Таисия вышла на привычной с детства остановке, удобнее перехватила огромную сумку с вещами сына и тяжело вздохнула. Почти незаметная тропинка в траве была неровной, короткой. Она не спешила, хотя там, в Яблоновке, застряли все дорогие ей люди: мать и сын. Таисия просто не могла себя заставить идти быстрее – не потому, что сумка была тяжелой. Она просто не хотела признавать, что Костя, её мальчик, застрял тут навсегда и жизнь его пройдет мимо него. Таисия понимала, что может переселиться в деревню, выйдя на пенсию, а то и раньше, но знала, что не сделает этого. Никогда.

Еще будучи маленькой девочкой, Тая видела, что часть окружающих не меняется, что большинство жителей деревни никогда не покидают её пределов. Она ездила в школу, выезжала с классом в город на экскурсии. А они жили тут, не старея, не взрослея. Таисия же жаждала одного – вырваться из Яблоновки. В деревне жизнь словно бы замерла и время не имело значения. Дни шли за днями, сменялись сезоны, а те, что застыли во времени, ничего не ждали, ничему не радовались особо и сами были словно деревья в проклятом лесу.

Тая от леса держалась подальше, не желая застрять тут. Она слишком хорошо ощущала, как бурлит и движется жизнь в других местах и как она застыла в Яблоновке и Дальнем стане. И сейчас женщине было жалко сына, она понимала, что виновата в том, что её сын застрял тут, но не могла, не хотела делить с ним эту ношу.

Знакомые с детства дома, улочки, заборы обступили, словно давя своим присутствием, отнимая силы, заставляя Таисию идти медленнее. Калитка материнского дома тихо скрипнула, а из самого дома вышел Костя и замер, смотря на маму.

– Поможешь? – спросила Таисия и кивнула на сумку. – Тут твои вещи…

– Прости меня, – выдохнул Соломин, в пару шагов дойдя до калитки и перехватив сумку.

– Ты не виноват, – отозвалась Таисия, крепко обняв. – Это я надеялась, что мне удастся обмануть судьбу, обмануть это место. Я не могла тебе сказать правду: ты бы мне не поверил. Вернее, вырос бы и прекратил верить. Я думала, что защищаю тебя.

– Ты и защищала, – заверил Костя, обнимая маму. – Ма, я бы не поверил и приехал сюда раньше, чтобы убедиться, что ты ошибаешься.

– Я не знала, как тебя еще защитить. Нужно было уехать подальше, в другую область, за сотни километров, но тут моя мама, – принялась оправдываться Таисия.

– Он бы все равно ко мне приехал и остался тут на ночь, – вмешалась Прасковья и погладила по голове дочь.

Соломин отступил на шаг, дав женщинам обняться, и отвернулся. Видеть, что мама выглядит даже немного старше своей бабушки, было невыносимо. Косте казалось это настолько неправильным, неестественным, что внутри вдруг стало холодно.

– Как ты себя чувствуешь? Такую тяжесть после операции тащить… – спросил Соломин, пряча под одним беспокойством другое.

– Все хорошо, малыш, я себя хорошо чувствую, – заверила Таисия.

– Я не малыш! – возмутился Костя. – Я уже взрослый. Даже научился дрова колоть.

Тая кивнула, даже похвалила, а сама подумала, что это ужасно – что её сыну пришлось учиться именно этому. Они зашли в дом, Прасковья расспрашивала дочь, та отвечала. Соломин заметил, что мама отлично помнит этот дом и без спроса кладет вещи на полки.

– Мама, ты ему мою комнату отдала? – спросила Таисия, просто чтобы спросить.

– Да, – кивнула бабушка. – Не в мастерскую же его селить. Если он захочет, то рядом с моим есть пустой дом. Мы поможем с ремонтом. Костика мы устроим со всеми удобствами. Не волнуйся, я присмотрю за твоим сыном.

– Я знаю, – кивнула Тая и направилась на кухню. – Костя… Ты не ходи в лес, пожалуйста. Может быть, кто-то найдет выход. У нас еще есть время, чтобы ты смог просто продолжить жизнь. Ты юн и горяч – не делай того, о чем можешь пожалеть.

Костя кивнул, соглашаясь, хотя и понимал, что если за века никто не выбрался, то шансов, что что-то изменится в ближайшие годы, было очень мало. Прасковья принялась привычно суетиться, накрывая на стол, стараясь угодить своей дочке и внуку. Соломин смотрел на бабушку и маму и впервые понимал, что Таисия словно бы отдалилась от сына, говоря ни о чем, пытаясь успокоить дурацкими обещаниями. Она периодически посматривала на часы, словно бы выжидая время, отбывая повинность.

Костя был близок с мамой – нет, не говорил ей все, но знал, что та переживает за него, заботится о нем и любит. А сейчас он вдруг понял, что уехать из Яблоновки Таисия хочет больше, чем провести время с сыном. Это неприятно задевало, но Соломин понимал, что она все детство росла рядом с этим лесом в окружении не меняющихся людей.

– Ты не останешься на ночь, – сказал Костя, не спрашивая, а утверждая.

– Прости, – опустила голову мама.

– Не извиняйся, – Соломин сжал ладонь мамы, словно бы впервые отметив, что его рука стала больше и шире, чем у Таисии. – Я понимаю. Ты столько лет жила в месте, из которого так и тянет сбежать. Я понимаю.

– Правда? – Тая с тоской посмотрела на сына. – Я люблю тебя, но не люблю Яблоновку, боюсь этого места. Я буду приезжать к тебе как можно чаще. Но не могу заставить себя тут остаться на ночь. Мне все время кажется, что я зашла в лес, просто не помню этого. Я с детства боялась, что лес меня зачарует и в какое-то утро я не смогу уехать в школу. Останусь тут, останусь навсегда…

Она резко замолчала, поняв, что сказала то, что может расстроить сына, но Костя грустно улыбнулся и поспешил заверить:

– Я понимаю. Родись я тут, то тоже не стал бы рисковать и ночевать тут лишний раз. К тому же ты должна полностью поправиться и смириться с тем, что я застрял тут. Вы с бабушкой и так дали мне возможность вырасти. Пусть и получилось так…

Прасковья еще в начале разговора тактично вышла из кухни, давая маме и сыну поговорить открыто наедине. Соломин глянул на плотно закрытые двери и спросил у Таисии:

– Ма, а кто мой отец? Думаю, я уже достаточно взрослый, чтобы узнать и эту правду. И теперь я готов поверить тебе, что бы ты не сказала. Все же после того, что я тут увидел, я готов поверить во все.

– Удобно. Тогда первое мое сообщение: подарки тебе на новый год покупал Дед мороз, – сообщила шутливо Таисия. – И это он, а не я, перепутал твой размер ноги и купил те шикарные, но маленькие кроссовки.

– Отличная попытка, ма, – рассмеялся Костя чуть истерично.

Соломин отлично помнил, как расстроился тогда. Мама только купила квартиру и была в долгах, в кредитах, денег не было потом свободных еще несколько лет, и одежду себе и сыну она покупала в секонде. А те кроссовки Костя хотел сильно, всей душой, а когда те оказались малы, расстроился сильно, даже крикнул маме, что ненавидит её. Сейчас Соломину это казалось такой глупостью, мелочью, и это было так страшно и горько, что смех вышел неестественным, злым.

– Твой отец – обычный мужчина, – кивнула Тая, став серьезной. – Я не хотела замуж, он был женат. Мы просто познакомились на моей первой работе, все было несерьезно. Ты был неожиданностью. Не могу сказать, что я хотела тогда ребенка. Это было бы враньем. И от того мужчины я детей не хотела. Но ты – желанный сын. Я поняла, что беременна, когда еще можно было сделать аборт. Но не стала. И не потому, что считаю аборт чем-то плохим, просто поняла, что пусть ты и появился не вовремя, но ты мне нужен. И ни одного дня я не жалела о своем решении.

– Я думал, что мой отец много для тебя значил и поэтому ты назвала меня в честь него, – удивился Костя.

– Нет. Просто мне так понравилось имя Константин, что я тебе и отчество дала такое же, а зовут твоего отца Геннадий, – покачала головой Таисия. – Просто Соломин Константин Геннадьевич звучало бы ужасно. Да и на работе могли бы пойти разговоры ненужные.

– А как ты одна справилась? – спросил Соломин.

– От работы было общежитие, а когда тебе исполнился год, я привезла тебя маме. Место в саду тебе дали, лишь когда тебе исполнилось три, – сообщила мама. – На выходные я тебя забирала домой.

– Ого… То есть Прасковья, бабушка, меня и совсем маленьким нянчила? – удивился Костя.

– Да. Именно поэтому я и доверила тебя ей в то злосчастное лето, – кивнула Таисия. – Мне нужно было ложиться в больницу на лечение. Мне некуда было тебя отдать больше. Можно было сдать в детский дом, но я боялась. Тебе бы там было плохо, да и потом могли возникнуть проблемы с опекой. Мы тогда все еще жили в одной комнате общежития и при этом не совсем легально. Я поменяла работу и осталась там жить, договорившись с комендантшей. Платила ей за комнату прямо в её карман. Прописаны мы были тут, в Яблоновке.

– Я понял, – кивнул Соломин. – Теперь у меня вопросов к тебе не осталось.

– Я знаю, что многое не говорила тебе, но это просто было желание тебя защитить, – заверила женщина сына.

– Ма, ты же понимаешь, что я не все тебе говорю? И по той же причине, – улыбнулся невесело Соломин.

– Только девушку свою сюда не зови и в лес её не веди… Такое тебе никто не простит, – кивнула Таисия. – Я бы не простила.

– У меня нет девушки, – заверил Костя. – Да и друзей сюда я не смогу позвать: кто из молодежи сейчас общается письмами?

– А у меня в свое время было много друзей по переписке, – кивнула Тая, улыбнувшись. – Я за неделю писем пять-шесть получала. И пока ты не родился, успела всю страну объездить. Хорошо хоть ты успел на море побывать.

– Ма, я не сдамся, – заверил Соломин. – Я столько всего не успел сделать, не успел посмотреть. Так что я так просто не смирюсь.

– Я понимаю, только глупостей не делай, – попросила Таисия.

– Я не дурак, – заверил Костя. – Жаль только, что память у меня хорошая. Не вспомнил бы я старого Игната – уехал бы домой на автобусе. В то, что бабушка – твоя сестра, я поверил.

– Я бы и сама поверила. Предположить, что мы с мамой ровесницы, было бы слишком дико, – не стала спорить женщина. – Ты не виноват, этот лес не отпустит свою жертву так легко. Поэтому ты и не смог уехать. Это было предрешено годами ранее. Как и то, что моя мама тут останется. Только те, кто делал остановку, смогли уйти – но и то чтобы умереть. А пока ты жив, надежда есть.

– Жаль только, что никто не знает, что на самом деле сделало лес таким, – кивнул Соломин и позвал. – Бабушка!

Прасковья зашла на кухню и заняла Таисию, дав возможность Косте взять себя в руки. Он помнил, что мама ночевала тут, в деревне, тогда, много лет назад, когда оставила сына перед каникулами. Соломин помнил это хорошо и четко. Таисия вновь врала, в этот раз защищая уже не сына, а себя.

Костя взял себя в руки, собрался и продолжил разговор с мамой и бабушкой так, словно бы внутри не кипела злость и обида, обжигающей, ядовитой смесью. Соломин уже и сам посматривал на часы, нетерпеливо ожидая, когда мама уедет. И он был очень благодарен Прасковье: та скучала по дочери и почти полностью перетянула её внимание на себя.

– Тебе пора, – сообщил Костя, глянув на часы. – Бабушка, я провожу маму до остановки.

– Проводи, – кивнула Прасковья, решив, что им нужно еще немного поговорить наедине.

Соломин же решил по-другому: он собирался зайти к старому Игнату, чтобы завтра же начать изучать лес. Таисия, сама не зная того, подтолкнула сына, заставив его решиться на риск раньше, чем Костя собирался до этой встречи.

По дороге Соломин сам завел разговор о том, что ему нужно, чтобы завалить маму бытовыми вопросами и больше не говорить по душам. Если бы Таисия была откровенна с сыном, он мог бы быть откровенным в ответ, а сейчас Костя не хотел этого.

– Ма, – обнял Таисию Соломин. – Я не буду с тобой ждать автобус.

– Скучно со мной? – спросила чуть насмешливо и обиженно женщина.

– Нет, – мотнул головой Костя и соврал: – Еще больно вспоминать, что я не могу уехать. Не хочу смотреть на автобус. Опять в него сяду и окажусь тут, на остановке.

– Ой… Прости, – смутилась Таисия, погладила сына по волосам. – Иди тогда домой. Я приеду через пару дней. Немного отдохну, соберу все нужное и приеду.

– Спасибо, ма, – кивнул Соломин и попрощался.

Старого Игната дома не было. Костя помялся у калитки, глянул на весело гавкающего мелкого пса, на гуляющих по двору кур и направился к вечернему лесу. Соломин остановился в метрах десяти от первых деревьев, прислушиваясь к себе. Внутри туго скрутился страх, Костя вдруг осознал, что если сделает еще хотя бы один шаг к лесу, то развернется и бросится бегом прочь. Соломин не отворачивался от леса ни на мгновение, но не уловил, откуда вдруг появился медведь.

Огромный бурый хищник встал напротив Кости темной огромной махиной. Соломин отступил на шаг, не отводя взгляда от хищника. Медведь стоял спокойно, и Костя остановился, вдруг решив, что после всего, что этот зверь для него сделал, страх человека выглядел почти оскорбительным.

– Спасибо, – сказал Соломин, голос его прозвучал пискляво, словно Косте вновь было семь.

Медведь чуть наклонил огромную голову на бок. Соломин сглотнул и вдруг понял, что это выглядит как немой вопрос: «За что?»

– Ты меня спас, давно, я тогда был ребенком… Помнишь? – спросил глупо Костя, понимая, что творит дичь: говорит с самым страшным хищником региона.

Хозяин леса не кивнул, но голову поставил прямо, словно бы понял, если не слова, то тон точно.

– Я не пойду в лес ночью, не волнуйся, – заверил Соломин. – Ты ведь не собираешься нападать?

Медведь остался стоять спокойно и не кинулся, даже когда Костя спиной вперед принялся отступать. Соломин чем дальше отходил, тем спокойнее себя чувствовал, хотя и понимал, что, если захочет, хищник его нагонит и словит. Но темный страшный лес был все дальше, и это успокаивало.

Поняв, что нападения не будет, Костя крикнул:

– До завтра, хозяин леса!

Соломин отвернулся и пошел, не боясь, что зверь кинется, нападет со спины. Деревья казались ему более опасными, чем медведь, как бы абсурдно это ни звучало.

Дойти до дома старого Игната Костя не успел: хозяин дома вышел его встречать и спросил, едва они поравнялись:

– Ты с ума сошел?

– Я не собирался заходить в лес ночью, просто подошел посмотреть, – заверил Соломин.

– Дурак, – отозвался Игнат. – Лес не всегда пугает, он может и манить. Не стоит так рисковать.

– Я бы хотел завтра сходить в лес с тобой, – сообщил Костя. – Можно?

– Можно, – кивнул мужчина, потерев лицо. – Только если увидишь медведя, не кричи. Он не кинется.

– Я сегодня уже видел медведя и даже поблагодарил, – заверил Соломин. – Я не уверен, что смог бы закричать, только если завизжать. У меня просто голос ушел вверх.

– Бывает, – кивнул Игнат, рассмеявшись. – Я в первый раз чуть в штаны не навалил.

– А я описался в детстве, – признался Костя.

– Ты был маленьким, тебе можно, – заверил мужчина с сочувствием. – Я же был взрослым мужиком и в другом лесу на кабанов ходил, при этом без ружья – не знали мы тогда пороха.

– В каком часу прийти? – спросил Соломин.

– Давай в полдень. Прасковья все же женщина и твоя бабушка. Помоги ей с утра по хозяйству, – попросил Игнат.

– Да, ты прав, пора мне уже начать помогать бабушке, – усмехнулся Костя, понимая, что старый Игнат уж очень заботится о Прасковье. – А ты ей сказал, что она тебе нравится?

– А куда торопиться? – спросил мужчина в ответ. – Я хочу, чтобы Прасковья подумала, что у меня просто легкое увлечение.

Соломин рассмеялся и пообещал:

– Я ей не скажу.

Костя пошел к дому, глянув на часы: по времени мама должна была как раз сесть в автобус. Соломин понимал, что бабушка боится леса, и решил, что скажет ей про свои планы утром – пусть бабушка поспит эту ночь спокойно.