказала о лесе и этих деревнях, но не то, что тебе рассказал старый Игнат, а то, что ты знаешь сама, – попросил Костя.

– Я родилась гораздо позже Игната и слышала об этом месте совсем другое. В то время никто о язычниках прямо не говорил, делая вид, что никогда их не существовало, – принялась рассказывать девушка. – Говорили, что в лесу живет черт и туда ходят нечестивцы, чтобы продать свою душу за долгую жизнь дьяволу. Говорили, что место нехорошее. Все же множество суеверий было в мое время – и кошек черных не любили. Мы избегали ходить в Дальний стан или Яблоновку. И наш помещик тоже не совался в те места, даже за данью. А я… Сбежала. Над нами был самодур, и как-то он решил отдать меня замуж за своего помощника, Глеба. Тот по приказу порол его крепостных, а двух своих жен запорол насмерть. Лето было жарким и сухим, в реке не утопишься, да и жить я хотела, молодая совсем была. Вот и сбежала в запретный лес. Про меня забыли. Я не знаю, почему это место такое… Даже сказок о нем не было. Все старались молчать об этом месте, боясь привлечь к себе нечистую силу. Только бабушка мне один раз обмолвилась, что старый Игнат может лечить, если попросить его, все – даже чахотку.

– И на том спасибо, – кивнул Соломин. – А ты знаешь, как уйти отсюда? Может, хоть кто-то уходил?

– Отсюда не уйти, даже умереть не выйдет, если хозяин леса не допустит. Вне леса мы не умираем, даже если пытаемся. Болеть не болеем, ружье дает осечку, камень на шею и в реку – веревка лопнет, – вздохнула Софья. – Но в лесу… Да, в нем можно умереть, но жуткой, страшной смертью. Я чувствую это. Тут рано или поздно своим ощущениям начинаешь верить больше, чем разуму. Сколько раз я пыталась уйти – все пытались. Пока не было остановки, мы возвращались в разные места, а после – всегда выходили именно к ней. Мальчики до сих пор каждое лето пытаются уехать, но, как видишь, всё ещё тут.

– А на бумагах ты существуешь? – спросил неожиданно Костя.

– Разумеется, – рассмеялась она. – Еще и пенсию получаю повышенную, по возрасту, все же мне больше двухсот лет.

– А сколько лет Миха с Лешиком тут? – уточнил Соломин.

– Уже почти сто лет, – подумав, ответила София. – Не так долго, как многие. Но умирали и те, кто тут пару лет прожили. Не ходи в лес, если не готов попрощаться с жизнью.

– А ты ходишь? – спросил Костя.

– Нет, – покачала головой девушка. – Я его до жути боюсь. И жить хочу, по-прежнему хочу.

Соломин кивнул, замолчав. Он смотрел на лес вдали и мысленно задавался вопросом: что же скрывает тот в глубине? Если старый Игнат прав, то там, на поляне в самом сердце, скрыт ответ на все вопросы и единственная возможность получить свободу. Костя понимал, что если это правда, то нужно ему идти в лес, а если ошибся, то просто будет рисковать своей жизнью. Соломин тоже чувствовал, что лес скрывает опасность, что он и есть опасность.

– Хочешь пообедать? – предложила Софья. – Расскажешь мне о своей жизни.

– Мне особо не о чем рассказывать: рос, учился, играл в игры, гулял с друзьями, – пожал плечами Костя.

– Ты не понимаешь? Мы все хотим послушать про обычную жизнь – ту, в которой что-то меняется. Тебя будут тут расспрашивать – все, каждый день, пока не узнают все, что смогут. А потом, прожив тут лет десять, ты тоже начнешь расспрашивать о том, как человек жил до. Тут нет времени, нет изменений. Женщины тут не беременеют, даже месячных нет, – сообщила София. – Каждое новое лицо – это событие.

– Тогда почему вы не затягиваете сюда новых людей? Пусть каждый дом был бы обитаем, – спросил Соломин. – Вам было бы веселее и интереснее жить.

– Плохих людей лес поглощает, и хозяин леса не спешит им помочь, – покачала головой девушка. – Сколько таких было… Кто решил, что хочет жить вечно, кто внутри был гнилым, злым, подлым. А хороший человек не будет желать подобной участи другим. Тут и двери в дома не закрывают на замок и помощь есть от кого ждать. Бывают, конечно, ссоры, что тянутся десятилетиями, но это уже скорее развлечение и усталость от одинаковых лиц. Если бы могли уехать… Я была бы счастлива.

– А я пока просто хочу вернуться домой, к маме, – вздохнул Костя. – Вернуться в университет…

– Меня тут читать научили, арифметике тоже местные учили. Я, можно сказать, школу тут закончила, – кивнула Софья. – Наши мальчики тоже знают школьную программу, даже химию. Зачем? Тут так много времени, что начинаешь учиться всему новому, чему могут учить местные и телевизор.

– А почему нет интернета? Это был бы лучший способ провести свободное время, – кивнул своим мыслям Соломин.

– Тут даже нет телефонов… Лес бережет свою тайну от чужих досужих глаз, – покачала головой девушка. – Он не хочет привлекать к себе внимание, не хочет, чтобы его изучали.

– Ты говоришь о нем, как о живом, – отметил Костя.

– Ты еще не слышал его в грозу или вьюгу. Лес стонет будто от боли, словно бы что-то хорошее, естественное, осталось глубоко внутри и страдает от боли под лавиной тьмы, что его похоронила. Старый Игнат не верит, что лес жив, воспринимает его как что-то, жаждущее крови, желающее расплодиться, разрастись, чтобы захватить больше земли, дотянуться до других людей, – пояснила Софья. – А мне кажется, что внутри этой кровожадной субстанции все еще есть живой обычный лес.

– А хозяин леса часто нападает на людей? – продолжил расспросы Соломин.

– На таких, как тот, что встретился тебе в детстве – бывает. Но тут мало кто ездит, еще реже кому-то хочется зайти в лес. Даже грибники из соседних деревень в наш лес не суются, – пожала плечами девушка. – Все чувствуют что-то плохое в лесу, кроме детей. Те слишком светлые, чтобы тьма их видела. К ним на помощь хозяин леса всегда приходит. Всегда успевает.

– Ты делишь тьму и лес, – задумчиво сказал Костя. – Но если лес еще жив, то его ведь можно спасти.

– Как? – спросила уже Софья.

– Перехоронить останки тех, кого принесли в жертву первыми, – пожал плечами Соломин.

– Я тоже люблю фильмы ужасов, но ты уверен, что если мы выкопаем кости, то не перенесем вместе с ними дальше проклятую, напоенную кровью землю? – спросила девушка. – У меня были такие же мысли, и я пробовала, но хозяин леса не дал мне копать. А он, судя по поступкам, не принадлежит тьме. Помнишь остановку?

Костя кивнул, поежившись от одного воспоминания.

– Туда принесли лишь древесину, а что будет, если перенести куда-то саму землю? – спросила Софья. – Ты бы, если копнул её, сразу увидел, какая она. Она в лесу не черная, она багряная, вязкая, словно бы и не земля вовсе.

– Спасибо тебе за рассказ, – поднялся Соломин. – Я приду к тебе в гости и развлеку тебя разговорами. Расскажу про то, как отдыхал на море и меня ужалила медуза. Расскажу, как потерялся в городе, сев не на тот автобус. Но не сейчас. Мне нужно время, чтобы принять происходящее. Да и хочу я маме написать. Она – вся моя семья, и я должен перед ней извиниться.

– Таисия хорошая девочка, – кивнула девушка, говоря о маме Соломина, словно бы была старушкой-соседкой, что видела, как из смешной девочки Тая выросла в женщину.

– Расскажешь о её детстве? – спросил Костя, понимая, что Софья помнит Таисию и маленькой девочкой, и подростком, и юной красавицей.

– Конечно, расскажу, – пообещала девушка.

На обратной дороге Соломин всматривался в лес еще более внимательно, пытаясь понять, кто прав: Софья или старый Игнат. Есть ли в этих ветках, в этих деревьях что-то светлое, живое, обыденное. И не мог понять. Лес его пугал, легкий ветер даже не шевелил ветки, да и листва шумела, словно бы тут все давно было мертво и забыто. И все же Костя среди скупой травы под деревьями видел редкие яркие цветочки, а на деревьях – зеленые шишки.

– Проголодался? – привычно уже спросила Прасковья, встретив внука у калитки.

– Да, бабушка, – кивнул Соломин, поняв, что это жутко – осознавать, что мать и дочь теперь почти одного возраста внешне.

– Отлично, – кивнула бабушка. – Я как раз картошку сварила и курочки пожарила. Ты любишь курочку?

– Я всеядный, – заверил Костя.

– Скажи, ты узнал что-то, что помогло тебе? – осторожно сказала Прасковья, накладывая еду.

– Нет, Софья и вовсе ничего не знает, – честно ответил Соломин, садясь за стол. – И она тоже предупредила, что не стоит ходить в лес.

– Все это тебе скажут, но если ты все же захочешь туда пойти, то иди со старым Игнатом, – вздохнула бабушка. – Я понимаю, что ты захочешь туда пойти. Я тоже хотела. И возьми сразу себе лопату.

– А её зачем? – удивился Костя.

– Руками копать неудобно. Я пробовала: земля тяжелая, вязкая, влажная, – кивнула своим мыслям Прасковья. – Тоже наслушалась про землю у Софьи…

– А она соврала? – уточнил с полным ртом Соломин чуть удивленно.

– Нет, она полностью права, – рассмеялась невесело бабушка. – И ты, пожалуйста, помни, что у тебя есть я и мама, что ты нам дорог и должен себя беречь для нас.

– Я помню… Слушай, а можно я наберу ягод и возьму ту банку сгущенки, что у тебя лежит, с собой? – спросил деловито Костя.

– Зачем? – удивилась Прасковья.

– Хочу оставить угощение хозяину леса… Он меня спас тогда, и я хочу его отблагодарить, – пояснил Соломин, запивая картошку компотом.

– Оригинально, – кивнула бабушка. – Но в какой-то степени справедливо. Правда он медведь – не думаю, что оценит такой жест.

Костя только пожал плечами и спросил:

– Тебе воды наносить? Я бы хотел вечером баню истопить. Думаю, что если мама уже в курсе того, где я, то завтра будет тут.

– Наноси, – кивнула Прасковья. – Даже не сомневайся, что она с утра будет уже тут.

– Я хочу встретить её чистым, отдохнувшим, чтобы хоть что-то со мной было бы в порядке, – улыбнулся грустно Соломин.

Бабушка, поддавшись порыву, крепко обняла внука, а вот сам Костя напрягся, чтобы не вырываться из рук женщины. Он все еще не мог осознать и принять до конца, что Прасковья его бабушка.

Головой Соломин понимал, даже помнил её с детства: лицо, запах, голос – но когда он был ребенком, женщина лет сорока пяти ему казалась действительно бабушкой, родной и близкой. А сейчас он воспринимал Прасковью как чужую женщину, у которой пришлось жить по одной простой причине – ему просто некуда было деться.

Костя бы отдал многое, чтобы вырваться отсюда, уйти, уехать, сбежать. Он отлично помнил, как прошла ночь и как раз за разом возвращался на жуткую остановку. И это пугало. Соломин понимал, что ему нужно отдохнуть пару дней, прежде чем он решится еще раз попробовать уйти. Костя просто не был готов вновь убеждаться раз за разом, что уйти не выйдет.

Поблагодарив за еду, Соломин принялся таскать воду, чтобы вечером устать и уснуть, не мучаясь лишними мыслями.