Вэй Усянь оставался в ордене и часто попадался на глаза Лань Сичэню. Улыбался задорно, подходил поговорить, когда удавалось. Он старался ради другого, отвлекаясь от самого себя. Старался не думать о том, кого он видит в случайных отражениях. Старался не думать, что он не он, а кто-то совсем другой. Кто-то, кто должен жить, а не он.
Чужое тело, чужой голос, чужой смех. Вэй Усянь с каждым днём говорил всё тише и смеялся всё реже, превращаясь в наипокорнейшего правилам гостя-адепта ордена Лань. Вэй Усянь не смотрел на себя, и рукава его одежд становились всё длиннее, скрывая чужие, отчего-то постоянно дрожащие ладони.
Не заметить было трудно — едва ли можно проглядеть, как солнце скрывается за тучами, лишая мир своего тепла и света. Лань Сичэнь, только обретший временный покой, чувствовал: что-то идёт не так, он опять теряет важное. И каждый раз это чувство усиливалось рядом с Вэй Усянем.
При одной из случайных встреч находящийся в смятении Лань Сичэнь увёл Вэй Усяня подальше ото всех, разом позабыв о делах. Медлить больше нельзя. Взгляд… Другой. Совсем другой.
— Вэй Усянь? Вы со мной? Здесь и сейчас. — Странная фраза, но он не смог найти иных слов.
Вэй Усянь взглянул на него больными глазами и попытался улыбнуться, но губы лишь дрогнули, как в судороге.
— Раз вы так говорите, наверное, рядом с вами Вэй Усянь.
— Конечно вы, конечно, — пробормотал Лань Сичэнь и позволил себе наглость приподнять его голову за подбородок, чтобы вглядеться в глубину глаз. — Я вижу вас, это точно вы и никто другой. Но… С вашим телом… Проблемы? Скажите мне, что с вами происходит? Я беспокоюсь за вас.
Вэй Усянь отпрянул и закрылся руками. Паника дрожью окатила его, сковывая мышцы, запирая дыхание в груди.
— Не я… это… не я… — задыхаясь, выдавил Вэй Усянь. Вэй Усянь ли? Кто же? Кто он? Ктогдекогдапочему?..
— Тише, тише, прошу вас. — Поначалу Лань Сичэнь совсем растерялся, но взял себя в руки. Хотя бы себя, уже неплохо. — Посмотрите на меня. Прямо на меня, сейчас, пожалуйста.
Вэй Усянь замотал головой и отступил на шаг.
— Нет. Не смотрите!
— Так нужно. Вам. И мне. — Лань Сичэнь шагнул к нему, даже ближе, чем они были до этого. — Нужно. Вы нужны мне, Вэй Усянь. Посмотрите в глаза.
Но вместо этого Вэй Усянь кинулся ему на грудь, пряча чужое лицо в мягкой ткани траурных белых одежд, сжимая чужими дрожащими пальцами мягкую ткань траурных белых одежд. Он есть. Он всё же живой. Он может чувствовать тепло и запах сандала…
Лань Сичэнь обнял его, прижал к себе так, будто никогда не отпустит. Он так боялся коснуться его, а оказалось, что можно. Подумать только.
— Простите. — Потяжелевшая голова сама собой опустилась, нос уткнулся в макушку дрожащего Вэй Усяня.
Вэй Усянь был с Лань Сичэнем практически одного роста.
Тот, кого сейчас обнимает Лань Сичэнь, гораздо ниже.
Он заскулил, и даже эти звуки были чужими. Им вторил тихий треск — пальцы слишком сильно, до боли, которая была далеко-далеко, сжали мягкую ткань траурных белых одежд.
— Вэй Усянь, это всё делаете вы. Не кто-то другой, именно вы. — Объятия ослабли, руки Лань Сичэня поднялись выше, по плечам, волосам, пока не обхватили нездорово бледное лицо и не подняли его. — Я вижу вас наяву. И вы видите меня. Вы касаетесь меня. Вы чувствуете меня. Именно Вэй Усянь всё это переживает.
Взгляд Лань Сичэня цеплял, волшебные орехового цвета глаза притягивали внимание будто околдовывали. Мягкий голос неумолимо проникал в сознание, будто успокаивающая музыка.
Губы задрожали, а из глаз потекли слёзы. Как глупо… Вэй Усянь такой глупый…
— Правда? — Голос ломкий, дрожащий вместе с телом. Разве может быть Вэй Усянь таким слабым?
— Чистая правда. — Лань Сичэнь аккуратно стёр слезинки с его щёк.
Голос Лань Сичэня, руки Лань Сичэня, глаза Лань Сичэня медленно, но верно возвращали разум. Прерывистое полузадушенное дыхание успокаивалось вместе с замедляющимся сердцем.
С просветом в мыслях вернулись стыд и смущение. Щёки вспыхнули жаром, и Вэй Усянь прикрыл глаза, прячась от взгляда Лань Сичэня.
— Прошу прощения… и… спасибо.
— Надеюсь, этот случай не будет забыт и мы обсудим то, что с вами происходит. — Лань Сичэнь вновь обнял Вэй Усяня и вздохнул.
Несколько мгновений Вэй Усянь молчал, глубоко дыша и чувствуя, как с теплом и ароматом, окутывающим Лань Сичэня и его заодно, приходит умиротворение.
— Я теряю себя, Лань Сичэнь, — едва слышно проговорил он.
— У вас отсутствует связь с телом?
— Оно не моё. Это не я, Лань Сичэнь…
— Но ведь при перерождении дух всегда обретает новое тело.
— При перерождении дух не помнит своё прошлое воплощение. И рождается он младенцем.
— Получается, для полного единения с телом понадобится время. Младенцу нужно вырасти и поладить с новым телом, так ведь? Он познает через тело новый мир, станет един и уверен в нём. А память… Это ваше бремя, которое предстоит нести. Помнить об ошибках, чтобы жить дальше и больше их не совершать, так ведь? Вы что-то подобное говорили мне не так давно.
Вэй Усянь грустно рассмеялся.
— И правда говорил.
На душе всё ещё было тяжело. Но ради Лань Сичэня он должен постараться. Раз уж вызвался помочь другому, нужно быть сильным и для начала справляться с самим собой. Даже если не совсем собой.
Вэй Усянь с сожалением отстранился.
— Простите за всё это.
Отпускал его Лань Сичэнь с большим трудом.
— Не извиняйтесь, не нужно. Теперь я больше понимаю, что с вами происходит, а значит, смогу найти способ помочь. Я благодарен за доверие. — Лань Сичэнь в почтении склонил голову. — Если вы вновь почувствуете, как вам становится плохо — найдите меня.
— Спасибо.
Вэй Усянь улыбнулся. Почти как прежде. Но главное — искренне. Пожалуй, рядом с Лань Сичэнем он и правда со временем примет нового себя. По крайней мере, в это хотелось верить. Как и в то, что ему ещё повезёт оказаться в мягких объятиях…
Щёки вновь вспыхнули, и Вэй Усянь смущённо прикрыл лицо рукавом. Но серые глаза блестели почти прежним озорством, когда их взгляд столкнулся со взглядом Лань Сичэня.
Пожалуй, стоит принять себя и быть собой хотя бы ради Лань Сичэня. Это Вэй Усяню уж точно удастся. Ведь где наша не пропадала!