Жизнь Шан Цинхуа до и после перерождения отличалась слабо. Всё время занимала работа, при этом никто особо не придавал ей значения. Сейчас он был главным учеником, но на самом деле скорее посыльным между вершинами. Больше всего времени уходило, конечно, на само перемещение. Ученикам не разрешалось пользоваться мечами вне тренировок из соображений безопасности, так как около тысячи неустойчиво летающих подростков на высоте высотного здания ни к чему хорошему не приведут. Разумеется, нарушители находятся. Чаще всего на пике Цянцяо и довольно долго.

Возвращаясь как можно скорее, почти бегом, с вершины Сяньшу, стараясь не попасться никому на глаза из соображений безопасности, Цинхуа проскальзывает в еловый лес у подножия пика красавиц. Туда обычно не любят ходить из-за темени, стоящей даже в полдень. Исключением, конечно, являлся главный герой, Ло Бинхэ, для которого тёмный, необитаемый и малопосещаемый лес стал укрытием от издевающихся над ним собратьев по пику. Впрочем, сейчас времена главного героя ещё не настали, а значит можно укрыться там без опасности поднятия флага пушечного мяса.

Все дальше пробираясь по едва заметной тропинке к описанной в новелле залитой солнечным светом полянке, Шан Цинхуа начал слышать тихие звуки, подозрительно похожие на всхлипы или даже судорожные вздохи. Слишком жалобные для пикантной сцены, но слишком тихие и сдержанные для страдающих героинь Пути. Не в силах обуздать своё любопытство, Шан Цинхуа замедлил шаг, стараясь как можно аккуратнее ступать по опавшей хвое. На краю поляны, в тени особенно большой ели боком к невольному зрителю, в почти идеальной позе для медитации сидел юноша, его губы были закушены, глаза сильно зажмуренны, а руки дрожали. После ещё нескольких глубоких судорожных вздохов он встал, отряхнул белые одежды ученика Цинцзин, с силой похлопал себя по щекам и, проведя пальцами между немного спутавшимися волосами, попутно вытащив сор, элегантно удалился.

Шан Цинхуа шокировано стоял, плотно прижав ладонь ко рту.

Это был Шэнь Цинцю.

У Шэнь Юаня была ломка. Он чувствовал себя героинщиком, которому не хватало дозы. Тишина оглушала привыкшего к постоянной музыке. Спокойствие окружающих людей доводило до тихого бешенства его привыкший к суете двадцать первого века мозг.

Этот мир был жесток. Чрезвычайно жесток. Рабство и нищета были сами по себе изматывающими, тяжёлыми и ужасающими, но это хотя бы встречалось в реальном мире, и Шэнь Юань заранее имел какое-то представление из дневников и рассказов, которые заставляли читать на уроках самоподготовки в школе. Волшебные звери и растения, поражающие где-то креативом, где-то идиотизмом, были куда опаснее. Они маскировались, эволюционировали со скоростью, во много раз превышающей скорость эволюции в нормальном мире. Только люди оставались людьми.

«Или совершенствование — тоже своего рода эволюция? Значит ли, что культиваторы — новый вид людей? Хотя нет, глупость какая-то, культиваторы ещё могут иметь детей с обычными людьми, это больше похоже на модификацию тела. Не передается по наследству, но у человека с рождения может быть или не быть предрасположенность».

Постоянные мысли обо всём на свете в одно время успокаивали, а в другое сводили с ума. Без постоянного доступа ко всемирной паутине всё ощутимее и ощутимее становилась атмосфера настоящей изоляции. Во время пандемии и то было проще, ты сидел дома, но в твоей руке все ещё был весь мир. Здесь же ограничение одним пиком, едва насчитывающим сотню человек, ощущалось даже не глухой деревней, где все друг друга знают, а одним многоквартирным домом посреди тихого океана.

Тишина давила на уши как никогда прежде, а медленные мелодии циня звучали ужасно нудно в сравнении с любой песней современности. Лишь дворовые песни низшего сословия были достаточно заводными, чтобы не хотелось заснуть. Впрочем, эти песни на пике изящных искусств были не в почёте. По статусу не положено. В конце концов на пике Цинцзин абсолютное большинство учеников было родом из знатных семей. Была, конечно, ещё и горстка детей особенно богатых купцов да бродячих совершенствующихся. Непонятно правда, что последние вообще тут делают, но они есть.

И только Шэнь Юань был безродным сиротой, чудом попавший на Цанцюн. Реакция соучеников была… разной. Молодые господа, до этого знавшие простолюдинов только в качестве слуг, не собирались воспринимать его равным. С детьми купцов было попроще, они сами не были знатны, но разница в воспитании все равно бросалась в глаза.

В этом мире всё решал статус, подняться в котором очень и очень сложно. Хотя возможно, не в сфере совершенствования, где главным фактором выступала скорее полезность в разных её проявлениях: будь то сила, чтобы побеждать опасных тварей; мастерство, чтобы создавать лекарства и талисманы; ум, чтобы совершать открытия или обучать следующие поколения. Проще говоря, будь хорош в чем-нибудь, что поможет сейчас или в будущем, и твоё имя будут славить ещё долго.

Но младшие ученики, только недавно вступившие на тяжёлый путь совершенствования, ещё не знали эту правду жизни. Пока что они жили по заветам предков, которые вещали или о политике, или о финансах.

Солгать было просто. Дети были детьми, совершенствующиеся или нет. Шэнь Юань был взрослым, пусть и в теле ребенка. Сочинить историю о трагически убитой семье мелких аристократов было просто. Сказать, что начал совершенствоваться ради мести ещё проще. Такое клише, правда.

Неудивительно, что к пятнадцати годам Шэнь Юань имел репутацию прекрасно воспитанного молодого мастера уничтоженной семьи, который изо всех сил старается ради возрождения своей династии. Хотя эта известность в любом случае не выходила за пределы пика. Несмотря на довольно тёплые отношения между главами всех пиков, по большей части каждый работает автономно, примерно раз в месяц собираясь вместе для обсуждения общих дел. Ученики разных пиков и вовсе могут никогда и не пересечься, особенно если они не являются главными или не любят выходить на миссии. Ученики пика Цинцзин по большей части были как раз такими. Изящные искусства включали в себя множество дисциплин, обучение мечу и луку в том числе, хотя и в меньшей степени. Ученики Цинцзин предпочитали умственную работу, так что на миссии выходили крайне редко. Тактика и стратегия, ведение бизнеса, управление людьми, используя их сильные и слабые стороны — вот основные направления обучения Цинцзин. Хотя конечно были и другие, больше связанные с другими пиками. Изучение монстров и духовных зверей — Сюнфу; изучение создания талисманов — Фулу; и им подобные. Но это были только обязательные основы, для углубленного изучения которых нужно было получить разрешение от наставника и найти себе напарника с соответствующего пика для выполнения совместной работы.

— Я подниму этот вопрос на следующем собрании глав. Можешь ступать.

— Тогда этот ученик откланяется.

Есть все же в ПГБД что-то, что Шэнь Юань любил. Фауну этого мира. Изучать монстров и духовных зверей было интересно. Он помнил многое из Пути, особенно из миропостроения, не его вина, что описания были настолько разрозненными. Зачастую способности и слабости монстров просто подстраивались под сюжет, где самолёт далеко не всегда помнил, что и какому монстру приписывал. Настоящий мир отчасти обошёл эти сюжетные дыры, введя так называемые «фазы» практически у каждого существа. В разных фазах будут разные атаки и разные слабости. Шэнь Юань был готов жить в библиотеке ради этого, настолько он был увлечён. Но к сожалению, даже если библиотека Цинцзин была самой большой среди всех пиков, это было за счёт количества материалов на самые разные темы, так что ему все ещё нужно было найти кого-нибудь с Сюнфу для эдакого наставничества между учениками. Искать самостоятельно — гиблое дело, легче, быстрее да и эффективнее было просто попросить наставника об этом. Правда если ему по большей части нужна только библиотека, то что он мог предложить ученику Сюнфу было решительно непонятно.

— Шисюн, не подскажешь?..

Уставший голос задыхающегося ученика в голубых одеждах пика Аньдин послышался сзади. Подросток с растрёпанными волосами и откровенно заебанным взглядом, увидев, кого он окликнул, почти испуганно отшатнулся и извинился.

— Прости, шисюн! Не буду тебя отвлекать! Я просто…

— Не суетись так, что тебе нужно? — Шэнь Юань повернулся к нему, едва сдерживая улыбку. Такой суетливый человек приятно разбавлял атмосферу застоя Цинцзин.

— Ах, хорошо! Мне нужно передать документы шибо, но я немного заплутал.

Ученик выглядел нервно, непрерывно перехватывая пять длинных свитков в своих руках. Шэнь Юань с тихим вздохом взял два, на пятках разворачиваясь обратно в сторону хижины наставника.

— Тебе вовсе не обязательно мне помогать! Я могу донести и сам.

Суетливый ученик с Аньдина бегом нагнал Шэнь Юаня, после чего пошел вровень с ним. Его мелкие быстрые шаги сильно контрастировали с плавными элегантными шагами Шэнь Юаня. Направляясь по тропинке к незаметной хижине, они выглядели как спокойный котёнок и весело порхающая вокруг него бабочка.

— Меня Шан Хуа зовут! Я с пика Аньдин, как ты, наверное, уже понял…

Шан Хуа, очевидно, просто пытался развеять неловкое молчание. Ему, кажется, было очень неловко в его присутствии. Шэнь Юань был уверен, что ещё ничего не сделал в своём характере «мерзавца Шэнь Цинцю», так что был слегка озадачен.

— Шэнь Цзю.

— Цзю-эр, это Сян Инь, она только недавно поступила на Сюнфу, но очень талантлива.

Рядом с учителем стояла маленькая девочка, не старше двенадцати лет, с медовыми глазами, темными волосами и несколькими демоническими стрекозами, с характерным звуком летающими вокруг неё.

— Шэнь Цзю. Рад знакомству, Сян-шимей.

— Взаимно.

Она не казалась гиперактивной, как другие дети её возраста. Шла спокойно, смотрела прямо, не волновалась, не нервничала, выглядела почти меланхолично.

Сев в одну из многочисленных беседок на пике Цинцзин, они ненадолго замолчали.

— Так, Сян-шимей, какая тебе помощь требуется от меня?

Она слегка нахмурились, но вытащила из рукава конспект учений, судя по подписи на обложке. Раскрыв его на, кажется, совершенно случайной странице, протянула Шэнь Юаню. Тот с минуту рассматривал содержимое, не в силах догадаться, что он должен сделать с безнадёжно испорченной каракулями тетрадью.

— Сян-шимей, за новой тетрадью тебе следует обратиться на Аньдин. А переписать следует самой. В следующий раз не оставляй играть со своими вещами младших без присмотра.

— Это моя.

— Мм?

— Это моя каллиграфия.

Маленькая девочка, покрасневшая от стыда, вцепилась пальцами в своё ханьфу, крепко зажмурившись. Справедливости ради, пятна на страницах тетради даже отдаленно не были похожи на существующие иероглифы.

— Точно, на Сюнфу не придают особого внимания изящным искусствам. Значит, я занимаюсь с тобой каллиграфией, а ты взамен обеспечишь мне доступ к библиотеке Сюнфу.

— Давай начнем прямо сейчас, Шэнь-шисюн!

Залитая солнцем поляна посреди хвойного леса недалеко от пика Сяншу. По-настоящему сказочное место, оплот спокойствия протагониста ПГБД, Ло Бинхэ, было прибежищем отчаяния будущего антагониста, Шэнь Юаня. Место, где он мог разрыдаться, оплакивая свою прошлую жизнь и потерянную семью. От сводящего с ума отчаяния его отвлёк звук возни и тихой ругани. У кромки поляны стоял Шан Хуа, приглушённо спорящий с белкой, которая кидала в него шишками.

— Что?

Картина была настолько полна абсурда, что буквально выбила Шэнь Юаня из реальности, пока Шан Хуа наконец не закончил односторонний спор с белкой.

— Почему ты плачешь?

— Хочу и плачу.

— Логично.

Это было максимально глупо. Они просто остались на своих местах, даже не глядя друг на друга.

Шэнь Юань был в лёгкой панике: «Изменится ли теперь сюжет? Такое пятно на репутации злодея! Шан Цинхуа пусть и просто пушечное мясо, но он все ещё персонаж главного каста!»

Шан Хуа не лучше: «Я не прописывал Шэнь Цинцю подобного! Он плачет из-за Юэ Цинъюаня? Должен ли я что-нибудь сделать, пока система молчит? Он всё же мой ребёнок, даже если и злодей!»

К лёгкому удивлению и даже мизерному огорчению Шэнь Юаня Шан Хуа быстро разворачивается и буквально бежит из леса. Со вздохом Шэнь Юань трёт глаза и начинает приводить себя в порядок. К тому моменту, когда он практически закончил и уже собирался уходить, так же бегом возвращается Шан Хуа, позвякивая посудой при каждом шаге. Тяжёлое дыхание не скрывает его спешки, как и густой пар, поднимающийся из носика гляняного чайника. Шэнь Юань с удивлением смотрит на поднос, только что врученный ему Шан Хуа, который тут же поспешил расстелить циновку, прихваченную с собой в последний момент.

— Чайная церемония? — растерянно спрашивает Шэнь Юань, непонимающим взглядом сверля чайный набор.

— Только не так официально, пожалуйста. Считай это дружескими посиделками! — Оптимистично болтал Шан Хуа, подлетая к Шэнь Юаню и забирая поднос.

— Дружескими? Мы виделись-то один раз.

Шан Хуа притормозил на пару секунд, неловко засмеявшись.

— Ах, ну да, точно, один раз. Просто я подумал, что… Хотя это, наверное, правда слишком…

— Всё нормально. Дружеские посиделки.

«В конце концов Шан Цинхуа — предатель Цанцюн. Значит, он тоже своего рода злодей, пусть даже мелкий. Злодеи должны держаться вместе, верно? Система ведь молчит, значит всё нормально?»

Чай был ужасен. Слишком горький и после него дико хотелось спать. Кажется, это был какой-то успокаивающий сбор. Но в полусне добираясь обратно на пик Цинцзин, Шэнь Юань мог признать, что получить такую заботу было очень приятно. Шан Хуа ни о чем не спрашивал, даже вел себя так, будто уже всё знал. Выглядело забавно. Это разительно отличалось от удушающей заботы Юэ Цинъюаня, от которой Шэнь Юаня в виду прошлых событий только тошнило. Как читатель, Шэнь Юань никогда не понимал отношения Шэнь Цинцю и Юэ Цинъюаня, но как Шэнь Цзю, прошедший весь путь, он не собирался прощать Юэ Ци это предательство. Если у Шэнь Цинцю в этом мире, в отличие от ПГБД, была мотивация, то может и у Шан Цинхуа тоже? Можно ли было его если не оправдать, то хотя бы понять?

Спустя неделю по пику Цинцзин разнеслась интересная сплетня. Сладкоежка Шэнь Цзю целую неделю подряд по вечерам готовил не свой любимый фруктовый чай, а горький успокаивающий сбор.