«Беги, беги от них! От этих людей, от воспоминаний, от всех них!» — кричал внутренний голос, заглушая собой доводы разума и предостережения духа. «Как можно дальше, чтоб никого не видеть и не знать!». Мальчик мчался по улице, не разбирая дороги, куда глаза глядят, хотя скорее и те не отдавали хозяину отчета в происходящем. Дым, летящий за ним шлейфом, быстро растворялся в воздухе, на что люди недоверчиво косились на паренька и старались, завидев такие странности, держаться как можно дальше. С некоторыми не удавалось избежать столкновения, и мальчик, врезаясь в очередную преграду, резко отскакивал назад и менял путь бегства. Для ребенка Томаш бежал достаточно долго и смог забрести в относительно безлюдный переулок, но банальная изнуренность все же давала о себе знать. Он начал выдыхаться, а холодный зимний воздух постепенно отрезвлял затуманившееся сознание. Согнувшись пополам от долгой пробежки, Томаш медленно брел по-над каменной стеной дома, боязливо озираясь по сторонам и рассматривая местность. Улочка совсем не похожая на те, о которых рассказывал Алекс, или те, которые мальчик видел по телевизору. Однако она не вызывала в нем беспокойства, наоборот даже как-то успокаивала взбаламутившиеся нервы.

Он шел медленно, сжавшись и оглядываясь, а за его спиной холодный ветер разносил сизый пепел. Только сейчас Томаш понял, что начал замерзать. Снова.

— Тебе нужно укрыться, — от столь неожиданного комментария парнишка аж подпрыгнул на месте, на мгновение забыв о существовании голоса. Проходящий мимо мужчина криво покосился на странного парнишку, и только он хотел подойти ближе, как Томаш, заметив его намерения, снова припустил вперед из оставшихся сил. — Полегче, тебе ничего уже не грозит, — настойчиво проговорил дух.

Холод быстро приводит в себя, и уже через несколько минут, мальчик более-менее смог успокоиться и вспомнить, почему он собственно здесь оказался. Допрос, страшные стены и темные коридоры… ему удалось сбежать от воспоминаний, но, к сожалению, не только от них. От Алекса тоже, как и предвещал Эненра. Он что-то говорил Томашу, может, причитал или что-то объяснял, но тот его не слушал. Слова пролетали мимо ушей, а в голове крутились мысли лишь о сожалении. Стало грустно и обидно на самого себя. Холод теперь начал снедать не только тело, но и расстилался ковром в сердце мальчика. А Эненра все говорил и говорил, говорил и говорил. Сейчас ему не нужны эти бессмысленные потоки слов, заливающие слух, словно шумящий за окном дождь.

— Ты совсем меня не слушаешь! — громом обрушилось рычание Эненры, совершенно недовольного равнодушием парня, отчего последний вжал голову в плечи и поморщился, остановившись. Он миновал тихую улицу и снова вышел к более оживленным потокам людей и машин. Кажется, косые взгляды только за этот день смогут стать неотъемлемой частью мальчика, впрочем, к ним он быстро привыкнет. Стеклянный взгляд медленно перепрыгивал с одного прохожего на другого, с машины на машину, со здания на здание, вьюнки дыма уже не могли скрываться под кожей и крутились вокруг мальчика. Почему только народ это не пугало, а лишь удивляло? Но подойти ближе никто не решался.

— Тише, слишком громко, — пропищал Томаш мольбой то ли шумному городу, то ли своему духу, и закрыл ладошками уши, в бесполезной попытке заглушить все звуки. А вот уже говорящий сам с собой парень вселял больше недоверия людям, и теперь поток жителей столицы вокруг него поредел, а вскоре и вовсе отдалился. Не надо, не трогайте его, просто… — Я хочу, чтобы ты помолчал! — с какой-то явной сталью в голосе прозвучала эта фраза. Эненра на миг опешил от дерзости паренька, но посчитал ее неплохим началом для новой жизни и решил все же подчиниться, однако:

— Настанет время, когда я смолкну, но будешь ли ты этому так рад?

Вплоть до наступления сумерек Томаш пробродил по множеству улиц, успел схлопотать парочку нагоняев за то, что пытался выпросить немного поесть, а еще его чуть не сбила машина, водитель которой злобно рявкнул на парня, назвав того помойным бродягой. Да ладно, пусть он и был в потрепанном виде, но вполне себе походил на всех остальных. Ему все равно, главное — он цел остался. Эненра все еще молчал, однако то, что он увидел в нынешнем мире, сказало ему о многом.

К вечеру стал прихватывать морозец, и дрожь стала сопровождаться трелью стучащих зубов и шарканьем еле шевелящихся ног. Томаш шел, устремив взгляд вниз. Иногда он обхватывал себя руками, иногда грел их собственным дыханием — кофта и шарф хоть и были теплыми, но их все же было недостаточно. Блуждая по закоулкам, он, наконец, наткнулся на одно место, где он точно никому не будет мешать, и уж точно никто не потревожит его. Старый и давным-давно заброшенный, судя по всему, завод. Сетка, поставленная вокруг территории завода, не стала преградой, и, легко преодолев ее, Томаш, шатаясь, поплелся к зданию. На месте, когда-то служившем парковкой, оставались некоторые разбитые автомобили, припорошенные навеянным снегом, и, проходя мимо, все обретало еще более жуткие ассоциации.

Завод был просто огромным: четыре этажа, длинные широкие коридоры, разбитые оконные рамы и стекла… это место никак не могло создавать хотя бы неплохое впечатление, но и на том спасибо. Мальчик мог остаться в такую холодину на открытой улице, обдуваемый со всех сторон голодным зимним ветром, но ему, можно сказать, повезло найти себе пристанище. Наверное. На какое-то время эти коридоры могут приютить оборванца.

Эненра по-прежнему молчит, оценивающе разглядывая замученными глазами Томаша не самые лучшие «апартаменты». Исследовать большущее здание в ночной темноте — не самая простая и безопасная задачка, хотя о безопасности теперь придется беспокоиться куда чаще, чем раньше. Мало ли на кого можно наткнуться здесь. Под ногами скрипели гнилые доски, и трещало битое стекло, из-за отсутствия освещения Томаш часто спотыкался о кирпичи, врезался в брошенное оборудование или дверные косяки, несколько раз падал в пыль и царапал ладони. Вскоре он решил обустроиться в комнате, которая когда-то могла быть чьим-то кабинетом. В свете луны ему повезло заметить кусок картона, валявшегося у чудом сохранившего более-менее нормальный вид окна. Этого куска будет вполне достаточно, чтобы уместиться на нем, уже ведь не голый бетон. А мальчик очень сильно замерз. Почти так же сильно, как и в ту ночь, и не намеренный слушать симфонию из стучащих зубов и рваных вдохов Эненра сказал, как развести небольшой костерок. Собрав в кучку несколько картонок и дощечек, парнишка не без дополнительных царапин смог высечь искорки, позже превратившиеся в огонек. Теперь и свет появился.

Сидя у костра и не отводя взгляда от пляшущих ярких языков пламени, Томаш грел руки, придвигаясь ближе к источнику тепла. Иногда мальчик прятал кисти в длинных рукавах кофты и прижимал их к груди. Эненра тоже постарался закрыть маленькое тело от холода, обвив парня потоками потеплевшего воздуха, и дрожь немного поутихла. Томаш умудрился замотать шарфом и шею, и беловолосую голову, благо это позволяла его ширина. Шарф пах шоколадом, напоминанием о днях, проведенных вместе с Алексом. На тонких губах мелькнула грустная полуулыбка, а сердце в груди отозвалось колкой болью. Этим утром он все же надеялся, что ему разрешат пройтись с Алексом по улице, и для пущего эффекта своей решимости Томаш сразу намотал на шею бордовый шарфик. Но ему так ничего и не позволили.

Слишком много накопилось чувств и переживаний в этом мальчике, но теперь у него не осталось даже слез, больше нечего было проливать.

Эненра, невольно затянутый в те же воспоминания, посчитал, что теперь мальчику придется стать куда строже к себе самому. Ему многому придется научиться и многое нужно узнать.

— Теперь ты сам по себе, — отозвался дух, выдергивая мальчика из мыслей. — Тебе придется усвоить то, что я расскажу.

Зрачки ни на секунду не отрывались от огня, и Эненра подумал, что его слова опять пропускают мимо ушей.

— Будто бы у меня есть выбор, — тоскливый комментарий прозвучал уж как-то слишком безнадежно.

— Его нет.

— Я согласен, — сегодня у Томаша очень резко меняются решения. — Расскажи, что мне нужно делать? Я не хочу больше повторять такие расставания, хочу быть сильным!

Горячность в его словах вдохновляла, возможно, свой первый самостоятельный шаг он уже сделал в этот самый момент, когда только заявил о своем решении. Хороший знак. Эненра не прогадал, когда только выбирал его душу.

— Утром, — твердо заявил дух. — Ты сильно устал. На сегодня с тебя хватит потрясений. Спи.

А утро встретило мальчика не менее холодно, чем ночь. Костер успел потухнуть, а кожа снова покрылась беспощадными мурашками. Поднявшись на слабые ноги и поправив сползший шарф, Томаш двинулся к выходу из здания, бросив безразличный взгляд на остатки дотлевающих угольков. Он шагал по уже знакомому коридору и осматривал то, обо что вчера спотыкался, пока добирался до той комнаты. Бетонная глыба — провалившийся потолок, куски которого рассыпались по второму этажу и образовали собой подъем на третий. Хорошо, если не удастся найти лестницу, или она будет в более плачевном состоянии, чем все это нагромождение из камней, эта дорога будет единственным путем попасть на этаж выше. Томаш позже вскарабкается туда и порыскает в поисках чего-нибудь, что может понадобиться, а сейчас он двинулся дальше. Стоя у выхода из здания, мальчик выглядывал из-за косяка, осматривая улицу. Мало ли что могло произойти, вдруг кому-то приспичило забрести сюда. Но снаружи никого не было, и Томаш, удовлетворенный обстановкой, медленно зашагал мимо уже знакомых автомобилей.

Есть отчего-то совсем не хотелось. Было ли это обусловлено тем, что Томаш опять пережил огромный стресс или может быть просто не испытывал чувства голода, но ему бы и кусок в горло не полез, будь тот у него в руках. Поэтому мальчик решил походить по территории завода и рассмотреть что да как.

— У нас есть разговор, — Томаш ничего не ответил, и Эненра посчитал безропотное молчание согласием слушать. — Вчера ты повел себя безрассудно, и мне пришлось вмешаться.

Мальчик обвел серыми глазами место, судя по всему предназначавшееся для разгрузки, расположенное за углом завода. Он испытывал какое-то чувство стыда перед духом за свою несдержанность, а аура этого места лишь больше нагоняла удрученности.

— Прости…

— Нельзя вечно сбегать от своих проблем и кошмаров. Если они не отпускают тебя — с ними надо бороться.

Поучительная тирада Эненры растянулась на довольно долгое время, мальчик за него успел обойти разгрузочную площадку и прилегающий к ней склад. Несколько грузовиков, пожираемые коррозией, были еще крепки на вид, разбросанные повсюду канистры и железные бочки с ржавыми и от чего-то липкими подтеками. Странно, ведь это место уже давно оставалось без хозяина. Разваливающиеся каменные блоки, готовые придавить в любой момент, изогнутая, словно костлявые пальцы, арматура, бетонные широченные трубы, покрывшиеся вялым мхом. Все будто бы отражало внутреннее состояние Томаша. Идти дальше он не видел смысла.

А с чего вдруг Эненра проявлял такую озабоченность мальчишкой? В своем прошлом, сколько себя помнит, дух сменил множество тел и носителей, но ни до одного ему особенного дела не было. Разве что только это не касалось его личной неприкосновенности. Он обеспечивал своему человеку безопасность в будущем и мог не волноваться о себе. Эненра любыми силами и способами искал возможность жить в человеческом мире, и это была его единственная забота, а по прошествии нескольких сотен лет он встречает нерадивого ребенка, которому всего-то не повезло в силу жизненных обстоятельств, и… привязывается к нему? Дух сам не может объяснить своих действий, но и остановиться уже не в силах. Томаш он… очень уж какой-то не такой. Слишком добрый и мягкосердечный, а эти качества Эненра за версту чует. Они до того отчетливы, что аж тошнить тянет от этой исходящей от юнца невинности. Может, все дело в этом? Но факт отрицать бесполезно, в груди у потустороннего существа точно что-то зашевелилось, когда они встретились.

— Следи за своими чувствами, тебе предстоит самому вскоре стать хозяином этой силы.

Парень залез в кабину старого грузовика. На переднем сидении валялась запыленная, но на вид теплая куртка, и Томаш решил взять ее с собой, все же так будет легче спасаться от мороза. Проверив небольшое кресло, расположенное сзади, он полез в бардачок, но не найдя в нем ничего, что могло бы как-то пригодиться, уселся на водительское место.

— Я уже это слышал, зачем повторять одно и то же? — мальчик слушал духа, параллельно представляя, как сам ведет такую большую машину. Он положил руки на широкий руль и крутил его то в одну, то в другую сторону, слыша, как скрипят сдутые колеса.

— Сейчас я помогаю тебе, но потом придется научиться подниматься самому после каждого падения, — выпалил дух. Томаш сразу догадался, в чем заключается подвох такого ответа, и замер, взглянув в треснутое зеркало перед ним.

— Ты же обещал не уходить, — возразил мальчик. В зеркале он видел не только свое отражение, но и задымленные очертания лица Эненры со сверкающими глазами. — Выходит, ты мне соврал?

— Не совсем так, — надо бы побыстрее объяснить, что к чему, а то кто знает, может на фоне пережитого стресса мальчишка снова сорвется. — Я не покину тебя, но слышать меня и говорить со мной ты не сможешь. Мне нужно время, чтобы прижиться к телу, а когда это произойдет, твоя душа и моя сущность сольются в одном сознании, мой голос станет твоим голосом. Проще говоря, мы буквально превратился с тобой в одно целое. Сила духа дыма навеки останется в твоем распоряжении, она и будет твоим щитом, — Эненра через зеркальное отражение устремил взгляд белесых глаз на мальчика и прищурился. — Ты вновь расстроен и озадачен.

— Наверное. Не знаю, — это заявление действительно было потрясением. — Но как мне справляться с даром без тебя, я же не смогу…

— Для этого и будем учиться. Не бойся. Это сравнимо с тем, как человек учится ходить или говорить. Он ведь справляется с этим, так?

Томаш закивал, обнадеженный поддержкой, но какое-то волнение все еще скреблось под ребрами. Еще с минуту посидев в кабине, мальчик вылез из нее, не забыв прихватить находку. Он вернулся к парковочной площадке и решил обрыскать и эти машины, но, увы, в них уже ничего не нашел. Так и прошел весь день в поисках непонятно чего.

Уже вечером Эненра дал первый урок, но попытки повторить сказанное не были удачными. Пока что Томаш должен отточить имеющийся навык, хотя дымовые вихри он делает неплохо. То же самое с исчезновением, которое может получиться вполне себе нормально после нескольких тренировок, и совсем другое дело в том, чтобы стать неосязаемым. Должно быть, Эненра сильно забегает вперед, но чем быстрее мальчик освоит все уроки, тем лучше для него же.

На следующий день Томаш решил-таки забраться, наконец, на третий этаж. Одну лестницу он все же нашел, но, как и думал, доверия ее надежность не внушала, и он вскарабкался по обломкам возле своей уже комнаты. Видимо до него на этом заводе уже кто-то скрывался, и поэтому найденный на третьем этаже матрац, который хоть и был в плачевном состоянии, порадовал парня. Томаш сбросил вещь через дыру в полу и затащил в комнату поближе к месту, где теперь по ночам горел костер. Внезапно раздалось голодное урчание, мальчик и забыл, что два дня ничего не ел, и задумался, где бы он мог это исправить. Эненра выдвинул свое предложение, но оно не устроило мальчика. Воровать ему не хотелось, но с другой стороны ему ничего не остается. В итоге из-за своего упрямства он остался голодным еще на день, но к третьему дню принял предложение.

Хоть Томаш ослабел без еды и от своих тренировок, он нашел в себе силы выйти в город и раздобыть чего-то съестного. С трудом обойдя парочку улиц, он приметил несколько маленьких магазинчиков, где вполне мог бы чем-то поживиться. Главное не попасться.

— Кажется, недалеко отсюда веет ароматом прекрасной выпечки, — подбивая парня, ухмыльнулся Эненра. Запах чуял и мальчик. За углом через дорогу расположилась хлебная лавка, в которую он и направился. Зайдя в магазин, мальчик остановился у длинного прилавка в ожидании наиболее удачного момента, и как только продавец отвернулся, Томаш быстро схватил первую попавшуюся на глаза буханку хлеба и рванул к выходу.

— Эй, а ну стой! Держите вора! — послышались сзади крики мужчины за прилавком.

Мальчишка хотел уже выскочить на улицу, но его резко поймал за шарф и схватил за руку один из покупателей.

— Ты чего удумал, парень?! — замечание не возымело должного эффекта устрашения, и Томаш, рассердившись своей медлительности и бессилию, грозно зыркнул на мужчину и укусил того за вцепившуюся в кофту руку. — Ах ты, мерзавец! — на ребре ладони теперь красовался след от остреньких зубов, и мужчина рефлекторно зажал ее другой рукой отпустив мальчика.

Вырвавшись из плена, Томаш быстро выбежал из магазина и, затерявшись в толпе, побрел в уже известном направлении обратно к заводу. Переход, направо, два квартала, налево, налево, направо, еще два квартала, а там и спуск к заброшке.

— Жаль не попытался исчезнуть. Но для первого раза ты неплохо справился, — в голосе Эненры звучало одобрение, да только паренек не особо был рад своей выходке. — Выживание требует жертв, ты же не хочешь умереть теперь от голода?

— Нет.

И по такому плану прошло несколько недель. Удивительно, как парень вообще не загнулся, выживая в одиночку, а впрочем, такой помощник, как Эненра, был очень даже хорош. На протяжении всего времени Томаш продолжал учиться и оттачивать уже полученные навыки. Теперь он уже лучше мог растворяться в воздухе, что непременно пригодилось. К воровству тоже привык, и орудовал не только в той хлебной лавке. Ему быстро удалось запомнить маленький район и освоиться в нем. Владельцы магазинов тоже успели запомнить наглое недоразумение, таскающее все прямо из-под носа, но, к их сожалению, поймать ни разу не удавалось. Только мелькнет что-то бледное и расплывчатое и тут же исчезнет. Так и поползли слухи о неуловимом воришке, которые доходили до не очень хороших ушей.

В тот вечер он решил обокрасть не того. Томаш и не подозревал куда его заведет данная вылазка. Его загнали в угол и окружили несколько мужчин, даже невидимость не помогла мальчику удрать. На искаженных оскалом лицах красовалось удивление и неверие, ведь разошедшиеся по району сплетни оказались правдой.

— Надо же, и впрямь дымится! — отметил один мужчина, стоящий позади озирающегося, словно дикий зверь, мальчика.

— Откуда ты такой убогий только появился? — высмеял второй, дернув Томаша за светлые волосы. Хищные глаза расширились, заметив, как на ладони от волос остается пепел. Мальчишку подтолкнули к другим сообщникам, чтобы те тоже имели возможность получше разглядеть его.

— Я не убогий! Оставьте меня! — он метался из стороны в сторону, пытаясь отгородиться от чужих рук и глаз. Потоки дыма становились гуще и плотнее, но только сил оставалось совсем немного. Эненра утробно рычал, придавая голосу Томаша недетской твердости, но вмешиваться не смел. Мальчик сам не желал прибегать к его помощи, предполагая, чем все может закончиться, и повторять давнюю картину значило, пустить попусту всю наработанную выдержку. А потом все начинать с нуля.

Одному из окруживших видимо оказалось недостаточно растерянности и забитости, отразившихся на лице парня, и, подойдя к Томашу из-за спины, толкнул того. Мужчина добился желаемого, хрупкий мальчишка теперь представал униженным сизым мышонком, окруженным стаей койотов. Со всех сторон разом раздался развязный смех, пока Томаш пытался подняться на ноги.

— Осторожней! — тут же среагировал дух, врезаясь своим грубым голосом в уши. — Вставай, ну же!

— Мне больно, — тихо прошипел он, но Эненра услышал все отчетливо.

Значит, нога. Парень неудачно упал и ушиб колено об асфальт, порвав джинсы и содрав кожу, но почти сразу же Томаш был подтянут за шарф в призыве встать на ноги.

— Ну уж нет. Ты хотел мне карманы обчистить, стало быть, будешь за это расплачиваться. К тому же мы наслышаны о странном бродяге, который вечно исчезает из виду. Пойдешь с нами, давай, поднимайся!

Эненра вновь обнажил острые зубы и готов был полоснуть длинными когтями по груди мерзко ухмыляющегося ублюдка, но осторожное «не надо» еле-еле, удержало духа, захлебывавшегося гневом.

«Слишком мягкий, а для таких как они и подавно!»

Как-то так и завязалось знакомство с будущими коллегами по работе. Его привели в старую пятиэтажку на отшибе города и показали так называемому боссу, который назвался Хозяином. В таких компаниях новости, подобные Томашу, быстро разливаются из ушей в уши, и большая шишка даже не пытался скрыть своего нелепого или, пожалуй, тупого восторга. Он разглядывал мальчика, как драгоценный редкий камень, тут бы даже Эненра отступил от такого слишком уж пристального внимания. Но, когда мужчина захотел заглянуть в опущенное лицо и потянулся к нему рукой, Томаш огрызнулся и, чуть было, снова не пустил в ход острые зубы, но мужчина успел отдернуть кисть и отшатнулся.

— Зубастый такой, да? — он помедлил, а затем ударил парня по лицу в назидание. Мальчик не удержался на ногах, одна из которых и так еле шевелилась, и рухнул на пол. Однако он одарил агрессора самым ненавистным взглядом, на который только был способен. — Ну-ка, швырните-ка его пока что в подвал. Пусть посидит там до утра, подумает над своим поведением, а завтра мы с ним поговорим.

В ту секунду Хозяин увидел в стальных глазах что-то, что вспыхнуло и сразу же спряталось под кожей. Что-то злое, нечеловеческое — в истинном или даже первобытном значении этих слов, а тонкая струйка крови из треснутой губы в уголке рта придавала этому лицу странное выражение голода. Поразительно сколько всего он увидел и прочувствовал на себе всего за секунду. Возможно, это детское и в то же время взрослое выражение лица надолго отпечаталось в его сознании. Но предвкушение, что теперь-то дела быстро пойдут в гору, было сильнее какого-то мимолетного страха перед монстренышем. Этот парень — его золотой парашют.

Спать в холоде и сырости он уже немного отвык, но все же для него это не было в новинку. Мальчик приметил себе дальний уголок и затаился в нем в ожидании следующего дня.

— Жить в мире людей непросто. Приходится драться. Ты неплохо держался, но можешь ведь и лучше, — успокаивающие слова духа уже стали неотъемлемой частью их бесед, в частности, когда Томаш был сильно чем-то обеспокоен.

— Не знаю, смогу ли я отсюда выбраться. Мне не нравятся эти люди. Ай! — ушибленное колено отозвалось колкой болью, когда его резко согнули. В темноте не разглядишь, в каком оно состоянии, но, кажется, уже успело опухнуть от небрежного отношения к травме.

— Понимаю, — прозвучало так, словно это был комментарий не к словам, а к общему состоянию мальчика. Эненра был уверен, что, находясь рядом с ним, сам размяк, а это совершенно на него не похоже. Однако на парня не хотелось давить или уж тем более принуждать к чему-то, что ему противно. Впоследствии жизнь научит его делать правильные выборы и принимать верные решения. На худые плечи опустились когтистые лапы, хотя, скорее всего это были сгустки дыма, передающие прикосновения духа, но стало как-то легче: грудь уже не так сильно сжимало, а дыхание более-менее выровнялось.

В общем, после этого происшествия жизнь Томаша особенно не изменилась. Ему сказали, что теперь он будет воровать не для себя, а для людей, которые его сюда привели, но в обмен он будет получать что-то посущественнее, чем хлеб и вода, и, конечно, крышу над головой. Тут-то и права выбора ему никто не давал: либо мальчишка остается по своей воле, либо его заставят и посадят на цепь, как собаку. Идти ему все равно было некуда, стало быть, и выбор был очевиден.

Он знал свою работу. Мог пролезть туда, куда взрослому человеку не попасть, мог добыть любую информацию, стащить все, что угодно, и остаться при этом незамеченным. Жаль, что его просто использовали, еще и в таких неправильных целях. В награду мальчик получал горячую еду, несладкий чай и некрепкий сон не под дырявой курткой, а под одеялом, или тем, что оно напоминало. Если Томаш вел себя хорошо — он проводил вечер и ночь в комнате, если не подчинялся — заставляли, наказывали и сразу в подвал. Такое отношение к парню отпечатывалось на его личности. Наблюдая за происходящим внутри компании, Томаш делал выводы: не лезь не в свое дело, и тебя не тронут; обзаводись собственным мнением, но не показывай его, лучше вообще молчи всегда, и тебя не тронут; выполняй работу хорошо и не задавай вопросов… и никогда не бери то, что принадлежит Хозяину.

Томаш старался придерживаться этих и других подобных правил, и все шло относительно нормально. Он со стороны наблюдал за людьми такой мерзкой породы. Они лжецы, обманщики, шантажисты, убийцы. Невольно мальчик во время разговоров с духом вспоминал Алекса и то, каким добрым он был. Сердце начинало ныть, когда приходило осознание, что они больше никогда не встретятся. Вся забота и ласка почти забылась. Эненра тоже упоминал его в своих речах, чем мотивировал Томаша, ведь его тренировки не прекращались. В своей комнате или на обратном пути к пятиэтажке мальчик продолжал учиться. У него почти получилось стать неосязаемым, но еще нужно было поработать над этим. Дым начал его слушаться, выполнял почти все, чего хотел его обладатель.

Мальчику пришлось рано взрослеть. Но глупостей он тоже не упускал, и одна из них чуть не стоила ему руки. Вообще над мальчонкой не брезговали поиздеваться. Попадись он на глаза не совсем вменяемым обитателям квартиры, он мог схлопотать многое. На детском лице открыто демонстрировалось недовольство, что не заставляло долго ждать. Царапины, побои, синяки, некоторые незначительные (повезло) порезы украшали его тело. Томаш даже успел обзавестись несколькими шрамами, но больнее всего было терпеть выжигание кожи тлеющими окурками — знакомое чувство. Единственными местами, которые никак не могли зажить, были предплечья и душа.

Есть ли сердце у Эненры? У людей есть выражение «сердце кровью обливается», как же точно они умеют подбирать слова, и если он не бессердечный, то именно это и испытывал, наблюдая всю жестокость.

Они вдвоем задушили обидчиков. Эненра убедил Томаша, что все дела имеют цену, и удушение вполне справедливая плата. Мальчик долго сопротивлялся, о-очень долго, но с правдой трудно было спорить.

Так прошло чуть больше полугода, и выдержке ребенка можно было только позавидовать. Хозяин не жмотился и разрешал двум своим таким же недалеким друзьям пользоваться навыками мальчишки, и, бывало, одалживал его чуть ли не на месяц. А Томашу было без разницы, теперь он не воровал, а раздавал. Вацлавская площадь — красивое место днем, и сборище уродов ночью. Серые глаза не выражали никаких эмоций, когда передавали в чужие руки пакетик с порошком и принимали купюры. Не выражали, пока не увидели последствия принятия этого порошка. Судороги, конвульсии, пена изо рта, смерть. Это не первое его убийство, но он не знал, что от столь безобидной на вид штуки можно пройти очень мучительный путь до того света. Больше раздавать эту дрянь не хотелось, но да что там… надо.

Он и сам один раз попал на это. Как-то вечером его принесли тарелку с кашей, от которой веяло чем-то незнакомым. У парня появилось прекрасное обоняние, и потому уловить в воздухе неслышный душок почти не составило труда, только мальчик не придал этому большого значения. Им хотелось посмеяться, посмотреть на то, как ребенок отреагирует на препарат. То была малая доза, и ничего страшного не произошло. Поначалу Томаш чувствовал себя как нельзя лучше, чем обычно, у него даже настроение поднялось, однако, когда действие наркотика закончилось, состояние сразу же ухудшилось. Его тошнило, рвало, на лбу выступала испарина, мучали галлюцинации. В конце-то концов, он видел среди всех этих людей Алекса, и тот вместе с ними насмехался. Потом мальчик отключился. С тех пор он всегда принюхивался ко всему, что ему приносили. Уж лучше он останется голодным, чем вновь испытает на себе подобные ощущения.

Чуть позже после очередной раздачи Томаш присвоил себе несколько крон, от продажи наркотика. Роковая ошибка. Он все время, не снимая, носил на шее свой бордовый шарф, что в один момент мог стать для него петлей. Его самого чуть не задушили в порыве ярости, выясняя, куда он дел деньги, но за парня кто-то вступился.

— Да успокойся ты! Всего-то пары сотен крон не хватает. Что его за это, убивать что ли?

Один из бандитов — мужчина в бурой кожаной куртке, худощавый на вид — попытался утихомирить агрессора, но получалось вяло.

— Сначала это пара сотен, затем штука, а после и вся нажива! Этот уродец и без того со странностями. Не я ведь один видел и слышал, как он базарит сам с собой? Кто знает, что еще взбредет в эту черепушку? — он обвел взглядом всех присутствующих, что согласно закивали.

— Пошевели извилинами, мудак! Думаешь, босс будет доволен, если ты грохнешь пацана? Да он тебя вдогонку пошлет!

Пораскинув мозгами, мужчина перестал затягивать шарф, но тут же схватил Томаша за руку и потащил к столу, на котором лежал нож.

— Тогда предлагаю проучить выродка, — заявил он с огнем в глазах. — По-моему, у него слишком шальные ручонки, стоит кое-что укоротить. — Томаш трепыхался, как мог, но лишь усугублял ситуацию. В итоге его подтащили за волосы к столу, на который положили бледную руку. — Стой смирно. Будет больно, — прошипели парню в лицо.

— Да ты в конец ебанулся! — мужчина в кожанке подскочил к мальчишке и попытался оттащить того, но смог только сбить прицел карателя, и вместо того, чтобы отрубить Томашу пальцы, проткнул ладонь насквозь, а блестящее лезвие крепко засело в деревянном столе. Мальчик истошно завыл от боли и осел на колени, царапая ногтями свободной руки поверхность стола. Но через мгновение левая рука оказалась на воле, и парень обессилено упал на пол, не замечая, как за его спиной вершится кровавая расправа. Вскоре его опять рванули за кофту и подняли. — Займитесь им, — отчеканил заступник, хладнокровно вытирая нож и оставляя мертвое тело психа за спиной.

Томашу обработали руку, а после заперли в его комнате, которая вскоре заполнилась едким дымом. В последнее время бандиты действительно начали опасаться мальчика, более того у них закрадывались подозрения на счет того, что это его рук дело — смерть нескольких их друзей. То, что те померли, потому что задохнулись, никто не отрицал, да только вот следов от удушения на шеях не было. Но парня пока что оставили в покое.

Томаш сидел на полу, опираясь спиной в дверь, и крепко прижимал к себе раненую руку, в центре ладони точно будет еще один шрам, когда рана затянется. Реветь больше не было сил, слезы сами стекала по щекам, а на лице застыла озлобленная гримаса. Но что-то теплое и клубящееся внутри заставило мальчика остудить пыл, и дым, заполнявший комнату, постепенно начал рассеиваться. Бинты на руке пропитались кровью, а глаза начали слипаться. Паренек поднялся, шатаясь, дошел до кровати и обессилено рухнул на нее. Как ему все надоело, он устал.

Его правая рука безвольно свисала вниз, а спиральки дыма игриво плелись по полу. Мальчонка не слышал глубокого голоса уже как два месяца и скучал по нему. Эненра замолчал, но продолжал общаться. Томаш говорил с ним вслух, задавал духу вопросы, а дым в его ладошке, перекатывал мелкие камушки и давал ответы, вкладывая из них слова. Последний их разговор заставил мальчика серьезно задуматься о своем будущем. А стоит ли вообще такая жизнь того, что он сейчас переживает?

— Теперь ты сам хозяин своей судьбы. Решай, кто ты есть, и кем хочешь быть, — было последнее, что говорил Эненра. К утру того дня, когда мальчика должны были купить, Томаш все переосмыслил и собирался во что бы то ни стало вырваться из кровавых рук своих хозяев.

Новые владельцы не знали всех его фокусов, поэтому шансов было больше. Как только автомобиль, в который посадили парня, отъехал на некоторое расстояние, весь салон начал заполняться душащим дымом. В машине кроме Томаша было еще четверо мужчин, но почему-то только трое из них начали давиться пеплом, а вот водитель вел себя вполне спокойно и не обращал никакого внимания на происходящее, будто так и должно быть. После того, как трое перестали дышать, машина припарковалась на обочине, а водитель повернулся и смерил мальчика жестким оценивающим взглядом.

— Может ты и не безнадежен.

Такой непредсказуемый поворот событий добавил больше опасений. Томаш не успел ничего сделать, как сразу бессознательно провалился в темноту.