Темнота ноябрьской ночи захватывает город быстро, как будто накрывая вслед за собой ещё и белым, плотным, тяжёлым платком густого снега.
Отдел примолкает, гудение становится тише и тише с каждым уходящим сотрудником: кто-то из офисных заканчивает свою смену, кто-то, наоборот, выезжает на ночные дежурства. У них, детективов, со всеми их рейдами, допросами и вызовами в любое время дня и ночи, нет строгого графика, но и им на сегодня достаточно.
Коннор скользит взглядом по верхам череды арочных окон, окружающих их крыло на последнем этаже здания Департамента со всех трёх сторон. Его фантазия о том, чтобы однажды, более глубокой, более бесшумной, более безлюдной ночью остаться здесь с Хэнком наедине, кажется почти нереальной, несбыточно-невесомой. Да, теперь, после революции, все патрульные андроиды предпочитают покидать место работы после смены и не проводить ночи напролёт в участке на подзарядных стойках, а люди на ночном дежурстве в принципе редко возвращаются в отдел. Но вероятность, такая сладкая вероятность этого события всё же предельно низка.
Потому что он ещё не сделал лейтенанта своим.
<ошибка>
Коннор, краем глаза наблюдая за собирающимся Хэнком, покусывает губу. Весь оставшийся день после утренней — такой горячей — преконструкции, заботливо сохранённой в память, он тратил половину мощностей процессора на расчёты наилучших моментов схождения с Хэнком с наибольшим, не менее 85%, положительным исходом.
Ему хотелось, конечно, поставить фильтр ещё выше, ближе к ста. Но это означало бы полное отсутствие вариантов. Полный провал.
Хэнк труднопредсказуем. Хэнку плевать на нормы общества, если они расходились с его собственными нормами. И границы личных норм лейтенанта Коннор исследовал шаг за шагом уже третью неделю после своей девиации, каждый раз перепроверяя всё анализами, поиском алгоритмов и расчётами, каждый раз слишком боясь ошибиться.
Да, он знает, что каждый шаг — это риск со своей собственной вероятностью. Он знает, что эти риски перемножаются, а значит, общая вероятность конкретного исхода неизбежно, неумолимо, ужасающе падает. Отказаться от этого расчёта, от желания увидеть и оценить каждую ветку событий, чтобы выбрать самую оптимальную, очень… сложно.
Но Коннор решает действовать, что бы ни считали по этому поводу программа анализа или программа социального поведения. Коннор решает: пора ловить момент, когда Хэнк встаёт с кресла.
— Вы устали за сегодня, лейтенант, — он плавно поднимается из-за стола, одним прикосновением мелькнувшей белым руки закрывая программы на компьютере и выключая терминал. — Думаю, лучше мне сесть за руль.
Хэнк, обходя свой стол и зевая в ладонь, щурится на него одним глазом.
— Что, так хочется порулить? — хмыкает он, и Коннор чуть расширяет глаза. Эта невинная шутка отдаёт сразу несколькими ошибками в его системе, заставляет вспомнить преконструкцию и все моменты, когда он брал инициативу, действовал — но хотел взять ещё больше. Эти слова слишком легко обернуть в свою пользу.
— Хочется, — частотный диапазон его голоса снижается, выдавая едва урчащие нотки, и Коннор едва успевает сам удивиться этому внезапному глюку голосового модуля, — очень.
[Программный сбой]
Хэнк бросает на него долгий, странный взгляд, и в сумрачном вечернем освещении отдела детектив замечает, как темнеют от крови скулы лейтенанта до самой линии бороды. Ресницы Коннора вздрагивают от этого зрелища, он отстранённо слышит, как сильнее шарахает помпа насоса в стенки, отстранённо замечает, как приходят ошибки от регулятора.
Он прекрасно помнит, идентифицирует этот взгляд: в первый раз он увидел его ещё в баре, далёкого пятого числа. Вот только сейчас от двусмысленности повисших между ними слов как будто густеет, тяжелеет воздух. Лейтенант, кидая быстрый взгляд на Миллера, что-то печатающего с серьёзным лицом, отворачивается и вытаскивает ключи.
— Ну держи, раз давно не водил, — он не смотрит на Коннора, игнорируя двойное дно в его словах так, словно ничего и не было, машет рукой в сторону уборных. — Спускайся, я сейчас буду.
Коннор сглатывает, стараясь держать лицо, забирает ключи и идёт в подземный гараж Департамента, прощаясь по пути с офицером Миллером. Каждый его шаг отзывается ударом насоса в груди, и детектив старается не думать об умножающихся рисках, рушащих шанс на положительный исход.
В гараже он сканирует местность, удовлетворённо подмечая, что машина лейтенанта не проглядывается от входа и с оставшихся редких машин других сотрудников полиции.
Коннор отпирает дверь, но усаживается на водительское сидение не сразу, сначала проводя рукой по рулю, считывая отпечатки лейтенанта, а затем оборачиваясь к спинке и медленно, сильно втягивая воздух для анализа. От спинки едва чувствуемо, на самой грани восприятия датчиков, пахнет Хэнком, его волосами, и Коннора немного ведёт.
<ошибка>
Он откидывается на спинку, практически с удовлетворением глядя на окошко ошибки перед своими глазами. По его груди, где-то за регулятором, будто разливается тёплым, хотя он точно уверен в целостности трубопроводов. Ему очень хочется провести рукой по рубашке, к кругу регулятора, ощутить уже привычный лёгкий ворох ошибок, который обычно накрывает его, когда он начинает себя касаться, думая о Хэнке. Однако лейтенант вот-вот вернётся, и ему приходится сдерживать себя.
Не время. Не место для самого себя. Но — почти время и место для следующего шага к Хэнку.
Коннор откидывается головой на спинку, чуть покусывая губу и прикрывая глаза. Он неохотно, почти лениво борется с расползающимся по корпусу ощущением истомы, которое его подтапливает изнутри. Его руки лежат на руле — подальше от соблазна коснуться своего тела, — но пальцы чуть заметно гладят изгиб баранки, пока он думает об изгибе резко выступающих ключиц лейтенанта, которые видел только сегодня утром. Дома, когда лейтенант пил его капучино.
Среди множества мелких ошибок — снова глюк скина, и Коннор чувствует, как по скулам, по носу, по щекам теплеет, как меняется оттенок искусственной кожи, снова становясь розовее, ярче.
Детектив отстранённо отмечает, что когда он трогал себя по ночам, сидя перед дверью в спальню Хэнка или на диване, этого глюка ему не встречалось. Зато сейчас, когда Хэнк может увидеть его в любую следующую секунду, словить на горячем, он снова тут как тут, снова забивает оперативную память.
Коннору не хочется его сбрасывать, не хочется обновлять скин. Он практически наслаждается этим своим не-стыдом.
<ошибка>
<ошибка>
Дверь с пассажирской стороны резко распахивается, и Коннор вздрагивает, выпрямляясь, глядя на садящегося с размаху Хэнка почти испуганно. Глюк скина всё ещё висит на его лице, кажется, вообще всё лицо у него теперь красное, до кончиков ушей, и детектив борется с ним, посылая едва ли не десяток команд на сброс одну за другой.
— Ну что, поехали, — Хэнк устраивается в кресле, оборачиваясь на него, и Коннор бросается поперёк него к пассажирской двери, чтобы спасти положение, не выдать своё состояние вот так вот, сразу.
— Вы неплотно закрыли дверь, лейтенант.
Он, практически лёжа у напарника на коленях, опираясь правой рукой на его спинку кресла, быстро открывает и захлопывает дверь — и только потом замечает окаменевшего Хэнка, поднимая к нему лицо.
Они слишком близко, в считанных дюймах друг от друга, и Коннор сглатывает как можно незаметнее набежавший в рот очиститель, приподнимается, тянется немного выше.
Вот оно. То, что он ждал.
Дюйм за дюймом, расстояние между ними сжимается, исчезает.
Коннор немного наклоняет лицо, кидая взгляд то на ошарашенные голубые глаза, то на чуть приоткрытые полные губы. Где-то внутри него стучит метроном — ах да, это его собственный насос отдаёт ударами в голову.
Сейчас он коснётся, сейчас он, наконец, сможет…
— Ох чёрт, забыл про ремень! Ты ж мне потом всю плешь проешь!..
Лейтенант быстро оборачивается, подхватывая шлейку ремня, и Коннор едва не втыкается губами ему в плечо.
[Программный сбой]
[Требуется проверка системы]
Детектив выпрямляется с расфокусированным взглядом. Это похоже на пощёчину, его систему буквально встряхивает, и он изо всех сил старается действовать дальше.
На третий раз у него получается застегнуть собственный ремень безопасности. На второй раз он заводит машину. Тронуться с места получается уже сразу. После тягостного минутного молчания Хэнк неловко хмыкает.
— Тебя что-то последнее время подзаедает, Коннор. Может, записаться на техобслуживание?
Коннор бросает на него острый, буквально режущий взгляд.
— Со мной всё отлично, лейтенант.
Хэнк с некоторой задумчивостью смотрит, как поскрипывает под его пальцами баранка руля, и пожимает плечом.
— Мне показалось, тебя глючит немного. Утром в коридоре подзавис, вроде бы, сейчас вот, — уже тише, без иронии говорит он. — Не хотел бы, чтоб с тобой что-то случилось, а мы тут взяли и профукали.
Хэнк замолкает сконфуженно, кидает на него обеспокоенный взгляд: ему послышалось, или у Коннора скрипнули зубы?..
— Со мной всё пре-крас-но, лейтенант, — буквально рычит по слогам детектив и вжимает педаль в пол.
Хэнк матерится, вцепляясь в ручку двери, когда они рвут с места и гонят по магистрали, обходя на старушке шевроле сигналящие машины.
Перед тупиковой улочкой, на которой живёт Хэнк, прежде, чем повернуть, Коннор притормаживает. Лейтенант косится на него, но молчит.
Коннор медленно вентилирует. Раз. Другой. Злость ещё не отпустила его, и страх за новый риск ещё не успел вкрасться обратно в регулятор. Он успевает открыть рот быстрее, чем заканчивается терпение у Хэнка.
— Скоро уикэнд, лейтенант, — ровно замечает Коннор и оборачивается с самой мягкой улыбкой, которую только может выдать. — Может быть, мы сходим куда-то? Или съездим на одно из озёр?
Хэнк хмурится, опуская голову, и Коннор замирает, чувствуя, как снова, снова боится. Но предложение сделано, и он ждёт ответа.
— Было б неплохо проветриться, — наконец кивает лейтенант, и у детектива в одно-единственное мгновение отлегает от насоса.
Десяток заведений по запросу мгновенно мелькает у Коннора перед глазами: терять время нельзя, категорически, только не сейчас.
— Отлично, — отзывается он, посылая запрос и получая ответ, — я заказал столик на воскресенье.
Коннор мягко трогается с места, шурша шинами по побитому асфальту их тупика. Он солнечно улыбается смотрящему с удивлением Хэнку. И улыбается чуть шире, когда Хэнк окончательно сдаётся с согласным бормотанием “ну столик — так столик”.
Кажется, ему сегодня понадобится полночи на диагностику и анализ, но это неважно.
Кажется, он с трудом представляет себе, как проживёт два дня до воскресенья, но он не думает об этом.
Он только смотрит на светящиеся перед глазами цифры: 87% вероятности на успешное сближение с Хэнком. Там, в кафе, он сможет ему объяснить, что это не какой-то сбой и не глюк. Он сможет показать и доказать, что чувствует — и не позволит остановить себя ни предрассудкам и комплексам Хэнка, ни собственным страхам.
Его захлёстывает огромной, яростной надеждой.