В Ли Юэ началась настоящая суматоха. Люди не понимали происходящего, раз за разом пытались задавать вопросы Департаменту, группировке Цисин, простым миллелитам, однако толку от вопросов никакого не было. Все служащие в один голос просили сохранять спокойствие и не сеять панику разнообразными слухами. Чёрный фонтан, поднявшийся в ясный день прямо из горы, видно было отовсюду: от Каменных врат до Разлома, от Заоблачного Предела до побережья. Наверняка даже в Мондштадте и Сумеру могли лицезреть это необычное явление. Видевшие его начали распускать страшные слухи о проснувшемся древнем чудище, что и сделало склон Уван таким гиблым местом. Другие считали, что проснулись дремавшие демоны. Третьи винили во всём погибших от рук Моракса Богов, решивших отыграться.

Рассказчики передавали страшные история посетителям, сочиняя чуть ли не на ходу, лишь бы быть самыми первыми и собрать как можно больше слушателей. Будто рассказанные ими выдуманные сюжеты были истинной правдой, вычитанной из старых учебников по истории. Никакие убеждения властей больше не работали, паника и хаос среди простых людей набирали обороты, когда активизировались монстры, будто почувствовавшие слабость людей перед темнотой. Они начали выходить на пути торговцев, заглядывать в деревни и город, точно планируя нападения.

Нюкта с ленивым интересом наблюдала за неразберихой на ночной улице. Не так она представляла себе Ли Юэ — творение души и рук Моракса. Она полагала, что город будет сильно похож на Долину Гуйли времён её расцвета со своими каменными лесами, возведёнными постройками с идеально ровными стенами, которые наслаивались друг на друга, как морской песок. Она ожидала увидеть узкие улицы и небольшую кучку людей, вынужденно жмущихся друг к другу из-за отсутствия свободного места. Однако её встретили вычурные здания с фигурными крышами, круглыми окнами и причудливыми бумажными фонарями тут и там.

Многие прохожие радостно приветствовали её и всё пытались поболтать, узнать, что стряслось. Точнее, они пытались поговорить с Итэром. Девушка с короткой причёской в компании смутно знакомого Нюкте медведя спрашивала, где он был и что знал о происходящем. Юная леди с двумя хвостами и музыкальными инструментами за спиной и певица в странной одежде с помпонами негодовали насчёт непривычного внешнего вида своего друга, но ничего осуждающего на этот счёт не сказали. Статные дамы, спустившиеся откуда-то из верхней части города, и вовсе начали задавать прямые вопросы о чёрном фонтане, уверенные, что Итэр в этом замешан.

Паренёк, к которому Кербер обращался по имени Син Цю, ушёл вместе со своим голубоглазым другом, чьё имя Нюкте было незнакомо. «Ничего не спрашивай, там такая история, я сейчас расскажу», — спас мальчик её от лишних расспросов и разговоров, за что она была безумно благодарна.

Нюкта старалась ни с кем не говорить. Не знала, что им сказать и стоило ли это делать, поэтому практически буквально сбегала, оставляя собеседников в недоумении.

***

Чайльд мучительно выдохнул и едва пошевелился, пытаясь прийти в себя и открыть глаза. Всё тело было жутко тяжёлым, точно он несколько часов без перерыва бежал сложнейший марафон в гору, да ещё и с препятствиями. Он наконец открыл глаза и по какой-то неизвестной причине понял, что это не белая беседка, не заброшенная деревня и вообще не склон Уван. Он был в своей комнате в арендованном Фатуи здании. На секунду, он расслабленно выдохнул, решив, что происходящее — дурной сон, преследовавший его не первую ночь кошмар.

Он наконец нашёл в себе силы подняться с кровати и дойти до окна, на ходу пытаясь понять, почему он в полном обмундировании. Даже в самом уставшем состоянии духа и совершенно лишившись сил, он всё же брал себя в руки и удосуживался снять хотя бы ремни. По узким закоулкам и широким дорогам сновали встревоженные миллелиты, бродили люди, шумели, что-то горячо обсуждали. Сначала он удивился, почему глубокой ночью с зависнувшей в центре неба луной так много людей на улицах, но после Предвестник вспомнил.

Чайльд судорожно ощупал себя, не обнаружил на одной ладони перчатки, внимательно осмотрел себя, заметил пятна от грязи на светло-серой одежде, оставшиеся от путешествия на перегонки с неизбежной судьбой. После же его взгляд упал на смятую заправленную кровать. Мужчина очень быстро, практически трясущимися руками стянул с кровати плед, одеяло, где из складок на мягкий ковёр упала крохотная бутылочка, моргнувшая в полутьме комнаты.

— Итэр! — вскликнул Тарталья, внутренне благодаря того, кто когда-то в эту комнату ковёр постелил. — Чёрт возьми, так это всё взаправду.

Он поднял склянку и бережно сжал её в ладони, чтобы ощутить, как нагрелись стеклянные стенки. Однако после выдохнул:

— Пока не знаю как, но мы обязательно вернём всё на свои места, Итэр. Без паники и нервов. Хотя у тебя ведь теперь нет нервов. Ха, святые Архонты, прости. Я всё ещё не знаю, как именно на это всё реагировать.

Душа не ответила, даже не мелькнула в темноте. Чайльд тяжело вздохнул, не зная, что делать или как реагировать на всё происходящее. Сначала он попытался сообразить, что же произошло, а потому наспех поправил одежду, убрал бутылёк в нагрудный внутренний карман пиджака и поспешил к двери в надежде найти кого-нибудь, кого он видел ранее на склоне Уван.

Улицы встретили той же суматохой, что он ранее видел через окно, но теперь Предвестник был частью этого хаоса. Ему тоже пришлось почти бегом проноситься вдоль по улицам, где гипотетически могли бы находиться любые его знакомые со времени ситуации-катастрофы. В ресторане «Три чашки в порту» находилось множество разных посетителей, многие из которых с замиранием сердца слушали будто на ходу придуманную историю Тянем «Железным Языком». Про страшных демонов и жутких монстров, что вырвались из темницы горы скрона Уван, долгие годы мучались в заточении каменных стен. Ныне они проснулись и вернулись, чтобы уничтожить мирную жизнь в Ли Юэ и забрать у её местных жителей привычный им быт.

Чайльд послушал его ровно пару минут и, не найдя взглядом Чжун Ли с чашкой горячего чая, ушёл дальше, к Гильдии Искателей, где по своей привычке желал увидеть Итэра и Паймон, но и там никого не было. Глупо искать их там, когда душа юноши болталась в маленькой склянке из-под яда, хотя куда тогда могла отправиться малышка Паймон? Син Цю же в торговой гильдии тоже не было — он ушёл незадолго до прибытия Предвестника. Эта дурацкая ситуация начинала здорово раздражать, ибо Линоса и Кербера тоже нигде не было. Самые главные виновники чудовищного происшествия где-то скрылись из виду, и мужчина судорожно соображал, где же именно они могли бы быть. И больше всего беспокоила Нюкта, которая прямо сейчас где-то бродила с чужим лицом.

Он присел на старую скамейку, покрытую облупившимся лаком в закоулке недалеко от главной рыночной площади, откуда доносился гул разнообразных голосов и странного шума, который не сразу складывался в музыку. Мужчина подпёр голову руками, уперевшись в колени расставленных ног в попытке придумать, куда пойти, но после вдруг различил в городском шуме человеческие слова: «Это что, Итэр? Герой Тейвата?», «Тот самый?», «Что он творит?».

— Герой Тейвата? — удивлённо уточнил Чайлд и поднялся, тут же двинувшись на торговую площадь.

***

Нюкта бродила по улицам призраком. Она осматривала с задумчивым видом странные крыши — пагоды. Форма была для неё больно причудливая, напоминающая ей облака, наплывающие на горные вершины. Необычна была для неё и одежда, что носили люди. Прямые платья с причудливыми узорами, вычурные длинные пиджаки с золотыми пуговицами. Всё это казалось ей совершенно непрактичным. В подобном не пойдёшь на охоту, не слепишь глиняный горшок, не взберёшься на горные вершины за лекарственными травами.

Взгляд приковывали, разве что, мужчины с металлическими элементами в одежде. Миллелиты — как она услышала в разговоре двух мужчин у здания, источающего необычный, но очень приятный запах, который Нюкта никак не могла описать. На них было отдалённое подобие узнаваемой брони: нагрудник, наручи, наплечники, а так же непривычные «юбки» из металлических щитков, казавшиеся Нюкте совершенно бесполезными и непрактичными.

«Должно быть, Линос от них в восторге», — пронеслась невольная мысль в голове Богини, и тут же в глуби искорёженной памяти всплыли древние времена, когда её дети были ещё маленькими.

Изредка они спускались к людям, чтобы осмотреться. Для Уту и Нюкты это было животное любопытство, желание посмотреть, какие изменения происходят за время их отсутствия, а для малыша Линоса шанс пообщаться и понаблюдать за себе подобными. Пускай Боги уже и признавали в нём практически равного себе, хотя и ещё маленького, никто не забывал о человеческом происхождении мальчишки.

Бог Дня был уверен в необходимости ребёнка общаться со сверстниками и людьми в целом, в то время как Нюкта считала это лишним по многим причинам, среди которых было недоверие к людям и возвышение сына над простыми смертными. Линос пытался слушать как отца, так и мать, но в итоге терялся во мнениях и не мог понять, что думал он сам.

Потому видеться с людьми он мог лишь при желании обоих родителей прогуляться в мире смертных. Чаще всего удавалось это лишь в долине Гуйли, когда Уту и Нюкта посещали своих друзей, Гуй Чжун и Моракса. Богиня Ночи вдруг вспомнила, с каким неописуемым детским восторгом сын пробовал человеческую еду, как с самой обыкновенной и естественной детской непосредственностью носился по узким улочкам вместе с другими детьми, а после извинялся перед матерью, услышав строгое: «Сын Богов не должен петлять по улицам, как сбегающий в страхе от лисы кролик».

Сейчас Нюкта не стала бы ругать его. Возможно, ему это было необходимо. Всяко лучше, чем находиться сотни лет бок о бок со скучными тысячелетними Богами. Когда мимо неё в спешке пронеслись трое миллелитов, звеня своими скудными доспехами, она не сдержала усмешки, вдруг вспомнив странный взгляд сына, который она никак не могла бы описать даже сейчас. Линос во все глаза, сверкая золотом, глядел на воинов в доспехах, на мужчин и женщин с оружием и бронёй, готовых сразиться за безопасность своих близких. Она никогда не понимала и не понимает до сих пор, в чём именно проявлялся тот восторг. Вполне возможно, что она никогда и не узнает.

Из глубоких раздумий её вывел непривычный этому городу звук. Она тут же остановилась и посмотрела в сторону привлёкшего её внимание феномену. Точно по мановению таинственной магии, Богиня потихоньку последовала странному зову из глубокого прошлого, представшего пред ней в форме отдалённо знакомых звуков.

Она тут же узнала в падающей капле воды печальный плач лиры, а в громком щебетании птиц — пение явно очень старой скрипки.

Нюкта была околдована этими звуками, точно старый знакомый пел ей песню, нашёптывая на ухо древние слова, уже даже не собирающиеся в целые предложения, ибо она не могла вспомнить его голоса. На огромной рыночной площади, где в рыжем свете уличных фонарей, до сих пор спешно зажигаемых вручную, тут и там стояли палатки с разнообразными предметами быта, блестящими камнями и цветастыми тканями, у большого фонтана собралась бродячая музыкальная труппа, неспешно разогревающаяся. Девушка в коротких шортах и зелёной рубашке с длинными рукавами с потрёпанной скитаниями и временем скрипкой неспешно проводила смычком по струнам, заставляя инструмент издавать негромкий звук. Молодой парень в лиловой рубахе, чьи огромные рукава развивались от случайно заглянувшего в город ветра, с лирой лениво перебирал покрытыми старыми шрамами и мозолями пальцами струны, недавно натянутые по новой.

Остальные музыканты тоже настраивали инструменты, располагались на расстеленном прямо на мостовой огромном пледе, но такого интереса они у Нюкты не вызывали. Богиня медленно прошла к ним, ступая босыми ногами по холодной каменной кладке, но остановилась примерно в метре.

— Вам чем-то помочь? — обратился к ней мужчина с огромным барабаном, приметив необычного гостя, ведь в связи с ситуацией их игра никому не была интересна.

— Нет, — она покачала головой. — Играйте.

— Играть? — удивлённо переспросила девушка, опустив скрипку.

— Играйте, дети мои, — мягко улыбнулась она, слегка наклонив голову набок. — Разве не для того вы здесь?

***

Торговая площадь неожиданно оживилась, но не в том суматошном и паникующем смысле, нежели раньше. Вокруг фонтана, где ранее расположились музыканты, собралась плотная толпа народу. Сквозь неё было тяжко пробраться, чтобы посмотреть, чем же так все были увлечены.

Чайльд попытался посмотреть, что же там происходит, но даже его рост тут никак помочь не мог. Он внимательно вслушивался, однако не мог ничего различить, сквозь этот нескончаемый шум: бесспорно красивая музыка скрипки и лиры смешивалась с гулом человеческих голосов, из которых Чайльд понял только одно — Итэр сейчас в эпицентре ситуации вместе с музыкантами.

Чуть ли не силой расталкивая толпу, Предвестник протиснулся через людей, чтобы найти друга. Вернее, Богиню, расхаживающую в его теле. Торопясь, он даже забывал извиняться, что устроил толкучку, хотя после даже понял, отчего здесь образовалась такая толпа.

Перед человеческими взорами предстала прекраснейшая картина, которая на несколько мгновений настолько заворожила Чайльда, что он даже застыл на месте. Под гармоничные пения лиры, скрипки и парочки незнакомых Предвестнику инструментов перед фонтаном в окружении незнакомцев парил в танце Итэр.

Он поднимал руки к небу, точно пытался дотянуться до него, отчего прозрачные рукава топа натягивались и скатывались вниз, оголяя будто ставшие тоньше руки. Юноша оглаживал кончиками пальцев своё лицо, проводя тоненькие невидимые дорожки слёз по щекам, шее, после чего резко разворачивался. Шифоновая полупрозрачная ткань брюк развевалась по воздуху, напоминая дым цветочных благовоний, парящий в святилищах.

Каждое движение было плавным, нежным и безумно чарующим. Вырезы на брюках игриво оголяли длинные ноги цвета разбавленного цветочного мёда, выставляли на обозрение множественные шрамы, ни капли не портящие вид, а будто даже добавляющие таинственности.

Чайльд наконец пришёл в себя, когда услышал достаточно неприличные комментарии в адрес своего друга: «Оказывается, герой Тейвата гораздо симпатичнее с меньшим количеством одежды». Вспыхнувший, как сухая трава от крохотной искры, приступ ярости мгновенно затух, стоило только Тарталье встретиться с Итэром взглядом. На секунду ему даже почудилось, что в этих янтарных огоньках он заметил искорки того озорства, которым товарищ одаривал его время от времени, особенно после спаррингов или во время глупых заигрываний, не несущих в себе особого смысла, по большей части.

К танцу Путешественника вдруг присоединился один из музыкантов, до этого долго наблюдающий и настраивающий что-то похожее на цитру. Высокий мужчина подхватил Итэра за руку, довольно неласково и даже грубо схватил его за талию, прижал к себе и повёл кругом по небольшой площадке в подобии вальса. Итэр, будто не сразу сообразивший, что происходит, сопротивляться не стал, подхватил танец, пытаясь попадать движениями в мелодию.

По какой-то не совсем понятной Чайльду причине его начало сильно раздражать, что кто-то вот так нагло трогал его друга. Он переводил взгляд с грубой хватки музыканта на оголённой талии Итэра на прижатую грудь Путешественника к чужому телу. Чайльд скрипнул зубами, скрестив руки.

«На этом месте должен быть я».

Последней каплей стал выпад, при котором Итэра наклонили вперёд и опустили, придерживая за спину. Вряд ли бы музыкант стал опускаться к лицу юноши за поцелуем, но для Тартальи этого было достаточно. Он подскочил к ним, подхватил Итэра под руки и одним резким движением забрал его к себе, обнимая и прижимая к своей груди.

Музыканты не растерялись, подключились другие инструменты, мелодия стала быстрее, более тревожащей, а незнакомый мужчина отступил, примирительно подняв руки, стоило ему только увидеть нескрываемое бешенство в голубых глазах.

Нюкта слегка отстранилась, малость растерянная неожиданным для неё поворотом событий, но после задрала голову, чтобы взглянуть на Чайльда.

— Эй, водяной, — позвала она его и погладила по щеке, привлекая внимание. — Люди смотрят.

— Плевать, — всё ещё раздражённо зарычал Предвестник, но всё же опустил взгляд.

— В таком случае нам нужно закончить, — прищурилась Богиня и опустила одну из его рук на талию.

Чайльд невесело усмехнулся, но всё же огладил открытую спину именно там, где касался незнакомец. Нюкте пришлось вести самой, правда, лишь первые пару мгновений. Тарталья не самый большой любитель танцев, однако и он кое-что умеет.

Музыка стала торопливее, из трагичной и возвышенной она превратилась в игривую, страстную, напоминающую дрожание двух огоньков прижатых друг к другу свечей. Чайльд прижал к себе друга, точно пытаясь прилепить его к себе, кружил его по площадке, крепко держал и наглаживал в местах, где его касались чужие руки. Проводил ладонью по его оголённой спине и пояснице, хотя и забыл снять перчатку, крепко держал за ладонь и не отпускал ни на секунду.

Среди множества звуков начал прослеживаться и странный звон, какой бывает, например, от украшений. На запястьях Итэра, на его пальцах, лодыжках и даже на бёдрах, соединяя длинные разрезы шароваров, начали появляться прямо из воздуха разнообразные металлические цепочки, браслеты, кольца.

Мелодия начала закругляться и торопиться ещё сильнее. Подстать ей Итэр неожиданно подпрыгнул и зацепился согнутой ногой за бедро партнёра, повиснув на нём объятиями за шею. Тарталья не сразу понял, но после придержал его за прогнутую спину и закрутил, вызывая у толпы волну восторженных возгласов.

Точно чувствуя музыку внутренне, Чайльд резко поднял его, а Итэр прижался к нему всем телом, крепко держась, как утопающий за спасительную соломинку, когда музыка достигла кульминации. Тарталья попытался выровнять тяжёлое дыхание, глядя в глаза своему другу. Его лицо было настолько близко, что он слышал, как ровно и спокойно он дышит. Мужчина прикрыл глаза и приблизился к нему, но остановился, вдруг ощутив на своих губах холодные пальцы.

— Я не Итэр, — едва слышно прошептала Нюкта и очаровательно улыбнулась.

Искажённая чужим голосом речь утонула в аплодисментах удовлетворённой зрелищем толпы.

***

Чайльд был растерян. Он в упор смотрел на низенький столик, где негде было яблоку упасть — настолько он был заставлен разнообразными блюдами: заоблачный гоба, вяленая рыба в острых специях, требуха, лимонные пирожные, разнообразные нарезки. Чайльд ничего из этого не хотел. Он иногда потягивал самый обыкновенный чёрный чай и наблюдал за тем, как лениво развалилась на диване Нюкта в теле его друга. Она уже рассказала, что для экономии и так быстро текущего времени она перенесла всю компанию сквозь тени, в том числе и Тарталью, потерявшего сознание от путешествия в подпространство.

Им пришлось вернуться именно сюда, поскольку Линос сказал матери, что пусть она ждёт его там, и потому что у Итэра заурчало в животе. Чайльд пояснил Богине, что людям иногда нужно есть. Нюкта покачала головой, но тем не менее согласилась поухаживать за врученным ей телом. Благо ресторан при отеле имел отдельные комнаты, отделённые арками с плотной тканью. Ей не хотелось находиться среди людей снова, хотелось отдохнуть от них. Терпеть одного Чайльда для неё было задачей куда проще, чем сидеть в ресторане за обычным столиком.

Тарталья раз за разом обводил стол взглядом и всё больше и больше убеждался, что перед ним лишь пустое тело Итэра, а настоящий юноша ныне у него во внутреннем кармане пиджака. Всё эти блюда мало походили на вкусовые предпочтения его друга. Он выбрал бы еду с более-менее нейтральным вкусом. Не слишком острую, сладкую или кислую. Например, его устраивали шашлычки с грибами или лепёшка «Мора», поскольку они не были слишком уж насыщенными. Нюкта же выбрала всё именно такое, что могло взорвать вкусовые рецепторы.

— Ой, жуть какая. Даже больно, — вдруг нарушила тишину Нюкта, как раз пробующая заоблачного гобу.

— Это называется остро, — нехотя отозвался Чайльд и сделал небольшой глоток чая, но вкуса даже не почувствовал.

— Остро? Что ж, нужно это хорошенько запомнить, — она слегка кивнула, но продолжила есть, хотя ей и приходилось морщиться.

— Если не нравится, то зачем продолжать есть? — хмыкнул мужчина, подняв на неё взгляд.

— Мне не одна тысяча лет, но я впервые ощущаю вкусы. Раньше у меня не было нужды в еде, потому я не знала, какая она на вкус, — Нюкта пожала плечами и поставила почти пустую тарелку обратно на столик. — Так что сейчас я хочу запомнить всё настолько хорошо, насколько могу.

— Вот оно что. И ради чего? Когда тебя вытащат из его тела, ты всё равно умрёшь, — он откинулся на спинку огромного кресла и устроил руки на подлокотниках.

— Верно. Я погибну и моя энергия рассеется в мире, — она слегка кивнула. — И всё же перед своим концом я бы хотела ощутить как можно больше человеческих вещей. Того, чему мы пытались научиться не одно столетие.

— Звучит, — вдруг застопорился Чайльд, — как-то печально. Понимать, что ты скоро умрёшь, но ничего не делать с этим.

— Для вас, людей, многие вещи кажутся обычными, такими, что всегда происходят, должными, — невесело усмехнулась Нюкта и сделала большой глоток имбирного чая, чьи обжигающая температура и, собственно, имбирная острота обожгли горло. — Например, вы чувствуете вкусы еды, вы знаете, какой теплотой вас накрывают солнечные лучи, каково пройтись босыми ногами по влажной от росы траве. У меня всё иначе. Я никогда не ощущала вкусов, только с появлением детей научилась ощущать температуры и текстуры. Для меня обволакивающая прохлада воды была совершенно бесчувственна. Но сейчас, — она по воздуху поднесла к себе лимонное пирожное и слизнула насыщенно жёлтый крем с крохотными кусочками лимона. — Ух, как непривычно, — она поморщилась и засмеялась, продолжив. — Но сейчас всё такое другое. Всё яркое, настоящее. Я должна буду Итэру за возможность побыть немного человеком.

— Как он? Вы же его слышите? — уточнил Чайльд, подняв на неё в миг помрачневший взгляд.

— Слышу, — слегка кивнула Нюкта и посмотрела на него, после чего закрыла глаза, прислушавшись.

«Хочу к нему».

«Хочу сесть на его колени и прижаться к груди».

«Хочу утешить его».

— Он о тебе очень беспокоится, — выдохнула Нюкта, открыв глаза, и утащила с фруктовой нарезки кольцо лимона, сняла с него несколько фрагментов долек и вновь подняла взгляд на Тарталью.

«Хочу поцеловать его. Помоги мне».

— И он хочет много странных вещей. Будь он сейчас целый, а не по кусочкам, не позволил бы такого поведения, — слегка усмехнулась Нюкта и поднялась.

— М-м? Какого поведения? — не совсем понял Чайльд, наблюдая за тем, как Богиня медленно обошла стол и подошла к нему.

— «Голые» души не способны держать свой язык за зубами, не способны контролировать эмоции и желания. Они безумно честные и всегда знают, что им нужно, — пояснила Нюкта и вдруг весьма нагловато уселась на Чайльда к нему лицом, обняв его за шею.

— Знают, что им нужно? — уточнил Предвестник, внимательно наблюдая за ней.

— Верно. Судя по твоему лицу, он так делает нечасто. Что ж… — она поёрзала, устраиваясь поудобнее и потянулась к его лицу. — К сожалению, я не могу дать ему власть над телом, но он может почувствовать всё то же, что и тело. Даже сейчас он даёт мне указания.

— Почему я должен в это поверить? — Предвестник недоверчиво прищурился.

— Можешь не верить, если хочешь. Поверь, мне до этого нет совершенно никакого дела. Я лишь выполняю, возможно, одну из последних просьб мальчика, — Нюкта пожала плечами и накрыла его губы поцелуем, позволяя тоскующим душам соприкоснуться.

Чайльд всеми силами пытался держать себя в руках, раз за разом прогонял в голове самые разнообразные мысли.

«Это не Итэр, так нельзя, — однако после он вслушивался в её голос, прокручивал слова в голове. — Почему она говорит о его «последней просьбе»? Что это значит?»

Было жуть как тяжело не поддаться соблазну. Предвестник начал всерьёз задумываться, а вдруг это действительно последний раз, когда он может держать его в своих руках? Последний раз, когда видит его именно таким? Что будет завтра? А послезавтра? Как долго та часть в бутылке сможет оставаться внутри? Наконец прикрыв глаза, он мог только надеяться, что внутри хоть на одну крохотную секунду, но действительно был Итэр, его дражайший друг. Чайльд крепко обнял его и прижал к себе, точно боясь снова упустить момент и навсегда потерять возможность.

Нюкта закрыла глаза, вслушиваясь в ставший громче голос, и послушно следовала всем указаниям. Она приоткрыла губы, вдруг поняв, что не успела проглотить кусочек лимона, ведь ей очень нравилось держать его во рту ради резкого ощущения. Однако Чайльда это практически никак не смутило. Он обводил такие желанные губы языком, прижимался к ним своими и даже кислота и сок ему никак не мешали, хотя и дали поцелую очень странную и непривычную особенность. Сильный вкус лимона.

Богиня же совершенно ничего не чувствовала, потому закрыла глаза, будто действительно передавала власть над телом той части души Итэра, что так отчаянно нуждалась в тепле близкого человека. Чайльд малость поморщился, когда крохотные гранулы цитруса начали лопаться, выделяя ещё больше сока, медленно стекающего от его левого уголка рта к подбородку.

Молчаливая податливость практически без ответных действий безумно сильно смущала, заставляя вновь задуматься, насколько вообще правильно было бы подобное действие. Однако эта мысль довольно быстро покрылась инеем, стоило только Чайльду встретиться с на мгновение привычно сверкнувшими янтарными глазами.

Воодушевление, слившееся с долгожданным непривычным поцелуем с ярким привкусом, опьянили его спутанные мысли, развязали ему руки. Мужчина опустил ладони на бёдра Итэра и от души их сжал, уже не пытаясь сдерживаться, погладил его вдоль по вырезам, ныне перекрытых несколькими цепочками, и запустил пальцы под ткань, касаясь голой кожи одной рукой и жёсткой перчаткой другой.

Итэр поморщился и отстранился, придерживая мужчину:

— Ему не нравится. Нужно снять.

Он не сразу её понял, но после до него дошло, когда Нюкта подняла его руку в перчатке и медленно стащила её, прикусив кончик среднего пальца ткани. Предвестник с заворожённым видом, будто под самым настоящим гипнозом наблюдал за её неторопливыми, изящными движениями и совсем не узнавал в них привычную Итэру неуклюжесть. В подобные моменты близости тот вполне мог умудриться потерять равновесие, случайно укусить, зашипеть или замычать от недовольства тисканья. Он ещё помнил, как они вылезали из ванной в бане, когда Путешественник носил гипс. Пока они обнимались, наслаждались обществом друг друга и наглаживали за разные места, Итэр совсем забыл, что ногу в воду погружать не следует.

«Гипс! — вдруг осенило его, когда тот уже совсем размок. — Это всё ты виноват! Я же говорил, что надо вылезать!» Чайльд на это тогда ничего не ответил, практически задыхаясь от смеха. Впрочем, после именно он относил его на руках к врачу, замотав в полотенце.

Тарталья вздрогнул, когда Богиня вновь наклонилась к его лицу, и вовремя отстранился, придя в себя и придержав её за талию.

— Стой, стой, — он помотал головой. — Это странно. Я так не могу.

— Не можешь? — не поняла Нюкта и наклонила голову набок. — Не понимаю. Тело Итэра, внутри осколок души Итэра.

— Но ты же не он. Это всё очень странно. Не могу так, — он вновь покачал головой и вовсе убрал от неё руки. — И никогда больше так не делай.

— Какого хера вы тут делаете? — с искренним негодованием спросил Кербер, заглянувший к ним в зону ресторана.

— Что там? — лениво поинтересовался Линос, заглянувший следом, однако ничего интересного уже не увидел.

Нюкта разлеглась на диване, потихоньку потягивала имбирный чай и нарезанные кольцами фрукты, а Чайльд стирал что-то с лица сухой салфеткой, закинув ногу на ногу. Кербер кашлянул в кулак и вошёл к ним, присел к матери на край жалобно скрипнувшего красного дивана и вымученно выдохнул, с немым осуждением глядя на Предвестника. Линос, ничего не успевший заметить, слегка пожал плечами, опустив этот момент, и прошёл следом.

— Нашли что-нибудь? — уточнила Нюкта, глянув сначала на одного сына, а после на другого.

— Куда вы ходили? — уточнил Чайльд, запивая кусочек лимона чёрным чаем.

— В библиотеку Ли Юэ, искали книгу, которая помогла бы нам всё исправить, — пояснил Кербер. — Но ни черта не нашли. И у этой. Как её?

— Нин Гуан, — подсказал Линос.

— Во. У неё тоже ничего. Может, что-то в предыдущем дворце было, но это не точно, — Кербер покачал головой. — Странно, что здесь не оказалось ни одной твоей книги.

— Ты книги писал? Слабо верится, — скептически хмыкнул Тарталья, подперев голову рукой.

— Я действительно написал много книг, но вряд ли твой промёрзший мозг осилит хоть одну, — съязвил в ответ Линос.

— Вы друг друга стоите, — весело усмехнулась Нюкта. — Вам не кажется, что ссориться сейчас не самая удачная идея?

— Точно. Ты говорила, что тебе нужно подумать. О чём подумать? — припомнил Кербер.

— Я понаблюдала за телом, послушала его и кое-что заметила. Тело меняется, — объявила неожиданную новость Нюкта.

— Меняется? — тут же включился в разговор Чайльд.

— Меняется, — повторила Нюкта и сразу пояснила. — Даже это тело не способно выдерживать такое колоссальное количество энергии. Оно начинает изменяться, приходить в ту форму, которая была бы мне удобна. На момент, когда изменения окончательно завершатся, душу мальчика будет возвращать уже некуда.

— Сколько у нас времени? — деловито уточнил Линос.

— Не больше месяца.

— Значит, примерно месяц, но расслабляться не стоит, — задумался Кербер. — До Инадзумы не успеем.

— А для чего вы собирались в Инадзуму? — уточнил Чайльд.

— Книги, что могли бы нам помочь, могут находиться и там. Тогда можно поискать в Монд… — начал Кербер.

— Сумеру. Или Фонтейне. А там и до Натлана недалеко, — хмыкнул Линос.

— Линни, нет нужды. В Сумеру ты уже все книги наизусть знаешь, а по другим местам у нас нет времени рыскать, — покачал головой Кербер. — Нужно сразу идти в Мондштадт.

— На Мондштадте свет клином не сошёлся, — скрестил руки на груди мужчина.

— Большую часть книг ты написал и оставил там. Там точно есть те, что могут нам помочь, — настаивал Кербер. — Мы просто в пустую потратим время.

— Ты помнишь, как жители Нового Мондштадта поступили с древними книгами? Правда думаешь, что хоть что-то уцелело после этих дикарей? — фыркнул Линос, поморщив нос.

— Решено, — вдруг поднялась на ноги Нюкта, вынуждая детей прекратить завязывающуюся ругань. — Отправляемся искать в Мондштадт. Декки точно нам поможет, верно?

Линос и Кербер переглянулись, не решаясь сообщить страшную новость.

— Ты с нами, малыш? — спросила Богиня и протянула руку Чайльду.

— Ещё бы. Не доверю вашей сомнительной компании тело своего друга, — он усмехнулся и хотел было встать, взяв Итэра за руку, но не встал. Отдёрнул пиджак вниз и, кашлянув в кулак, предложил. — Давайте всё же поедим перед сборами. Посидим.

Нюкта и Кербер не сдержали смешка, в то время как Линос раздражённо закатил глаза, не понимая, почему они медлили.