Неловкое пробуждение, переглядки и топорный диалог. Доброе утро. Спалось хорошо. Ты взял зубную щётку? Передать тебе пасту? Стена из отрицания высится в космос. Губы покалывает фантомом.

      Увидев Тэхёна, мать расслабляется, предлагая блинчики, кофе и делая вид, что все по-прежнему. Отца нет, он уходит на работу раньше всех. Завтракают втроём в тишине. Недосказанность угнетает. Долго мать не вытерпит, так что очередной разбор полётов ожидается вечером. Несмотря на несдержанность и взрывной характер, она не будет давить на сына в присутствии друга, особенно после вчерашнего, когда она не сдержалась, встав в оборонительную позицию, будто лань, спасающая детёныша от лисицы. Чонгук благодарен за безграничную любовь, он ко всему на свете уже готов. Может ли стать хуже? Нет уж. Хоть метеорит пусть на дом падает. Вообще пофиг. Даже славно было бы. Раз, и нет тебя. Есть вечный покой в потоке частиц, стремящихся к саморазрушению и свободе, и нет тревог, глупой любви, экзаменов и неясного будущего. Не нужно вставать по утрам, влачиться по ступеням жизни и отмахиваться от брошенного дерьма.

      В чате опять обсуждают Чонгука и прославившую на всю школу запись, шутят, стебут. Стереть видео из первоисточника можно, а вот недоразвитых долбоёбов, сохранивших его, нет. Чонгук доволен хотя бы тем, что в темноте его плохо видно, узнаваем он лишь для малого количества человек, и только нескольких из них можно назвать людьми. Есть в классе и те, кто жалеют Чонгука, — девчонки в основном, даже защищают. Было бы приятно, если бы не выгорание, взрастившее похуизм. Молчуны тоже есть, к ним примыкает и Чимин.

      Пустым взглядом он осматривает вошедших вместе Чонгука и Тэхёна и отворачивается. Пренебрежительность растаяла, преобразившись в отчуждение и нечто не разбираемое. В начале урока приходит школьный психолог, дядечка с сединой, очками-половинками, как у Дамблдора, и редкой бородкой. Мужчина раздаёт анонимные тесты с убогими вопросами на выяснение отношений в классе, проводит коротенькую лекцию о вреде алкоголя, наркотиков, сигарет и уходит. Вот уж помог, так помог. За ним входит учитель, что разнимал Чонгука с Чимином. Теперь речь идёт о правилах поведения. Предупреждение выходит жёстким и бескомпромиссным: шаг влево, шаг вправо — отстранение от экзаменов. О, вот это уже ничего. Придурки подумают дважды, прежде чем откажутся от перспективы выпуститься и поступить в вуз.

      После дополнительного урока Тэхён идёт в танцкласс, Чонгук собирается домой, когда его хватают за рукав, вопросительно подняв брови.

      — Все ведь по-старому между нами?.. — скорее спрашивает, чем утверждает Тэхён, а в глазах испуг.

      — Ага, — кивает и повторяет: — да.

      — Тогда посидишь со мной? Хотя бы немного.

      Чонгук посидит до конца, заворожённый без возможности двинуться. Тоскливая музыка, ленивые движения. Всё началось с совершенно не похожего на этот танец. Всё началось с образа. А потом Чонгук утонул в человеке. Дружбы перестало хватать, крупиц информации тоже. Ничтожно мало Тэхёна. В такого, как он, с головой в омут прыгнуть было не сложно.

      Утопая в музыке, Чонгук дремлет, моментами вздрагивая, когда голову клонит вниз. Тэхён заканчивает быстро. Без слов они прощаются. Фальшивые улыбки и рукопожатие. Дай пять или дай утопиться. Суицидальные мыслишки как способ прожить дольше.

      Почти у дома приходит аудио от Намджуна:

      — Мы с Джином собираемся выпить, давай к нам, мелкий? — звучит слегка навеселе. Уже выпил.

      — Йа! Чонгу-ги, шкет, старших уважаешь? — басит Джин. Уже наклюкался. — Пати у твоего бро на хате. Ва-а-а, я хочу тут жить.

      — Вали в Сеул. Чонгук, мы ждём. Давай к нам.

      — Давай-давай.

      С минуту Чонгук сверлит взглядом дверь подъезда и круто разворачивается, добегает до остановки и прыгает в автобус, так кстати не успевший отъехать.

      Джин открывает, приветственно гудя, в очках-звёздочках с голубой оправой, в майке, что не скрывает накаченное тело, и спортивках. Намджун в домашней одежде и ободке с сердечками. Играет хипстерское музло, на шторах прицеплены гирлянды.

      — А тебе не в школу завтра?

      — Очень вовремя, хён.

      Джин, напевая, наливает соджу и пихает в руки Чонгука. Он пьёт махом, а затем ему в рот суют конвертик. Так и становятся алкоголиками.

      В квартиру вслед за Чонгуком заваливаются ещё трое. Двое — приятели Намджуна, звукарь и хореограф, последний — друг Джина по универу. С комфортом можно было бы попрощаться, однако впервые в жизни Чонгуку плевать. Будь тут целая толпа, он бы игнорировал.

      — Написал Тэхёну? — прибавив громкости, Намджун плюхается на диван.

      Чонгук мотает головой, глядя, как Джин смеётся, ударяя рукой по столу. У одного из парней катятся слёзы.

      — Ну я все равно за тебя написал, так что, — жестом показывает окей.

      — Ты что?

      — Написал Тэхёну.

      — Тэхён придёт? — возможно, слишком эмоционально восклицает Чонгук.

      Смех утихает. Джин наливает ещё стаканчик. Чонгук выпивает, садясь на пол. Он нахрен собирался отвлечься. Но Тэхён ведь может и не прийти… Сердце отчаянно бьётся до синяков. Жарко, и… они расстались сегодня, попрощались, так зачем снова?..

      После третьей стопки идея уже не кажется плохой. Она кажется ужасной. Да и разве Тэхён не говорил что-то о вписке… Чёрт, он не придёт. Не после их поцелуя. Чонгук хватается за волосы, оттягивает, ловя слишком понимающий взгляд Сокджина. Блять. Хён ведь знает. Становится неуютно. Разговаривают в комнате четверо, а гул стоит как от десятерых. Чонгуку нужно немного времени. Ему нужно немного свободы, а не стакан вина.

      Тэхён не приходит. И на самом деле это колет куда больнее. Парень с лысиной (вроде хореограф) спрашивает Чонгука, не он ли постоянно околачивается в танцклассе, и, получив подтверждение, отвешивает ещё порцию вопросов, которые подхватывает друг Джина, представившийся Юнги. У Юнги волосы выкрашены в серый и подведены глаза. Он подбирается так близко, и ему по непонятной причине вдруг интересен Чонгук, а у того язык развязан. Обычно Чонгук не такой, но Юнги почти знакомый и вообще душевный малый, смеётся над каждой тупой фразочкой, любит аниме, правда шутит, что только хентай и «Наруто». У Юнги красивые ямочки и забавные морщинки вокруг глаз. Он на втором курсе, но выглядит старше, и он уводит Чонгука на балкон.

      — Девушка-то есть? — Юнги опирается о перила.

      — Не, но если бы была, то это была бы не девушка, — посмеиваясь, Чонгук признается так просто, словно это ничего не значит. Он просто пробует, как звучит подобное, пока градусы бьют в виски. Ориентация уже является достоянием кучи людей, ничего если узнает ещё один, но впредь нужно быть осторожнее.

      — Так это уже яой, получается.

      Свежий воздух приятно скользит по коже, развевает отросшие волосы, Чонгук выдыхает, прикрывая веки и с облегчением растягивая губы в улыбке, а потом Юнги вдруг приникает в поцелуе. Чонгук отвечает. И они просто немного жмутся друг к другу. Приятное ощущение смешивается с чувством неправильности, которое Чонгук сует как можно дальше, выцеловывая линию челюсти. Язык Юнги лижет шею, губы обхватывают мочку.

      Большего не следует лишь потому, что они в квартире Намджуна. Юнги оставляет свой номер перед тем, как уйти, и только тогда Чонгук замечает сообщение от Тэхёна: «Твой брат написал мне. Я могу прийти?»

      Чёрт. Как ледяной водой окатывает.

      «Прости, не видел», — быстро печатает Чонгук.

      «Ничего», — тут же приходит в ответ.

      Гадство.

      Дома матери удаётся подловить Чонгука, прежде чем он успевает скрыться. Она даже не ругает его за то, что снова пил. Под контролем Намджуна можно.

      — Мы с папой были в шоке, ты должен понять, — начинает она. Отец кивает, зевая. — И это видео, господи, — мать всплёскивает руками. — Признаю, я вспылила, увидев и услышав это. Такой удар и позор для тебя… Но, Чонгук, нам всё равно, что ты такой.

      — Ты даже не можешь произнести это, — усмехается Чонгук.

      — Ты молод, — продолжает мать, — и не разбираешься в жизни, у тебя мало опыта, ты пробуешь, набиваешь шишки. Пройдёт время, и ты остепенишься.

      Что ж, похоже понимания Чонгуку не дождаться. Привкус обиды горчит с остатками соджу на языке.

      — Все будет как раньше хорошо, — вносит свою лепту отец, по-глупому кривя губы. — Мы выдержим, и тебя в обиду не дадим.

      Хорошо вряд ли будет, а как раньше — пожалуй. Мама просто сделает вид, что ничего не было, да и папа, наверное, тоже. Они оба огорчены, разочарованы, просто самовнушение работает, и маска принятия плотно прилегает, совсем как настоящее лицо. И почему Чонгук должен чувствовать себя виноватым? Родителям он ничего не должен, их ожидания — их проблемы. Раз уж они решились создать жизнь, должны понимать, что она им не подвластна. Сколько опыта не наберётся с годами, Чонгук никогда вдруг не полюбит девушку, не заведёт с ней семью, детей, собаку и кота.

      — Всё пройдёт, — выдыхает мать, поглаживая Чонгука по затылку, а он думает, что нихрена подобного, что не будет притворятся и не будет ждать одобрения.

      Остатки школьной жизни погружаются в туманную гущу, в которой на ощупь движешься все время не туда. Подколы становятся шумом вдали. Чонгук закрывает профиль в инстаграме, который почти не вёл, блокирует пару анонимных пользователей и чистит сообщения — не самое приятное занятие, когда натыкаешься на оскорбления и пожелания смерти. Пару раз Чонгука тормозят у школы: «Нет, на видео не я, или тебе по ебалу съездить?» Он учится быть жёстким, а не только безразличным к миру, который ополчился против него. Утопая в себе, в подготовке к экзамену, в переписке с Юнги, Чонгук успокаивается.

      С Юнги вообще странные дела. Последнее, чего Чонгук хочет, это отношения, и Юнги не требует их, на свидания не зовёт и даже не намекает. Может быть, он понимает больше, чем показывает, а может тот поцелуй был лишь порывом, не требующим продолжения. Что вернее, так это расстояние: перемещаться из города в город сложно. Но просто говорить с Юнги приятно — эдакое отвлечение, погружение в новый сюжет, лёгкий и ненапряжный. В глубине души Чонгук не находит причин подпускать Юнги ближе или становиться его другом, партнёром, потому что из сердца не стираются чернила, вырисовывающие кудри, прямой нос, ресницы и родинки…

      Тэхён по-прежнему рядом, но они почти не говорят, не видятся после школы. Их разлад заметен лишь близким. Неразлучники разлучились. Намджун звонит в выходной, интересуется, куда они оба пропали, и так Чонгук узнает, что Тэхён перестал приходить в танцзал по вечерам.

      Учителя предлагают поездку для выпускников. Энтузиазм растёт от земли до неба у всех, кроме Чонгука и Тэхёна. Они оба и, что неожиданно, Чимин отказываются, привлекая всеобщее внимание. Их троих уговаривают, и это на самом деле удивительно, то есть разве Чонгук — не изгой? Во всяком случае ему не интересно до тех пор, пока Тэхён не просит поехать. Забавно, как неспособность отказать срабатывает всякий раз в ущерб собственным желаниям. Чимин соглашается тоже. Разочарование мажет по натянутым скулам не так ярко, как могло бы.

      В автобусе Тэхён кладёт голову на плечо, и Чонгук чувствует запах яблочного шампуня. Пара идиотов нарекает их голубками, девчонки уверяют, что это мило, Тэхён обхватывает руку Чонгука и возится, устраиваясь поудобнее.

      Дорога занимает около двух часов. Автобус останавливается лишь раз. Чонгук не выходит даже ноги размять: Тэхён спит на нём, горячо сопя в шею. Снова гулял ночью. Наверное. Чонгук скучает, пусть раньше шляться по ночам терпеть не мог. Он так скучает по лучшему другу и болючему, но воодушевлявшему чувству влюблённости. Сердце жмётся, когда пальцы легонько находят мягкие волосы Тэхёна. Чуть-чуть коснуться подушечками. В горле застывает вздох — асфиксия нежности, граничащей с помешательством. Саспенс в мыслях достигает критической точки, когда изо рта Тэхёна вырывается неразборчивый бубнёж. Мило. Чонгука отпускает. Он ухмыляется, доставая телефон и делая быстрое селфи, единственное, потому что возвращаются одноклассники, и автобус катится дальше.

      День тёплый, море громкое, бесконечное, невероятное. Чонгук собирает рукой песок, сжимая и разжимая пару раз, а затем бросает и отряхивает ладонью. Солнце слепит до чёрных пятен, смотреть на него — пытка.

      — Я расстелил покрывало, — раздаётся рядом с ухом.

      Еле переставляя ноги, Чонгук идёт вслед за Тэхёном. Их место чуть дальше от остальных. Вдвоём, отрезанные от мира, но словно незнакомцы, которые хотят и не могут друг к другу подступиться, прощупывая границы дозволенного.

      — Как с Мин?.. — со всем напускным непринуждением спрашивает, сбрасывая обувь, и усаживается по-турецки.

      — Мин Су. Ну, — Тэхён дёргает плечами, устроившись следом, — виделись пару раз. Она спрашивала о тебе.

      Из рюкзаков вываливаются кимбап рисовые шарики, маринованные яйца и сок. Смех и галдеж подхватывается включённой музыкой из небольшой колонки.

      — Встречаетесь?

      — Нет, но может быть, — Тэхён бросает быстрый взгляд, и Чонгук подавляет желание закатить глаза, доставая из рюкзака наушники и принимаясь распутывать провода.

      Поодаль часть ребят играют в мяч, кидая в спины фотографирующимся девочкам, и те визжат, устраивая резню. Толпа проносится мимо. Вскоре на ногах оказываются все, кроме учителя и той же уговариваемой троицы. Чонгук не хочет думать о Чимине и о том, почему он вдруг превратился в интроверта. С того дня они не сказали друг другу ни слова, а оказываясь в одном помещении старались держаться на разных сторонах. Смысла в обратном нет. За пролистанной страницей, принёсшей боль, следующая глава разгребает последствия.

      — Это ведь ничего? — перебивает поток скользнувших мыслей Тэхён, и Чонгуку требуется секунда, чтобы понять, о чем он.

      — Конечно, — резче, чем следует, — при чём тут я?

      Поднимается ветер, ерошит волосы, сметает пластмассовые вилки, тарелки, надувает футболку, вызывая дрожь. Солнце укрывается за набежавшими в одночасье облаками. А в прогнозе был тихий денёк. Если начнётся буря, Чонгук хочет быть в центре, раскинув руки навстречу стихии. Тогда он почувствует облегчение.

      — Чонгук, — Тэхён касается костяшек пальцев, привлекая внимание. Чонгук встаёт, босыми ногами ощущая песок и направляясь к морю, где уже во всю орут одноклассники. — Мы отдаляемся, — слышится за сильным порывом ветра.

      Перед тем, как уйти, класс делает общее фото на фоне непогоды. Счастливые улыбки в противовес синеватой серости. Короткий миг свободы в щелчке старенького фотоаппарата. Все разбредаются по группам, делая ещё пару снимков кто на смартфон, кто на айфон. Магия момента теряется, но вспыхивает в душе вновь, когда и Тэхён начинает с неловкой полуулыбкой фотографировать. Сначала море. Потом Чонгука. Потом делает глупое селфи, оттопыривая большой палец, указательный и мизинчик. А потом собирает все три части в целое: обнимает Чонгука за плечи, подтягивает ближе так, что щёки соприкасаются. На экране два вовсе не улыбчивых лица — наоборот сосредоточенных и серьёзных. Тепло, охватившее места соприкосновения, жжётся на контрасте с прохладой.

      Тэхён не опускает руку, не выключает камеру, Чонгук видит, как он поворачивается, и его губы в сантиметре от уха шепчут:

      — Че ты такой серьёзный?

      Медленная, слабая улыбка ползёт с коротким выдохом. Чуть отстранившись благодаря расслабленной хватке, Чонгук поворачивается к Тэхёну.

      — Вот это уже ничего, мистер Бэдбой, — довольный ухмыляется тот.

      — Бэтмен, — не может не поправить, усмехнувшись, Чонгук.

      — А так ещё лучше, — на дне зрачков, поглотивших радужку, чудится нелепое влечение. Всего лишь чудится: мозг считывает неверно, принимает желаемое за действительное.

      — Все это время ты фоткал?

      — Ага.

      — Жесть, — отскакивает, сбегая из плена, и ощущает фантомное покалывание. — Не выкладывай, окей?

      — Хм, — Тэхён утыкается в телефон, — но я уже кинул в историю, — сожаление наигранно, — и, о, твой брат уже посмотрел.

      Чонгук кривится, скрывая довольство. Не часто в галерее Тэхёна появляется что-то помимо пейзажей.

      Поездка внезапно нравится. Глупо. Даже следующая остановка в виде музея кажется нереальной. Тэхён смеётся и щёлкает все подряд. Фотографирует Чонгука гораздо чаще экспонатов. Волнение и окрылённость переносят в прошлое, когда можно было без угрызений совести мечтать о большем. Без стыда, раскрепощенно, немного с фантазией.

      В парке предпринимается вторая попытка пикника. В этот раз на лавочках. День заканчивается стремительно, объединяя и сплачивая. Даже об ориентации Чонгука ни одного подкола не прозвучало. Все забывают об этом или забивают, пару раз зовут играть в бадминтон, предлагают сок. Одного глотка хватает, чтобы понять: в коробке вино. Допивает стаканчик Тэхён и, разомлев, снова спит на плече Чонгука по дороге назад. Распрощавшись с учителем, почти весь класс решает продолжить гулять.

      Чонгук и Тэхён плетутся позади и незаметно сворачивают, расходятся, чтобы снова сойтись ночью. Чонгук сбегает через окно. В последний раз — думают оба. Впереди– экзамены, поступление, другой город и общага. Расплывчатый план быть вместе кажется надуманным. А смогут ли…

      Шатаясь по улицам и обходя знакомые места и закоулочки, они забираются на крышу одной недавно построенной высотки. Тэхён забыл баллончик, он собирался написать глупость вроде «Чонгук был здесь», зато достал пачку сока — ту самую с вином. Надписи по всему городу — мародёрство, и Тэхён — мародёр, изрисовавший чужое сердце.

      — Давай потеряемся, — предлагает он.

      — Тут ещё есть места, где ты не был? Мы обошли все.

      — Весело было.

      — Каждый раз после твоих «я знаю короткую дорогу».

      Тоска вводится с уколом в вену. Подавляя воспоминания, Чонгук подходит к краю. Внизу пустая детская площадка.

      — Спустимся?

      Тэхён снова курит. В тёплой клетчатой рубашке-оверсайз он уютный и тёплый. Сигарета всё портит. Она вообще не подходит Тэхёну, вырвать бы… Но Чонгук не имеет права касаться, потому что если сделает это ещё раз, упадёт и разобьётся об асфальт. Сделает это, не встанет и истечет кровью. Лимит исчерпан. Тэхён приваливается к стенке дома вплотную к плечу Чонгука. Пульс подскакивает от близости с удвоенной силой. Чонгук отодвигается. Время, место — всё интимнее школьной поездки.

      Со спуском вниз опускается и давление. Головокружение превращает предметы в сигаретный дым, что выдыхает Тэхён:

      — Ты постоянно ждёшь как будто.

      — Чего жду?

      — Чего-то плохого от меня. Может, не сегодня, а вообще.

      — Ничего я не жду.

      — Врёшь.

      — Это ты ждёшь, что я наброшусь на твою аппетитную… — Чонгук чувствует резкую боль в предплечье. — А!

      — Ты дурак?

      Чонгук закатывает глаза. А что делать, как не шутить? Тэхён затягивается, бросает окурок к ногам, затаптывает и отхлёбывает «сок». Спустя пару глотков, опадая, Тэхён садится на траву. Он достаёт свёрнутую бумагу, и закуривает.

      — Бля, Тэхён, ты че творишь? Это трава что ли?

      Терпкий запах забивается в ноздри. С минуту молчание не перебивается никем.

      — Мин Су славная, — вдруг сообщает Тэхён. — Славнее… Самая славная из всех, кто у меня был.

      Кого пытается убедить? Себя или Чонгука?

      — А их было так много?

      — Не-а, — ржёт, — но ты лучший, — серьёзно.

      Выражение лица поплывшее, осознанности нет. Невыносимо. Чонгук садится рядом. Тэхён кидает самокрутку к фундаменту дома и двигается ближе, обвивает шею, смотрит сосредоточенно, насколько позволяет замутненный взгляд, и целует. И это ощущается не так, как Юнги, потому что губы обжигает и лёгкие горят. Чонгук приоткрывает рот, чтобы коротко вздохнуть, и Тэхён скользит языком, превращая поцелуй в мокрый, глубокий. Горький привкус сигареты ощущается так ярко вперемешку со сладким от вина. Вкус проникает отчаянно внутрь, разгоняясь в крови.

      — Ты завтра пожалеешь, — выдыхает Чонгук, когда удаётся остановится на секунду. — Ты обкурен, — Тэхён чмокает его, — обдолбан, — засасывает сначала верхнюю, а затем нижнюю губу. — Почему?.. — Чонгук впивается сам, хватаясь за пряди Тэхёна у корней и притягивая за талию.

      Ебаный квест. Гайда ни в гугле, ни на ютуб нет. Игра вслепую. Чонгук тянет Тэхёна на себя, тот поддаётся с трудом, но усаживается на бёдра, проскальзывая одной рукой под мышкой и сжимая изгиб плеча и шеи, другой царапая лопатку через худи.

      Грудью к груди. Тесно. Жарко. Предлагают — бери. Пожалеешь завтра, когда всадят оружейную дробь. Всё равно привык.