скучаю ли я по себе?
скучаю ли я по твоему лицу?
я не знаю
...
я не могу спать из-за бессонницы,
я просто хочу замереть рядом с тобой
если бы я сам мог выбрать сновидения,
то я бы выбрал тебя.
[rm — tokyo]
Иногда Чаре кажется, что жизнь – это какой-то один большой затянувшийся розыгрыш, и вот-вот упадут декорации, заиграет клоунская музыка и из-за угла выпрыгнет кто-то с дурацким красным носом и заорет: «Сюрприз! С днем Рождения! С Рождеством! С Пасхой!» - и так далее.
Иначе она не может объяснить, почему после встречи с Сансом (впервые за этот таймлан) он ей снится.
Поначалу она видит привычную ей пустоту, и сердце сжимается – опять оно. Густой мрак, который чернотой забивается в легкие, заставляя задыхаться. Чувство бесконечного падения одновременно с ощущением невесомости, из-за чего кружится голова и хочется свалиться в обморок. Давящая на уши тишина, перерастающая в невыносимый писк, из-за которого хочется просто… оторвать себе голову… черт возьми, как неприятно!
Чара кричит.
Писк обрывается.
Она не слышит себя, но понимает, что это помогает, потому что темнота рассеивается, ногами она чувствует твердую землю под ногами, и в это же время где-то на периферии сознания осознает, что это все ненастоящее.
Чара оказывается на чужой кухне. Маленькое помещение, из интерьера – плита да холодильник, рядом – маленькая заляпанная жиром столешница, на краю которой лежит откусанный бутерброд с толстым куском колбасы. Чара хмурится, оглядываясь. Стены обклеены коричневыми обоями, все пыльное, кроме ручки холодильника и одной комфорки на плите…
Очень знакомое место, но где же она его видела?
Сзади нее раздается стук. Она оборачивается. Перед ней закрытая деревянная дверь. Чара делает шаг, протягивает руку, чтобы повернуть дверную ручку…
Она проваливается сквозь пол. Комната вокруг смазывается – будто это акварельный рисунок, по которому кто-то провел мокрой кисточкой – а затем исчезает совсем. Чара моргает.
Бух – она падает на что-то мягкое и холодное. Голые руки, не прикрытые тканью футболки, обдает холодом, также как и босые ступни, и Чара покрывается мурашками – и она уверена, что в реальности просто вновь распахнулось от сквозняка окно.
Открывает глаза.
Сначала ей кажется, что ей в глаза светит яркая лампа, но когда она отводит взгляд чуть пониже, понимает, что это… солнечный свет.
Как давно она его не видела.
Черт возьми. Очень и очень давно.
Откуда она вообще помнит, как он выглядит?
Под телом Чары – желтые цветы, которые смягчили ее падение. Над головой – единственный немагический путь в Надземный мир, до которого, увы, никак не добраться. За ее спиной…
- Эй… ты в порядке?
Он!
Чара оборачивается – слишком медленно, в отчаянии понимает она. Она поднимает руку и успевает лишь на сантиметры передвинуться, краем глаза увидев удивленную пушистую мордочку, прежде чем все опять смажется и исчезнет.
Нет! - она пытается закричать, остановить, вернуть назад, почему, почему нельзя отмотать время, нажать кнопку перемотки, как на проигрывателе, чтобы увидеть его лицо так ясно и четко хотя бы во сне… Не искривленное болью, отчаянием, ненавистью, жалостью – счастливое лицо, еще незнакомое с понятиями жестокости и несправедливости.
И смерти.
Чара снова в пустом пространстве, только теперь все вокруг белое, и нет тревожного чувства падения – она шагает по воздуху так, будто идет по ровному полу. Собственное дыхание звучит громче, чем обычно, но это даже успокаивает.
Куда она идет? Этот сон когда-нибудь закончится? А может, это не сон, и она умерла во сне? Если так, то существование после смерти просто… омерзительно не похоже на то, как она представляла.
Потому что она представляла это никак.
- ты не умерла.
Санс не просто появляется прямо перед ней – у Чары возникает ощущение, что он находился тут все это время, но она его игнорировала, как игнорируешь грязное пятно на очках или собственный нос. Он расслаблен, его руки в карманах, на лице все та же неизменная улыбка – ничего не выдает того, что он едва не прикончил ее.
Ах, да. Это же сон…
- Что ты здесь делаешь? – звук собственного голоса звучит так неестественно, будто кто-то взял пульт управления и увеличил его делений на двадцать.
- стою, как видишь.
Чаре становится некомфортно, и она скрещивает руки на груди, будто выстраивая невидимый щит от чужого сарказма.
- Исчерпывающе.
- могу походить.
В доказательство своих слов Санс делает небольшой круг по часовой стрелке.
- сама понимаешь, тут больше особо ничем не займешься.
- Бред.
Почему даже во сне ей постоянно хочется его оскорбить, обидеть, закинуть какую-то издевку за шиворот ледяным снегом, чтобы его ошпарило?
Так глупо. Это же сон. Он даже ненастоящий.
- малявка, если ты пытаешься меня задеть, то это бесполезно – это же все ты придумала, - хмыкает Санс и присаживается в позу лотоса, будто он устал он пятисекундной ходьбы. Каким-то образом, стоя до этого на уровне Чары, сейчас он оказывается выше ее головы на метр, и ей приходится задрать голову. – это же твое подсознание. только себя обижаешь.
- Я и так знаю, что в моем подсознании ничего хорошего нет.
Ее бесит, что ей приходится стоять и разговаривать, запрокинув башку, с монстром, который ниже ее в два раза. А еще больше ее бесит то, что Санс ей вообще снится.
- самокритика хороша, но в меру.
- Я себя не критикую, - отрезает Чара, жалея, что на ней нет куртки, и она не может засунуть ладони в карманы. Ей становится все холоднее. Хотя она понимает, что даже с курткой бы не согрелась. Опять же… это все сон. – Я себя ненавижу.
- неприкольно, малявка.
Чара чувствует прикосновение к своей макушке. Первая мысль – он хочет ее ударить.
Вторая – он ее хочет погладить.
Третья – черт возьми, это всего лишь сон, почему она вообще анализирует действия Санса во сне?
Она так и не узнает, что хочет ее подсознание от Санса, потому что резко откланяется влево и едва не стукается со всей дури головой обо что-то. Она снова отскакивает – теперь уже от шкафа, едва не падает, врезавшись в кровать… и понимает, что она в комнате Санса.
Эти бешеные скачки по локациям во сну хуже коротких путей, думает она, брезгливо разглядывая разбросанные носки. Почему-то она уверена, что ее мозг с точности до мелочей воссоздал комнату Санса такой, какой она была, когда видела ее последний раз в одном из таймлайнов – и больше всего ее волновало то, зачем она вообще это все запомнило.
К чему ей информация о том, что у Санса нет ни одного парного носка на полу, посередине комнаты находится всегда включенная беговая дорожка, на матрасе какого-то черта лежит арбуз, а возле него – перевернутая тарелка с недоеденными спагетти Папайруса? Абсолютно ненужные вещи, засоряющие ее память.
Раздается смех.
С расширенными глазами, перепуганная внезапным звуком, Чара резко оборачивается. Санс стоит в одной футболке (дырявой и в пятнах, отвратительно) и в черных шортах, облокачивается на косяк, и в руке держит сигарету. Незажженную.
- ну ты юмористка конечно, малявка, - фыркает Санс, и эта фраза звучит вырванной из контекста, как будто Чара тут находилась уже несколько часов, но просто забыла об этом. – мне стоит записать парочку твоих каламбуров, буду использовать в быту…
Чара моргает.
Сигарета превращается в Надоедливую собаку, вытянутую и продолговатую, с хвостиком на месте фильтра.
- я на днях заходил к Гриллби, - Санс этого даже не замечает, поднося ее ко рту и щелкая зажигалкой, которую он достает из кармана. Надоедливая собака начинает дымиться. – у них недавно появился какой-то новый напиток… кепчук, или как-то так… не знаю, что это такое, но хочу попробовать, - он делает затяжку.
- Это соус, - на автомате отвечает Чара, завороженно наблюдая за тем, как укорачивается Надоедливая собака.
- слишком жидкий он для соуса, тебе не кажется? и слишком… красный. я не знаю. не доверяю красным вещам. если соус красный, он определенно пиздит, и он не соус нихрена. ты не думала об этом?
Надоедливая собака подмигивает Чаре.
Что вообще?..
- эй.
Чара отрывает глаза от собаки.
Санс стоит к ней как-то слишком близко. Она смотрит в его глаза – слишком широко раскрытые, чтобы принадлежать кому-то усталому; слишком горящие энтузиазмом, чтобы принадлежать кому-то разочарованному в жизни; слишком близко находящиеся, чтобы принадлежать кому-то, кто ее пытался убить.
Чара думает, что это нечто большее, чем просто сон.
- у тебя красные глаза.
Она не знает, что ответить, но слова сами срываются с ее губ – будто бы в ее голову вставлена пластинка с записанным сценарием. Интересно, он скурил Надоедливую собаку?
- Значит, ты мне не доверяешь?
Санс усмехается, и на миг в его глазах что-то вспыхивает.
- доверяю.
Когда он тянется вперед, Чара просыпается.
Впервые за бесконечно долгий период – кажется, за весь этот таймлайн – она не подскакивает на кровати, не падает с нее и не стукается головой о спинку, хрипло дыша после очередного кошмара. Она спокойно открывает глаза и долго-долго смотрит на потолок над собой, разглядывая сидящую на нем муху.
В какое-то мгновение Чара осознает, что ей невероятно холодно, и приходится подняться. Шлеп, шлеп, шлеп – на босых ногах она подходит к окну. Прежде чем закрыть его и повернуть ручку, чтобы оно вновь не раскрылось ненароком, Чара долго и задумчиво смотрит на прудик, возле которого сегодня чуть не погибла. На этот раз навсегда.
Эхо-цветы шелестят, и Чаре не надо даже прислушиваться, чтобы понять, за кем они повторяют.
Сегодня ей приснилось то, что происходило много-много лет назад.