Утром тяжело было обоим. Смущённый Лань Сичэнь отпустил руку Вэй Усяня и, поморщившись, поднялся. Хотел было уйти, пока не поздно, но не успел.
— Я всё слышу и вижу, — ещё не до конца проснувшись, буркнул Вэй Усянь и поднял голову с закрытыми глазами.
— У вас чуткий сон, господин Вэй, — было похоже на попытку перевести тему.
— Было время, когда только благодаря этому и выживали. — Он зевнул и открыл глаза. — Как вы себя чувствуете, Лань Сичэнь?
— Вы ждёте от меня честности, значит, отвечу честно: паршиво. Но не волнуйтесь, я скоро приду в себя.
Вэй Усянь прищурился.
— Паршиво из-за вина?
— В том числе.
— От вина-то вы и впрямь скоро придёте в себя. Достаточно лишь немного духовных сил. — Вэй Усянь поднялся. — Но что насчёт самого главного?
— Любопытство вас погубит, господин Вэй. — Лань Сичэнь покачал головой и поморщился от пронзившей боли.
— Один раз погубило, второй раз уже нестрашно. — Вэй Усянь улыбнулся одними губами, взгляд же его оставался серьёзным и пронзительным.
— Горе утраты знакомо вам, господин Вэй. Так к чему ещё вопросы?
— К тому, что мы с вами разные. И я желаю убедиться, что вы и впрямь будете в порядке, а не запрёте себя, как это когда-то сделал ваш отец.
— Откуда у вас такие жуткие мысли?
— От вашего вида.
— Я… — Лань Сичэнь вдруг понял, что не знает, что сказать. Он не может опровергнуть, не может согласиться. Он не знает, что делать, и настолько потерянным никогда себя не чувствовал.
— Вы считаете себя отвратительным человеком. Считаете себя недостойным чьего-либо общества. Считаете, что вам стоит быть подальше от людей. Считаете, что вы во всём виноваты. Считаете, что никогда не отмоетесь. Считаете, что лучше умереть. Не правда ли? — Вэй Усянь говорил почти жёстко, но всё же проскальзывали в его голосе вкрадчивые нотки.
По растерянному и подавленному виду Лань Сичэня всё было яснее дня. Но он молчал, лишь сжимал пальцами полы одежд, нервничал, беспокоился.
— Господин Вэй, — прозвучало укоризненно.
— Лань Сичэнь? — Тот приподнял бровь. — Как вы считаете, вы способны сейчас меня не просто слушать, но услышать?
— Не думаю. Мне нужно немного времени. — Рвение помочь должно быть награждено чистой правдой.
— В таком случае я прошу вас пообещать мне, что вы не уйдёте в затворничество хотя бы до того, как позволите мне с вами поговорить.
— Господин Вэй, ваша просьба мне непонятна, как и ваше беспокойство. Но могу сказать, что эта утрата слишком велика для моего сознания, и я не могу давать вам обещаний, которые могу не исполнить.
— Вы сможете. Просто пообещайте. — Вэй Усянь заглянул ему в глаза. — Прошу вас.
— Вы хотите, чтобы в независимости от моего состояния, я не уходил в уединённую медитацию, как когда-то посмел сделать мой отец?
— Я хочу, чтобы прежде, чем вы это сделаете, если вы пожелаете это сделать, мы с вами поговорили.
— Пусть будет так. Я обещаю вам. — Лань Сичэнь закрыл лицо руками и тяжело вздохнул.
— Благодарю вас. — Вэй Усянь даже поклонился. — Позвольте проводить вас до Облачных Глубин.
— Я не могу уйти отсюда, но знаю, что нужно. Так что под вашим присмотром я точно не сверну с пути долга.
Вэй Усянь кивнул.
— Но для начала — завтрак. Вам нужны силы. Да и мне тоже… Смею надеяться, вы не сбежите, пока я схожу за едой?
— Никуда я не денусь, можете не беспокоиться.
Пусть Лань Сичэнь и выглядел бодрее, чем накануне, но то было лишь маской для спокойствия внезапного компаньона. В душе и голове всё ещё творился болезненный хаос.
Погрозив ему пальцем, как маленькому, Вэй Усянь умчался вниз. Лань Сичэнь за время, пока он отсутствовал, предпринял попытку умыться, но в итоге обнаружил Вэй Усянь его, сверлящим взглядом воду и с тряпочкой в руке.
— Что-то случилось? — Вэй Усянь поставил на столик поднос с исходящими паром чашами с едой.
— Нет. Нет, не беспокойтесь. Благодарю вас. — Понемногу Лань Сичэнь отмирал и вскоре присел за столик, бросая жалкую затею с умыванием.
— Ешьте. — Вэй Усянь сам последовал своему совету и пытался болтать о чём-то отвлечённом.
Пусть кусок в горло не лез, Лань Сичэнь всё же заставил себя поесть (да и Вэй Усянь был крайне убедителен).
— Господин Вэй, как вы себя чувствуете? — Впервые Лань Сичэнь смог хоть на минутку отвлечься от своей боли и взглянуть на ситуацию разумно. Вэй Усянь ведь тоже многое пережил.
— О, всё в порядке, не волнуйтесь за меня. — Вэй Усянь улыбнулся, пряча за умелой улыбкой правду.
— Вы уже перевязывали вашу рану на шее?
— Что?.. — он удивился и коснулся пальцами шеи. Она была обмотана тонкой лентой и в некоторых местах покрыта запёкшейся кровью.
— Видимо о вас позаботились там, у храма.
— Я… не помню…
Вэй Усянь лихорадочно копался в памяти, но и правда не мог вспомнить. Почему он не помнит? Потому что он — не он? А кто? Мо Сюаньюй? Что если ритуал прошёл неправильно, и его душа осталась где-то внутри этого тела?
Его затрясло, он попытался содрать повязки. Боль от срывающихся с раны корочек немного отрезвила.
— Господин Вэй, остановитесь, прошу вас! — Лань Сичэнь испуганно перехватил его руки, чтобы тот себе не навредил. — Позвольте мне заменить повязку?
Тот смотрел на него невидящим взглядом и подрагивал. Заподозрив неладное, Лань Сичэнь позвал его:
— Господин Вэй, вы меня слышите? Вэй Усянь?
— Вэй Усянь, — шёпотом повторил он. — Я ведь Вэй Усянь, правда?
— Конечно, вне всяких сомнений это вы. — Лань Сичэнь сжал его ладони чуть крепче.
Вэй Усяню показалось, что он только сейчас сумел вдохнуть, хотя точно дышал всё это время. Он — это он. Лани ведь не врут. Правда?
— Простите. Вы, кажется, что-то говорили?
— Позвольте я поменяю повязку?
— Повязку? А… я и сам могу…
Вэй Усянь смутился и наконец отнял руки, нервно прижал к груди, обнял себя за плечи.
Лань Сичэнь достал из-за пояса волшебный мешочек, вынул оттуда ленту чистой ткани и покорно отдал Вэй Усяню, но был готов помочь в любую минуту.
Тот кивнул в благодарность и, быстро промыв рану, скрыл её повязкой.
— Нужно идти.
Без оглядки на великую трагедию, случившуюся в храме, они отправились в Облачные Глубины. У каждого в душе росли собственные опасения, страхи. Ни один из них не знал, что делать дальше, как жить дальше… зачем жить дальше. Но ноги несли вперёд — отступить под пристальным надзором друг друга было невозможно.