Чтобы многого добиться — надо правильно родиться или… правильно влюбиться. Резиденция Чана — место, где денег больше чем мозгов, а богатеньких больше, чем нормальных. Девочки говорят о мальчиках. Мальчики говорят о девочках, а все вместе о домах, круизах и предметах роскоши. Это считается круто, — и это называется отдыхом. Алкоголь льется рекой, яркие пестрые и блистательные вазы наперебой соревнуются по презентабельности с роскошными позолоченными рамами. Отовсюду слышен звон наполненных бокалов, громкий смех и не сменяющие друг друга жаркие сплетни, разбавляемые, разве что, едва различимой в этом гвалте — резвой музыкой. Переполненный омерзения ко всему и вся, Зуко покорно наблюдал, как всеобщее возбуждение перерастало в истерику.

      — Как можно быть такими бедными? — доносится до принца Зуко резкое пренебрежительное высказывание. Зуко лишь отдаленно смог заметить Чана в окружении собственной сестры и ее поганой подружки Тай Ли. Всего какое-то легкое секундное замешательство и их небольшая компания разразилась звенящим надменным хохотом, да таким, что у принца Зуко внутри все в тугой узел скрутилось. Азула прижимает к груди стакан, наполненный чем-то крепким, — всего пара разноцветных коктейльных зонтиков дополняют образ. Кажется, это уже третий или четвертый стакан по счету. Зуко тяжело вздыхает, чувствуя собственное поражение. Если быть честным, то он и вовсе не хотел тут находиться. Не собирался и мгновения лишнего упускать, но все сложилось, как всегда, не в его пользу.

      Тай Ли делает легкий оборот вокруг себя, завлекательно качая бедрами. Два шага вперед. Ровные, будто бы вычерненные линией — два шага назад. Она двигалась плавно и завораживающе, словно в прогретых песках змея. Ее яркий, обрамленный золотыми монетами костюм — притягательно звенел, она точно гадюка, что в призывном кличе размахивала хвостом. Зуко недоверчиво осмотрелся, будучи свидетелем чужого восхищения. Ее окружила толпа молодых разношерстных поклонников, она одна была в центре их всепоглощающего внимания. Словно не замечая своего внутреннего природного превосходства, она продолжила гуттаперчиво дерзко двигаться, заставляя собственных обожателей вторить ее незамысловатым отточенным движениям. Громкий смех, что волной прокатился по помещению — показался Зуко оглушающим. Он без смущения посматривал на происходящее с открытым презрением, как можно сильнее впиваясь руками в собственные предплечья, капризно скривив губы. Запах разношёрстного алкоголя смешивался с ароматами премиальных яств. Он принципиально не взял в рот ни глотка, ни крошки. Пробираясь с поразительно озадаченным видом через непроходимую толкучку, Азула с искренним облегчением останавливается возле Зуко, подпирая лопатками обшитую деревом стену, пряча взгляд в танцующих на поверхности напитка льдинках. Что-то происходит, она без конца гоняет какие-то вероломно разрывающие ее выдержку — мысли, чтобы следом, едва уловимо встрепенувшись — выпрямиться, да с таким вызовом, что тот взор, который она бросила в начавшийся апофеоз, восславляющий непринужденность Тай Ли, так четко и так изящно отрисовал истинные чувства. Сначала ее циничный интерес оказался обращен лишь к провокационному и громкому представлению Тай Ли. Все, словно вода в прорытый овраг, плененные природным магнетизмом — стекались к ней, очарованные. А потом музыка резко стихла, сходя на плавные подрагивания, оставляя Тай Ли один на один с разочарованной и отрезвевшей шпаной.

      — Так кто тебе больше нравится? — доносится до них резкий возглас, похожий разве что на упрек.

      — Я не знаю. Не знаю! — кричит в истерике Тай Ли, без особого сожаления отбиваясь от нападавших.

      — Эти мальчики меня так достали! — отталкивая оставшихся, ища покровительства — приблизилась Тай Ли, с непринужденностью посматривая то на Азулу, то на ее брата. Они все угрюмо промолчали и даже Мэй, что сидела на скамье, успела одарить подругу грубой претензией. — Чего все такие недовольные? — корча приветливость — повышает она голос, беря с подноса пробегающего парнишки пару коктейлей, с улыбкой протягивая сначала Мэй, а следом — Зуко. Мэй ничего не ответила, но послушно подошла ближе, принимая услужливо поднесенную выпивку, не желая постыдно остаться в стороне. Зуко лишь отрицательно покачал головой, заносчиво оставляя Тай Ли без ответа, на что она выпучила с неверием глаза, и нескрываемым сомнением обернулась по сторонам. — Зуко, я все еще не могу поверить, что ты пошел. Ты был так против.

      — Не могу же я вероломно бросить свою девушку без сопровождения, — деловито подытожил.

      — Да... это... очень мило... с твоей стороны... — замялась Тай Ли, продолжая склонять Зуко отпить хоть глоточек. — Ты не будешь пить? — будучи обаятельно навеселе, она подтрунивающе пропела, а Зуко так и остался необъяснимо мрачно неподвижен. Во всем. В жестах. В позе. В мимике. Во взгляде. Он еле укрощал накопившееся недовольство, что доставляла эта дурацкая вечеринка и предсказуемое общество глупых подростков. Он без смущения оказался чересчур высокомерен, считая себя для всего подобного излишне взрослым, умным, прожжённым, познавшим истинную жизнь. А кто они все? — его надменности не было разумного предела, его даже подташнивало с понимания, насколько все вокруг казались легкомысленными, пустоголовыми, не видавшими настоящих испытаний. Все им давалось легко. Вся их жизнь — сплошная случайность, удача, которой они даже не благодарны.

      — Нет, — покачал он головой, с вызовом отводя взгляд. Ему некомфортно, ему крайне сильно желалось это скрыть.

      — И что же ты будешь делать? — возмутилась нескромно Мэй, смело приложившись к напитку, в котором громыхали льдинки.

      — Наблюдать… — все также не смотря ни на одну из них, с важным безразличием подчеркнул Зуко, неосознанно приподнимая бровь, выискивая в толпе яркую и авторитетную фигуру Чана, что вовсю окружала толпа каких-то нелицеприятных ребят.

      — Нападать… — забывшись, вмешалась Тай Ли, а ее голос подхватил перебивающий аккомпанемент вновь взорвавшейся музыки.

      — Что ты сказала? — Зуко внезапно оторопел, переводя свое раздражение на вмешавшуюся Тай Ли. Та, в замешательстве ища защиты, тотчас же вперивает взгляд в Азулу, которая, не скрывая истинного недоумения, оказалась поглощена возмутительным весельем, в центре которого ликовал Чан. Азула судорожно и слишком быстро делает глоток за глотком, совершенно точно не обращая внимания на те важные невербальные знаки, что без конца подает ей Тай Ли.

      — Н-наподдать… — рассмеялась Тай Ли истерично, выделывая максимально фальшивую непосредственность. Зуко вопросительно смотрит, да так, что это даже заставляет вздрогнуть. — Я сказала: «врагам наподдать», — посмотрела она сначала на Азулу, а затем на Мэй, ища в обеих хоть толику поддержки. Но — нет. Всем, казалось, нет до нее никакого дела. Никто не слушал, никто не хотел даже попытаться услышать, загнанные в темные углы собственных рассуждений. Девочки, это ОН! Это ОН, посмотрите! Посмотрите! Почему вы ничего не видите? Почему вы мне не верите? — она глупо улыбается, избрав совершенно другую тактику, что, несомненно, работает — Зуко теряет бдительность.

      — Это верно… — с каким-то томным смятением отвечает, а самого аж веселит ее реакция: стоит ему сделать резкое движение или внезапно открыть рот. Тай Ли шугалась так, словно видела что-то до дрожи пугающее.

      — Какие вы прилизанные, словно свита короля! — с восторженным окриком впивается в их мрачную компанию Чан в сопровождении Рун Джиана и еще парочки неотесанных ребят. Чан внимательно осмотрел всех, останавливая свой нелицеприятный взор на Зуко, да так долго, да так открыто, да с таким вызовом. — А ты кто кстати? — как бы невзначай, потягивая разноцветное содержимое своего стакана, поинтересовался Чан, обращая внимание присутствующих к оскорбительно хмурому Зуко.

      — Это мой брат, — Азула с точеной важностью добавляет, не дает другим и слова вставить. Зуко тотчас же переводит весь возмутительный интерес на сестру. Взгляд его оказался пронизывающим, покалывающим, а она продолжила умышленно игнорировать его.

      — У тебя есть брат? — карикатурно удивился Чан, приподнимая брови, выступая вперед, стараясь заглянуть ей в лицо с полным букетом нахрапистого самодовольства. Играючи, живо и непринужденно — он скользил ловко и умело, маневрируя между поджидающими из-за угла неловкими ситуациями. Он красиво и открыто говорил, охватывая свою небольшую аудиторию, распространяя неоспоримые флюиды своего прирожденного лидерства, отчего вступор впадала даже Азула. Она была изрядно пьяна, — это не ускользает от ругающего взора Зуко.

      — Да-а… — она засмущалась, да так, что можно было заметить, как неловко ей было от ханжеского поведения Зуко. — Но мы не родные, — тотчас же исправилась, запивая собственную ложь глотком крепкого. — Он приемный, — она театрально улыбнулась, подтверждая собственные слова кратким кивком, вызывая у Зуко желание гордо, с пощечиной на последок — удалиться. Зуко стискивает зубы, не прекращая пререкаться с собственной сестрой волнующими взглядами. Она из кожи вон лезла, дабы показать себя не тем, кем являлась по-настоящему. Она столь броско старалась выделиться из всей их компании и доказать всего лишь какой-то кучке элитного сброда, что она не такая как все. Она особенная. Она лучшая. Но сколько бы она не старалась — она плохо владела ситуацией, совершенно неказисто отшучивалась и глупо замолкала, упоительно расслабляясь под взыгравший в ее венах разноцветный алкоголь.

      — Чего такие напряженные? — расхохотался Чан, отбирая у кого-то из своего сопровождения напиток, опрокидывая залпом, — Зуко нахмурился еще сильнее, почему-то вся эта ситуация напомнила ему дядю Айро. — Держи, вот. Расслабься! — Чан выхватил у рядом стоящего Рун Джиана стакан с разноцветным пойлом, с упоительным снисхождением протягивая Зуко, что чувствовал себя крайне неловко, ведь столько глаз будто бы пожирали его, затаив дыхание. Ему казалось, что его щемят со всех сторон, особенно, когда Азула, вторя издевательскому настрою Чана, злобно оскалилась в выжидании его дальнейших действий.

      — Вы за кого меня принимаете? — вытаращился на них Зуко, продолжая с силой сжимать руки у себя на груди. — Во-первых, я ни за кем никогда не допиваю, — это было сказано крайне хлестко, пока на его лице не проступила откровенная ненависть.

      — Он не курит и не пьет, — вмешалась резко Азула, практически вставая между ними, вытягивая руку столь откровенно, что это заставило Чана на пару шагов отступить. Чан в непонимании переглянулся со своими ребятами, а потом они с громким гоготом столкнули собственные стаканы, дабы сделать демонстративный жест, впивая одним махом все содержимое. А Зуко смотрел на них и его челюсти так сильно вжимались друг в друга, а пальцы столь сильно сжимались в кулаки, что его губа в нетерпении вздернулась. Он старался не обращать на их дерзкие вызовы никакого внимания, но чем больше они пили — тем меньше оставалось в них хоть толики человеческого.

      — Да? — заговорил с сарказмом Рун Джиан, выступая в роли нападавшего.

      — Да, — с непонимания прищурилась Азула. — Он просто святой! — эта фраза заставила ее невольно улыбнуться, а та интонация, с которой она это сказала резала самолюбие Зуко больнее ножа, потому как Чан и его ребята дружно переглянулись, а потом загалдели от нервного хохота, пока Зуко мог наблюдать их красноватые в алкогольной агонии рожи. Ему хотелось выступить вперед, схватить всех этих неотесанных никчемных прожигателей за шкирки и вытолкать туда — на балкон, чтобы без сожаления остудить их самодовольный пыл в холодности беспечного океана.

      — Эй, хмурый, где научился? — ехидно вмешался Рун Джиан, поглядывая то на него, то на притихшую мрачную Мэй.

      — Это порода! — это было сказано им с такой вычурной гордостью, он плавно отодвинул Азулу, встревая с ними почти в открытый конфликт. И их взгляды, казалось, если не прекратятся — устроют в небольшом поместье ярчайший страшнейший пожар.

      — Так, поцаны, не ссоримся! — вмешался Чан, одергивая друга. — Минуточку, пожалуйста! — развернулся он в самый центр, поднимая руки вверх, лучезарно улыбаясь, пока толпа с улюлюканьем пропускала его в самый центр, вторя легким манерным покачиваниям под увлекательную музыку. Он сделал ловкий оборот вокруг себя, показывая в одурманенную пьянкой толпу пальцем, заставляя их в громких овациях раскричаться. — Все за мной! — его рука монотонно то поднималась вверх, то опускалась вниз, пока он старательно с умным видом корчил что-то вроде глупого танца. Он неожиданно выхватил из толпы наблюдателей скромно улыбающуюся Тай Ли, чтобы закружить в откровенном страстном движении. Тай Ли смеялась и хихикала, в какой-то момент она не успевает вовремя остановиться и все содержимое ее стакана выплескивается на рядом стоящих ребят, лед с грохотом катится по деревянному полу, а разогретая толпа продолжает улюлюкать и только больше овациями разгораться. Чан берет Тай Ли на руки и крутит, словно она невесомая, но чрезвычайно хрупкая. Тай Ли делает блистательный кувырок, приземляясь на ноги, все без конца подрагивая каждой частичкой своего тела, с призывным прищуром оглядывая всех тех, кто со столь открытым помешательством провожал каждое ее касание. Она схватилась обеими руками за талию Чана, все без конца покачивая бедрами, и Чан пошел куда-то дальше, полностью скрываясь в расходящейся по углам толпе. За Тай Ли зацепился какой-то парень, а за него еще кто-то, потом несколько девчонок и вот они уже расхаживали по просторному холлу одной дружной линией, наращивая свою карнавальную шеренгу, вбирая и охватывая практически всех присутствующих. Они хлопали в ладоши, дружно топали ногами, все без конца чередуя, стараясь попасть в ритм музыки, но чем дольше затягивалось их представление, тем больше это смотрелось никчемным и нелепым. Какой-то парень подвернул ногу и тут же рухнул, потянув за собой около дюжины разгоряченных и едва смыслящих в происходящем ребят.

      — Эй, идите к нам! — лучезарно зовет Тай Ли Азулу, зовет Мэй, что так и остались строптивыми, но скованными, посматривая на происходящее не без доли отчуждения.

      — Танцы — это скучно, — буркнула Мэй, посматривая на Зуко обидчиво, с ворохом непонимания, неозвученных претензий, ощущая на сердце глубокую рану.

      — А по-моему забавно. Они так здорово грохнулись, — как бы невзначай подмечает Азула, а сама с тяжестью выдыхает, не замечая, как полыхают ее щеки.

      — Сама не хочешь присоединиться? — с грубой насмешкой оборачивает к ней профиль Зуко, внимательно осматривая ее подрагивающие пальцы и пылающие щеки. Ее губы прираскрыты, она, словно задыхающееся животное — глотает каждый вдох, все без конца запивая собственную неуверенность остужающим коктейлем, в какой-то момент прикусывая зубами небольшую льдинку, чтобы с одурманивающей беспечностью проглотить. Она внезапно оборачивается к нему, посматривая так, словно этот взгляд что-то означал. Что-то необъяснимое. Что-то безумное. Что-то неприличное.

      — Может быть станцуем? — разочарованно подмечает Мэй, не спуская глаз с веселой молодежи, что колесила по всему холлу, огибая фуршетный стол.

      — Ну все-все! — привлекает к себе внимание Чан, заставляя Азулу с негодованием коситься на все происходящее, пока Тай Ли с особым рвением прижималась к его плечу, словно ища убежище. Словно ища помощи. — А теперь самое интересное, — он владел присутствующими, как дирижер оркестром, да так, что Азула даже пропустила тот момент, как взяла новый стакан, с потерянным выражением провожая оголтелое представление. Рун Джиан, которому Чан что-то довольно броско шепнул — резво кивнул, бросаясь в толпу, открывая небольшую баночку чернил. — Теперь грядет то, чего все с таким волнением ждали! Игра на поцелуи! — от последней фразы присутствующие бурно взревели. — Рун Джиан сейчас нарисует каждой девочке число, а каждому мальчику букву. А потом, как только все получат метки, он назовет число с буквой и эти люди должны будут поцеловаться! Отказы не принимаются, — он кричал уверенно, перебивая гвалт оживленной толпы и непрекращающейся музыки.

      — Класс! — подбегает к принцессе Тай Ли, беря за руку. — А две буквы будут? Или две цифры? — с каким-то судорожным весельем поинтересовалась она, подставляя кисть подошедшему Рун Джиану.

      — Нет. Это против правил, — покачал головой Чан, чем тотчас же разочаровал Тай Ли. — В игре участвуют только буквы и цифры.

      Азула с трепетом протягивает руку, распахивая с ужасом веки, не веря, что все происходит взаправду, что прямо сейчас — она — принцесса Страны Огня, дочь Хозяина Огня — участвует в белиберде подростковых игр. Что она находится в самом сердце громкой роскошной пьянки. Руки Рун Джиана показались не просто горячими, а скорее обжигающими, а потом этот схлынувший с ее шока контраст, стоило прохладным чернилам обрисоваться на ее запястье в единицу.

      — Будешь первой, — странно подмигнул Рун Джиан, заставляя Азулу в ступоре уставиться на собственную руку.

      — У тебя что? — запрыгала вокруг Тай Ли. — У меня четыре! — ехидно подбегает к Мэй, с глупым восторгом наблюдая за тем, что отпечатывается на ее руке.

      — Признаю, надо было клеймить каждого с заходом, но вас оказалось так много, что у меня даже вылетело из головы! — сообщил на всеуслышание Чан. Азула облизала пересохшие губы, бросая в Зуко ужасающий своим откровением взгляд, — ведь прямо сейчас Рун Джиан вырисовывал на его руке неизвестный ей символ. Азула вздохнула нервно, хватая со стола услужливо брошенный кем-то напиток, запивая собственную нескладность, стараясь совладать с тем волнообразным страхом, что накатил на нее леденящей волной, ведь никогда прежде ей не приходилось участвовать в подобном. Интересно, а папа через это проходил? Интересно, каким он был в возрасте Зуко? — нервно сглотнув, она переводит взор на брата, что вовсю рассматривал потревоженную руку. А ведь он даже улыбнулся на какое-то скользкое высказывание Рун Джиана, а затем этот взгляд между ними, да такой, словно им было о чем поговорить. Зуко рассмеялся. Сдержанно. Искренне. И довольно деловито, продолжая бороться с подступающими эмоциями. Мэй тотчас же подбежала к нему, хватая за руку, желая заглянуть за одернутый самодовольно рукав. Он качает отрицательно головой, стараясь вразумить, на что Мэй сначала по-детски канючит, но стоит ей понять, что его решение неотступно и твердо — как она тотчас же выходит из себя. Она почти толкнула его. Отпихнула, но он вовремя увернулся, продолжая посматривать с арсеналом гадких усмешек.

      — Это против правил! — вторит ей, наблюдая то, как на ее вечно каменном лице засияло отчаяние и откровенная грусть.

      — Это неправда! — злится она, подходя к нему уже более мягко, обволакивая за локоть, облокачиваясь щекой о его плечо.

      — Так неинтересно, — а Зуко остался при своем мнении. Несгибаем. В меру груб. И довольно заносчив, хотя при всем уважении к окружающим, он крайне сильно старался скрыть собственную привилегированность. Народ разбредался по разные стороны, пока Азула чувствовала, с какой силой ее попустило, да так, что легкость во всем теле казалась жаждуемой благодатью. Она закрывает глаза, вспоминая лица старух Ло и Ли, в мельчайших деталях воспроизводя те слова, которыми они успели ее огорошить. Что это все значит? — даже в мыслях ее язык ощутимо начал заплетаться, готовый в столь дурманящем танце уронить ее выдержку, разбивая вдребезги. Без сожаления. Цинично. Жестко.

      — Минуточку внимания! — провозгласил Чан, а Азула даже дернулась, покоясь в стороне ото всех, пребывая в странном чувстве, что отъезд из столицы развел мосты с Синей Маской. Здесь она в безопасности, потому что Синяя Маска остался в Кальдере. Потому что Синяя Маска — это папа!.. — ее охватывает странный, испивающий жизненные соки жар. Она моментально коренится от той слабости, что прострелила ее будто бы в районе самого сердца. Она осталась стойкой, вовремя облакачиваясь о стол. Поэтому он так себя ведет… — не знает, как выбраться из паутины догадок. Ну тогда все верно… и Хаму подослал он… — она поджимает обиженно губы, уже не имея сил противиться тем гадким догадкам, что изъедали душу. Поэтому Ло и Ли настаивают на встрече… а что, если грядет еще одно нападение? — Азула в ужасе отворачивается от разворачивающегося представления, выхватывая очередной стакан, с полным презрения лицом выбрасывая разноцветные зонтики, делая с тяжелым сердцем горячительный глоток. Я не переживу такого позора снова… — она мучилась, гретая собственными домыслами, разгоряченная собственными неуемными чувствами.

      — Рун Джиан, давай! — Чан дает добро, и Азула отвлекается, оборачиваясь так воровато, так вдумчиво, словно в какой-то момент ей показалось, будто тот, кто ей нужен — прямо сейчас находится в этой самой комнате. Где-то там, затесавшись среди оголтелой безмозглой молодежи. Где-то там, спрятавшись за большим стаканом с вонючим содержимым, отплясывающий в такт играющей музыке.

      — Та-ак, — напрягся Рун Джиан, осматривая всех с такой внимательностью, что некий ужас овладел даже Азулой. — Четыре и Ю, — громогласно ставит на места всех притихших. И Азула могла видеть с каким разгоряченным взором Чан протягивает руки в сторону стушевавшейся и рассеянной Тай Ли. Эта картина предстала перед глазами, как гром среди ясного неба. Ей внезапно все стало ясно, как солнечный день, ведь не зря Чан и Рун Джиан о чем-то перед представлением так важно шептались. Это был просчет! Это спланированный уговор! — Азула смотрит и поверить не может, что все взгляды, все внимание оказались посвящены всего лишь какой-то циркачке. Да кто ты без меня? Да кто ты без одобрения моего отца? Жалкая мещанка! — озлобилась принцесса, провожая нервную улыбку Тай Ли подоспевшими презрением и ненавистью. Еще чуть-чуть и Азула была готова прилюдно унизить свою некогда любимую и лучшую подругу. Азула не могла объяснить своего разочарования, но тот выжидающий взгляд Рун Джиана и его напутствующее: «будешь первой», — словно обещали принцессе, что она несомненно лучшая. Они сделали меня первой, чтобы первой же и отшить! — молчаливо пререкается сама с собой, не желая иметь ничего общего с другими нелюдями из этого скучного общества. Тай Ли нехотя подходит к главному зачинщику, оглядывая смущенно пожирающих в нетерпении присутствующих, словно в какой-то момент понимая, для чего все это делается. Чан неожиданно, но довольно мягко обхватил Тай Ли за талию, чтобы красноречивым внезапным поцелуем впиться в ее неуверенные, капризно поджатые губы, которые, словно вот-вот потребуют уважения. Но Тай Ли покорно смолчала, подчинилась, позволяя прилюдно очернить себя. Толпа с поразительным оживлением раскрыла рты, да даже Азула напряженно приосанилась, замирая. Гадая: почему Тай Ли все так легко дается? Тай Ли — это такая девочка, которой в любой ситуации невероятно сильно везло. Всегда и везде — удача смотрела ей в лицо, оберегающе сопровождая.

      — Десять и Ра! — объявляет с гордостью Рун Джиан, стоило Чану легкомысленно отпустить, опороченную его сладким вниманием Тай Ли. И Азула без понятия для себя — была крайне возмущена, не зная от чего больше: то ли из-за того, что Тай Ли предательница, то ли из-за того, что Чан не обратил свой интерес исключительно на нее. Ну вот и как с таким отношением можно кому-то что-то доказать? — Азула переводит взор на брата, все без конца сопротивляясь. В толпе пошли тихие шевеления, затишье набирало напряженные обороты, тогда как Рун Джиан гордо качнул головой, смахивая налипшую на глаза челку. И какого же было немое удивление принцессы, когда вперед выступила, пригретая парой коктейлей Мэй. Рун Джиан протянул ей галантно руку, отчего Мэй нерешительно сделала шаг навстречу, — не успела Азула и глазом моргнуть, как за честь собственной девушки вступился разъяренный Зуко, приближаясь к Рун Джиану с такой скоростью, что, казалось, он мог обогнать молнию.

      — Ты не посмеешь! — Зуко вонзился в него со всей звериной грубостью, не в силах стерпеть столь открытого унижения.

      — Остынь! — вмешался Чан, отпихивая Зуко. — Это всего лишь игра, — Чан подбадривающе коснулся плеча Зуко, а Зуко в свою очередь еще мгновение и готов запястье Чану наизнанку вывернуть.

      — Зуко, перестань! — вмешалась уже Мэй, строптиво отталкивая, да с таким пренебрежением, что Азуле показалось, будто это доставляло Мэй невероятное, ни с чем не сравнимое, удовольствие. Наконец-то она смогла довести его практически до порога его нежной выдержки, выдергивая металлический стержень. И Зуко сорвался. И Зуко вспылил! — он замахнулся, да так, что поведи его чуть в сторону, то беспринципный кулак столкнулся бы с самодовольной физиономией Чана, раскраивая губу. Он несдержанно ударил. Ударил воздух. Намеренно промазал, беря себя вовремя в руки, с полным негодования лицом отступая в поражении. А ты научился проигрывать, братец!.. — с польщением подметила Азула, пока Мэй незаметно наслаждалась эмоциональным срывом собственного парня.

      Рун Джиан объял ее узкие плечи, посмотрел с томным романтичным вызовом, а затем приблизился, да так осторожно, словно еще мгновение и его сухие губы спугнут дрожащее пытливое пламя, что покачивалось на тоненьком фитилечке неподвижной мрачной свечи. Зуко все без конца казалось, что Мэй хочет — хочет поцеловаться с тем лохматым неотесанным парнем. Что она яростно желает сделать больно. Изменить. Изранить при всех его и так настрадавшееся сердце, — это было его самое яркое заблуждение, уничтожающее гордость. И она отдалась. Отдалась бесстыдно и на его глазах — прямо в оскорбительный посредственный поцелуй на виду у всех присутствующих. На глазах собственного парня. Падая в грязные несдержанные руки кого-то мало знакомого, — их безмолвное слияние показалось Азуле судьбоносным, а все происходящее — непростительной грязью, от которой им всем еще долго будет не отмыться. Азула могла наблюдать за тем, как на глазах брата проступили блеклые слезы, обрамленные нездоровым румянцем разгорячённых гневом щек.

      Минутное замешательство, Мэй с важным видом отстранилась от Рун Джиана, чтобы с особой жестокостью приложиться о его лицо хлестким ударом. Он с неожиданности качнулся, но сохранил равновесие, а сделав пару шагов — повалился позорно на пол. Гости, словно взбесившиеся животные — громко взревели.

      — Зузу… — Азула, крадущась, подходит ближе, с полным замешательством разглядывая его странное преисполненное гневом лицо. Он брезгливо дернул плечом, стоило ее ладони в фальшивой поддержке коснуться. Он открыто и без прочей напускной мишуры демонстрировал ей свое взбешенное непримиримой злобой выражение, не имея и малейшего понятия, как в такой чудовищной ситуации поступить. Их взгляды пересеклись, и они замерли, не спуская друг с друга глаз. Словно остались одни во всем мире. Потом Азула с видимым усилием отвела свой взгляд.

      — Не называй меня так! — возмущенно рявкнул, да так резко, да так пронзительно громко, что если бы не представление и та оглушающая музыка — это бы несомненно привлекло внимание. Он сделал пару шагов, отходя, ища в уединении защиты, стараясь оградиться от несуществующих нападок, цепляясь за стол, наполненный привлекательными, но опороченными чужими руками — угощениями, — вставая ко всему происходящему упрямо — спиной.

      — Ты что хочешь, чтобы все знали: кто ты? — Азула сдержанно подтрунивает, игнорируя его болезненную озадаченность.

      — Да! — резко развернулся, близко-близко становясь, да с таким разбереженным озлобленным лицом, что еще мгновение и он вцепится своим недовольством ей в шею. Кровожадно. Деспотично. Бесхребетно.

      — Отлично! — злится в ответ, всплеснув руками, пропуская очередной зрелищный поцелуй Тай Ли. — Тогда пусть знают и то, что ты жалкий беспризорник, — она без сожаления принимает правила жестокой игры, выливая на него всю скопившуюся желчь, что вскипала и фонтанировала, стоило ему хоть на мгновение раскрыть рот и начать говорить гнусности. — Что ты побирался почти три года неизвестно где, со старым пьяницей — врагом нашей страны, поедая помои и сливая нечистоты в море! — она экспрессивно подчеркивает его место, отчего он, взвинченный — растерялся, не зная что ответить, забегав трусливо глазами. По его лицу скользнуло непередаваемое выражение, прежде ему совершенно несвойственное, но в то же время идеально ложащееся на те слухи и сплетни, которые довелось слышать о нем. — Ну все! Известность тебе обеспечена, — ее тон сделался угрожающим, невозмутимо пугающим, что ставит его коварно на место, отчего он моментально приходит в себя, словно в холодные воды окунувшись.

      — Прекрати паясничать! — запугивающе выставил указательный палец, желая всего лишь одного — чтобы она немедленно замолчала, не считая нужным церемониться, оглушенный чужими возгласами.

      — И не подумаю… — разочарованно на выдохе добавила, утонченно делая глоток. — Что, правда глаза колит? — с голосом, полным насмешек — издевается, а он аж в ярости покраснел, желая вылить все свое неуемное недовольство на ее нелицеприятном обществе.

      — Перестань! — процедил сквозь зубы, посматривая опасно, без толики сдержанности.

      — А то что? — глумливый тон. — Думаешь, избавился от шрама и все всё забыли? — гнусный удар по запрещенным местам. — Забыли о твоем позоре на всю страну? Забыли о твоей наглости? Забыли о твоих нелицеприятных похождениях? — старательно и без особого труда ставит его на место, сбивая разбушевавшуюся спесь. — Забыли сколько раз ты упускал аватара? — оскорбительно тычет в него пальцем, заставляя Зуко с неопределенностью спрятать взгляд. — Не льсти себе, папа вернул тебе титул и наследство лишь потому, что я за тебя вписалась! — практически смеется ему в лицо, наслаждаясь его молчаливым проигрышем, ведь ему, оказалось, нечего противопоставить. — Ты ему не нужен, — беспощадно бьет по больному. — Ты и Мэй не нужен! — с особым садизмом добавляет саспенса, с невероятным цинизмом наслаждаясь его поруганной честью. — И дядя с тобой только из-за жалости, потому что смотреть противно, как ты сопли по лицу размазываешь! — а от услышанного на его лбу аж проступила испарина, он был шокирован до глубины души, не зная, чтобы такое гадкое в ответ выкрикнуть. — Дедушка от тебя в открытую плевался! Все что ты имеешь сейчас — ты обязан этим МНЕ! — самодовольно окунает в грязь, втаптывая его самолюбие поглубже. Она даже дьявольски улыбнулась, настоятельно корча из себя неприступное благочестие.

      — Заткнись! — крикнул он ей в лицо. — Заткнись! Заткнись! — практически зашелся в яростной истерике, уже не скрывая, что каждое ее слово приносило нестерпимую боль. Он протянул к ней свои руки, жестоко хватая за грудки, вознося угрожающий кулак, желая приложиться о ее роскошную эгоистичную физиономию, вовремя останавливаясь. И на ее лице появилось и сразу же исчезло то непередаваемое выражение — она испугалась, всего на секунду, но так отчетливо, так ярко, — вот настолько ее поразила обезобразившее его лицо гримаса, ведь именно в тот момент о нем можно было бы сказать, что он убил человека или же в состоянии легко это сделать.

      — Корона. Титул. Слава и почести! — а она невозмутимо продолжила, распахивая от радости глаза, готовая внимать его разбереженному состоянию столько, сколько потребуется. — Новое лицо. Эти королевские шмотки, — поддергивает его, касаясь одеяния на плече, хлестко ударив его по крошащемуся на глазах самомнению. — Наличие отца в твоей жизни в конце-концов. Все Я! Ты обязан МНЕ! Я тебя создала! — ставит его на место, без особых эмоций внимая тому, сколь же сильно он оказался в травмирующем замешательстве, не в силах переступить через собственное воспитание.

      — НЕТ! — взревел он, практически касаясь ее лба своим, категорически отметая все обвинения, подозрения и упреки, включая и те, которые еще не были высказаны.

      — Да! — рассмеялась злорадно ему в лицо, отпихивая с силой и не гнушаясь мысли о его прилюдных слезах. — Мне было скучно, — бесстрастно, пережевывая каждое слово, сказала она, не понимая, почему он столь сильно озабочен какой-то Мэй. — И я решила развлечься. А потом получился ТЫ! — ее указательный палец унизительно упирается ему в грудь, продолжая с каждой фразой больно тыкать. — Ты — мое творение. Моя прихоть, — чувствует хруст его костей под своей ногой, довольствуясь его томным изнеженным горем, что полностью отпечаталось на его сломленном лице. — То, кем ты стал — лишь моя заслуга! Одно мое слово — и ты вылетишь! — последнюю фразу она сказала — упиваясь, словно в наслаждении расцветая, приходя в неумолимый катарсис от одного понимания, что Зуко куда хуже сложен, чем она. Он унизительно смолчал, не находя в себе сил противостоять ей, считая поистине устрашающим и всеобъемлющим монстром, что уже успел пожрать его трепещущие чувственные внутренности. — Да. Ты вылетишь быстрее стрелы, — спокойно и не без самодовольства констатирует. — Туда — обратно в грязь, болезни, неизвестность. С пьющим дядей, — когда она говорила, перед его глазами мелькали картинки минувшего ужаса, что удалось пережить. — Вот только нужен ты ему после всего? Не думаю… — приподнимает бровь, с облегчением закончив свою тираду практически на одном дыхании. С минуту он пытался овладеть собой, затем заговорил — веско, эмоционально и с поразительным внутренним достоинством:

      — Мне хотелось думать, что мы любим друг друга… — его мощный голос постепенно затухал, превращаясь в жалкое бормотание.

      — Так я и люблю! — всего какое-то мгновение и она уже впивается в его грудки, прижимая с грохотом к обшитой деревом стене. — Я же все делаю исключительно из любви к тебе! — это прозвучало почти угрожающе. — Почему ты этого не понимаешь? — упрек. — Не ценишь? Почему ты такой неблагодарный? — вцепляется в его взгляд, а он нервно отводит глаза, не готовый ее безрассудству отдаться. — Почему ты бросил меня?! — гнев застилал ее поволокой объятые, непримиримые с этой мыслью — глаза.

      — Потому что ты такая, — он ответил с великодушным пренебрежением, цинично и бесчувственно отстраняясь. — Тебя бросят ВСЕ. Исключений быть просто не может! Ты невыносимая, — наконец признается, измученный.

      — Нет! — холодно возразила. — Это ты невыносимый! — с особым жаром отстаивает. — Ты пользовался мною! И продолжаешь это делать! — на последних словах она почти кричала, желая впиться в его лицо своими острейшими когтями, а он вовремя уворачивается.

      — Разговор окончен, — без особых усилий ставит ее на место, замечая в ней трещину, что проступила во всей красе, позволяющую ранить ее еще сильнее.

      — Если ты боишься — так и скажи! — не растерялась, словно готовая к ответному нападению.

      — Да, нам всем очень страшно, — бестактно юлит, отшучивается, прижимаясь к стене. — Ты же у нас одна такая смелая. Вот сама все и делай, — отказывается от нее, наблюдая за тем, как ее берет горечь. Вся ее смелость и решимость испарились. Он видел перед собой страшно испуганную, растерянную и глубоко несчастную девочку. — Да что с тобой разговаривать? Делай, что хочешь! — гортанно смеется, даже не поглядывая в ее сторону.

      — Четыре и Ва! — провозгласил Рун Джиан, и Зуко резко впился взглядом в собственное запястье, замечая, что его буква вошла в поразительно нечестную игру. Он неотступно вышел вперед, осматривая присутствующих, будто бы ища в каждой девушке свое предназначение.

      — Это… я… — отозвалась неуверенно и довольно сдавленно Тай Ли, выглядя изрядно бледно и болезненно. Азула напряглась, Мэй даже встала со своего места, не веря в происходящее исподтишка. Зуко сделал по направлению к Тай Ли несколько скорых шагов, отчего Тай Ли замешкалась, оглянулась с глупой усмешкой по сторонам, словно открещиваясь от судьбы, что решила сделать столь вероломный удар прямо сейчас. Тай Ли оглядела и Мэй и Азулу с особым трепетом, особенно, когда принц Зуко коснулся ее локтя. Она на одном инстинкте одергивает руку, желая отступить.

      — Испугалась? — спрашивает приглушенно Зуко, не смотря ни на кого, не считая ее присутствие важным. — Только скажи, что струсила и я отступлю. Признай свой проигрыш — опозорься. И мы в расчете, — его голос показался Тай Ли пробирающим и пронизывающим, влекущим к побегу, но она сдержалась, оставаясь на месте, позволяя его рукам обхватить плечи. Напряжение в холле, казалось, доходило до своего апогея, еще мгновение и всё необъяснимо полыхнет, унося безвозвратно жизни присутствующих. Тай Ли оторопело, с угасающей надеждой на спасение, осмотрелась, на трясущихся ногах встала на цыпочки, охватывая разгоряченное лицо Зуко, чтобы с особым пылом грубо притянуть его к себе, приложившись к его раскрасневшимся губам своими. Он, казалось, ничего и понять не успел, как вдруг оказался заперт внутри чужой противоестественной страсти. Она опустилась на пятки, утягивая его за собой, вынуждая унизительно присогнуться. Толпа взревела резко и безостановочно, аплодируя той сумасшедшей искре, что выбилась, казалось, между этими двумя. Азула от негодования даже окоченела, чувствуя на кончиках пальцев пугающих холодок, не понимая, что это такое опустошающее охватило ее с головы до ног, требовательно не отпуская. Всего какое-то секундное замешательство Зуко позволял себе быть гнусным пленником, чтобы в какой-то момент грубо оттолкнуть Тай Ли, выпрямляясь с особым негодованием и призрачным честолюбием.

      — Ну что ж… — вмешался в затянувшуюся неразбериху Чан. — Музыка! — под его подгоняющие движения оркестр заиграл активнее, охотнее, порождая резвую романтичную мелодию, непохожую ни на что иное.

      — Медленный танец! — всплеснул волосами Рун Джиан, понемногу приближаясь к оставшейся без кавалера Мэй, обходительно протягивая ей руку. Заметив такое ярое напряжение, Зуко подбирает себя с разбитого дна, уважительно протягивая в ответ стоящей в бестолковом смятении Тай Ли ладонь, одобрительно кивая.

      — Приглашаю, — краткий приказ, на который, казалось, у Тай Ли не оставалось даже выбора.

      — С-спасибо… — неуверенно хватается в его протянутые пальцы, оставаясь пришибленной и оскорбленной, ее взгляд вяло обводит нетрезвое окружение, что уже начало казаться сворой голодных и злых собак, особенно, стоило ненароком взглянуть на побагровевшую от неописуемого стыда и неверия — Мэй.

      — Подыграй мне, — важно и ни одним глазом не взглянув, деловито продолжил Зуко, карикатурно подхватывая едва начавшиеся ноты, заставляя тело в воинственном танце содрогнуться. Снова. Снова. И снова, пока ритмичные движения полностью не охватили его стальные мышцы, что самоуверенно расслабились на его лощеном лице. Казалось, он все это делал не просто специально, — он маниакально сталкивал их лбами в бесконечном немом поединке, позволяя вооружиться лишь нескромными упреками, что застревали поперек горла у каждой. Тай Ли ощущала себя не просто камнем преткновения, сколько мишенью, на которую наточила зуб не только, гремящая холодным оружием Мэй. Тай Ли нервно сглотнула, вторя движениям Зуко, позволяя ему взять в этом унизительном танце реванш, разрешая его рукам крепко и сильно сжимать ее руку и, вздымающуюся от бешеного дыхания талию. Она заглядывает в его немигающие глаза, с непониманием растворяясь, будто бы в какой-то момент чураясь ощущения, что он и не человек вовсе. Его остывший леденящий взор, направленный будто бы ни на кого и одновременно на всех, — Тай Ли впивается ногтями в его длинные белоснежные рукава, что свободным кроем повисли на плечах. Это и только это заставило Зуко, будто бы от спячки очнуться, медленно, не выказывая столь пугающе ни единой эмоции, с таким невероятно деревянным и обезличенным лицом, он опускает глаза, чтобы столкнуться с Тай Ли необъяснимым наважденческим взглядом.

      — О чем ты думаешь, Зуко? — а она слегка наклоняет голову, сжимая его сильные разгоряченные пальцы, чувствуя от его необъяснимой близости что-то пугающее и волнующее, вроде бы жутко, страшно, а с другой стороны — так пагубно интересно. Все эти мимолетные мгновения теснили ее грудь, мешая сделать вдох, — она словно очарованная с жутковатой улыбкой полегла на его злобном безымоциональном выражении, что казалось непроницаемым, будто самая настоящая маска, что уже практически срослась с ним самим. Он двигался ровно в такт, но столь неумело, будто марширующий, лишенный и толики гибкости. Собранный, хоть и разбереженный — это видно по его выбившимся прядям, придававшим его виду легкую неряшливость. Он был столь таинственно чем-то озадачен, что и сам не заметил, как позволил своей партнерше обуять его навязчивым вниманием, заглядывающую столь истыпывающе практически в душу. Он словно бы упрямо не замечал ее, будто бы все его мысли находились настолько неуловимо далеко от этого места, что Зуко в поисках извечных ответов блуждал где-то там — в неизвестности, в полном забвении. Неживое, немое, безусловно похожее на настоящего человека — но это лишь маскировка, — касается его предплечья, наслаждаясь мягкостью шелковистого одеяния. Сам принц… танцует со мной, — позабыв обо всем, ее глаза в благодарность округлились, ведь среди сборища этих напыщенных, потерявших голову от алкоголя слизняков, он единственный казался чем-то поразительно стойким, вежливым и бесконечно правильным.

      — Признайся: ты все это устроила лишь из-за того, что не можешь себе признаться, что я тебе нравлюсь… — внезапно разомкнулись его уста, выражая в голосе полное отчуждение, холодность и открытое заносчивое омерзение. Его лицо озлобленно дернулось, словно в нос ударил неприятный запах, — он героически старался не показывать своего противоречивого настроя, но сколь бы он не пытался — его маска давала трещину.

      — Нет! — возмутилась Тай Ли, желая в этот самый момент грубо оттолкнуть его, а он держит ее крепко, с подозрением поглядывая на каждого, будто бы заприметив врага.

      — Да, — убедительным и слегка приглушенным сделался его тон, отчего Тай Ли с порицанием вытаращилась, не имея ни малейшего понятия, как заставить его замолчать. А он так и остался практически неподвижен, с важностью зол, наконец разрешая разочарованию воссиять на лице. — Ты просто ревнивая интриганка, — непоколебимо ставит точку в этом вопросе. Это была не просто констатация наисквернейшего факта — он со всем хладнокровием пытался ее в этом чудовищно несправедливо убедить, — заставляя Тай Ли в сиюминутном порыве возжелать собственных слез, что выступили у нее на ресницах. Она была в полнейшем неведении, ни разу не понимая, что бы такого сделать, дабы остановить его. Тай Ли ловит его тронутый напыщенной странностью взор, что он всего на мгновение дарит своей застывшей в смиренном отчаянии сестре. Азула все без конца наблюдает. Видит. Он это жестоко и методично делает для нее.

      — Кто ты? — а Тай Ли не скрывает леденящего интереса, практически в открытую любуясь тем, как старательно он отводит взгляд, не позволяя ни ей, ни кому-либо еще тронуть его за живое. Он так откровенно и пугливо зарывал на два метра под землей собственную душу, что это даже заставляло остервенело улыбнуться. — Почему, ты обвинил в нападении на меня Зуко? Разве ты не Зуко? — ее голос преисполнен завораживающим давлением, которое он с треском не выдерживает — все его запутанные эмоции и чувства гурьбой отражаются на его бледном красивом лице. Всего на мгновение.

      — Что ты сказала? — он опустил на нее краткий взор, чураясь такого липкого внимания с ее стороны, делая вид, что не расслышал. — Тай Ли, не придуривайся, — он внезапно поджимает с умным видом губы, продолжая вести ее в танце также необъяснимо грубо, как и все его действия по отношению к женщинам. — Ты прекрасно помнишь, что я сказал, — его губы трогает легкая усмешка, от которой у Тай Ли холодок прошелся по хребтине, особенно, стоило ему сжать ее пальцы столь сильно, что, казалось, еще чуть-чуть и он без сожаления их сломает. — Я сказал: «Это не я. Это Ли», — последняя фраза была произнесена им с такой правдоподобной интонацией, а то лицо, с которым он на нее посмотрел, заставило Тай Ли в напряжении затрястись. Он оказался столь ярко поражен услышанным, что засомневалась в сказанном даже сама Тай Ли, вовремя прикусывая собственный язык, ведь только боль заставила разум хоть ненадолго протрезветь. В его руках всё: все карты, козыри, Азула, а еще он наследный принц. Он обязательно избавится и от меня… — с полным принятием несколько раз с проступившим на лице шоком, сморгнула Тай Ли, чувствуя, что его танец ведет ее в пропасть с неизбежной кончиной. В его душе ни одна фибра не дрогнет, — она жадно таращилась на него, с каждой секундой лишь больше убеждаясь в причастности Зуко. Ты и есть Синяя Маска! — уверенно сомкнулись ее брови на переносице.

      — Нет, ты такого не говорил… — смело перечит, отчего его берет скорейшая ухмылка, да такая непринужденная, да такая добрая, что это убеждает Тай Ли в той необъяснимой опасности, что исходила с его томным обществом. Я все видела! — продолжает вероломно идти на рожон.

      — Ты плохо выглядишь… — нелицеприятно осмотрел ее болезненный вид. — Паранойя замучила? Я знаю одно место, где из таких как ты делают нормальных… — в его голосе металлом отдавалась бескомпромиссная угроза.

      — Кто такой Ли? — а она все впивается в его лицо взглядом, без устали стараясь поймать его лживые безжизненные глаза.

      — Без понятия, — пожимает плечами как бы невзначай. — Всего лишь самое распространённое имя в Царстве Земли… — а его легкомысленная ложь, сказанная со стоической уверенностью вызывает даже у него улыбку, отчего он в смущении прячется. — Я имел в виду, что этим преступником может оказаться кто угодно… — красиво подытожил, с блистательным самомнением выпрямляясь, задирая подбородок так карикатурно и торжествующе, что Тай Ли не сдержала своего упоительно смешка, а его пальцы внезапно разжались и он оттолкнул ее, невозмутимо отдаляясь.

      — Ты злой человек! — кричит ему вслед, а он даже не обернулся.

      Азула со скрежетом вцепляется острыми ногтями в деревянную колону, беспечно начиная раздирать, стараясь оставаться как можно менее тронутой, стараясь изо всех сил расслабить разбереженное агрессией лицо. Тай Ли… Зуко… как так? Что это значит? — судорожно оборачивается, желая высказать обоим порцию острого негодования, как вдруг внимание Азулы липнет к раскачивающемуся на волнах непринужденного веселья — Чану. А ведь мой номер так и не выпал… — с заговорщическим видом призадумалась, бросая побитый уничтоженный взгляд в растекшуюся на запястье тушь, что только издали напоминала цифру. Дело даже не в том, что ей не удалось ни с кем скрепиться в стыдливом поцелуе, а в том, будто те слова, сказанные Рун Джианом — ни что иное, как заранее задуманная диверсия. «Будешь первой!», — в ее плывущих легкостью воска воспоминаниях, обрисовывается лукавый и излишне бодрый образ парня, что с точностью писца клеймил каждого. Видимо, все было продумано с самого начала… — отчаялась принцесса, не замечая, с какой тяжестью сдвинулись ее изогнутые брови. Эта игра изначально была затеяна вокруг Тай Ли, ведь Чан тогда на пляже пригласил исключительно одну Тай Ли. Ну конечно! — ее разыгравшейся фантазии не было предела, во взгляде каждого она читала тонкий намек на правдивость ее мрачных предположений. Азула делает очередной, обжигающий сладостью — глоток, чувствуя, как холод резко сковал горящее горло. В голове растекался мыльный мерцающий ручей, да столь гладко, да столь плавно, что каждый, родившийся в ее сознании домысел — виделся чистейшей правдой. Эти недоумки сговорились еще на пляже, когда мы играли… — она заливает собственные горести, в глубинах души содрогаясь от столь откровенного признания: что она, по сравнению с Тай Ли — лишь пустое место. Вот поэтому-то Тай Ли выпадала в несколько раз чаще, чем все остальные, — а увеселительный тон Рун Джиана раздавался эхом в голове. Но почему они выбрали Зуко? В отместку ему? — желали растормошить? Но зачем? В отместку Тай Ли? — Азула внезапно застыла, каверзно ухмыляясь той мысли, что прогремела в ее сознании страшной непогрешимой молнией. Этот идиот Рун Джиан… — она нисколько не тратится на манеры, обливая его грязью без какой либо совести, отчего на лице воссияло пугающее ликование, которое она тотчас скрывает запотевшим стаканом, запивая. Гнусный план Рун Джиана по захвату Мэй сработал: сначала Мэй, не в силах повлиять на исход судьбы — сдается ему в руки, в надежде, что это пробудит в Зуко ревность, страсть. И так и происходит, но… — Азула продолжает таращиться на подрагивающего длинной копной волос Рун Джиана. Девочка, что являлась лучшей подругой, девочка, что переплясала и перецеловала на вечеринке каждого — оказывается в центре внимания даже Зуко, с легкой прихоти чужого языка. Ну вот и все. Начались межличностные войны, громкие истеричные баталии, сотрясающие воздух расставания и много кислых мин, что бесконечно меланхолично заливались слезами… — Азула безлико уставилась на прячущуюся руками Мэй, что примостилась на самом видном месте, оторопело, но довольно искусно стараясь выдавить из принца Зуко ну хоть капельку жалости. А ведь теперь они были квиты…

      — Азула! Азула! — бросилась к ней с затравленным видом Тай Ли, пугливо оглядываясь по сторонам. Азуле захотелось дерзко поставить ее на место, навсегда исключая из собственного общества, но она сдерживает необдуманный порыв, всего на секунду представив, что незаменимая помощь Тай Ли может пригодиться. Мало ли, как там события развернутся… — Азула с точностью охотника ищет глазами Зуко, находя за его спиной общество потрясенной и выбитой из колеи Мэй. Должно быть, она изрядно пьяна, прямо, как и все мы… — Азула опускает взгляд, чувствуя нестерпимую волну стыда, что накрывала ее с осознанием тех наговоренных гадостей, которых она не пожалела для родного брата.

      — Чего тебе? — скучающе протянула принцесса, складывая обиженно руки. Высказывая все свое недовольство и разочарование, побежденная правилами дурацкой игры. Если Зуко считает, что может при всех так открыто себя вести, то что Азуле мешает добиться своего иными целями? Небось Зуко считает, что его сестра излишне зажата и не уверена в себе, а от того ее ждет гордый провал.

      — Я… — а глаза Тай Ли, до этого бегающие как от огня, вдруг резко застыли. Остановились, впиваясь в принцессу. — Нет… ничего, — она вдруг заразительно улыбнулась. — Нет, ну ты видела? Видела? Это просто какой-то саботаж, эти мальчики не дают мне прохода… — она карикатурно рассмеялась, провожая вниманием горстку парней, что мимолетно присвистнула вслед.

      — Эти мальчики так клеятся к тебе, потому что ты слишком доступная, — старательно принижает, довольствуясь тем, сколь быстро выбивается почва у Тай Ли из-под ног. — В тебе нет никакой загадки, — посматривает на свои ногти, отставляя пустой стакан, ощущая непреодолимый прилив важности. — Ты простушка. Им вообще все равно, кто ты есть, — на этих жестоких словах, Тай Ли моментально скуксилась, съежилась, будто от неожиданного удара, горестно разрыдавшись. — Ну ладно, ладно… успокойся, — она тотчас же сменяет гнев на милость, как только ей удается воочию насладиться чужим горем. Тай Ли искренне не понимала, что же такого сделать, дабы ее принцесса не была к ней столь строга. — Я не хотела так говорить… — Азулу берет обжигающая совесть, воспрянувшая воинственностью по отношению к собственному брату. — Слушай, может я так сказала, потому что я немного завидую, — Азула спрятала взгляд, не имея ни малейшего понятия, как стоит себя вести в сложившейся ситуации. Все произошедшее наяву демонстрировало то, с какой ветхостью разваливалось все, к чему она прикасалась.

      — Что?! — резко отступила от собственной горечи Тай Ли, с неверием переспрашивая. — Ты завидуешь мне? — ее удивление отразилось не только в ее голосе, но даже в игривом миловидном лице. — Но ты же самая красивая, самая умная, самая лучшая девочка на свете! — она сказала это с таким придыханием, что даже не удержалась и взяла принцессу за разгоряченные пальцы, проявляя несметный накал нежности, от которого у Азулы заалело лицо.

      — Что ж… ты конечно во всем права, но почему-то мальчики ведут себя со мной так, как будто ждут чего-то ужасного… — она болезненно отстранилась, упрямо опуская глаза, не имея и малейшего желания смотреть в собственное отражение и впредь. Ей было невыносимо стыдно. Перед всеми: пред отцом, перед страной, перед собой. Она не могла больше убегать от столь явной мысли, что совершенно никому не было до нее дела. Что совершенно никому она даже не нравилась, и даже не то, что как человек, а даже как девушка. Словно она и не девушка вовсе. Да что со мной не так? — ее глаза обволакивала выплеснувшаяся с алкоголем — неукротимая печаль.

      — Но ты вскоре и правда сделаешь им что-то ужасное, — а Тай Ли шутливо подытожила, желая поддержать, но у нее не получалось. — Я уверена, что они тебя просто боятся, — и именно это, сказанное Тай Ли, кажется: наобум — необдуманно, отдается в сердце тоскующей ноющей болью, ведь перед глазами встает переполненное злостью и разочарованием лицо Зуко. — Ладно, если хочешь понравится мальчику, просто смотри на него, улыбайся и смейся над любой его шуткой, даже глупой, — а Тай Ли методично продолжила, находя самый банальный выход из сложившейся ситуации. — А еще они как и женщины — очень любят, когда говоришь им комплименты, подчеркивая их силу, красоту и ум! Это очень важно — показывать свою симпатию, благосклонность и доверие. Ведь им нравится то, как они чувствуют себя рядом с той или иной девушкой, а все остальное — не особо-то и важно, — она по-детски хихикнула. — Они во многом такие же обычные люди как мы с тобой, — а Тай Ли хитро поиграла бровями, обаятельно поджимая губы. Как все просто! — закатила Азула глаза.

      — Что ж… это звучит очень плоско и глупо, — а ее губы нехотя размыкаются, в глубине души соглашаясь, ведь все эти мальчики слишком глупы и недалеки, чтобы добиться расположения такой умной, хитрой и величественной Азулы. Кто они, а кто она. — Давай попробуем! — а Азула резко меняется, словно нашедшая выход из непроходимых дебрей, завидевшая в конце пути сверкающую своим ожиданием надежду.

      — «Эй, привет, сладкая конфетка! Тебе нравится эта вечеринка?», — Тай Ли довольно гротескно понизила голос, с выпяченным самодовольством пытаясь вторить нелепым мальчишеским замашкам. От ее вида Азула опешила. Услышанное заставило ее искренне возжелать рассмеяться. А Тай Ли старательно продолжала выделывать бдящий нахрапистый взор, на что Азула не удержалась и нервно захохотала, чувствуя долгожданное облегчение где-то в области сердца, словно бушующий ураган моментально стих, а тяжелейший камень с души наконец рухнул. Она так распалилась в своей бесчинствующей радости, что это скорее походило на злобное помешательство. Ее звонкий мелодичный смех, казалось, остался незамеченным. Немного повременив, она с сумбуром огляделась, замечая, как рядом стоящие люди с нарочитой брезгливостью поспешили отдалиться, безжалостно проходясь по гордости принцессы своим искренним недоумением. Ее вдруг резко накрывает волной необъяснимой горечи, ее губы затряслись, казалось, Тай Ли и вовсе упустила этот момент, ведь на столь явную оживленность пришла и Мэй. Ее взгляд был чернее ночи, слегка припухшие веки и мокрые слипшиеся ресницы выдавали острое несчастье, печаль, в которой она зарывалась, будто в сырой земле. Азула лишь выше приподнимает подбородок, не взглянув на подругу, принципиально отворачиваясь. Мэй замечает такое беспросветное безразличие, отчего прильнула с удивительной лаской к Тай Ли. Не произнося ни звука, она берет ту под руку, мягко прислонив опечаленную расстроенными чувствами голову, прямо на плечо бойкой Тай Ли.

      — И ты на нее не обижаешься? — возмущению Азулы не было предела, она нервно оглянула густонаселенное помещение, выискивая хоть какую-то жертву для своих неупокоенных амбиций. Плакать и ждать помощи бессмысленно! — ее аж всю корежит от чужой слабости.

      Мэй отстранилась, поглядывая мягко и растерянно на то на Азулу, то на Тай Ли, не произнося столь трагически ни слова, будто бы в ней неуемно продолжали бороться две стихии, два дракона.

      — Извини, Мэй. Ничего личного, правда, — Тай Ли покаялась, опуская глаза, моментально ссутулившись, ведь столь глупая разыгравшаяся шутка стоила кому-то целых отношений.

      — Я сама виновата, — наконец выдохнув, начала свою исповедь Мэй, стараясь унять ту боль, что поблескивала неукротимыми слезами на ее остекленевших глазах. Она была в ужасе. Случившееся ударило по ней, по ее гордости, по ее чести, по ее сердцу, разрывая на мелкие кусочки. — Не надо было давать Рун Джиану целовать меня… если бы я знала, что Зуко будет так против…

      — Что он тебе сказал? — вклинилась со скрипучим дерзким цинизмом Азула.

      — В том то и дело, что ничего. Ни словечка, ни звука, только тогда, когда он встрял между мной и Рун Джианом, пытаясь помешать. А после тишина. Жуткая тишина. Он даже больше не смотрит на меня, ему словно все равно… — она говорила холодно, но невероятно растроганно, опечалено, будто никак не могла предугадать такой ошеломительной реакции на безобидную игру. — Почему он так сделал? — обратилась она с нервным требованием к Азуле, что беспечно осматривала снующих ребят.

      — Потому что он считает это оскорбительным, — невозмутимо подытожила Азула, с каверзным безразличием выдохнув.

      — Но это же просто игра! Там все целовались! Он ведь даже целовался с Тай Ли! — не прекращая пререкалась Мэй, переживающая свою неповторимую трагедию. Она никак не ожидала, что Зуко и вправду сможет ее бросить. Легко! — пожимает плечами в подтверждение собственным мыслям Азула.

      — Ой, Мэй, не прикидывайся, ты хотела вызвать его ревность, а в итоге вызвала ярость, — парирует Азула, находя все происходящее забавным. — Твоя беспринципность сыграла с тобой злую шутку.

      — Девочки, я вообще считаю, что это какая-то подстава, — надула губки с серьезным видом Тай Ли. — Мне кажется, что это все подстроено. Мой номер выпадал практически через одного, я перецеловала невесть сколько парней… — с ошеломлением подытожила обиженная Тай Ли.

      — Пятнадцать, если быть точной, — подтвердила Мэй.

      — Разберемся, — нервозно вздернула губу принцесса, наконец с отдушиной ухмыльнувшись, стоило ее бескомпромиссному взгляду уцепиться за развязную кривую гостеприимность Чана, что вовсю уже обихаживал какую-то девушку. У этой девушки было бледное лицо, в нем не имелось ни грамма чего-то красивого, цепляющего или запоминающегося, ее волосы по структуре напоминающие скорее солому, собраны точно у ослицы — в хвостик. Азула искренне возмутилась, не понимая, что же такое ей сделать, чтобы привлечь его внимание, однако, эта игра в нормальных подростков изрядно затянулась, становясь навязчивой, а по истечению времени — безумно скучной. Она деликатно двинулась в сторону Чана, с невозмутимой элегантностью беря со стола очередной стакан, с плещущимся на дне разноцветным пойлом. Сладкое, легкое, газированное и приятно холодное, — по стакану растекались леденящие горячие пальцы — капли, пока Азула маниакально не сводила глаз с напыщенности Чана. Он тут главный авторитет на деревне, — усмехнулась собственным мыслям, совершенно точно улавливая, что жизнь в Кальдере и жизнь на Угольном Острове — две диаметральные противоположности. Мнишь из себя крутого? — от столь яркого вызова у нее аж мурашки пробежались по коже. Она с важным выражением делает последний глоток, ощущая во всем теле невероятную плавность и невесомость, готовая спустить все свои мысли с поржавевших петель. Это ты все устроил, — замечает издалека, на противоположном конце холла, неморгающий нервный интерес Зуко. Стоило обернуться назад, как Тай Ли и Мэй с надеждой поглядывали вслед. И она уже ощущала их незыблемую поддержку. Глупо. Как глупо искать врагов среди кучки обыкновенного зажравшегося сброда, — но Азуле было все никак не принять ту ситуацию, в которой все лавры и почести воздавались кому угодно, да тем более столь незаслуженно. Особенно, когда так откровенно Чан подрывал доверие в их небольшой компании. Пришло время поквитаться.

      — Эй, Чан, — Азула притерлась к его плечу, посматривая снизу-вверх, улыбаясь столь хитро, будто дикая лисица. — Может покажешь мне свой дом? — ее интонация была скорее побуждающей, чем рождающей полноценный приказ. На ее глаза вовсю полегла разгоряченная сладость алкоголя. Чан довольно усмехнулся, протягивая руку, предлагая пройти на широкоплечий балкон, — Азула успевает заметить, как Зуко дернулся, желая встрять в намечающийся дуэт, но его останавливает ее грязный ожесточенный оскал. Что, Зузу, думаешь, только тебе все позволено? — она не пожалела его ни единым нервом, считая брата подлым. Неопределившимся. Висящим где-то высоко в воздухе, что без конца искал улетучивающееся из-под пальцев равновесие. Выше нос и ноль внимания, — его вынужденный девиз, под который он нехотя подстроился, который он избрал, исходя от противного.

      — Тебе нравится вечеринка? — оставшись наедине, Чан облокотился на балконный выступ, опуская свой задумчивый и довольно остывший взор в переливающуюся в ночи воду. Кожи коснулся приятный томный холодок, — Азула делает глубокий вдох, ощущая во всем теле трепет, не зная, как побороть тот детский восторг, что охватил ее.

      — Никогда до этого дня не была на вечеринках… — признается, но делает интонацию старательно саркастичной и было сложно понять: правда это или же нет. Чан вдруг оцепенел, устремился в звездную даль, чтобы следом обернуться к принцессе.

      — А ты красивая, — его тон стал удивительно томным, отчего Азулу одернуло как от огня. Ей было чрезвычайно неприятно в его гнетущем обществе, но именно таким образом она могла прямо сейчас что-то доказать! Не только всем остальным, но и самой себе. Я чего-то, да стою! — уверенно подбадривает себя, делая шаг ближе. — По тебе видно, что ты не такая как все. Не такая, как те, кто пришел ко мне. Ты мне сразу понравилась, — он ошеломляет ее своим признанием, заставляя отуманенный алкоголем разум путаться и блуждать, разбирая его слова на бессмысленные звуки. Он вдруг обернулся, посматривая в ее лицо так, словно это доставляло ему искреннюю радость.

      — Ты не хотел приглашать меня! — возмутительно добавила, отводя тут же взор, стараясь перевести все в глупую шутку.

      — Мне хотелось вызвать твои интерес… — наконец выдохнул, разморенный солоноватым воздухом, который пах свободой. — Я бы все равно позвал тебя, правда, тот парень… — он имел в виду Зуко, Азула поняла это без лишних уточнений. — Мне казалось, что он твой, а та недовольная подружка — это его сестра… оказалось, что я был не прав… — он тотчас же закрыл лицо ладонью, начиная глупо смеяться. Азула, вторя его смятению, смеется в ответ, а ее лицо выражало странную, еле уловимую грусть. — Ты ведь не отсюда, правда? Никогда раньше я не видел тебя здесь… — он засмущался, отчего Азула улыбнулась только шире.

      — А ты не такой уж и глупый! — восторженно подмечает, совершенно теряясь в сложившейся ситуации, все советы Тай Ли как рукой сняло, она запуталась. Она блуждала в агонии собственной неуверенности, стараясь растопить лед своего напускного величия. И чем больше она старалась перед кем-то раздеться — тем сильнее сопротивлялось все ее существо.

      — А я вообще человек хороший, — надменно добавил, раскалывая тот методично выстроенным им образ.

      — Чан, у тебя такие красивые руки, — томным голосом добавила, лишь слегка дотрагиваясь до его напряженных предплечий, корча из себя смесь польщения с восхищением. Ему безусловно нравится ее легкий необдуманный комплимент, он заострил на ней взгляд, находя ее лицо беспечно счастливым, а от того и жутким, но он поддается вперед, обхватывая ее ладонями, чтобы запечатлеть на ее губах невесомый осторожный поцелуй. Азулу разразил внутренний огонь, от шока она застыла в ступоре, при этом испытывая дикое невероятное счастье, словно всего за пару мгновений ему удалось разубедить ее в собственной невидимости, в собственной заурядности и ничтожности.

      — Почему мой номер так и не выпал в вашей дурацкой игре? — нескончаемый упрек в тоне, стоило ему наконец отстраниться. Он с замешательством спрятал взор, тогда как Азула не прекращая видела в нем изворотливого ужа, переполненного самой разной ложью.

      — Э… — он потупил взгляд. — Это Рун Джиан был ведущим. Я не знаю, — она не поверила ему, хотя в нем читалось истинное непонимание, тогда как Азула не могла отделаться от ощущения, что над ней прилюдно посмеялись. — Да много чьи номера и буквы не выпали, не стоит так беспокоиться, — он пытается ее поддержать, делает шаг на встречу, а она моментально отступает, не давая даже в мыслях приблизиться. — Странная ты, неужели это так важно?

      — Моя подруга только что рассталась с парнем, а другая перецеловала сброд твоих друзей, уверена — это не случайность, — Азула хотела бы разозлиться, но у нее уже не было сил, однако, она чувствовала себя скверно. Она испытывала на себе такое бремя, будто в одночасье стала посмешищем, обвиняя во всем дурацкую, не оправдавшую ожиданий, вечеринку.

      — Э-э… — он странно ужимисто ухмыльнулся, чем подтвердил ее опасения. — И вообще: хорошие девочки не играют в такие игры. Считай, что тебе повезло, — коварно добавил.

      — Это что сейчас такое было? — рассмеялась она, переполненная рьяного протеста. — Ты мне диктуешь? — она спросила предельно спокойно, хоть это и вызывало в ней нервный нездоровый трепет. Да как ты смеешь? Ты кто такой вообще? — а ее всю аж переполняла каверзная радость.

      — Я не это имел в виду, — он скукожился, явно не ожидая, что разговор заведет в такое русло. — Ну ладно, мне пора… — возжелал скрыться.

      — А ну стой! — агрессивно и невероятно резко, она вонзилась в его ворот когтями, да вздернув с такой силой, что его сильные руки уже не казались настолько сильными.

      — Эй, ты чего? — он ухватился в ее запястье, а она бьет его по лицу, да с такой силой, что это даже выбивает в ней пламя радости. Чан вздрогнул от неожиданности, но устоял. Замешательство, неловкость, паника, в которых они растворились, пререкаясь у ночного неба на виду. Молчание. Взгляд. Глаза в глаза. Безотрывный. У нее — бескомпромиссный, у него — непонимающий. Ее руки продолжали стягивать ткани его одеяний.

      — Целуешься ты отвратительно! — она сказала это с особым садизмом, желая размазать его самолюбие также, как по утрам Зуко размазывает по тосту джем. — И вообще — ты мне не нужен. И твоя вечеринка полный отстой! — чем больше грубостей и гадостей она говорила, тем отчетливее сияло ее опьяненное, разморенное негой лицо. Послышался резкий шум, стук, грохот. Люди в холле заверещали, стали разбегаться и очень оживленно галдеть. Чан уже готов был уйти, как Азула насильно, резко тянет его в свою сторону, чтобы неожиданно отпустить, вовремя отступая. Он налетел на деревянные ограждения, которые под его весом накренились, окончательно треснули и проломились. Она могла заметить его испуганный обездоленный и молящий о помощи взгляд. Он протягивал ей руку, а она лишь невесомым прикосновением подтолкнула, давая незыблемым потокам ветра взять его в свои руки. Он полетел с оголтелыми визгами прямо вниз, пока Азула с полным безразличия лицом подошла к самому краю, с удивительным интересом наблюдая, как полуночные воды разверзлись, с всплеском принимая Чана в свои объятия. Должно быть, там совсем неглубоко, — Чан резко вынырнул, забарахтавшись, бросив в Азулу полный ненависти и негодования взор.

      — Я вам сейчас всем покажу! — сумбурно раскричался он, покачиваясь на поверхности океана, тогда как легкий ветерок случайно коснулся волос Азулы, заставляя их в мрачном немом танце качнуться. Она осталась неподвижна, не только в движениях, но и в эмоциях. Неизвестно откуда взявшийся гортанный рык с самых низов неукротимого океана — напугал впопыхах оборачивающегося Чана, особенно, стоило над легкой трепещущей гладью показаться острому бирюзовому гребню.

      — Что это? Что это? Монстр! Спасите! — взревел объятый ужасом Чан, озираясь по сторонам, начиная судорожно грести в сторону берега, подгоняемый неизведанным морским чудищем. Приглушенный рык становился отчетливее, необъяснимее, эхом отражаясь от мрачных горных хребтов, подхватываемый гудящими деревьями, заставляя поджилки Чана в страхе затрепетать, а желание жить — дрыгать конечностями быстрее. На плаву показались чужеродные, сверкающие потусторонней зеленой — глаза и возвышающиеся острыми копьями — рога, — Чан заверещал во все горло, словно предчувствуя, что зловещая демоническая пасть вот-вот раскроется и с кровожадным клацаньем захлопнется у его ног. Невозмутимо пожав плечами, Азула вернулась в холл, замечая поразительную оживленность. Все стояли на ушах, без конца переговариваясь, заговорщически шепчась. Кучка ребят стеной окружала кого-то в центре, все без конца улюлюкая и завывая.

      — Зуко, не надо! — закричала вдруг Мэй, да так пронзительно, что внутри у Азулы все сжалось. Мэй хотела было вырваться в центр обезумевшей толпы, да ее останавливает Тай Ли. Что происходит? Обстановка с невероятной быстротой накалялась. Пробираясь вглубь, проталкивая плотно выстроившихся ребят, она останавливается, как только взору удается различить силуэт Зуко, что с полным бешенства лицом нависал над полегшим Рун Джианом. Его кулаки воинственно возвышались, готовые вот-вот сорваться в кровопролитный пляс. В его взгляде горел неукротимый бесчинствующий огонь, на полу оказались разбросаны острые крупные осколки. На щеке Зуко виднелась кровоточащая царапина, что уже обрамляла воспаленная припухлость. Рун Джиан, подбадриваемый толпой своих друзей, нервно вскочил на ноги, утирая пролитую кровь.

      — Ну давай! Давай! Иди сюда, сейчас все обсудим! — Рун Джиан бравадно и довольно истерично бросил тяжело дышавшему Зуко.

      — Да что ты говоришь? — это должно было быть усмешкой, однако прозвучало как угроза. Зуко молниеносно приблизился, не разгибаясь из боевой стойки, не опуская желающих всласть впиться в чужое лицо кулаков. Мгновение, громкий ор, крик, доходящий до мрачного апофеоза. Рун Джиан резко срывается в сторону Зуко, нацеливая угрожающе руку, чтобы нанести с особым остервенением удар, — и Зуко уворачивается. Легко. Точно. Без особых усилий. Удар. Следом. Еще. Вновь. И все мимо, только разрезающий воздух свист. Сильный грубый толчок, Зуко отпихивает Рун Джиана, что успел потерять бдительность, запутавшись на своих опьяненных ногах. Его кулак врезается под дых врагу и Рун Джиан валится на пол, но тотчас же следом подгребает разбежавшиеся в полуобморочном состоянии силы. Толпа визгливо улюлюкала, требуя больше крови, больше зрелищ.

      — Ты пожалеешь! — вырывается вперед разозленный своим провалом Рун Джиан, желая реабилитироваться в глазах друзей. Он замахивался и замахивался, все без конца мечтая попасть по ненавистному врагу. Зуко оступается, напирая на толпу зевак. И вот он. Вот этот момент, когда грозный кулак Рун Джиана настигает своего обидчика прикладываясь к его лицу. Зуко покачнулся, заваливаясь в толпу, неожиданно для самого себя растеряв равновесие. Несколько парней придерживают Зуко под руки, помогая приподняться, бросая в гущу событий вновь, требуя наконец закончить поединок. Они окружали и щемили их своей безжалостной вероломной цепью, вынуждая бороться до предсмертного хрипа. Стирая с лица подоспевшую кровь, Зуко идет в наступление, одним ударом ноги отшвыривая покачивающегося Рун Джиана, что тотчас же рухнул, утыкаясь лицом в пол. Зуко попал ему прямо в голову, заставляя упасть практически сразу. Толпа закричала, поддерживая победителя. Они стали хором считать:

      — Один! — ревели всем скопом. — Два! — взгляды устремлены к пускающему кровь и слюни Рун Джиану, что зашевелился и, сгруппировавшись, сумел даже сесть. — Три! — пробил условный гонг и Зуко, как победителю — зааплодировали, да так, словно его выступление — самое долгожданное зрелище на нынешнем торжестве. Длинные, закрывающие лицо волосы Рун Джиана вымокли, приобретая багровый оттенок, он сплюнул горстку свернувшейся крови, послышался глухой звон. У него вылетел зуб, но, казалось, Рун Джиану не было до этого никакого дела, он отбросил чувства, с полным презрения лицом, провожая победу противника. Рун Джиана подхватила парочка ребят, оттаскивая подальше. Он кричал, замахиваясь на собственных друзей, желая вернуться на самодельный ринг, чтобы воздать обидчику, но его скрутили, насильно усаживая на скамью.

      — Что случилось? — в недоумении поинтересовалась Азула, приближаясь к Мэй и Тай Ли, на которых от шока лица не было. Первой вступилась Тай Ли, крепко и по-родительски придерживая разбитую и потерянную от всего случившегося Мэй, что не произносила ни звука.

      — Зуко и Рун Джиан сцепились. Не понимаю, как это произошло. Просто в какой-то момент Рун Джиан что-то бросил в сторону Зуко. Вроде минута. Две. Тишина. А затем Зуко отшвыривает Рун Джиана. Тот налетел на какую-то вазу, а потом началась драка.

      — Это все из-за меня… — очень тихо подтвердила Мэй. — Это я во всем виновата, — Мэй была откровенно пьяна и чересчур сильно бледна.

      — Нет, дело не в тебе, — язвительно умничает Азула. — Зуко просто решил отстоять свою честь, — она сказала это с полным ворохом невозмутимости.

      — Кстати, — подобралась ближе Тай Ли. — Мы узнали, что Рун Джиан собирал дань с тех, кто хотел целоваться с конкретными людьми, ведь он оказался ведущим на этой дурацкой игре, — Тай Ли нахмурилась, расстроилась, но осталась сдержанной. — В общем все парни, которых я целовала — просто заплатили Рун Джиану. Я так понимаю, что Чан таким образом зарабатывает на подобных мероприятиях.

      — Какая низость, — с тяжелым сердцем выдохнула Азула.

      — Даже на драке они умудрились сделать ставки. К нам подходил вон тот паренек, — указала куда-то в толпу людей Тай Ли. — И предлагал сделать ставку, — в ее голосе бурлило возмущение. Она не успевает договорить, как со скрипом отворяется входная дверь, распахиваясь с такой силой, что чуть не задевает рядом стоявших ребят. Вымокший, злой и замерзший — на пороге оказался сам гвоздь вечеринки. Оскорбленный и униженный Чан. Его волосы растрепались, по лицу скатывалась ровными струйками вода, он нервозно прошелся пальцами по своим прядям, заправляя, — Азула поспешила спрятаться за рядом стоявшую колонну.

      — Кто это сделал? — возмутительно прокричал он, указывая на побитые и разломанные вещи.

      — Это он! — вклинился Рун Джиан, подтирающий кровоточащую губу, вероломно указывая на Зуко, что с безликим выражением взирал на все происходящее, даже не сдвинувшись с места. — Он напал на меня! Он устроил драку! — стал капризно ябедничать.

      — Нынче стало модным обзаводиться кучей друзей, — с дотошной презрительностью процедил Зуко. — Правда, для этого нужно превратить собственный дом в свинарник, — с отвращением, возведенным в абсолют, осмотрел Зуко окружающую его действительность. Неосторожное омерзение на его лице оскорбляло всех собравшихся, — Но для некоторых это не беда!

      — Что ты сказал? — воскликнул Чан, раскрасневшийся от волнения. — Извинись! Извинись за то, что устроил здесь. И за то, что сделал с Рун Джианом.

      — Никогда, — зарычал Зуко, напрягаясь всем телом. — Никогда я не упаду ниже своего достоинства, дабы пресмыкаться перед разбогатевшими выскочками.

      — А ну вот отсюда! — пригрозил Чан. А Зуко срывается с места, бесшумно, резко, не лишенный мрачной элегантности, гневно вперивая в хозяина дома свой несломимый взор. — Что, пришел поесть за мой счет? — карикатурная усмешка, а Чан продолжал давить из себя короля. Зуко не сдержался и на одном импульсе врезал уже ему, прямо по лицу, громким ожесточенным ударом. Чан тотчас же рухнул, не ожидая столь резкой расправы, и в мыслях не допуская, что кто-то посмеет поднять на него руку. В его же доме. На его же вечеринке.

      — Все нормально! — выставил руку Чан, останавливая парней, что бросились ему на помощь, пока Зуко с полным ожесточенного самолюбия видом — вышел прочь, с содрогающим помещение хлопком — затворяя дверь.

      — Ну во-от, а ведь все так хорошо начиналось… — прискорбно опустила глаза Тай Ли, не зная куда приткнуться.