Черные базальтовые скалы, рассыпающийся под ногами пепельно-смольный песок, даже при легком соприкосновении создавалось ощущение, что ступаешь по бархатному ковру. Солнце лениво возвышалось, а прибрежная пена, образовывающаяся от стремительно умчавшихся волн, с шипением растворяется на разбегающейся поверхности. Деловито осмотревшись, принцесса с тяжким вздохом вбирает щипучий солоноватый воздух. Резко вонзившись стопами в податливые пески, с неожиданным окриком в напряженные лопатки врезается беспечно летающая в облаках Тай Ли:

      — Прости, Азула! — назойливо взмолилась она, не дожидаясь ее гнева, на что принцесса принципиально даже не обернулась, брезгливо поморщившись.

      — Что-то не так? — издалека возмущается Мэй, прячась от вездесущего солнца, с претенциозным важным видом сжимая в своих начищенных элегантных руках расписной зонт.

      — Черный пляж Вик… — даже с каким-то скептическим упоением почти пропела Азула, приходя в глубине души в острое негодование. Им с девочками так и не удалось побывать здесь в то самое время, когда прикосновения Синей Маски оставались на теле Азулы ощутимыми устрашающими пятнами. — Не думала, что здесь столько народу… — она придирчиво огляделась, замечая столпотворение оголтелых людей, что расположились по всей широте небольшими семейными кучками.

      — Черный пляж Вик? — переспросила Тай Ли, подбираясь столь близко лишь для того, чтобы заглянуть Азуле в разочарованные поникшие глаза. — Это место так называется? — задумчиво покрутилась, излишне глупо хихикнув.

      — Да, — деспотично отодвигает ее, решительно расчищая себе путь, в очередной раз недовольно окидывая густонаселенный пляж, на котором, кажется, им никто и не рад. Ее внезапно обуревает ядовитая важность, ведь несмотря на все происходящее — это просторы ее могущественного королевства. Это просторы ее несгибаемой страны и даже малейшее недовольство не стоит ценного понимания одной простой истины — это все мое. Рано или поздно. Ее прищур с открытой угрозой беспринципно вцепляется в двух одиноких мальчишек, что успели выстроить угольно-черную башню из мокрого песка. Повсюду оказались вперемешку разбросанны разноцветные игрушки: лопатки, да формочки. Не выронив и капли сочувствия или хоть толики понимания — она с надменной уверенностью двинулась прямиком к ним, — ее шаг становился все более смелым, властным, кровожадным, не сулящим ничего хорошего.

      — Брысь отсюда! — она еле сдержала накопившееся раздражение, с особым садизмом ломая тщательно выстроенную башенку, одним махом безжалостно разбрасывая новенькие игрушки, чтобы с привилегированным чувством превосходства сбросить со своих царских плеч надоевшую сумку, — с завидной напыщенностью расстилая на чужих горьких слезах свое королевское покрывало, без сожаления провожая раскричавшихся в недовольстве детей ядовитой усмешкой. Пусть только попробуют пожаловаться своим придурочным родителям! — она с особой благодатью вытягивает длинные стройные ноги, щурясь от ослепительности воинственно настроенного солнца. Она была невероятна горда собой, в какой-то момент обернувшись на шорохи знакомых голосов.

      — Тебе помочь? — доносится до нее жалкий противный писк, выказывающий унизительную просьбу. Азула от досады нахмурилась, с негодованием поджимая губы, стоило воочию увидеть, с каким завидным рвением пустоголовую и нелепую в своем поведении Тай Ли — резво окружила горстка молодых людей, наперебой воюющая за ее бессмысленное внимание. Как тривиально! — раздраженная практически до предела — она закатывает глаза, стараясь не поджимать столь явно губы, чувствуя по отношению к этому зрелищу необъяснимые и просто возмутительные эмоции. Словно в одночасье Азула лишилась всех своих урожденных уникальных титулов, передавая их безмозглой Тай Ли. Почему? Почему все на нее так смотрят? Даже папа… — она с каким-то пугающим упоением уставилась на разворачивающуюся под палящим солнцем сцену, где двое парней почти устроили ожесточенную потасовку лишь за оскорбительную возможность прислужнически донести сумку припеваючи радостной Тай Ли, что, казалось, и вовсе не замечала вокруг себя столь искусственного ажиотажа. Азула задумчиво хмыкнула, представив лишь на одну страшную секунду, будто Тай Ли внезапно становится на место самой принцессы, получая от подданных безусловное обожание и подчинение. И что тогда? Неужели Тай Ли нравилась бы всем намного больше, чем сама Азула? Да что они в ней нашли? — со столь явного бессилия откровенно бесится, а сама и лишнего движения сделать не может, скованная по рукам и ногам, не в силах ответить себе на поставленные вопросы. Лишь отдаленное понимание, что она может оказаться не просто не лучше всех, а даже не лучше какой-то Тай Ли — опускало в омут разочарований… Ну если уж даже Зуко выбрал непримечательную и без конца брюзжащую Мэй, стоит ли разочаровываться, что дети ее народа с особым почтением и обожанием отдают предпочтение всего лишь посредственной циркачке? Да, безусловно, трюки на канате и прыжки через горящие кольца, а также громкие заигрывания с гигантскими саблезубыми тиграми — довольно завлекательное зрелище, но если по существу — в Тай Ли нет и не было ничего особенного, среди таких же циркачек она не особо-то и выделялась, — когда принцесса рассуждала об этом, в глубине души ей становилось чуточку легче. Да и вообще, — не спускает с нее ревнивых глаз, — она должна любить и обожать только меня! Свою принцессу! Неужели она посмела забыть о своих разгоряченных нежных чувствах, что безвозмездно дарила? Двое молоденьких парней без устали задирали друг друга, отнимая небольшую розовую сумочку под звенящий хохот Тай Ли.

      — Мальчики, не ссорьтесь, — язвительно отшучивается Тай Ли, поразительно грациозно выгибаясь в спине, делая небольшой завлекательный кувырок, словно эти двое, да что двое — весь пляж, почитавшие ее зрители. Мальчишки бестолково упустили суть столь рьяного спора, широко открыв в изумлении рты, не спуская с Тай Ли сверкающих обожанием глаз. Ее сумка с глухим звуком приземлилась о мягкий песок, стоило им слабовольно забыться и разжать сдавленные в напряженных кулаках ручки, пока Тай Ли невозмутимо разлеглась на уступчиво приготовленное покрывало.

      — Что я могу сделать для тебя? — Азулу перекосило непонимание и острое омерзение, стоило ей разобрать уничижительные вопли того парнишки, что оказался низким и щуплым. Тай Ли что-то обольстительно шепнула ему на ухо, столь смело безнравственно флиртуя прямо у всех на виду, а Азулу аж пробирает необузданная злость и желание тотчас же отмыться от резво налипшей грязи. Невзрачный парнишка загородил, казалось, всемогущей Тай Ли — мельтешащее агрессивное солнце, после чего та вздохнула с облегчением, поправляя и так идеально лежащие волосы. Тот что покрупней и коренастей, бескорыстно закружился вокруг нее так, словно он верный слуга, послушно выуживая из ее сумочки небольшой тюбик с сандаловым маслом. Дрожащими руками развязывая на ее бледной спине тоненькие бретельки, он с неприкрытым упоением ловит прозрачную жижу, разнося по ее слегка розоватым плечам. Эта картина не переставая заставляла Азулу возмутиться, испугаться и преисполниться вульгарным несогласием. Мало того, что это неприлично, возмутительно и недостойно, так еще и во главе жарких страстных желаний оказалась Тай Ли. Ее грозное, на первый взгляд, напускное ханжество вступало в кровожадный бой с ее царским несгибаемым желанием выражать себя искренне, открыто и также неслыханно свободно. И кто такая Тай Ли? Какова ее роль в этой жизни? Где ее место? — в грязном цирке, — подмечает про себя обиженно, не в силах простить Тай Ли то, как на нее смотрел сам Хозяин Огня. Он без надлежащего смущения оказался возмутительно очарован и восхищен тривиальным обыденным выступлением, казалось, столь же сильно, как и эти полуголые дурацкие мальчики одним только ее присутствием! На меня никто и никогда так не смотрел, — от увиденного Азулу берет острая ревность и истеричное капризное непонимание, что отразилось на ее лице лишь вялым замешательством. Она эмоционально оборачивается, жадно выискивая среди присутствующих своего гнусного предателя-брата, что смиренно и благородно примостился бок о бок с Мэй у самого корня базальтовых скал, тщательно прячась от палящих лучей. Хм, теперь он боится даже солнца? — эта мысль заставила всласть нервно поглумиться, — наверное настолько сильно вновь не хочет обжечься, — она почти откровенно улыбнулась, в самый последний момент замечая его ответный взгляд, что, казалось, застал обоих врасплох. Мэй вовсю оттирала от своего подола что-то налипшее и явно растекшееся, без конца причитая, отчего Азуле даже показалось, что Мэй за что-то без устали порицает Зуко, будто бездумно свершившего оплошность ребенка. Он задумчиво подпирает подбородок, кажется, и вовсе не слушая старательных пререканий со стороны, скучающе провожая редкие пышные облака. Зуко вылез сухим из воды — так всегда происходит, — Азула деловито и вызывающе отворачивается, не желая и дальше наблюдать его кричащую самодовольством физиономию. Он все заносчиво понимал, казалось, на одной интуиции: просчитал, например то, что Азула не в состоянии в открытую противостоять Мэй! — неслыханная дерзость: бороться за какого-то без пяти минут неверного и изгнанника, да еще и столь высокомерного. Мелочного! Зуко приходился ей помимо всего прочего порочного — родным братом… — устав от внутреннего сопротивления, она прикрывает устало веки, в глубине души сомневаясь в правильности собственных размышлений, и дело даже не в том, что отец порицал бы их связь, а в том, что она вообще задумывается о столь незначительных низменных вещах. Какая вообще существенная разница, кому в действительности принадлежит Зуко? — она растерянно осмотрела просторы и уходящий в горизонт ровной линией — океан. Азула боязливо прищурилась, допуская лишь в теории ужасную и сокровенную мысль, что кто-то когда-то хоть на долю секунды мог бы догадаться о их порочной грязной связи. Непозволительный и просто вопиющий преступный позор! Папа никогда бы подобное не одобрил… — сама не замечает, как в ее выражении отчетливо вырисовывается трепет с осознания, какое надменное унижение с ведром помоев из всеобщего мнения полилось бы на их семью. Без амнистии отвернется знать, министры в недоумении посбегают. Неслыханная дерзость сознаваться в подобном, тем более своему верному и любящему обществу… — Азулу сковали по рукам и ногам недобрые домыслы. Она аж не смогла спокойно сидеть, задето поджимая колени, угрюмо провожая крикливое ворчание чаек. Пытаться изворотливо управлять Зуко лишь на одном факте того, что он проводит время в ее покоях — компрометирующий аргумент, к которому прибегнет разве что безумец или глупец… — она мрачно сглотнула, не понимая, куда слепо ведет ее судьба, и для чего столь яростно обвивает вокруг шеи прочную удавку. Из которой, казалось, всего один конец: из нас двоих остаться должен один… — она печально и с каким-то отчуждением распахнула глаза, не веря, что столь ужасающе-банальные рассуждения родились в ее пригретой шальным солнцем голове, ведь она в одночасье перестала быть уверенной хоть в чем-то. Ей хотелось, ей мечталось, искренне желалось, но словно что-то подталкивало к пропасти, безжалостно вторя, что она не сможет остановить это… Даже если сумасбродно на одних эмоциях пригрозить: «Ты спишь со мной!», — Зуко невозмутимо перевернет: «Нет. Это ты спишь со мной!», — и он ведь окажется чертовски прав… — она хотела покорить собственного необузданного дракона, представляя, как внутри нее гнездится что-то извечно ищущее и скитающееся. Неслыханный позор, который, скорее всего, заставит отца окончательно отдалиться от собственной дочери, или даже хуже — против папы ополчится знать… Имея все это в карманах: благородство, воспитание и честь — Зуко никогда не посмеет даже заикнуться о шантаже в подобном ключе… если честно, — поразительно расчувствовалась Азула под согревающими и обволакивающими лучами всепоглощающего светила, — Зуко такой замечательный, — что это? Вдруг передернуло где-то глубоко в душе, неужели незаметно подкралась ее величество совесть? С непонимания ей даже становилось не по себе, а затем она обернулась к поразительно посредственной Тай Ли, которую рьяно обхаживало уже трое глупых парней, и ведь Тай Ли даже не того титула, чтобы кто-то старательно мелькал перед ней опахалом! — разобиделась, представляя, что на ее месте вполне спокойно могла бы находиться она сама. Вот тогда бы эти глупцы поняли, кто здесь действительно достоин такого отношения, а не беспризорная циркачка! — Азула почти выбесилась, оставаясь все такой же скованной и мечущейся с собственной неуверенности, которую, кажется, ей уже и огнем не выжечь. Именно в этот момент она раскаивалась перед самой собой: ну зачем я взяла этих дур? — переводит тронутый ревностью взор на Мэй, что невозмутимо перелистывает пожелтевшие страницы какой-то угрюмой как и она сама — книжки, оставляя Зуко свободное время, которое он бесцельно тратит, утонув взглядом в непостоянстве океана. Набирая рваными вдохами как можно больше кислорода, Азула старается избавиться от праведного, но бессмысленного гнева, возмущения и непонимания, мечтая в буйной истерике разломать тот шатер, что возвели абсолютно незаслуженно над какой-то никчемной Тай Ли! В страстном раже отшвырнуть зонтик Мэй, поджигая любимую книжку, с силой швыряя песок прямо в унылую физиономию. Почему в одночасье на их фоне она ощутила собственную никчемность, слабость и ущербность? Почему? Не они ведь принцессы Страны Огня! Даже ни одна из них не дотрагивалась интимным прикосновением принца Зуко! Ни одной из них не доводилось держаться руки самого Хозяина Огня! Никому более не удалось выжить после удивительной дерзости — впиться своими губами в губы самого Хозяина Огня! Тогда почему?! Почему этим дурам все так легко достается?! За просто так! Мэй ничего не сделала, чтобы Зуко вот так преданно и молчаливо сидел подле нее, скрашивая ее одинокое недовольное существование. А Тай Ли! Почему весь пляж сейчас столпился вокруг нее?! Почему какой-то очередной парень протягивает ей стакан с разноцветными трубочками, предлагая утолить надоедливую жажду!? Что за ерунда? — ей хотелось в отчаяние приложиться ладонями о собственное лицо, сильно-сильно прижать, позволяя горячим слезам вырваться наружу, губам разомкнуться и в ярости с бессилия раскричаться. Зуко без стеснения спит с ней, устрашающе храня все происходящее в жуткой неприличной тайне, больше заботясь о собственной чести и о том: что же подумают люди. Он даже в мыслях не допускал, что их отношения хоть когда-нибудь, хоть на какую-то долю мгновения вырвутся на волю. Никогда. Никогда официально он не примкнет к ней, даже под угрозой бесчеловечного шантажа! — она всхлипывает, продолжая бороться с тем огненным, гнездящимся внутри — сопротивлением, что болезненностью отразилось на ее бледном лице, и тем щемящим давлением, которое распирало голову. Да так, что чудилось, будто она вот-вот лопнет. Папа не воспринимает меня всерьез… никогда не воспринимал… — все без конца по-детски неумолимо обижается, с раздражением аккуратно касаясь поблескивающих слезами век. Да что я делаю не так?! — хотелось кричать миру во всю глотку, а мысли застревают, и стоит разомкнуться губам, как голос немеет, а все претензии — сами собой улетучиваются, исчезая под страхом общественного порицания. Тай Ли с особым наслаждением принимает те рабские подношения, что удается поиметь с этих безмозглых наивных парней, и ведь она даже не спит с ними! Ничего! Просто так! Просто за то, что она здесь. Просто за то, что она есть… Почему? — сглотнула наконец тот непроходимый, застрявший обидой в горле — ком, находя силы отринуть бессмысленное нелепое горе, преисполняясь напускным безразличием, а порой и порицанием к самой себе. Я такая жалкая. Мне противно от самой себя! Ее лицо почти расслабилось, однако брови оставались в несогласии воинственно сдвинуты, а губы уязвленно поджаты. Сильный хлопок и она резко оборачивается, кто-то сильно закричал, на этот возглас оглянулись почти все, кроме чрезвычайно занятой Тай Ли. У самого выхода с пляжа возле протянутой широченной сетки, по обе стороны от которой никому неизвестные подростки сражались в какой-то глупой игре, перекидывая друг другу мячик, кричала повалившаяся в песок девушка. Девушка, что с лицом преисполненным острой боли схватилась за пострадавшую ногу, окруженная своими сокомандниками. Она что-то неразборчиво надрывно восклицала. Азула без задней мысли покидает свое пригретое место, делая пару ленивых шагов к той самой сетке, начиная с явным азартом наблюдать за происходящим.

      — Ты как? — впивается в пострадавшую взглядом какой-то парень, помогая встать.

      — Жить буду, немного вот здесь болит, — попрыгала девчонка на ноге, показывая коленку, осторожно опуская стопу в теплый песок. — Можем продолжать, — самоуверенно закричала соседям с другой стороны сетки.

      — Ты уверена? — обходительно не отстает парень. — Ты уже когда-то ломала именно эту ногу, — Азула недобро прищурилась, стоило ему учтиво подставить ей свое плечо, вынуждая слабохарактерно опереться. И она без всяких сомнений это делает.

      — Это было в детстве, — саркастично поджимает губы, не желая столь детальной опеки. — Может, еще вспомнишь, что носила моя покойная бабушка?

      — Мы плавать, — отмахнулся кто-то с противоположной стороны, оставляя своих противников с острым чувством глубокого разочарования. И тут Азула широко улыбнулась, стоило увидеть эти задетые гримассы, что, кажется, вот-вот, но должны были закончить вялый матч таким же вялым поражением.

      — Вижу, вам нужна команда противников, — как бы невзначай подмечает Азула, с деланной простотой отводя взгляд, а голос выдает ее стрекочущее лицемерие.

      — Нужна, — согласно кивнул рослый парень, заметив недоброе присутствие Азулы.

      — Отлично! — с восторгом воссияла она, что, скорее, пугало ее саму, ежели обрадовало скучающих ребят. Это была просто восхитительная идея: хоть как-то вклиниться в застоявшуюся скуку и рутину, что порождал этот дурацкий Угольный Остров. — Эй! Лентяи! — с полным возмущения лицом она заносчиво даже не оборачивается в сторону Мэй и Тай Ли. — Давайте сыграем с ними! — это был даже не вопрос, а скорее раздраженное требование с непонимания, почему эти трое еще не возле нее, почему они заставляют ее сердце в лихорадке биться чаще, страшась того момента, что кто-то посмеет занять противоборствующую сторону первее. Мэй прискорбно переглянулась с Зуко, который, кажется, не дожидаясь второго клича, уже покорно двинулся в сторону своей сестры. Мэй с подозрением прищурилась, в глубине души не в силах простить себя за столь вопиющую и необъяснимую ревность. — Тай Ли! — Азула умышленно делает раздраженный акцент на ее имени, отчего та подскочила как ошпаренная. — Быстро иди сюда! — с высоко поднятым подбородком, Азула вновь посматривает на тех ребят, что вовсю отрабатывали новые приемы с мячом. Казалось, им и вовсе нет никакого дела до того, что сама принцесса вызвала этих невеж на поединок. Она много раз представляла лица этих дураков, стоит только признаться, какой недостижимый титул она заполучила при своем единоличном рождении, но, ее страхи брали верх, стоило представить их разочарование и полное неверие, столкнись они с правдой, что тот покосившийся неприметный домик Ло и Ли — пристанище самой принцессы. «Ага, конечно, а я тогда сам Хозяин Огня!», — послышалось из задворок ее неуверенности, что ненароком озвучили мысли этих нерадивых ребят, которые годились ей, разве что в подданные. Сама принцесса Страны Огня, да еще и опекаемая какими-то треклятыми старухами… — мда, это даже на одном только уровне домыслов не складывалось в единую правдивую картину. Разочарование собственным положением заставляло ее с досады плотно сжимать скривившиеся губы.

      — Видишь вон ту девочку с тупыми хвостиками? — Азула одним только важным жестом подозвала остальных, делая свою интонацию испытывающей и подначивающей. Зуко хотел было невежественно обернуться, отчего Азула недовольно пихает его в бок, на одном только взгляде приказывая остановиться. Его выражение не издавало ни единого несогласия, отнюдь — лишь молчаливое раздражение. И если бы Азула обернулась в этот момент к Мэй, то она смогла бы ощутить тот острейший накал холодного оружия, что та втихаря греет. — Когда она бежит к мячу, то видно, что у нее какая-то травма на левой ноге, — а Азула продолжила, делая свой голос упоительно — ниже, заставляя Тай Ли резко измениться в лице. Вся эта обстановка была столь волнительной, прямо как на кануне строжайшего экзамена. — Полагаю, детская травма сделала ее уязвимой, — с легким выдохом добавила, практически не скрывая того, насколько же сильно она довольна собой, не то что всеми остальными… — Подавай мяч все время влево, — обратилась она исключительно к Зуко, практически не менясь в голосе, еле заметно касаясь его предплечья, на что он старательно не реагирует. — И мы уничтожим ее, и всю команду, — последняя фраза — точно хлесткий безжалостный удар, а в тоне страстное ожидание. Ее глаза горели азартом и уже предвидели неоспоримую победу в этом сокрушительном поединке. Еще чуть-чуть, еще немного, и весь Черный пляж Вик будет знать, кто здесь самый величественный, кто здесь самый сильный, кто здесь достоин высочайшего уважения и внимания, а не какая-то там… — Азула нервно покосилась на Тай Ли, но столь скоро и неуловимо, что уже успела отойти в сторону, важно занимая боевую позицию. И казалось — причем здесь магия огня? — но ее пальцы в пламенном желании сжимаются, подумывая поджечь эту напрашивающуюся на наказание сетку. И ей было смешно от одной только мысли, что эти глупые подростки потеряют всякую возможность проводить в этой дурацкой песочнице время. Плотный невесомый мяч с тонкой подачи взлетает вверх, отталкиваясь от рьяного удара, с легкостью пролетая сеть, увильнув влево, — и Азула несказанно радуется, стоит кучке парней в замешательстве растеряться и обернуться к той девчонке с тупыми хвостиками, что в самый последний момент теряет контроль над ситуацией, пропуская увильнувший за пределы дозволенного мяч.

      — Ты чего так радуешься? — упрекающий голос со стороны, Азула переводит взор на Зуко, что с искренним замешательством посматривал, недоверчиво прищурившись. Ничего таинственно не ответив, она лишь приподнимает лукаво бровь, сразу отворачиваясь в сторону летящего с противоположной стороны мяча. Не успела она в атаке отреагировать, как перед лицом спасительно взметнулась рука Зуко, послышался громкий хлопок, после чего мяч отскочил дальше. Азула польщенно усмехнулась, обольстительно закатывая глаза, в глубине душе надеясь вызвать внутри его сердца хоть какой-то отклик, и ей это без особых стараний удается — он стремительно отворачивается, делая вид, что его увлекает происходящее. Он такой. Он не зацикливается. В этом весь Зузу, — ей обидно, ей неприятно, она ощущает себя раненой и даже немного жалкой, однако уверенное выражение не сходило с ее лицемерной физиономии, стоило Тай Ли с ярким прыжком отбить летящий мяч. Зуко обольстительно улыбнулся уже ей, отчего Тай Ли резко спрятала глаза в смольный песок, то ли не в силах принять его молчаливый комплимент, то ли страшась, что это именно Зуко. Азула не успевает все тщательно обдумать, — как крик с противоположной стороны заставляет их команду убедиться в том, что выбранная ею тактика работает безупречно. Мяч врезается прямо у ног той самой девчонки, что успела поскользнутся, рухнув на пострадавшую ногу. Азула могла в красках наблюдать то, как слезы старательно изъедали чужое слегка раскрасневшееся от солнца личико. Если та закричит о приостановлении игры — крах ее чести, ведь согласиться на игру — было ее беспечной идеей. Превозмогая сложившиеся обстоятельства, пострадавшая перекидывает мяч товарищам и тот вновь летит к пределам сетки.

      — Давай, запрыгивай! — подначивает Зуко, после чего без лишних колебаний, молниеносно быстро разбежавшись, принцесса приземляется на услужливо подставившего спину брата, уже практически достигая краев сетки рукой. Ей казалось, что в этот самый триумфальный момент на нее обращены все восхищенные взоры этих нелепых зевак, что прямо сейчас, по ее уверенным ловким движениям, в которые она вкладывает излишне много неоправданной агрессии, отбивая с лихвой едва подлетающий мяч, — их недалекие умы наконец осознают в ней свою принцессу. Она лучезарно скалится, а ее лицо аж запереливалось от напускного лоска, неоправданного самодовольства и величия, которые она саморучно натягивает непробиваемой глухой маской. Она чувствует на себе уверенную поддержку Зуко, а еще то, как его пальцы крепко сжимают ее бедра, и то солнце, что отблесками делало ее лицо рельефнее — заставляло внутренний огонь несдержанной силой честолюбиво вырваться наружу. И этот финальный удар оказался настолько сильным, что мяч пролетел между растерянных напуганных противников, точно запущенная лучником — огненная стрела, находя жертву — с оглушительным ревом взрываясь. Удар был настолько сильным, что взрывной волной задевает даже сетку, оседая пламенными ошметками, начиная безжалостно выедать. И вот она — довольная и лишний раз убедившаяся в силе своего могущества, позволяет своему никчемному брату и дальше осторожно касаться ее в самых сокровенных местах, — но вместо этого он лишь опускает ее наземь, в какой-то момент делая пару вздорных смешков, а от ее резкого злобного взора — пару шагов. Он смеется над ней! — это бьет ее сильнейшим ударом в области совершенства, заставляя самомнение с ужасом пошатнуться. С другой стороны — смейся, смейся! — злится, не понимая почему он не бросит свою жалкую Мэй?! Во имя самой принцессы Страны Огня! Кто она, а кто я?! — у тебя ужасный вкус, братец…

      — Да! Мы вас победили, потому что мы лучшие! — извиваясь от внутреннего напряжения, преисполненная желания хоть с кем-то всласть поквитаться, она застывает возле горящей наперебой сетки, с садистичным наслаждением взирая на весь тот хаос, что ей удалось сотворить и на испуганные жалкие лица, что сопровождали ее независимую неоспоримую победу. — Вам никогда не отмыться от этого стыда и унижения! — ее тело пронизывает приятная дрожь, а пальцы сами собой воинственно сжимаются в крепкие сильные кулаки. И вот, казалось, все эти облаченные в ярость слова, принадлежали даже не этим позорно проигравшим. — Что ж… — жаркая волна резко стихла, оставляя после себя леденящее спокойствием сиюминутное удовлетворение. — Было весело… — последнюю фразу она выдала с отдушиной, оборачиваясь к Зуко, в какой-то момент желая величественно и по-царски снисходительно протянуть ему руку, словно сам Хозяин Огня — это именно ее участь, а его — быть подле. Зуко изо всех сил старается скрыть ужимистую насмешку, что то и дело пробивалась на его лице, осуждаемая его фальшивой скромностью.

      — Я сегодня устраиваю вечеринку, — разбивает их затянувшееся напряжение чей-то резко вклинившийся неприятный голос. Азула моментально ловит незваное присутствие двух чужаков, что откуда-то исподтишка подкрались к ничего не подозревающей Тай Ли. Хмм… — задумалась Азула, делая пару шагов навстречу несанкционированному собранию, в которое по каким-то вопиющим причинам ее даже не соизволили пригласить… — И я тебя приглашаю, — какой-то рослый парень с раздутым самомнением, что, по-видимому, величал себя тут местным авторитетом, — захотел заполучить в свои скользкие лапы нежный кусочек царственного пирога по имени глупышка-Тай Ли, — Азула возмутилась столь халатной наглости, а потом она внезапно вспомнила, что никто из этих провинциалов даже не догадывается кто перед ними стоит, не понимая, какой честью их наградила насмешница-судьба. Придирчиво всматриваясь в лица незнакомцев — Азула не могла припомнить этих напыщенных хлыщей в числе поклонников Тай Ли — нет, однозначно, они слишком элитные для такого возмутительного падения. Видимо, они из тех, кто напрасно считают, что в их сторону со страждущим благоговением должна безвольно пасть Тай Ли. И та, к большому сожалению принцессы — расплывается в приветливой безмозглой улыбке, произнося то, отчего Азулу аж парализовало в негодовании:

      — Класс! Обожаю вечеринки! — Тай Ли ответила не обдумав, хотя не в ее характере вообще думать, — Азула хотела насупиться, обидеться, да вот только не кому было пожаловаться — папа уже не спасет, не поделится кусочком своей славы. Ничего.

      — И возьми с собой подругу… — вклинился нахраписто другой паренек, что оказался лишь щуплым сопровождением, с хитрицой поигрывая бровями в сторону Мэй, — отчего у Азулы приливает неотступный жар к щекам. Ей вдруг на секунду стало столь противно, тошно и стыдно, — что собственное отражение станет наказанием еще на несколько дней… Как так? Почему она, а не я?.. — она разомкнула было губы, желая ядовито поумничать, ставя этих пубертатных олухов на их коронное место, как вдруг за ее спиной послышались недовольные вздохи и приближающиеся шаги. Зуко был ранен в самое самолюбие не меньше своей сестры, наверное — даже больше, ведь на его глазах его девушка и бровью не повела в сторону столь откровенного флирта.

      — «Что, Зузу, неприятно?» — шепчет ему заговорщически мягко на ухо, резко на полпути останавливая, не давая его бурному негодованию оторваться на лощеной физиономии щуплого. Зуко как истинное ничтожество — ничего не ответил, лишь сдержанно поиграл желваками, плотно сжимая подрагивающие в гневе губы, замирая как вкопанный, посматривая на этих парней с невысказанной, бьющей фонтаном — враждебностью, злобой, а еще на самом дне его чувств можно было отыскать отчетливое разочарование, которым он воспылал к недотроге и предательнице — Мэй.

      — Э-э?.. А как насчет меня с братом? — неотступно продолжила Азула, пытаясь скрыть собственное замешательство. Она старалась быть как можно более непринужденной, на самом деле, в глубине души желая их насильно вынудить и заставить, уже совершенно не обижаясь на их истинную неприязнь. Неважно: любите вы меня или нет, но вы должны делать так, как я вам велю! — Нас не хотите пригласить? — ее голос сделался немного расстроенным, в какой-то степени побуждающим, что заставило парней в смятении переглянуться, она умышленно обращалась к их еще не угасшей совести, даже жалости, ведь в противном случае ни Мэй, ни Тай Ли не пойдут к ним на эту дурацкую вечеринку! Парни всего на какое-то мгновение замялись. — Вы ведь не знаете, кто мы такие?.. — это прозвучало как едва начавшаяся угроза. Ей настолько претило их внимание, что она готова отставить любые сомнения и гордо заявить их никчемным рожам о своем происхождении. Все что угодно, дабы спасти ситуацию.

      — А ты не знаешь, кто мы такие? — невежественно перехватил бразды правления напыщенный мерзавец, что без конца играл на свету своими вздувшимися мускулами, приподнимая в вопросительной насмешке бровь. — Мы Чан и Рун Джиан! — ее выражение едва сдержало тот ожесточенный ответный накал, что обезобразил ее лицо ядреной смесью ликования и восторга, с которым она внимала их нелепым бахвальствам. Они столь неприкрыто и откровенно хвастались, что уже даже на людей переставали быть похожи, Азуле казалось, что этим двоим не хватает для полноты картины лишь ярчайших пестрых оперений.

      — Да! — вклинился чванливо Рун Джиан, искривляя неказисто рот. Азула с сомнением прищурилась, посматривая с откровенным протестом, в поразительном недовольстве поджимая губы. Всем своим видом она старалась продемонстрировать наглое и грубое презрение, что уже отражалось в ее взгляде звериной опасностью. Чан, стараясь выглядеть излишне величественным и снисходительным, вдруг сжался под таким тяжелым и долгим гнетом чужого разочарования и агрессивного сопротивления. Он опешил, пауза затянулась, пока Азула продолжала с завидной дерзостью взирать на него снизу-вверх, будто бы вытягивая нужные для ее гордости, застрявшие внутри его несогласия — слова. И он сдается:

      — Ну ладно… — столь откровенно нехотя протянул, наконец имея возможность быть свободным. — Вы приглашены, — Чан, казалось, и сам разочаровался, что дал ей поблажку, начиная важно отдаляться, как вдруг на полпути останавливается, бросая убедительный совет: — Чтобы вы знали: на моей сегодняшней вечеринке будут самые известные тинейджиры Народа Огня, — когда он говорил, казалось, он мнит из себя сына самого Хозяина Огня, — вот настолько от него развеивалось напускное бравадное величие. Азула без сомнений увидела в нем самый что ни на есть страх и жаркое желание как можно быстрее сбежать — ее общество незримо давило и угнетало их. — Так что не выпендривайтесь, — сказанное столь серьезно и как бы невзначай, вдруг резко заставило принцессу непристойно вызывающе улыбнуться, провожая его ответным высокомерием. Она еще не знала кто он, но ей уже безусловно сильно возжелалось уничтожить его…

      — Ну уж мы постараемся… — бросила ему с пугающей нападающей интонацией, смело и самоуверенно провожая то, с каким замешательством они начали отдаляться.

      — Смотрите! Смотрите! — толпа голосов торжествующе взревела, Азула, переполненная необъяснимой тревогой — обернулась одна из первых. На ее лице застыл ужас вперемешку с благоговением, она скованно сглотнула, в какой-то момент чувствуя, как страх холодом застыл у нее на кончиках пальцев, стоило глянцевой толще воды расступиться, впуская на всеобщее восхищение его жемчужную мерцающую чешую. Вздернутая голова, обрамляемая грозными коренастыми рогами.

      — Дракон! Дракон! — закричал кто-то детским писклявым голосом, а у Азулы от шока даже дар речи пропал. А что если прямо сейчас кто-то захочет его ранить? Или убить?.. Оттаяв, она делает шаг вперед, решаясь, но не успевает, кто-то коснулся ее плеча:

      — Смотри, круто, да? — Азула, не дожидаясь — оборонительно бьет неизвестного прямо под дых. — Эй! Ты чего? Дикарка! — стоило ей обернуться, как на нее в полусогнутом виде поглядывал раскрасневшийся пострадавший Чан. Что, уже не такой самоуверенный? — насмешливостью сверкают ее хитрые глаза.

      — Не стоит подкрадываться из-за угла. Если не знал, то теперь — знаешь, — садистично оскалилась, возвращая весь свой интерес в сторону величественно появившегося Нигихаями. Он подобно диковинке — возвышался чуть поодаль от расшумевшихся берегов, глазами неумолимого мудреца провожая людские эмоции и взгляды. Дети махали ему растопыренными пальцами, взрослые кричали что-то в ответ, а хозяин рек так и не шелохнулся.

      — Это дракон принцессы, — внезапно пронеслось у нее над ухом, неохотно обернув лишь свой точеный профиль, она продолжает наблюдать восторженные вздохи Чана, что несмотря на боль в грудине — все еще твердо стоял на песке.

      — Откуда тебе это известно? — раздраженно озирается Азула. — Кто тебе сказал? — она в замешательстве, тогда как его лик вырисовывал лишь томное обожание и отупляющее благоговение.

      — Ты не знаешь? — скривился, с лихвой одаривая деланной разочарованностью, посматривая на нее как на жалкую блоху у своих ног. — Как так? — отчитывающий угрюмый взор, казалось, он нашел ту нишу, где смог бы ее продавить, тогда как она стойко продолжала держать оборону — ни разу не растерявшись. — Все знают, что этот дракон — дракон принцессы. Реликвия королевской семьи… — Чан говорил это с таким одухотворением, словно увиденное оказалось для его понимания поистине священным, сакральным.

      — Он летает по всей Стране Огня, — добавил Рун Джиан, набрасываясь с колким осуждением. — Я слышал о нем. О нем все слышали, кроме невежд… — они оба посмотрели на Азулу с таким непониманием, словно они ее родители, которых она излишне сильно разочаровала.

      — Какая удача, что мы воочию увидели настоящего дракона! — восторженно заголосил тронутый до глубины души Чан, обращаясь к Рун Джиану. — Вот бы и принцессу увидеть… — Чан сказал это с таким лихорадочным придыханием, что это заставило Азулу с опаской отступить, будто в какой-то момент она испугалась чего-то, что могло оказаться правдой… словно в его взгляде она увидела что-то, что было лишь коронным напоминанием о Синей Маске.

      — Осторожно, — резко и внезапно отозвался Зуко, стоило Азуле неловко вклиниться в него. — Твой дракон, — он сказал это тихо, загадочно, предательски подстрекая, с издевкой поглядывая на Чана и Рун Джиана.

      — Не понимаю, что он медлит? — негодующе поразилась Азула, приподнимая обе руки и начиная дергано махать.

      — Что ты делаешь? Не позорься! — возмутился Зуко, посматривая то на дракона, то на сестру.

      — Сам не позорься! А я пытаюсь заставить его уйти! — раздраженно косится на брата, приходя в ярость с глупости и недальновидности Зуко. Нигихаями еще какое-то время растекался по водной глади не шелохнувшись, чтобы в какой-то момент издать утробный глухой рык и полностью скрыться в толще океана.

      — Ну хвала духам, что вы вернулись! — натягивая фальшивую улыбку, польщенно складывает руки на груди Ло или Ли, встречая юных и недовольных постояльцев. Казалось, никто не обронил даже заносчивого взгляда, лишь формальным кивком выказывая занудное приветствие. — Спускайтесь все вниз, мы с Ли уже накрыли на стол, — не отступает старуха, выкрикивая вслед несговорчивой молодежи. — Ваше высочество, — исподтишка окликнули, стоило Зуко и остальным беззаботно просеменить по своим комнатам. Всеобщий усталый и немного задетый вид, давал понять, насколько прогулка под слепящим солнцем оказалась успешной. Азула без тени сомнения остановилась, чувствуя непонятно откуда взявшуюся тревогу, стоило Мэй полностью скрыться, оставляя Азулу наедине с какой-то пугающей, еще пока неизвестной — вестью. Она еще лишь только догадывалась, но была уверена, что старухи не просто так дождались лучшей возможности, — они ласково и немного дерзко берут ее под руки, беспардонно начиная уводить. Она хотела громко возмутиться, что ярко отпечаталось на ее лице, но невозмутимые и пугающе загадочные лица старух — заставили нехотя подчиниться. Коридор был пройден, а их щемящее присутствие лишь продолжало подначивать. Вот и просторная гостиная оказалась минувшей. Они вероломно тащили ее под руки, прямо как когда-то агенты Дай Ли в своенравном Ба Синг Се, бросая в одночасье в клетку к кровожадному Лонг Фенгу. Да как вы смеете? — неразбериха, буйство и гнев — все отпечаталось на ее лице. Они крайне невозмутимо затолкали Азулу в кухню, плотно прикрывая дверь, заговорщически и таинственно переглянулись, продолжая также угрюмо и настораживающе помалкивать. Не произнося зловеще ни звука, Ло или Ли указывает пальцем куда-то ей за плечо — Азула обернулась резко и дергано, в закромах фантазии представляя, что ее выжидает затаившееся присутствие Синей Маски, но — нет… ничего такого, лишь незапертая балконная дверь, ведущая на укромный тесный балкончик. Недовольно втягивая щеки, не решаясь разворачивать скандал на весь дом, она поддерживает эту подозрительную игру в недосказанность, делая уверенный шаг, оказываясь у широкого гористого леса на виду. Старухи мельтешащей походкой проследовали за принцессой, плотно прикрывая дверь.

      — Вы о чем-то хотите поговорить… — не оборачиваясь на их ничего не выражающие черепашьи лица, она с торжествующим гордым видом сцепляет руки за спиной, непримиримо осматривая сочные зеленые широты, крайне умышленно создавая впечатление, будто ей до них нет никакого дела. Вы меня не напугали!

      — Да, принцесса… — тихо отозвалась одна из них, совершая небольшой осторожный шаг. — Ваше поручение было выполнено… — голос срывается на глухой подрагивающий баритон, отчего у Азулы аж волосы на затылке зашевелились.

      — Неужели? — капризно кривит губами, стараясь обуздать свое бьющее через край волнение и столь выжигающее нетерпением — ожидание.

      — Все прошло тихо, гладко и безболезненно… — с поклоном продолжила одна из них, после чего Азула дерзко оборачивается, посматривая придирчиво, излишне строго, оглядывая тесную комнатушку, в которой в пору держать исключительно небольшой хлам. — Знаем, вас беспокоит такая секретность, но это единственное место в доме, куда не выходят чужие окна. Нас никто не сможет подслушать. Если вы забыли, то дело очень серьезное… — опять этот леденящий шепот их старательного нагнетания. Она хотела было приказать им трепаться быстрее и по существу, вот только, признаться честно — у нее совершенно вылетело из головы то поручение, что они скрупулезно и со всей серьезностью выполнили.

      — А можно уже побыстрее к делу? — смотрит на них открыто, дерзко и бескомпромиссно, старательно вырисовывая на лице полное понимание и стоическую уверенность, с каждым словом все выше вздергивая подбородок.

      — Мы узнали, госпожа! — вклинилась с радостным возгласом та, что все это время стояла чуть позади и не произносила ни звука. — Узнали! — да что вы там узнали? — Азула с досады насупилась, прикусывая больно щеки, мужественно смолчав. — Очень многое узнали… — ох уж эта хитрая гримаса, что залилась искрящейся радостью. — Тот заключенный, что требует вашей аудиенции — никто иной, как старуха, выловленная еще со времен Азулона. Ужасающий по своей силе маг воды. По рассказам очевидцев, да и самой Хамы — ее взяли в плен лишь благодаря чудесной удаче! — закончила взвинченная громкой новостью старуха, невольно порождая на лице Азулы пылкое напряжение, вот-вот готовое сорваться в молчаливое бешенство. Это заставило принцессу без объяснений в ступоре замереть. Она неумолимо чувствовала, как кончики ее наэлектризованных пальцев лихорадочно задрожали, как глаза в неверии распахнулись, а голос и вовсе пропал.

      — По предположительным подсчетам ей около ста лет, — вклинилась скрипучим официозным тоном другая, неслыханно грубо перебивая сестру. — Последний маг воды с Южного Полюса. Так считалось до недавнего времени. Прозябала многие годы в Черном Дельфине — тюрьме строжайшего режима как раз для магов воды. Но в какой-то момент ей удается сбежать. Сейчас она вернулась к своей изначальной участи. Погубила множество граждан огня близ береговой провинции… создала устрашающий культ полуночи…

      — Неужели она во всеуслышание требует встречи? Ну что за невежа? — Азула резко отворачивается, продолжая упрямо утопать в раздолье, что открывалось устрашающим спокойствием в ленивом горном пейзаже. Легкий ветерок что доносится с красочного побережья, заставляет музыку ветра заклокотать с качнувшимся навесным колокольчиком. Какой позор! — подумалось Азуле, а изнутри ее аж обуревало разъяренным огнем, беспощадно разрывая на части, стоило только вдуматься, при каких обстоятельствах им с Хамой удалось сойтись… Ой, что же будет… — утомленно, с суровыми мыслями — она с осторожностью касается собственной брови, задумчиво приглаживая, находя происходящее вопиющим и не вписывающимся в рамки ее понимания. Если отец узнает… если отец узнает… — да он по-любому знает! Просто ему нет никакого дела до этих мелких передряг! Внутренняя и внешняя политика отнимают все его время, — эти доводы оказывались как спасательный круг, после чего она не страшилась сделать глубокий вдох полной грудью.

      — Нет, госпожа, — услужливо развеивает ее сомнения та, что стояла ближе, касаясь подбадривающе плеча. — Эта ведьма достойна восхищения, она практически сразу смогла выйти на наших информаторов.

      — Какая секретность… — с досады подытожила Азула.

      — Не смею даже спрашивать о тех мотивах, что связывали вас. Но она явно знает, что принцессу не стоит понапрасну бередить… — успокаивающе продолжает старуха, под ее томные гулкие вздохи. Азула не смотрела ни на кого и ни на что, но чувствовала себя крайне скверно, крайне унижено, ведь возвращение к истокам становилось лишним напоминанием о том, что за немыслимые ужасы ей пришлось пережить. Неужели снова? Неужели ей снова придется окунуться в давно перевернутую страницу? Страницу запятнавшего ее честь прошлого? Какой ужас… я была беременна… — да это же неслыханный скандал! У этой ведьмы оказалось слишком много фокусов в рукаве, раз ей удостоилось чести прознать кто же такая Азула.

      — Этот человек будет просить помощи, вряд ли она осмелится идти против вас… — мягко и по-родительски продолжила другая, чем только сильнее загоняла Азулу в тупик ее непроходимых ветвистых страхов. — Вы ей нужны. Это слишком сильный довод. Мы с Ло видели ее воочию, — закивала в подтверждении Ли. Азула упрямо продолжала молчать, ее сухие слипшиеся губы даже не дернулись, даже в привычной ухмылке не дрогнули. Ничего. Она осталась регидна и от бессилия неподвижна, с блеклым взглядом меланхолично пытаясь утопиться в отблесках бескрайнего океана. Если я не приду, то, скорее всего — она будет угрожать мне… — ее брови в негодовании приподнялись, рисуя на лице мучительное смятение, плавно сменяющееся озлобленностью. Однако, я могу ее просто-напросто устранить — мне ничего не стоит отравить ее… — опустила она взгляд на свои руки.

      — Старуха уверяет, что обладает ценной для вас информацией… — нагоняя ореол таинственности — вклинилась подстрекающе Ло.

      — Почему у меня складывается ощущение, что вы с ней заодно? — краткий взъерошенный недоверием прищур, что трепетно Азула бросает на них, практически не разворачиваясь.

      — Госпожа, грядут перемены. Мы с Ли все понимаем. Хама — преступница, но хотя бы не совершайте оплошность, не убедившись, что ее информация, которой она обладает — не в силах вам помочь. Она приговорена к смертной казни, ей нечего терять…

      — Она… что? — встрепенулась внезапно Азула, оттаивая от замешательства, шокированная новой вестью. Она сама не ожидала, что воспротивится подобному вердикту. Да как они смеют? Как они смеют без ее согласия что-то там решать на счет жизни человека, пусть и преступника, но все же того, кто беззаветно спас ей жизнь?.. Где бы я была, если бы она тогда отказала мне? Сбежала бы, чтобы потом всю жизнь побираться в Нижнем Кольце Ба Синг Се, словно Зуко? Стала бы всеми поруганной изгнанницей, хуже самого Зуко? Покончила с собой от безысходности и упрямого нежелания рожать этого проклятого бастарда? — без сомнений: Зуко сделал бы тоже самое! Ну прекрасно! Просто прекрасно! Подумаешь, парочку человек из деревни прикончила! Она спасла мне жизнь! Самой принцессы Огненной Нации! Я стою здесь и теперь лишь благодаря ее совести, а, может быть — жадности и глупости, но если уж она просит, то воспротивиться и бессердечно проигнорировать ее предсмертную просьбу — ниже королевского достоинства. Тем более… — она нахмурилась, вспоминая:

      — «Твоя страна враг мне…».

      — «Нет, если я буду на твоей стороне…», — от расчетливо сказанного Азулу тогда всю воротило, но подобный ужас, что руководствовался ею — сложно, а порой и невозможно описать. Понимать, что в тебе растет кто-то еще: кто-то чужой. Кто-то, кто является устрашающим напоминанием о не единожды пережитом. Тот, кого ты не любишь и никогда не хотел… Ей даже сейчас становилось дурно лишь от малейшего понимая, что сделал и сказал бы отец, стоило ему только догадаться… — меня бы здесь не стояло! — она с замешательством опускает глаза, и решаясь и не решаясь одновременно. Ей вроде бы и хотелось посодействовать, а с другой стороны — то, во что втягивала ее история с Хамой — бесконечное жуткое напоминание о том, что ей когда-то пришлось пережить…

      — Да, принцесса, Хама приговорена к смерти. Ее жизнь не будет долгой… — это прозвучало так мистически, так необъяснимо побуждающе. — Решайтесь! — старые жилистые пальцы с силой сжимаются на ее плече, отчего Азуле даже больно, но она не поморщившись — сдержалась, не в силах выйти из собственных трагических воспоминаний. Подло окольцованная, не имеющая возможности выбраться с плотного замкнутого круга, который, казалось, с каждым разом теснил все больше и больше.

      — Сколько у меня времени? — покосилась на них, даже не дернувшись, стоя одеревенело, скованно, будто вкопанная, стараясь подавить тот изнывающий на кончиках пальцев тремор, что изъедающе стравливал душу.

      — До зимы, госпожа.

      — Прекрасно! — каверзно усмехнулась, наконец чувствуя силу в своих возможностях, делая уверенные шаги, расталкивая невозмутимых старух. — У меня полно времени. Как только найду минутку — сразу же ее проведаю. Так и передайте, — ее голос поддевал театральной хитрецой и умышленной беспечностью, которую она столь старательно выводила в голосе, делая вид, что произошедшее ее ни капельки не волнует.

      — Как скажете, госпожа, — поклонились они синхронно, после чего она с отведенной душой продолжила свой невозмутимый путь.

      — Принцесса, не уходите слишком далеко, ведь обед уже накрыт, — без особых пререканий, берет ее Ли под руку, вынуждая осесть на приготовленных подушках. Азула чувствовала себя крайне неуютно и крайне неловко, аж собственные движения стали казаться разобщенными и дезориентированными. Большой, обставленный яствами стол на фоне пригревающей закатной дымки, без продуху хлопочущие вокруг одной единственной Азулы Ло и Ли, чей вид в одночасье стал казаться загробным, убитым, мрачным. Она не выказывала ни единой эмоции, становясь поразительно непроницаемой, отчужденной, ее язык прилип к небу, а те прекрасные запахи, что манили и зазывали — казались несущественными, раздражающими. Ее брови так и остались хмуро и грозно сдвинуты, пока движения и жизни лишились поледеневшие пальцы. Она словно в какой-то незримый момент провалилась в трещину между реальностью и собственными чувствами, похороненная в пучине гноящегося и смердящего хаоса, которым пестрило ее поганое прошлое. Сколь бы не старалась она бегать быстрее — от реальности оказывалось невозможно убежать. Сколь продуманными и выверенными не были ее обходные пути — она без устали возвращалась к началу, будто бы к страшному пониманию с чего все родилось. Чем дальше — тем отчетливее ее лицо изъедала похоронная скорбь, будто все происходящее: этот заваленный вкусностями стол — всего лишь громкие поминки во имя ее погубленной чести. Долго ли она сможет сдерживать и унимать притаившиеся в кровавом чулане скелеты ее обглоданных временем тайн? Как не допустить, чтобы они с торжествующим ревом не вырвались, рождая всему миру то, что она очень тщательно от чужих глаз скрывает… — от одних лишь домыслов бразды правления разумом брала бьющая оскомину неуверенность. Неуверенность ни в чем: ни в собственных силах, ни в собственном будущем, ни в собственных действиях.

      — Ну наконец-то они соизволили прийти! — причитающее всплеснула руками Ли, — Азула наконец, вроде бы, научилась их различать, бросив в сторону той молчаливую претензию, страдая, кажется, от любого навязчивого громкого звука. Азула даже не одарила внезапно явившихся своим вниманием, продолжая обездвижено напряженно сидеть, уже чувствуя, как поднывает перенапряженная спина и руки, — но она, будто бы, ничего не могла с собой поделать — ее тело словно приклеилось, отяжелело, окаменело.

      — Ой, бабушки, какой чудесный стол вы нам накрыли! — рассыпается в тривиальных выученных комплиментах Тай Ли. Может быть, конечно, что все сказанное Тай Ли являлось действительно искренним, но если она не прекратит, то Азулу сейчас стошнит. Гадость! — терпеливо вбирает воздух, с тяжестью отпуская, а руки сами собой неразрывной мертвой хваткой вцепились друг в друга.

      — Ты как? — присел рядом Зуко, касаясь ее плеча. Ну и голос у него, — она недоверчиво переводит взгляд, не произнося столь нелепо ни звука, посматривая так, словно он невольный зачинщик всех ее трудностей. От нее не ускользает его картинное непонимание, — сегодня он излишне красноречив. Похоже, уже где-то успел подгадить, видимо — чего-то трепещуще боится, а то чего это столько вопросов? Столько заботы? Что, Мэй отшвырнула? Ну да, ну да, пошла я нахрен! Вот только стоит Мэй возмутительно расставить приоритеты не в пользу Зуко, как он, словно побитая шавка, гнездится уже под ее бок. Желает погреться. Бедный-бедный Зузу… — смотрит на него, в глубинах сердца искренне презирая, считая брата неисправимым гаденышем. Грубияном. Она бы солгала, если бы сказала, что ей в нем это не нравится.

      — Да вот сижу и гадаю: когда же Зузу соизволит спуститься?! — эфемерно смягчилась, делая голос нарочито ласковым, заставляя Зуко резко в смущении отстраниться. Не при всех, ты что! — наверное именно это его думы ошарашено кричали. — Вы, олухи, вообще забыли, что у нас на носу вечеринка? — приподнимает грозно бровь, сжимая пальцы в кулак, а голос так и остается елейным. Она вцепляется взором в подоспевших Мэй и Тай Ли. — Если мы хотим на нее попасть, то будет очень некстати опаздывать, а иначе что о нас подумают?

      — Перестань, — деловито отмахнулся Зуко, потянув руки к распростершейся утвари. — Ерунда это все, — он говорил, а в тоне его железной сталью вибрировал острый и мерзлый цинизм.

      — Молчать! — ее кулаки с глухим стуком несдержанно приложились о скатерть столешницы. Посуда жалобно звякнула, все взгляды трусливо обратились к ней, вернее к тому, насколько неестественным казался ее фальшиво непринужденный вид. Зуко втихомолку переглянулся с Мэй, а сам, глотая недовольство, сжимает с силой челюсть, больно прикусывая губу. Он невероятно сильно желал ей возразить. Так сильно, что то скопившееся внутри напряжение — в голове ритмично запульсировало. Он уже давно понял, что если вести себя с ней как с нормальным человеком — нарвешься на хамство, не больше, ни меньше. Она не ценит ничего. Ей всегда мало.

      Гротескная пауза с лихвой затянулась, после чего принцесса невозмутимо берет столовые приборы, поглядывая на собравшихся с ворохом напускного непонимания. Словно дожидаясь ее молчаливого дозволения, они разрешают себе вольность — продолжить трапезу. Тай Ли, что восседала почти напротив Зуко, даже вздрогнула, слоило ему украдкой взглянуть на сестру. Да так неуважительно. Дерзко. Грубо. Неся в себе тяжелый ворох гнездящихся противоречий.

      — Так, девочки, поднимите руку, кто хочет пойти сегодня на вечеринку? — Азула внезапно открыла рот, с невозмутимостью продолжив, вперивая выжидающий взгляд в ничего не подозревавшую Мэй. Азула слегла наклонила голову, словно подначивая как можно быстрее согласиться.

      — Я за! — не раздумывая воскликнула Тай Ли, радостная продолжая ужинать, стоило принцессе наградить ее своим одобрением.

      — Мэй? — Азула нервничает — это слышно по тому напряжению, что проскальзывало в ее тоне.

      — Я не разрешаю ей идти, — деловито и чрезвычайно спокойно вмешался Зуко, вызывая у Азулы ответный приступ то ли смеха, то ли огненного возмущения. Услышав подобное, Мэй обозленно насупилась, втянула с гулким вздохом щеки, переводя взор на выжидающую и подстрекающую своими тривиальными соблазнами — Азулу.

      — А вообще-то я тоже ЗА! — последнее слово она сказала яростно, непокорно и довольно истерично, спуская все недовольство на принца, что, казалось и вовсе не услышал этого. — Я иду, Азула! — выжидательно поглядывая на Зуко, повторилась Мэй, на что Азула лукаво ухмылялась, изысканно приподнимая бровь. Казалось, Азула поражена храбростью подруги, готовая протянуть руку помощи почти демонстративно.

      — Прекрасно! — гортанно усмехнулась Азула, продолжая косится на крайне невозмутимого Зуко. Ей доставляло особое наслаждение наблюдать его открытый упадок, а Зуко все равно держала на плаву завидная способность — удерживать себя в руках даже в скользких ситуациях, в которых он полное посмешище.

      — Без меня, — внезапно отозвался он, упрямо вставляя палки в колеса, отчего возмутилась уже Азула. Как так? — мысль, что он не пойдет — делала эту дурацкую вечеринку уже не такой желаемой. Бессмысленной. — Кстати, почему ты не сказала этим ребятам кто мы такие? — игнорируя ее тихое замешательство, он резко переводит тему, кладя очередной кусок себе в рот, продолжая с невразумительным выражением лица пережевывать. У нее не хватило терпения продолжать пререкаться, она лишь задумчиво отводит взор на ничего не подозревающую Тай Ли. Стоило лишь кратенько сцепиться с ней в проникновенном внимании, как та обаятельно засмущалась, расплываясь в широкой улыбке. Вот такой ты нравишься мне больше, — Азула мягко улыбается в ответ, стараясь забыть о той возмутительной сцене, что сегодня открылась на пляже.

      — Это меня как-то заинтриговало, — осмотрела принцесса каждого, останавливаясь на бледно-сером лице Мэй, что к еде и вовсе не притронулась, оставаясь непреклонно замкнутой, наверное, ее неумолимо гнетет то, что царило в их отношениях с Зуко. — Мне приелось всеобщее поклонение, — она беззаботно врет, самодовольно приосаниваясь, с ужасом оглядывая место своего пребывания. Вот еще! Ходить да позориться — нет уж! — она все еще была зла на непробиваемость папы, которому, почему-то довольно сложно своим закостенелым умом понять непристижность и крах все ситуации. Обрекать на столь низменное положение собственных детей… — Азула опустила глаза, чувствуя, как загорелись ее щеки, — наверное отец действительно сильно зол, раз продолжает с особенным наслаждением топтать ее гордость… Есть в нем что-то от Синей Маски… — мечтательно улыбнулась она, находя свои мысли окрыляющими и наважденческими. Лишь только при таком условии ей становилось понятно, почему он все с таким жаром продолжает игнорировать, неспособный увидеть чужака подле покоев собственной дочери… — ей одновременно и грустно, и печально, а вроде бы тепло и спокойно от осознания, что, кажется, долгие пробелы в ее жизни становятся ясными, что находятся недостающие пазлы, позволяющие увидеть происходящее.

      — Это же круто! — отозвалась Тай Ли, приковывая своей непосредственностью.

      — Да. Я знаю. И не жалуюсь, — высокомерно подытожила принцесса, не желая, чтобы хоть кто-то из присутствующих сомневался. — Но как-то раз мне захотелось узнать, как бы люди себя вели, если бы не знали кто мы, — мечтательно пожимает плечами.

      — Подобно волнам, — заговорил кто-то из старух, да таким жутким тембром, словно зачитывая предсмертную речь Азулону. Кстати, — задумалась Азула, подпирая лицо, — эти мегеры тянутся еще с тех времен. Интересно, их что-то связывало с дедушкой? — она внезапно ловит себя на странных необъяснимых и доселе противных грязных мыслях, что даже кусок в горло не лезет. — Смывающий ваши следы — Угольный Остров смывает все ваши тревоги и печали, — подводя какой-то удручающий итог, старуха замолкает.

      — Угольный Остров дает вам второй шанс, — речь одной старухи плавно перетекает к другой, и вот глаза присутствующих с недоверием бегают в разные стороны, дабы уловить суть сказанного каждой.

      — На вечеринку! — привлекая их расплывчатое внимание, старухи синхронно захлопали, отщелкивая пальцами какой-то известный им одним ритм, с призывом хором восклицая. Молодежь мрачно и недовольно переглянулась, терпеливо дожидаясь, когда старухи займут свои места, продолжив трапезу.

      — Если я не ошибаюсь, то вечеринка — это что-то вроде официального приема, но только неофициального? — лицо Мэй сделалось растерянным и в какой-то мере еще более бледным. Тени сгущающихся сумерек хаотично ложились на ее неживую посредственную мимику, делая уродливой.

      — Да! Именно так, — закивала Тай Ли. — Я была пару раз на подобных мероприятиях, — ее лицо внезапно почернело, сделалось жутким, холодным и непроницаемым. — Когда родители уезжали, то моя старшая сестра довольно часто их устраивала… — ни горечи, ни печали не плескалось в этом тоне, только лишь сухая констатация, очевидно — страшнейшего факта. — А затем я попала в цирк, — стоило затронуть эту тему, как она вновь запереливалась, будто солнечный лучик. — Мы с цирковыми ребятами довольно часто устраивали вечеринки! Мне это так нравилось!.. — ее голос практически в предвкушении дрожал, пока в выражении она расплывалась от ласки и нежности, стоит только вспомнить былое, упущенное.

      — Надо красиво одеться? — надулась с досады Мэй, закатывая глаза от той пестрой радости, что неустанно демонстрировала Тай Ли.

      — О да! А еще и накраситься! — она истерично захихикала, бурно и неестественно восторгаясь.

      — О нет, это не для меня, — моментально закрылась в себе Мэй, опуская в поражении глаза.

      — Ну постоишь просто рядом! — несдержанно вмешалась Азула, желая любой ценой попасть на эту дурацкую вечеринку.

      — Но там же будет столько именитых подростков с нашей страны! Мы должны выглядеть просто великолепно! — Тай Ли говорила излишне быстро, по-детски манерно. — Я могу помочь, — старательно набивается в помощницы.

      — Нет уж, обойдусь, — строптиво помотала головой Мэй, не желая связываться с этим противным ярким коконом, в котором отчаянно закрывалась каждая.

      — Азула? — Тай Ли выжидательно обращается к ней, с замиранием поглядывая.

      — Хочешь сделать из меня красотку? — усмехнулась она, явно радуясь такому рвению со стороны.

      — Конечно! И это несмотря на то, что ты всегда красотка! — Тай Ли была готова броситься на свою принцессу с распростертыми объятиями, но ее останавливал тот официозный дисциплинированный холод, что Азула без конца ей демонстрировала.

      Провожая тревожным взглядом стремящиеся испариться последние солнечные лучи, Азула с какой-то невыраженной надеждой молчаливо сопровождает каждую, рассыпающуюся о скалы, волну. Ей все без конца хотелось увидеть его, почувствовать на уровне незримых вибрацый. Она просто хотела знать и понимать, что с Нигихаями все в порядке, что он не ранен и не попал в когтистые лапы браконьеров. Хоть его силы и способности вызывали у нее лишь догадки, но разве способна магия противостоять ловкому охотничьему дротику? Никакие силы, запертые внутри сопротивляющегося разума, не способны помочь, — эти рассуждения вынудили поежиться, стоило подначивающему ветерку принести с собой зябкость. Ее пальцы взбираются ввысь, касаясь металлической заколки, что крепко и строго зажимала ее длинные смольные волосы. Звонкий щелчок, и по ее плечам заструились высвобождённые строптивые локоны. Они легкими крупными волнами притаились у нее на плечах, продолжая своенравно танцевать под мелодию скорого ветра. Она сжимает свои предплечья как можно крепче, в этот момент представляя, что кто-то сильный и безвозмездно любящий, прямо сейчас стоит позади, готовый и дальше мириться с ее характером, без конца желающий защитить. Лишь оставшись наедине со своими тайными переживаниями, томно и беззвучно утопая в мерцающей луне, возвышающейся над этим бренным миром, — Азула смягчается, в какой-то момент пугаясь произносить слова в мыслях, страшась заглянуть в припрятанную книгу собственных воспоминаний, считая все происходящее компрометирующим. Нет ничего страшнее, чем стыд и позор в глазах смотрящих. Я — идеал! И я всегда должна оставаться идеальной в глазах собственного общества! Ее пальцы неожиданно, размягченные нахлынувшей лирикой, разжимаются и золотистая заколка со звучным грохотом валится на пол. Азула и бровью не повела, словно загипнотизированная продолжая бранить ничего не подозревающую луну. Во всем. Во всех бедах, печалях и горестях. Нет никого лучше меня — и это константа, — выносит сама себе неутешительный вердикт, отчего преисполняется трагичной уверенности, на самом деле желая в сию минуту от всего отказаться, считая свою ношу излишне нарастающей и уже совершенно неподъемной. Судьбоносный уроборос неумолимо смыкается, заставляя принцессу в страхе отступать, а они все без конца окружают ее — безликие черные силуэты, присматриваясь к которым, можно узреть любое — даже самое фантасмагоричное лицо. Может быть, отец прав и мне стоит отдать долг Стране Огня другим способом? — не может смириться с тем, что как будто совсем скоро что-то безумно страшное и роковое должно приключиться. Я до сих пор числюсь как единоправная Царица Земли… — она опускает взгляд на свои подрагивающие от непонятного напряжения руки. За меня правят отцовские пешки. Подарив статус царицы, может быть, он все это время таким странным образом ждет, что в неблагодарной дочери заплещется давно угасшая совесть? Трусиха! — моментально выходит из себя, сжимая трепещущие пальцы в грозные яростные кулаки. Нет! Я никуда не уйду! Я не уступлю Зуко! Я потеряла статус наследной принцессы лишь из-за собственной глупости, наивности! — схватилась она за лицо, пряча от луны свой удрученный задетый вид. Лишь из-за того, что посмела вернуть Зуко!.. — на ее глазах запереливались слезы, а она от бессилия зажмурилась, ненавидя все, что вокруг нее столь напрасно столпилось.

      — Не помешаю? — от пугающей неожиданности она почти вздрогнула, вовремя беря себя в руки, цепенея где-то внутри — где-то очень-очень глубоко, прямо там, где отстукивает посмертный ритм уставшее сердце. Она оборачивается без тени сомнения, напитанная возмутельнейшим гневом, стоит лишь издалека расслышать его голос. Это ты, Зуко! Это все ты! — вид его невозмутимой походки, его бледное, даже среди разожжённых им свечей — безобразно заносчивое лицо. Из-за тебя я лишилась возможности быть первой! — смотрит на него, а губы выдают в ней все те чувства и эмоции, которые накренились, разрослись, готовые лопнут, словно забитый под завязку шкаф у которого дребезжат невыдерживающие дверцы. Пришел показать свою навязчивую и одновременно абсолютно скупую влюбленность. Он сел не доходя до ее трюмо, располагаясь столь жутко — в самом темном углу, откидываясь на спинку кресла излишне вызывающе и непринужденно, все без конца теребя на своих руках уснувшую кошку, посматривая на Азулу так, будто это она столь красноречиво и унизительно клянчила у него аудиенции. Он невозмутимо закинул ногу на ногу, прижимая теплое мягкое тельце как можно выше, туда — где находится его бесчувственное эгоистичное сердце, продолжая разглядывать Азулу так, словно он давно засиделся, с негодованием ожидая затянувшегося представления. И ей было невдомек, что в эту самую секунду, он любовался ею. Любовался так, как эстет любуется произведением искусства. Его мысли и чувства наконец достигли мимолетного просветления, даря долгожданное умиротворение, — лишь с одного ее убитого уничтоженного вида. Ему и горестно, и жалко, а вместе с тем — необъяснимо приятно. Его пальцы медленно утопают в густом кошачьем подшерстке.

      — Что? — она откровенно злится, чувствуя себя шутом, с которого пришли посмеяться. Зуко практически не изменился в лице, влюбленно ловя каждое ее слово, собственным телом отзываясь на каждое ее издерганное движение. Он только мог догадываться, что за глобальные мысли раздирали ее разум на части. Но она ему искренне нравилась — даже такая: сердитая, жестокая, злая… — Эта Мэй тебя уже достала? — она возмутилась, она старалась скрыть свои истинные намерения, но она откровенно, как казалось на первый взгляд — без повода истерила. Истеричка… — он произнес это в своих мыслях — порочно и грязно смакуя, продолжая столь нескромно упиваться ее противоречивым обществом. Мэй… — вдруг призадумался он, все гадая: искрення ли она с ним?

      — Меня и ты уже достала… — он скромно улыбнулся, плотно сжимая губы, вовремя отводя взгляд, ведь то взрывное негодование, которым она его окатила, казалось, могло разнести его в щепки.

      — Эй, полегче с языком, а то ведь и без него остаться можешь, — она сгребает свои волосы, начиная придирчиво теребить, все без конца таращась в зеркало, словно пытаясь подружиться с собственным отражением, ведь оно беспрестанно казалось ей неказистым.

      — Прямо как Лонг Фенг? — ядовитый укол, который он старается перевести в шутку, а ее, казалось, бередила любая, брошенная вскользь фраза. Ее лихорадочно мучило не просто его шальное присутствие, а даже наличие неощутимого дыхания. Все! Просто все в данную минуту готово было нарваться на ее истошный гнев, который она с трудом покоряла.

      — Зачем ты пришел? — это прозвучало не просто грубо, а скорее бесчувственно и сухо.

      — Я просто хочу побыть с тобой… — эти слова умело задевают ее. Кончики ее пальцев моментально заледенели, затряслись, прямо, как и желающие с истерикой расхныкаться губы. Он взирал на ее изнеженное ласковое горе, находя вдохновляющим, ободряющим, шедевральным. Она с каждым днем нравилась ему все больше и сильнее, и ему уже был не страшен ее напускной, бьющий предметы гнев… Она всегда была такой, сколько он себя помнил… — его губы с легким поцелуем касаются макушки мурлычущей кошки. Кошка приподнимает головку, сонно разлепляя глазки, протягивая лениво лапу, упираясь Зуко практически в шею. В дверь неожиданно постучали, что заставило обернуться обоих, — сиюминутное замешательство, в котором Зуко смотрит на Азулу так, словно в приказе ожидая дальнейших действий, не уверенный ни в чем, в ту самую минуту готовый бежать даже на крышу, если того потребует ситуация.

      — Это я, — из-за двери послышался ребяческий голос Тай Ли. Они оба с облегчением выдохнули, будто чего-то неизведанного испугавшись.

      — Входи, — отмахнулась Азула, присаживаясь возле трюмо. Дверь со скрипом приотворилась, впуская приветливую и сгребающую в руках много неизведанных склянок Тай Ли. Она впорхнула также беззаботно, как неуловимый ветер, что без конца колебал замусоленные занавески. Она просеменила уверенно и ни о чем не подозревая, совершенно не ожидая наткнуться на присутствие Зуко. Она испуганно вздрогнула, с лихорадочным трепетом в глазах выронив все, что с такой бестолковой любовью припасла для своей принцессы. Молниеносно отреагировав, Зуко благородно срывается с места, помогая ухватиться в разбегающиеся баночки и флакончики. Тай Ли всего какое-то мимолетное мгновение стояла, словно выкованная из камня, лишь спустя время несмело оттаяв. Его вид вселял в нее противоборствующие эмоции, там было все: от благоговения, до искрометного ужаса, от непонимания, до слепой благодарности. Он выпрямляется, добропорядочно протягивая ей столь напрасно разбежавшиеся предметы. Бестолково хлопая глазами — она даже не может заставить язык ворочаться, дабы произнести сухие слова благодарности. Она рассматривала его с полным арсеналом чуткого любования, без конца концентрируясь на левой части поразительно симметричного лица. Было в нем что-то странное. Что-то необъяснимое. Что-то жутковатое.

      — Э-э… — замялась она, стараясь выглядеть непринужденно, глупо заулыбавшись. — Спасибо, принц Зуко. Совсем не ожидала встретить тебя здесь… — ее голос практически в страхе дрожал, тогда как губы старательно улыбались.

      — Ничего, — покорно отстранился, занимая привычное положение в кресле, поглядывая туда, куда успела отбежать его потревоженная кошка. Он протягивает руку, желая крепкой хваткой дотянуться, но — не выходит. А Тай Ли так и не сдвинулась — обескураженная, на окаменевших ногах, в таинственных глубинах страха догадываясь, будто принц Зуко неустанно следит… Он хочет меня убить… — ее ресницы едва заметно колыхнулись, после чего она услужливо в благодарность улыбнулась, нехотя поворачиваясь спиной, растворяясь в сакральном присутствии своей принцессы. — Я вам не помешаю? — внезапно послышалось. Тай Ли с проступившим на ее лице смятением, неловко и впопыхах вываливает все принесенное на небольшой уютный столик. Ее глаза встречает обволакивающая и обворожительная улыбка Азулы, которая, кажется, и вовсе не понимает, в какую опаснейшую игру успела ввязаться…

      — Нет, — утвердительно бросает Азула, даже не стараясь ничего объяснить, заставляя Тай Ли почувствовать себя брошенной, преданной. Лишней.

      — Н-нет… — неловко повторяя за Азулой, процедила Тай Ли, окуная пальцы в рассыпчатые волосы своей принцессы. Она ощутила приветливый жар, что обуял ее щеки румянцем, ведь то, как пахли эти волосы, ведь то, как пахла сама принцесса Азула — вводило в горячий морок, противиться которому, у Тай Ли не было ни малейшего желания.

      — Мы с Зуко обсуждали грядущие планы по захвату мира, — Азула беспардонно осклабилась, кратко бросая взор на брата, который, кажется и вовсе исчез. Он так невозмутимо не подавал признаков жизни, полностью растворяясь в темноте, что это заставляло сердце биться чаще.

      — Это правильно, — неотступно воркует над своей принцессой Тай Ли, находя ее образ желаемым, хоть и недостижимым. — Что ты хочешь, чтобы мы сделали с твоими волосами? — она смело меняет тему, не желая и мгновения заострять на присутствии Зуко. Тай Ли присаживается у самых колен принцессы, беря за руку, поглядывая с восхищением.

      — Не знаю… — поморщилась она, переводя усталое напряжение на нерадующее ее отражение. Среди десятков разгоревшихся свечей — она смотрелась невообразимо, непостижимо. Тай Ли, казалось, вечность готова вот так стоять возле своей госпожи, лишь бы только та хоть мимолетно улыбнулась. Ее брало счастье от одного только понимания, что в ее силах обрадовать принцессу — нарисовать на ее лице хоть и краткое, но искреннее счастье. Азула прикрыла глаза, смело и бесхитростно вверяя себя в руки Тай Ли, что, даже позабыв о себе — не успела расчесаться. Принцессе было и вовсе не в домек, как же сильно спешила обрадовать ее Тай Ли, ставя ее приоритеты на голову выше своих. Казалось, уже ничто не имело для Тай Ли никакого значения, даже то, что Синяя Маска неотступно за ними наблюдает. Рука Тай Ли не дрогнула, стоило ей ощутить его леденящий, пробирающий до костей интерес, — она со стойкостью бойца проводит красивую графическую линию угольно-черного цвета, лишь только слегка прокрашивая сомкнутое веко. Близко-близко к ресницам, практически задевая, — отчего у Тай Ли аж дух захватывает, рука предательски хочет соскочить, хороня в возмутительной неловкости выстраданные труды. Азула замерла — такая смиренная, такая спокойная, будто и не живая вовсе, — и в какой-то неуловимый момент Тай Ли берет поминальная горечь, словно тот паук, что затаился в темном углу — пришел не по ее душу. Ему нужна ты, Азула!.. — рука Тай Ли дрогнула, она с грохотом выронила кисть, пачкая светлый ворсистый коврик.

      — Что-то не так? — тотчас же поинтересовалась Азула.

      — Нет! — впопыхах восклицает Тай Ли. — Только не открывай глаза. Это очень важно. Я почти закончила, — последнюю фразу она сказала мягче, вкладывая всю спрятанную в ней любовь и заботу. Противостоять такому статусному гиганту как принц Зуко… — Тай Ли с ужасом приходит к мысли, что ее попытки защитить Азулу — это, возможно, единственно правильное решение, после которого, скорее всего, ее ждет неминуемый конец. Он слишком сильно промыл тебе мозги, — откладывая кисть, она причесывает ее длинные густые ресницы, проходясь по ним миниатюрной щеточкой. Ты и сама не понимаешь, какое сильное влияние он на тебя имеет… — Тай Ли удрученно в молчаливой панике сглатывает, все без конца приходя в леденящее оцепенение, словно откуда-то снизу — без конца тянет таким устрашающим и разрушающим холодом. Не глядя она берет небольшой тюбик, стараясь бесшумно отворить, она с опаской выдавливает яркий красящий грифель, прикасаясь к лицу Азулы с невысказанной любовью с невысказанным трепетом. Пальцы сжимают ее подбородок, Азула противится — ей не нравится.

      — Подожди, — уверяет ее Тай Ли. — Не открывай глаза. Осталось совсем немного… — она говорила умоляюще, но убедительно. Азула расслабляется, полностью поддаваясь. Ее фактурные утонченные губы, по которым Тай Ли хоть и осторожно, но с ощутимым разочарованием проходится своей любимой помадой. Даже если это будет стоить мне жизни… даже если ты этого не оценишь, — а Тай Ли с пустеющим взглядом продолжила, отставив помаду. Ее горящие теплом пальцы впиваются в ее густые черные волосы, тормоша, у корней приподнимая, — Тай Ли смотрит в зеркало, а сама любуется тем, какой исключительной красоты была ее единственная на всем белом свете принцесса. Та, что спасла ей когда-то жизнь — неосознанно, не специально, но так вовремя, но так судьбоносно. Я все равно попытаюсь… — а Тай Ли с полной уверенностью хватает со столика расческу, пробегая широкими зубцами по королевским нежным волосам.

      — Как ты смотришь на косой пробор? — Тай Ли с дребезгом разбивает обволакивающую мрачным мороком тишину.

      — Даже не знаю… — а Азула вдруг открылась ей совершенно под другим углом — слабая, нерешительная, трусливая. Та, что даже не знает: что ей нравится, а что нет. Та, что даже не понимает: как ей красиво, а как нет, словно она никогда и не решала ничего вовсе.

      — Я хочу приподнять у корней и сделать вот так, — наглядно показывает, придерживая пряди у ее виска.

      — Ты уверена?.. — а она все еще будто бы не могла позволить себе что-то такое, что еще не было ей знакомо. Что-то такое, что вызывало сомнение.

      — В этом что-то есть, — обворожительно разбавил их спор Зуко, на что Азула моментально захотела обернуться. Обернуться, чтобы всмотреться в него, наверное, с толикой любви, с толикой благодарности, с толикой обожания. Тай Ли крепко держит свои руки у ее висков, не позволяя Азуле даже мельком уронить себя в его обществе.

      — Ладно, Тай Ли, твоя взяла, — отмахнулась Азула, полностью расслабляясь, пока Тай Ли не оставляло странное неприятное чувство. Да — принцесса согласилась. С легкостью, минуя совет своей подруги… отдавая предпочтение мнению Зуко. Вот так просто он разрешил их недолгий спор. Вот так просто он решил всё за нее, — ты и сама не понимаешь, во что он тебя втягивает, Азула! — Тай Ли нервно сглотнула, не зная, как противиться той, гурьбой навалившейся — меланхолии.

      — Не поможешь? — неуверенный вопрос, который таил в себе мягкую просьбу. Тай Ли с затаенным дыханием наблюдала за тем, как изящные руки принцессы коснулись длинного металлического штыря, моментально нагревая до нужной температуры. Тай Ли неустанно посматривала на обескураженный и немного растерянный вид своей, загнанной в угол, Азулы. — Отлично. Думаю, достаточно, — стоило Азуле привычно расслабиться, как Тай Ли прикасается к ее обворожительным волосам, наматывая на опасно прогретый стержень, крепко сжимая его рукоять. Всего какие-то неуловимо ускользающие секунды и Тай Ли отпускает натянутые по всей длине пряди. Они тотчас же рухнули на плечи упругими крупными локонами. Ты даже не подозреваешь о своей выдающейся силе, что без конца заставляет других кружиться в убийственном танце вокруг одной лишь ТЕБЯ, — Тай Ли с придыханием подходит с другой стороны, важно пленяя нависающие около чужого лица пряди, педантично и излишне щепетильно стягивая вокруг нагретой железки. Ее внимание утопает в непередаваемой грусти, что отпечаталось на обескураженной Азуле. Она даже не находит в себе внутренних сил, дабы оценить ту красоту, что методично возводила вокруг нее Тай Ли. Пальцы смиренно ослабляют хватку, давая тесненным прогретым волосам с плавным прыжком опуститься. Тай Ли столь откровенно залюбовалась, что на ее лице проступило искреннее удовлетворение от проделанной работы, стоило последней пряди пройти через старательное преображение. Расческа мягко вонзается в новорожденные локоны, с особым цинизмом по всей длине растягивая, позволяя волосам оформившимися волнами возлечь возле лица.

      — Вот и всё, — торжествующе подводит итог, довольная столь кропотливой работой Тай Ли.

      — Ну как тебе? — а Азула делает вид, словно никакой Тай Ли здесь и вовсе не было, своенравно обращая все внимание на притаившегося Зуко. Откуда-то издалека послышался глухой стук его размеренных твердых шагов. Тай Ли как по команде, не выдерживая столь отчетливого напора — в поражении отступает, нехотя уступая ему первенство. Его рука карикатурно и так властно ложится на спинку ее стула, он наклоняется, посматривая вместе с принцессой в то отражение, что отблесками сияло на зеркальной поверхности, припыленное сиянием свечей. Он наспех вытягивает спрятавшуюся в тисках коробочки салфетку, выпрямляясь с таким торжествующим самоуверенным видом, словно в его власти вершить не только судьбы… Тай Ли аж опускает глаза, словно чувствуя себя лишней, заведомо не желая столкнуться с принцем взглядом. Она на уровне инстинктов ощущала его вероломное презрение, что с ее обществом расцветало во всей красе. Он старательно хотел Тай Ли что-то показать — молчаливо высказать. Он придирчиво приложился своей рукой к ярко накрашенным губам, бестактно придерживая Азулу за лицо, обращая столь тиранично — только к себе. Тай Ли все же осмелилась, переступая через собственные страхи, — приподнять краткий трепещущий взор. А Зуко, казалось, только этого и ждал — с особой ясностью улавливая то смятение, то кричащее несмирение и столь дрожащий протест, в котором затрепетали ресницы Тай Ли. Она весьма наглядно могла наблюдать за тем, как его рука ненадолго задержалась на ярких губах Азулы, чтобы с раздражающей дотошностью отстраниться. От глаз Тай Ли не ускользает легкий отпечаток принцессиных губ. Он претенциозно бросает испачканную излишками салфетку прямо перед трюмо.

      — Вот теперь ты идеальна, — когда он говорил, казалось — он влюблен в нее так, что вулканы с возмущения зарокотали бы в скалах, а реки в осуждении сошли б с берегов, пока день в забытье поменялся бы с ночью. И Тай Ли ужаснулась тому, что подобное видится ей как в страшном сне: открыто, бессовестно и воочию. Азула не произнесла ни слова, только всмотрелась в свое отражение теперь уже более самодовольно, находя в признании Зуко решительный призыв к честолюбию, которое он вероломно позволял. Больше он не издал ни звука, а лишь развернулся, начиная холодно отдаляться и отдаляться, пока за ним с какой-то необъяснимой тревогой не затворилась дверь.