Кризалис терпеть не может больницы, и сбежал бы в первый же день своего пробуждения, если бы не куча проводов и атрофированные мышцы. Добрый доктор (совсем не похожий на того, в очках) с фальшивым сочувствием намекнул, что Кризалисово здоровье вконец похерено, и теперь неизвестно, сможет ли он выйти из больницы вообще.

— О вас есть, кому позаботиться? Вам необходим бережный уход…

Бережный, блин, уход. Такой разве что в вип-больнице получить за огромные деньжища. Все прямо, как тогда. Он один наедине с болезнью. Мало того, что беды с башкой, так еще и тело не слушается. Ощущения такие, будто всю жизнь камни таскал и порвал себе все жилы. Мягко говоря, неприятно.

Один из соседей по палате оказывается чересчур доброжелательным и разговорчивым. Он — самый настоящий сатанист, с жертвоприношениями и всем прочим. Правда, не человеческими, но пара курочек от него совсем потеряли головы, ха-ха… Балагур и шутник еще тот, в общем. Кризалис его терпел, скрипя зубами, выхода-то у него особо и не было. Другие на него подглядывали с брезгливостью и жалостью, а этот когда-то проходил курсы медбратьев, на скорой работал, толковый парень. Не нужно хоть чуть что звать медсестру, этот один справляется. А заливает-то как… Увлекательно, а главное, правдоподобно. Кризалис и сам не заметил, как начал слушать с интересом и поддакивать. И вот уже стал делиться с соседом тем, что его гложет:

— Когда я был в коме… У меня ведь сердце останавливалось, я тебе рассказывал? Дважды. Я был одной ногой в могиле и видел, какого это… Там. Помню смутно, только все ужасно жглось и болело. Если сейчас ничего не исправлю, опять окажусь там. А как я теперь могу что-то делать? Меня даже ты с ложечки кормишь!

Кризалис едва сдерживался, чтобы не перевернуть злополучную тарелку. Не хотелось бы снова изгваздать товарища в каше.

Тот охает, понимающе кивает, хмурится, обдумывая что-то, а потом предлагает:

— Если ты все равно попал в ад… Почему бы тебе не попросить помощи у Сатаны? Не смотри так на меня! Он, все-таки, падший ангел, помогает всем, кто ему верно служит. Он не Бог какой-нибудь, которому плевать на нас.

— Богу не плевать, — отнекивается Кризалис. Он, может, крестик и не носит, но все-таки… Бабушка была верующая, мама. Разве может он после этого служить Сатане? Или как раз-таки из-за этого и может? — И я ж не сатанист, с чего ему вдруг мне помогать?

— Ты прав, — новый друг ни капли не смутился, как будто именно на такой ответ и рассчитывал. — Тогда вызови демона. Размах поменьше, но и цена будет ниже. Может, получится сторговаться на взаимной услуге, а если совсем повезет, пленишь его, как джинна из лампы, заставишь работать на себя и ничего не заплатишь. Но учти, тут воля нужна. Я тебя научу.

Мертвую курицу сатанист стащил на кухне. Не для ритуала, не Сатану, все-таки, вызывают — сам сожрал в одну харю, потому что «на голодный желудок думается плохо». Связался со своими дружками, те под видом обычной бульварной литературы протащили ему сатанинский талмуд с непонятными пентаграммами и символами. Ночью, во время восходящей луны, необходимо было нарисовать все это мелом внутри соляного круга, да еще и зажечь девять свечей. Соль, свечи, мел и ритуальный нож тоже дружки привезли. А дальше Кризалис должен был сам — его же вызов. Посторонние люди могут нарушить общение с демоном, и тогда тот сорвется с крючка.

— Может, не надо? — постоянно повторял Кризалис, но на самом-то деле в успех операции не верил. Мало ли дураков на свете: кто-то и Пиковую Даму вызывает, и Кровавую Мэри, но это не значит, что эти две леди заглядывают к ним на огонек попить чай. Да и скучно в больнице безвылазно сидеть. Порисует немного каракули, потом честно все уберет, а соседу скажет: ну, извини, мужик, туфта это все, не получилось.

Именно на это Кризалис и рассчитывает, с огромным скептицизмом читая текст призыва. Вот только свечи вдруг начинают гореть прямо-таки адовым огнем, в потолок над пентаграммой ударяет столб дыма, и посреди заброшенного хозпомещения внезапно предстает расплывчатая темная фигура. Фигура эта кажется оторванной от важных дел: в руке у нее книжка, а на тело накинут зеленый халат с бахромой. Кризалис едва не поседел от неожиданности и невозможности всего происходящего.

— Чего хочешь? — чуть грубовато интересуется демон. При виде него взгляд ни за что не может зацепиться: дым как дым. Так, чуть-чуть на человека похож, но слишком уж быстро перемещается в пространстве, мозг не успевает выдать цельную картинку. Как будто халат и книга просто висят в воздухе.

— Что… Вот так сразу? — глупо интересуется Кризалис, борясь с желанием броситься к сатанисту за объяснениями и моральной поддержкой. Но такой ход наверняка выглядел бы как трусость, а Кризалис не трус. Чтобы доказать это самому себе, он делает решительный шаг вперед. Демонам же нравятся сильные личности, да?

Демон захлопывает книгу, и она тут же исчезает. Все равно почитать уже не получится — обратно в мир иной не прыгнуть никак, пока работает призыв.

— Зачем ты меня вызвал?

По крайней мере, этот демон не агрессивный. И не пытается сразу же сторговаться за душу — пока только прикидывает объем работ, прямо как прораб перед строительством. Как назло, все мысли выскочили из головы. Кризалис больше согласился на эту затею, лишь бы сосед отвязался, а демон — вот он здесь. Каким-то знакомым движением пощелкивает пальцами, но кто еще так делал, вспомнить не получается.

— Хочу, чтобы ты исполнил мое желание. Дал мне здоровья, счастья… — задумывается и добавляет тише: — Жену, детей.

Ну а что, давно было пора. Если и физическое, и душевное здоровье подправить, то можно подумать и о семье. Правда, в этом желании он совсем не уверен, слишком уж похоже на модель, навязанную обществом. Пока Кризалис лежал в коме, его мозг не отдыхал ни на миг, постоянно строил планы, что было бы, обернись все по-другому. Кризалис очнулся с четким желанием все исправить, но прошлая жизнь превратилась в руины. Даже люди, с которыми он вместе лежал в Снежке, мертвы, не считая Грома, конечно. Огонек все также в коме, а Поэт… Его просто нет.

Голос демона вырывает Кризалиса из его тяжелых размышлений:

— Ты готов продать свою бессмертную душу за то, чтобы прожить жалкие тридцать лет на этой помой… земле?

— Почему тридцать? — обалдевает мужчина, пропуская мимо ушей оскорбление родного мира.

Он, конечно, не планировал доживать до ста лет, но и тридцать — это как-то слишком мало… Он столько же прожил, и все никак не может отделаться от ощущения, что за все это время ничего не добился. Спортивную карьеру и раньше заканчивают, такое бывает, но за всю свою жизнь Кризалис, казалось бы, не сделал ничего значимого. А душа… Ничего хорошего его душу не ждет в любом случае. Так какая разница, отдать ее демону или оставить при себе?

Пусть глаза демоны едва видны, Кризалис без труда угадывает его высокомерно оценивающий взгляд. Почему это кажется таким знакомым? Разве он общался с демонами раньше? А может быть… Они уже встречались, когда Кризалис лежал в коме? Встречал же он, в конце концов, Огонька по ту сторону. Обидел Кризалис этого демона, что ли? А может, тому не понравилось, что его вызвали, и теперь пленят? Так если круг сейчас разрушить, наверняка накинется и придушит. Гораздо безопаснее довести ритуал до конца.

— Ты прав, ты и десять не потянешь… — пауза. Демон высматривает что-то в комнате и, наконец, находит книгу, которая лежит совсем рядом с защитным кругом. Склоняет голову, вглядываясь в письмена, ехидно ухмыляется. — Как же неловко так ошибиться. Видишь ли, я не тот демон, что выполняет любые людские желания. Я — инкуб.

— О… — глубокомысленно тянет Кризалис. В демонах он не разбирался от слова совсем, в чем и приходится признаться: — А что это значит?

— Ты даешь мне энергию, я делаю тебе приятно, — выдает он тоном прожженной проститутки. — Устроит?

И что же этот демон имеет в виду под словом «приятно»? Если он приготовит хорошенько прожаренный бифштекс и сделает массаж мышц спины и шеи, цены ему не будет. И все-таки жалко, что демон не тот. Так хоть какая-то надежда была.

— И что… Душу отдавать не надо?

— Отдай, если не жалко. Но мне она не нужна.

Чтобы демон, да отказывался от души? Впрочем, что Кризалис вообще знает о демонах помимо того, что с ними лучше не связываться?

— Ладно, — сдается Кризалис. — Все равно ты уже пришел. Где расписываться надо?

Демон кивает все на ту же книжку и быстро проводит когтем по своей руке. Кризалис подтягивает книгу ближе, и кровь падает в середину книжной пентаграммы.

— Теперь ты.

Кризалис вспоминает про ритуальный нож. Вот он и пригодился! Лезвие такое острое, что можно порезаться, едва-едва к нему прикоснувшись. От его вида засасывает под ложечкой. Тело еще помнит, как было приятно проводить ножом по своей коже… Как хочется сделать это снова, но Кризалис давно научился сдерживать такие нездоровые порывы. Он уже подносит нож к руке, как демон вдруг останавливает его:

— Прежде, чем ты сделаешь это… Имей в виду, что меня никто, кроме тебя, не будет видеть, — Кризалис хмурится, но кивает. Его, конечно, все за шизофреника примут, да он и сам не раз задумается о том, а не галлюцинация ли это, но так будет даже лучше. Другим на демона смотреть не обязательно. — А еще будь готов к тому, что я приму облик человека, который нравился тебе больше всего.

А вот теперь Кризалис всерьез напрягается и едва не роняет нож — руки против воли начинают трястись.

В своей жизни он жалел об очень многом. Приятных моментов в ней было немало, но они стерлись, забылись. Самым счастливым воспоминанием оказался обычный день, когда двое малознакомых людей стояли на крыше и просто… разговаривали. Таких дней впоследствии было много, но этот был самый первый. Самый значимый.

«Я думаю о том, что однажды меня не станет, и мне становится грустно. Я ведь мог привнести в эту жизнь что-то… хорошее. — Вы уже делаете это. Просто не опускайте руки». Первый человек за многое время, который выслушал его, понял и просто по-человечески поддержал, не заметив его недостатков. Первый человек, за которого Кризалис был готов загрызть любого. И далеко не первый, которого он подвел.

— Он умер.

— Я знаю.

— Я не хочу, чтобы ты… — Кризалис тяжело опирается о стенку — стоять сил уже нет. Чем дольше он смотрит на демона, тем больше его узнает, как будто тот уже принял облик его возлюбленного. — Не надо.

— Ты уже четко представил, кого хочешь увидеть, верно? — сгусток дыма продолжает принимать узнаваемые черты. Теперь на Кризалиса смотрят внимательные ярко-зеленые глаза, более того — Кризалис уверен, что они с самого начала были такими. И что он видел их… Не только в психиатрической больнице и до нее. Демон являлся к нему во снах. — «Красота в глазах смотрящего». Для тебя прошел всего миг, но я ждал тебя гораздо дольше. Тебя искал мой стих по всем концам земли… Огнепоклоннику пришлось всерьез взяться за твоего соседа, чтобы ты, наконец, вызвал меня.

— Ты говоришь только то, что я хочу услышать…

— Может быть, — невозмутимо соглашается тот, и лицо его вновь превращается в дымку. — Я же демон.

Голос. Наверное, это всего лишь самообман, но голос с самого начала был его… И Кризалиса сразу к нему потянуло. Что это — попытка втереться в доверие? Если это демон плотских утех, то совершенно логично, что он будет вести себя так, как Кризалис захочет, лишь бы понравиться своему новому временному хозяину. Но колючесть демона, его повадки, его движения…

Кризалис сомневается. Если это действительно Поэт, одно его присутствие рядом сделает Кризалиса счастливым, будь он демоном или человеком. Но если нет, Кризалис лишь истощит свои душевные силы на сладкие иллюзии, как какой-нибудь наркоман, готовый на все ради минутного кайфа.

— Как мне понять, что это и правда ты?

— Все еще сомневаешься? — демон взмахивает рукой, дым вьется вокруг него, как пола плаща, подхваченная ветром: — Ты жил один! Друзей ты не искал и не искал единоверцев. Ты острый нож безжалостно вонзал в открытое для счастья сердце… Везде тебя искал — дай об тебя согреться!

Кризалис режет руку практически до кости, заливая все полы, свечи, книгу. Демон шагает за пределы дьявольского круга — и перед Кризалисом встает Поэт. Не такой, как при первой встрече, и не такой, каким был в больнице, но ярко-зеленые глаза все такие же грустные, а улыбка — кривая, недоверчивая, почти истерическая, как будто Поэт ждет, что Кризалис вот-вот от него сбежит. Но Кризалис тянется к нему… хватает, прижимая к себе, утыкается носом ему в грудь и выдыхает, замечая огромную, будто железом выжженную печать, копирующую пентаграмму.

***

Их прикосновения резкие и жадные — они все никак не могут насытиться друг другом. Поэт предупреждает, что находится в этом мире лишь благодаря энергии Кризалиса, и она в любой момент может закончиться, если они будут так продолжать, но Кризалис не слушает, снова и снова подминая его под себя. Демон ничем не пахнет, даже серой, по его коже не текут капельки пота, которые можно было бы с наслаждением слизывать, поцелуи с ним получаются почти невинными, и все равно Кризалис не хочет от него отрываться. Пропускает его черные волосы между пальцами — как тогда, но даже лучше, совсем шелковые, — кусает бархатную кожу, слегка ее оттягивая. Никаких синяков и засосов не остается, а так хочется его пометить…

— Слушай, брат, в твоих мешках под глазами скоро можно будет трупы прятать, — шутит сатанист, первым замечая ухудшение состояния пациента. — Ты же у демона вроде здоровье просить собирался? Не получилось?

Весь прогресс, которого Кризалис добился за месяцы лечения, стремительно шел на спад. Он почти не мог встать с постели, только до туалета и до столовой доходил сам, игнорируя инвалидную коляску. А когда засыпал, так метался по постели, что каждый раз сбрасывал одеяло и подушку. Температура тела не опускалась ниже тридцати семи, но врачи не могли обнаружить источников болезни, сколько бы анализов Кризалис не сдавал.

Поэт и без анализов знает, что болезнь — это он.

— Я могу переселиться в чужое тело.

— Нет.

— Внешне для тебя я не изменюсь. Это все еще буду я.

— Я не позволю тебе тянуть силы из кого-то другого. Неужели тебе меня недостаточно, чертов демон? Когда действие контракта закончится, ты вернешься туда, откуда пришел.

— Но я не хочу возвращаться.

Кризалис с трудом приподнимает руку, проводит чуткими пальцами по выпирающим позвонкам. Все-таки иллюзия. Красивая, притягательная, но иллюзия. Настоящий Поэт был холодным и недоступным, а этот так и вьется, подстраиваясь под любое желание. Перед настоящим Поэтом хотелось извиниться, а этот… вызывает только темные мысли. Что будет, если позволить ему занять чье-то тело? Он убьет этого человека и начнет убивать других? Нельзя допустить, чтобы демон свободно разгуливал по человеческому миру. Придется удержать его… Возможно, ценой собственной жизни.

— Нет.

Поэту плевать на кризалисово «нет». Он точно знает, как лучше. Больница переполнена пациентами, которые вот-вот отдадут богу душу, и демон как раз заприметил отличное здоровое тело… Парня только-только откачали от попытки суицида. Так легко подтолкнуть его снова к грани… Являться к нему, шептать указания, как бы невзначай подавать знаки… Знаки люди видят и понимают даже лучше, чем вещие сны. Кризалис может не понимать, но Поэту нужно это тело. И он его берет, когда сердце Кризалиса останавливается в третий, но далеко не последний раз.