Костя улыбнулся, изображая радость, когда Прасковья сообщила, что в субботу приедет Таисия. Прошлый визит матери оставил в душе странное разочарование. Соломин понимал, что ему больше хочется вновь уйти завтра в лес, чем сидеть дома с Таисией и разговаривать ни о чем.

– Я понял, – кивнул Костя. – Дрова есть, воду я натаскал. Вечером приду и помогу в огороде.

– Что ты в том лесу делаешь? – спросила бабушка с беспокойством. – Давай ты останешься сегодня со мной. Я думала, что ты убедишься, что в лесу нет ничего интересного, и побудешь со мной.

– Я весь вечер буду с тобой, да и мама завтра приедет, может, на ночь останется, – без особой веры сказал Соломин. – Мне просто нужно в лес. Бабушка, я не готов пока сдаться. Не будь у тебя дочери на руках, ты бы тоже не сдалась так рано.

– Ладно, иди, – кивнула Прасковья. – К осени темнеть начнет раньше, и ты больше времени будешь проводить со мной. Я понимаю, что для такого молодого человека, как ты, скучно проводить время с бабушкой, но мне-то с тобой вместе веселей будет. И возьми своему другу перекусить и горячий чай. И еще… Я очень хочу знать: для кого ты одежду и обувь по всей деревне собирал? Твой друг пришел сюда без вещей и голым? И поэтому не может уйти?

– Бабушка, я еще не готов тебе ничего рассказывать, – вздохнул Костя. – Пожалуйста, не расспрашивай меня. Я не готов пока… Я сам не знаю, что тебе сказать.

Соломину не терпелось уйти: ему опять снился лес, сердце леса, та самая странная круглая поляна. Костя понимал, даже во сне, что что-то теперь стало не так, как прежде, но понять, что именно – не мог. Сны, предчувствия, ощущения – только они освещали полную тьму непонимания происходящего. Соломин решил, что сегодня же проверит, что изменилось. Костя надеялся, что живых теплых деревьев стало больше, что баланс нарушился, но в другую, лучшую сторону.

Медведь нетерпеливо переступал с лапы на лапу, ожидая уже Соломина – даже не столько его самого, сколько несколько молодых морковок, которые Костя достал из рюкзака. Хозяин леса захрустел подношением, осторожно взяв его теплыми мягкими губами.

– Ешь, хороший, – погладил Соломин медведя по голове, проводя рукой между ушами. – Съешь, и я поговорю с Гордеем, но не раньше, чем ты дожуёшь морковку, так что можешь не торопиться.

Медведь расправился с морковкой за считанные минуты, и Костя закрыл глаза, позвав:

– Гордей!

Соломин не услышал, а почувствовал, как хозяин леса подошел. Гордей дважды сжал плечо Кости, а затем взял его ладонь и дал возможность прикоснуться к чисто выбритому подбородку.

– Как вижу, безопасную бритву ты оценил. В рюкзаке есть одежда и обувь для тебя, – довольно сообщил Соломин. – Но я сейчас не готов идти к озеру, чтобы ты смог вымыть ноги и обуться. Прости. Мне нужно срочно в сердце леса. Мне кажется, что оно изменилось.

Хозяин леса дважды сжал ладонь, сообщая, что согласен.

– Тогда извини, – отозвался Костя. – Я не дойду с закрытыми глазами, а нести меня туда слишком уж далеко… И завтра я не приду: мама в гости приезжает. Но послезавтра я обязательно вернусь и мы поговорим. Просто продержись еще один день.

Гордей погладил по ладони, словно прося не беспокоиться о себе.

Соломин открыл глаза, и медведь опустился на четвереньки совсем рядом и пошел вперед, словно бы зная, куда Косте надо.

– Ты ведь меня на поляну ведешь? Не в любимый малинник? – спросил Соломин, идя следом за зверем.

Медведь обернулся на голос и повел ухом, а затем продолжил идти. Косте ничего не оставалось, кроме как следовать за ним. Лес был странным, путанным, и едва луг, что разделял деревню с лесом, пропадал из поля зрения Соломина, то он тут же терял понимание, в какой стороне дома. Костя понимал, что сам, без проводника, мог тут только заблудиться. Даже солнце тут было обманчивым: оно светило то справа, то слева, хотя они с медведем не меняли направления и не поворачивали.

Тут не было троп, и Соломин понятия не имел, как тут мог ориентироваться старый Игнат, хотя именно он шел впереди и вел за собой медведя и Костю к поляне, когда они ходили туда вдвоем.

Идти пришлось вновь несколько часов, и Соломин выдохнул, ступив наконец на поляну. Костя осмотрелся, но внешне тут ничего не изменилось. Чувствуя возрастающее беспокойство, Соломин обошёл все семь берез, гладя их по стволам, и облегченно расслабил ранее напряжённые, поняв, что деревья все еще живы и не пытаются резать кожу.

– Стоило идти на озеро и побольше побыть с Гордеем, – с досадой сказал Костя медведю. – Это был просто сон и ничего больше. Все по-прежнему. Столько времени зря потерял.

Соломин нервно рассмеялся, подумав, что теперь у него полно времени и уж его не стоило ценить. Время тут было, скорее, наказанием, чем ценностью, и Костя понимал, что у него впереди годы, может, столетия. А затем смех резко оборвался и Соломин замер.

На траву Костя почти не смотрел и сейчас не был уверен, что одинокого цветущего одуванчика среди зелени раньше тут не было. И все же Соломину казалось, что раньше на поляне ничего не цвело.

– Нужно спросить у Игната, он сюда чаще всех ходил, он должен помнить, – решил Костя. – Надеюсь, что все же не было. Мишка, отведи меня к деревне.

Соломин почему-то был уверен, что Гордей не ответит на вопрос о цветке. Костя также предполагал, что этот желтый цветок связан с человеческой частью хозяина леса, с их общением.

Медведь не стал возражать и пошел, ведя за собой Соломина. Обратная дорога опять оказалась гораздо короче, и уже у самой кромки леса Костя остановился, достал пакет с одеждой и обувью, а затем зажмурился.

– Гордей, возьми пакет, там все для тебя, – сообщил Соломин, протягивая вперед пакет.

Хозяин леса забрал пакет и затем, судя по шелесту, глянул в него.

– Вещи не новые, но добротные, – сообщил Костя. – Я знаю, что ты мне благодарен. Я бы был. Я послезавтра приду. В пакете есть немного еды. Поделишься с медведем?

Гордей дважды пожал ладонь, соглашаясь.

– Ты можешь ему уступить тело? – спросил Соломин с любопыством.

Получив положительный ответ, Костя подумал и спросил:

– А он может уступить тебе тело, чтобы я хотя бы раз на тебя посмотрел?

Соломина не удивило короткое одиночное пожатие: задавая вопрос, он уже знал ответ. Костя понимал, что стоит уже уйти, чтобы и Игната расспросить спокойно, и бабушку порадовать ранним возращением и посильной помощью, а уходить не хотел.

Гордей стоял близко, такой одинокий и потерянный. Соломину было жалко хозяина леса, что сотнями лет был один, но кроме жалости было еще кое-что, неуместное, опасное. Косте нравилось думать о том, что рядом с ним в лесу стоит обнаженный сильный и зависимый от него мужчина. Пока глаза были закрыты, Соломин слышал лучше, кожа была чувствительнее, и Косте казалось, что Гордей стоит так близко, что тепло его тела чувствовалось через одежду.

Хозяин леса погладил по голове, словно стараясь причесать темно-русые непослушные волосы Соломина.

– Ну извини, застрял я, не успев подстричься. И судя по тому, что борода у меня не растет тут, – вздохнул Костя, – волосы расти не будут тоже. А я не хочу тут подстригаться у бабушки, а потом всю вечную вечность ходить с дурацкой стрижкой или бритым налысо.

Гордей хмыкнул или хохотнул, но как-то невнятно, однако Соломин понял, что хозяин леса веселится.

– Прости, разнылся, словно девица на выданье, – вздохнул Костя и сразу же пожалел о сказанном. – Ладно, пойду я.

Соломин сделал шаг прочь от Гордея вслепую, а потом открыл глаза и, не оглядываясь, направился к дому Игната. Уже переходя луг, Костя чуть раздражённо сам себе сказал:

– Откуда я вообще эту фразу взял? Какая я девица на выданье? Еще бы кокетничать там начал. Ему лет пятьсот! Он слово «толерантность» не знает! В его время таких, как я, на кострах жгли или в проруби топили. А может, просто насмерть кнутом забивали. Дурак ты, Костя.

Ворчать Соломин прекратил, лишь увидев старого Игната.

– День добрый, – поздоровался тот. – Ты опять в лесу был? Ты теперь там чаще меня бываешь.

– Добрый день, – кивнул Костя. – Я тебе мешаю в лес ходить?

– Чем? – удивился Игнат.

– Ну… Медведь же меня провожает, – пожал плечами Соломин.

– Все не так просто, малыш, – насмешливо сказал старейший житель Яблоновки. – Если бы так было все просто, я бы уже ушел в лес вслед тебе, чтобы покой получить. Но хозяин леса – медведь не простой… Он может одновременно и рядом с тобой, и рядом со мной быть. Я теперь его тоже угощаю.

Костя удивленно переспросил:

– Ты имеешь в виду, что медведей много? Или ты действительно говоришь, что один и тот же медведь находится в разных местах?

– Один и тот же медведь, – подтвердил Игнат. – Мы проводили эксперимент… Семь человек одновременно в лес заходили с разных сторон, и у всех был тот же самый медведь.

– А как вы поняли? – спросил Соломин.

– Наш мишка имеет небольшой шрам на носу в форме полумесяца и на груди пятно более светлой шерсти, похожее на треугольник, – пояснил, улыбаясь, старожил. – Ты ведь понимаешь, что все тут не так и просто.

– А ты внимателен, – кивнул Костя: он таких мелочей в хозяине леса не рассмотрел. – А на поляне, в сердце леса, были цветы?

– Нет, – пожал плечами Игнат. – Только трава.

– Там теперь цветет одуванчик, – сообщил с какой-то гордостью Соломин.

– Шутишь? – спросил Игнат, глянув на небо. – Время еще есть… Пойду, что ли, проверю. Не было там цветов.

– Проверь, но выйди из леса до темна, – попросил Костя. – Обидно будет там сгинуть, когда, наконец, что-то стало меняться.

– И не говори, – кивнул старожил, поднимаясь. – Хорошего дня.

Прасковья полола огород и не сразу заметила внука, даже вздрогнула, когда Соломин заговорил:

– Тебе помочь?

– Ой, – вздохнула бабушка. – Помоги. А я начну обед готовить. Ты ведь проголодался после долгой прогулки.

– Да, на отсутствие аппетита я не жалуюсь, – киснул Костя, принявшись полоть. – Только не выготавливай, мы все равно все не съедим.

– Тая завтра приедет и поможет, – отмахнулась Прасковья. – Места в холодильнике много.

– Только если, – кивнул Соломин. – Я тут закончу и подойду – дашь мне другое задание.

– Тут, в деревне, всегда полно работы, – согласилась бабушка. – Поможешь вечером подчинить крышу Ксане?

– Я не умею крыши чинить, – предупредил Костя.

– Там просто мужские руки нужны, – заверила Прасковья.

– Предлагаешь руками закрыть отверстие в крыше? – шутливо спросил Соломин.

– Нет, – рассмеялась бабушка. – Не волнуйся. Игнат скажет, что и как делать, а ты просто будешь помогать.

– Тогда без проблем, – пообещал Костя. – Но Игнат ушел в лес и вернется к темноте. Думаю, крышу придется отложить.

– Вам там медом намазано? – возмутилась Прасковья себе под нос и пошла в сторону дома. – Вначале пообещал, а теперь – передумал.

– Прости его, это не специально, – крикнул ей вслед Соломин, а затем нагнулся и продолжил полоть.

Закончив с прополкой, Костя зашел в дом и получил новое задание, отправился рыхлить картошку, затем поплёлся собирать огурцы, и к моменту, когда Прасковья закончила с обедом, Соломин с трудом выпрямился.

– Бабушка, – позвал Костя. – Я понял, почему меня так манит лес.

– Почему? – заинтересованно спросила Прасковья.

– Все просто: там мне не нужно столько работать, – весело заверил Соломин.

– Ну извини, зато огурчики свежие и помидорки свои, – весело отозвалась бабушка. – За это приходится иногда и пострадать.

– Купить было бы дешевле, – сообщил Костя, разгибаясь.

– У меня небольшая пенсия. И ту я скоро получать не буду, – вздохнула Прасковья. – Тут большинство людей официально пропали без вести или вовсе уже мертвы. А Игнат и вовсе не существует.

– А как ты себе пенсию оформила? – удивился Соломин.

– Внучка Ленки помогла, – сообщила бабушка. – Но все это очень сложно.

– А многие знают о деревнях? – спросил Костя.

– Не многие… Но есть те, кто знают. К примеру, почтальонша наша, – пожала плечами Прасковья.

– И все держат язык за зубами? – спросил Соломин.

– Да, держат, если жизнь дорога, – кивнула бабушка, наливая чая. – Это место умеет себя защищать себя и свои тайны. Все, кто знают про это место, молчат, потому что, во-первых, никто не поверит, а во-вторых… Бывали случаи, что кто-то пытался раскрыть эту тайну – и ничем хорошим для болтунов это не заканчивалось. Но приезжал сюда однажды больной муж местной девушки. Та выросла в Дальнем стане и хотела обратиться к Игнату за помощью, но её муж решил, что им стоит прожить тут вечность. Не знаю, почему он поверил… Я бы не поверила, если бы мне про это место просто рассказали.

– Думаю, что он был в той степени отчаянья, что был готов поверить в любое чудо, – кивнул Костя. – И что дальше? Они не вышли из леса?

– Вышли, – покачала головой Прасковья. – Даже ночь тут провели, и Игнату медведь желудей для него дал. Светлана своего мужа чудом в лес затянула: не ходил Дмитрий уже своими ногами, слишком больно и плохо было. Правда, худой он стал, килограмм сорок, не больше. Притащила назад, к отцу в дом, а потом они там же и переночевали. Только желуди не взошли, не могли. Замер Дмитрий в своей болезни навсегда. Семнадцать лет уже живут в Дальнем стане. Ну, как – живут?.. Существуют. Мужик мучается, спит и встает с болью. Мы тут не болеем, но ту болезнь, с которой пришли в лес, он не лечит. Это как с волосами: они теперь не выпадают совсем, но и не растут. Я как-то ноги побрила – и все, больше не выросли новые волоски. А вот пальцы отрастали…

– Ты себе пальцы отрубала? – ужаснулся Соломин.

– Нет! Другие, случайно, бывало отрубали… Те отрастали вновь, – заверила бабушка. – Но Дмитрий приехал сюда с опухолью и с нею теперь и существует. На месте Светки я бы его каждый день в лес носила, пока тот ему не подарил бы покой. Так жить – только мучаться. Но она не хочет. Ухаживает за ним. Говорит, что любит, и поэтому пусть такой, но рядом.

Костя кивнул, понимая, что волосы на затылке встали дыбом. Ему было жутко представить, что кто-то застрял тут больным, беспомощным и без надежды умереть или выздороветь. Это было настолько дико, что Соломин спросил:

– А почему вы не помогли Дмитрию до леса добраться?

– Мы предлагали Дмитрию через месяц, даже Светлану скрутили и держали, чтобы не помешала она, но он отказался, – тяжело вздохнула Прасковья.

– Он сам решил, что предпочтет остаться в живых, пусть и в таком состоянии? – удивился Костя, даже приоткрыл рот от удивления.

– Насколько мы поняли, в тот момент – да, – кивнула бабушка.

– И больше не пробовали? – спросил Соломин. – Пожив так пару лет, он мог и передумать.

– Не думаю, – покачала головой Прасковья. – У Димы опухоль в голове, он не всегда все помнит и осознает. Бывают просветления, и тогда он кричит, просит себя убить, а через десять минут опять жаждет жить, хоть как, но жить долго, вечно.