Время шло к первому часу ночи, когда Арсений оставил свои неудачные попытки уснуть. Он вылез из постели в одних боксерах, накинул сверху мягкий халат и, не торопясь дойдя до кухни, уже заваривал себе травяной чай. Наивно было полагать, что размышления дадут ему расслабиться, а мозг сможет рано уснуть. Режим в очередной раз идёт к чёрту. От большой кружки поднимается пар, разнося по квартире горьковатый аромат трав, когда Арс заходит в гостиную. Он включает напольный светильник, который заливает комнату бледным жёлтым светом, и музыку для медитации в надежде, что практика поможет уснуть. Ставит чай на журнальный стол и удобно устраивается на диване.
Глубокий вдох. Медленный выдох. Балкон. Взгляд падает на злосчастную стеклянную дверь, и разум моментально отвлекается от мелодии. «Блять». Свежие флэшбэки сменяются, как диафильмы. Он встряхивает головой, пытается очистить мысли и сосредоточиться. Глубокий вдох. Медленный выдох. Арс закрывает глаза и чувствует запах мая с улицы. Ощущает тяжесть собственных рук, лежащих на коленях. Пытается прочувствовать каждую часть своего тела. Вдох. Как лёгкие наполняются воздухом, и от этого поднимаются плечи. Плечи. «Сука». Резкий выдох. Он сжимает ладони в кулаки, после чего запускает руку в волосы и с усталой улыбкой обессилено сползает по спинке дивана, занимая лежачее положение.
— Какого хера? — хриплым шёпотом обращается он скорее к люстре.
Арсений понял, что и медитация ему сегодня не помощник. Он берёт кружку и выходит на балкон, усаживаясь в кресле перед панорамным окном. Уже давно ставшая привычной неспящая и яркая столица не занимает его внимание. Из этих миллионов огней он видит лишь один. На седьмом этаже дома напротив горит тусклый свет. «Тоже не спишь».
Голова забита флэшбэками, но в мыслях почти тишина. Видимо, музыка хоть как-то помогает. Или он просто устал за сегодня думать. Устал сочинять вопросы и искать на них ответы. Устал играть. Он бездумно проводит ладонью по узкому бархатному подлокотнику кресла потом сильно сжимает мягкую поверхность так, что белеют костяшки пальцев. Шумно выдыхает, надув щёки, и берёт оставленную другом пачку сигарет. Какое-то время крутит её в руке, даже не думая, нужен ему сейчас никотин или нет. Просто крутит, зажав между большим и средним пальцем, указательным придавая вращение. После глотка горячего чая он выдыхает мятой и прищурившись неотрывно смотрит в окно напротив.
Антон цедит уже остывший кофе на кухне и закуривает третью сигарету. За эти несколько часов, как он вернулся домой, размышления привели его лишь к одному выводу. Он боится расстроить Арса. И всё? Он не уверен. Но разочарование и злость, которые он видел сегодня в глазах друга, задели даже сильнее, чем все обидные сказанные слова. Каким бы хорошим актёром ни был Попов, сыграть такое сложно. Да и зачем ему играть негатив? Антон с трудом признался себе, что такая встряска была ему нужна. Уж слишком он пошёл в разнос последние пару недель. Надо брать себя в руки, а то его трудолюбие превращается в трудоголизм. Первое — хорошо, а вот вторым начинаешь страдать, когда работа становится побегом от проблем. А вкупе с бессонной ночной жизнью и вовсе становится прямой угрозой и здоровью, и качеству выполняемой работы. Попов прав. «Как, блять, всегда», — добавил себе Антон. На столе завибрировал телефон.
1:03 Светленькая из клуба
Приветик) увидимся?)
Антон скривился, цокнул языком, зашёл в контакты и заблокировал номер девушки. Мысль о ней и на минуту не заняла его голову. Он тут же забыл про неудачное знакомство и вернулся к размышлениям о сегодняшних ощущениях в компании коллеги. Шастун объяснял свои новые эмоции тем, что с ним, скорее всего, ещё не случалось на столько близкой дружбы. Настолько. Макар — такой же, как и он сам. Незрелый, смешной, талантливый, красивый, весь в работе, с кучей комплексов и проблем. Умнее и серьёзнее, чем Антон, возможно. Длинный это признавал. Дима — это его наставник и практически старший брат, который всегда выслушает, скажет умные слова, даст правильные советы… Но словно из-за того, что их отношения начались с наставничества, до сих пор между ними висит некий призрак субординации. Дима — отец, взрослый и состоявшийся человек, чьи приоритеты уже сильно отличаются от Антоновских. Шаст это осознавал. Радовался за друга, но понимал, что Позов уже не сорвётся ночью через весь Воронеж, теперь уже Москву, к бедовому младшему другу слушать пьяные бредни разбитого сердца или нытьё про неудачные кастинги. Антон тоже уже не тот, что был даже пять лет назад, когда жилетка в лице Димы была нужна ему чаще, чем сейчас. Но как будто и жилетка теперь нужна другая. И кажется, он её нашёл. На этих мыслях Шастун поднялся и подошёл к окну, взглянув на дом напротив. Арсений увидел шевелюру друга, невольно улыбнулся и вновь сжал подлокотник. Антон не улыбался. Отсюда он видел лишь фигуру в халате, восседающую в кресле. Выражение лица друга рассмотреть было невозможно из-за отсутствия освещения на его балконе. Но каждый понимал, что они пристально смотрят друг на друга.
Вдруг, во время этой нечёткой игры в гляделки, брови Арсения начали медленно подниматься вверх. В его голове, в этой его ментальной библиотеке, среди этого полного хаоса всё начинало становиться на свои места. Стоило устать от мыслей, попытаться очистить голову, чтобы в ней появился хотя бы намёк на разумное объяснение поведения Антона. Арсений прищурился. «Шаст боится?» Боится близости с ним. Но как будто хочет этого? Не сопротивляется касаниям, а сопротивляется себе? Боится даже признаться себе? Попов скривился, как от лимона, и вытаращил стеклянные глаза в окно. Он знал, что Шаст не увидит его эмоций отсюда. «Боже… Антон, серьёзно?» Арс не находил других объяснений. Либо он просто очень хотел, чтобы всё было именно так, как ему кажется. Не «либо». Он хотел, конечно хотел. Но принимать желаемое за действительное было не в его стиле. Скорее наоборот. Он приучил себя сомневаться и не доверять слепо, если всё вдруг складывается так, как хочется ему. Одна его знакомая однажды сравнила Арса с Шарлоттой из «Секса в большом городе». Та, когда всё шло по её желаниям, хорошо и как надо, сразу впадала в панику и горевала, будучи уверенной, что не может всё быть так гладко и идеально. Арсений тоже не доверял ситуациям, которые внезапно складывались в его сторону, и всегда искал подвох. Сейчас весь и целиком Антон казался ему подвохом. «Не-е-ет, не могу я быть прав. Нет. Бред», — сопротивляется он своим мыслям. Попов встал и вышел с балкона, направившись в кухню. Стакан коньяка на пару пальцев он опрокидывает в себя залпом и упирает ладони в столешницу, хмуро и озадаченно глядя в никуда. «Нет», — звонко звучит в голове. Он вдруг хмыкает и начинает хрипло и громко смеяться. Потерянный и где-то сумасшедший взгляд бегает по стенам, по мебели, по собственным ладоням, но не воспринимает увиденное. «Нет, нет, нет! Арсений Сергеевич, это бред, опомнись, кретин! О чём я вообще думаю?! Ты в своём уме вообще? Шастун же это ёбаный герой «Сверхъестественного»! Он же, блять, супернатурал! Или нет. Или нет?..» Он закрывает лицо ладонями и прислонившись к холодильнику медленно сползает вниз, садясь сперва на корточки, а потом просто пятой точкой на пол.
«Блять», — думает Антон, когда видит, как друг уходит с балкона и исчезает за шторой в гостиной, — «вернись». Шастун уже с полчаса ощущает, как волнами подкатывает паника. Он не хочет чувствовать то, что чувствует. «Хочешь», — звучит в голове голос Позова. Нет, он всего лишь давно не был ни с кем так близок, вот и начал таять. Это совсем не то… Совсем не то. Просто между ними с Арсом слишком много откровений. Слишком много того, что не знает больше никто. Слишком много общих вечеров. Слишком много переписок. Их вдруг стало слишком много друг у друга. «С каких пор вообще?!» Антон искренне не помнит, когда всё началось, но через несколько минут закатывает глаза. «Видос… Бля. Видос на Премьере. Грёбаные рекламщики». На последней мысли Антон мнётся. Стоит ли их ругать, если теперь всё так? Если их действия по странному стечению обстоятельств сблизили его с Арсом? Шасту пришла мысль, что рабочее окружение влияет на него сильнее, чем он хотел бы. Рабочее во всех смыслах. Рекламщики со своими ублюдскими идеями, которые переходят все границы. Стас, который тоже переходит границы, но в обратную сторону. Фанаты, которые границ просто не знают…
Ему вдруг захотелось позвонить Макару. Или это просто желание отвлечься на другого близкого друга? Желание переключить внимание с Арса хоть на кого-то. Переключить, отключиться, забыть хоть на секунду. Паника. Что он скажет Макару? Происходящее с Поповым он точно не сможет ему объяснить. Себе-то не может. Или может, но не хочет признавать эти объяснения. Да, определенно второе. Он с силой трёт ладонями лицо.
— БЛЯТЬ! — рявкает Шастун на пустой кухне и устало берется за голову, тяжело вздыхая.
Внутренние голоса, споры и диалоги доводят до ручки. Он просто хочет отдохнуть, хочет, чтобы они замолчали хоть ненадолго. А что делают взрослые люди, чтобы отвлечься от загонов и дурных мыслей? Верно. Включают весёлую и позитивную музыку, чтобы настроение улучшилось. Чтобы в голове воцарились счастье и радость. Да. Ага.
Играет сейчас
Дешёвые драмы
Валентин Стрыкало
Антон упал на мягкий кухонный стул перед окном, на подоконник которого определил пепельницу. Он смотрел на пустующий балкон и потирал своё предплечье. Его тактильность сегодня превосходила сама себя. Даже от собственных прикосновений по позвоночнику расходились волны мурашек. Он размял шею, удручённо выдохнул сквозь зубы и достал очередную сигарету. Скурив её до половины, он вдруг краем глаза взглянул на холодильник. Замешкав на мгновенье, он вдруг подорвался. Резкими остервенелыми движениями достал бокал, из холодильника — почти полную бутылку виски, из морозилки — лёд. Щедро налил почти до краёв, как не нальют тебе ни в одном приличном баре. Несколько больших глотков. Горечь. Антон прокашлялся, чтобы облегчить ощущения обожженного алкоголем горла. Рассудок, наконец, начинает затуманиваться. Чужие голоса в голове с советами и мнениями затихают. Ещё сигарета. В сознании всё затихает. Он благодарен напитку за это. Надеется, что удастся скоро уснуть. Нет. Звонок в дверь заставляет его дёрнуться. Пульс подскакивает от неожиданного звука. «Что за?..» Он не торопясь подходит к двери и открывает её.
— Мы не договорили, — не спрашивая позволения, не глядя на друга, Арсений в одном халате поверх пижамы проходит в квартиру с недопитой бутылкой Мартелла, болтающейся в расслабленной руке.
Антон в оцепенении. Первое, что приходит в голову, это:
— Как тебя на ресепшене пропустили? — звучит прохладно.
Арсений поднимает на него уставший и наигранно надменный взгляд и поправляет очки.
— Не пустить меня? Да там у девочек уже водопады. Современные «консьержки» сильно помолодели.
С кухни доносится следующая композиция из плейлиста, играющего на рандоме. Шастун игнорирует слова Попова.
Играет сейчас
Prelude 12/21
AFI
Они пристально смотрят друг на друга. Тишина длится дольше комфортной нормы. Даже не три, не пять, не семь секунд. Арсений хочет повести себя как персонаж какого-нибудь поп-сериала для подростков. Под эмоциональную и драматичную мелодию подойти и поцеловать этого инфантильного идиота. Так, чтобы казалось, что весь окружающий мир вращается вокруг вас, стены кружатся и исчезают. Так, что весь смысл, вся суть мироздания остаётся лишь в точке, где соприкасаются ваши губы. Так, что во вселенной вы одни и больше никого. И плевать на всё. На всё, что будет после сегодняшнего вечера. И это желание явственно читается в глубоких синих глазах. С каких пор Антон такое замечает? На двоих пульс в комнате превышает отметку 300. Длинный резко вдыхает сквозь зубы и опустив взгляд направляется на кухню, специально, но очень мягко, задевая плечом гостя, который стоит в коридоре как вкопанный. Арсений смотрит себе под ноги, прикрывает глаза, набирается терпения и, развернувшись на пятках, следует за другом.
Антон молча достаёт из шкафа бокал и звонко ставит на стол, тяжело глядя на Попова. Арс наполняет его принесённым коньяком не предлагая другу, потому что замечает на подоконнике его бокал с янтарной жидкостью.
Тишина. Кухня освещена лишь тусклым тёмно-жёлтым светом ламп на вытяжке. Антон занимает прежнее положение на стуле, лишь развернув его от окна. Напротив него стоит небольшой диван, который разделяет просторную кухню на две зоны. Арсений устраивается на нём, привычно скрестив ноги и поправляя халат. Теперь даже стол их не разделяет, потому что обеденная зона располагается в углу помещения, позади них. Антон уже и сам не стесняется прямого зрительного контакта. Во взгляде обоих угадывается то ли вызов, то ли вопрос.
— И о чём же мы не договорили? — решается начать Антон.
— Прекрасно сам знаешь, — кажется, Арсений идёт ва-банк.
Антон молчит. Крылья его носа заметно дёргаются, и он парирует:
— Так просветите, граф. Куда там мне, инфантильному пиздюку, понимать ваши посылы? — поджав губы, он растягивает их в напряженной и неискренней улыбке.
— Дурак, — звучит тихо. Арс отводит взгляд и делает несколько глотков.
— Я жду, — Антон повторяет действие друга, только намного активнее заливает в себя почти половину полного бокала виски и морщится.
— Я тоже, Антон, — он вновь поднимает глаза на друга. — Только ждём мы разных вещей.
Арсений действительно шёл ва-банк. Он понятия не имел, верно ли трактовал эмоции друга. Эмоции невольные — язык тела Шаста во время их общения прошедшие пару месяцев — запинания, интонации, умалчивания. Касания, в конце концов. Касания. Арс едва заметно выгнул спину, по которой прокатилась волна холодных мурашек от тактильных воспоминаний о ладони Антона, скользящей по его предплечью всего несколько часов назад. Нет. Он не может ошибаться. Ва-банк так ва-банк. Снявши голову, по волосам не плачут.
— И чего же вы ждёте, Арсений Сергеевич? — длинный поднял подбородок, надеясь, что от этого будет звучать увереннее.
— Что вы… — Попов опустил голову с улыбкой и хмыкнул себе под нос. — Жду, что вы, Антон Андреевич, научитесь быть честным с собой.
— А с чего ты взял, что я не честен с собой?
— Хм, — гость поджал губы и поднял брови, взглядом изучая узор на ламинате под ногами. — С того, что какого-то хера мы с тобой за несколько месяцев сблизились сильнее, чем за прошедшие несколько лет. И…
— И? И что это даёт? Право тебе думать, что знаешь меня лучше, чем я сам? — перебивает Шаст.
— Вовсе нет, — он театрально по-отечески улыбнулся, — совсе-е-ем нет. Это даёт мне возможность по твоей интонации понимать, когда ты врёшь. А врёшь ты отвратно. Ну… — он качнул бокалом в руке и сделал глоток, — отвратно врёшь окружающим. Мне, как минимум. Себе, по всей видимости, ты врёшь первоклассно. Даже сам веришь.
— Ты серьезно, блять, считаешь, что раз мы так сблизились за последнее время, то ты читаешь меня как открытую книгу? — и вновь этот оборонительный тон.
— Нет-нет-нет, Тошенька, — Арсений сжал губы в трубочку и страдальчески поднял брови, медленно качая головой. Улыбка вырывалась наружу.
— А что тогда?
— Не как книгу, дорогой мой. Как детскую раскраску, — резко сменив выражение лица, он взглядом самодовольного хищника взглянул на друга исподлобья.
— Иди ты, — Антон, видимо, ждал другого ответа. Но под таким взглядом друга он резко прерывисто вдохнул и отвернулся. Уголки рта едва заметно дрогнули вверх. Это нервное. Ему не смешно. Он щедро отпил виски.
— Куда же мне пойти, Антон? — сбросив все маски, сорвав внутренний ручник, Арсений нагло закусил губу, улыбаясь лишь одной стороной лица, и голодным взглядом посмотрел на друга.
— На хуй, — Шаст широко открыл глаза и поднял брови, чуть двинув головой вперёд, будто говоря очевидное.
— Ты очарователен, — хрипло усмехнувшись, Арс закатил глаза, прикончил свой коньяк и налил снова. — Антон.
— Что? — прозвучало даже грубо.
Играет сейчас
WEATHER
Koste
— М-м-м, — Попов отвлёкся и расплылся в улыбке, которая скорее походила на оскал, — песенки мои тыришь, — он обратил взгляд на источник звука — небольшую колонку на столешнице.
— Твои? — Шаст свёл брови, пытаясь звучать надменно и самоуверенно.
— Ты такое не слушаешь, — а вот Арсению не приходилось давить из себя самоуверенность. Она была совершенной. Совершенной, как никогда. Искренней, идеальной, настоящей, сопровождалась улыбкой и усиливалась алкоголем.
Антон ощущал собственный румянец, а Арс его прекрасно видел. Они понятия не имели, куда может завести этот диалог, где каждая реплика казалось двусмысленной. Антону постепенно становилось плевать, спасибо виски. А Арсений впервые за долгое время ощущал себя как рыба в воде в общении с этим человеком.
— Арс.
— М? — Попов наслаждался этой игрой. Не своей привычной лживой игрой в другого человека, не своим вынужденным актёрством. А попытками Антона сыграть невозмутимость.
— Что, блять, происходит? — Шаст устало нахмурился и сжал переносицу большим и указательным пальцами. — Что за сраная драма? Мы как будто в «Дневниках вампира» снимаемся. Нам сколько лет?
— Я думал, ты мне наконец скажешь, что происходит.
— Ну, давай раскинем… Мы почти посрались у тебя. Потом замяли ситуацию. Потом я сказал, что устал. Ушёл. Потом ты, блять, припёрся сюда.
— Хм, — уже пьяная самодовольная ухмылка, — «замяли ситуацию», да? Как дипломатично…
Антон опустил голову и нервно сглотнул. Говоря откровенно, он был в ужасе от ситуации с того самого момента, как Арс пересёк порог его квартиры. «Блять, я же его знаю. Столько лет знаю. Что тогда со мной происходит, блять? Да ты знаешь, что с тобой, идиот. Посмотри на него. Просто, блять, посмотри на него и подумай ещё раз», — Антону начинало казаться, что если его внутренний диалог не прекратится, то его определенно ждет раздвоение личности. «Он нужен тебе больше, чем тебе кажется. Больше. Ну не так же? Или так? Нет. Я же… Блять, ну, Ира… остальные… Нет. Не так. Блять. Не так». Антон, тяжело и резко вздыхая, не рассчитав силу ставит бокал на подоконник так, что тот разлетается на осколки.
— Сука! — он встряхивает рукой, по кухне разносится глухой звон стекла о ламинат, а брызги крови орошают даже халат гостя.
— Ха-х! — всё, на что способен Арсений в первую секунду, это на автомате отвернуться от жеста друга и рассмеяться. Но он быстро соображает, что произошло, и сердце начинает биться быстрее. — Ты в порядке? Рука цела? — он вскакивает и подлетает к другу. Антон рефлекторно выставляет перед собой ладонь, не давая подойти ближе.
— Отойди! Осколки! Под ноги смотри! — он держит пораненную руку согнутой и ладонью вверх, как однажды показал ему Попов во время не самых удачных «шокеров». Алые капли окрашивают лужу виски на полу в грязно розовый. Кожу саднит. Алкоголь и шок от внезапности ситуации сперва притупили боль, но теперь руку начало неистово щипать. «Ну хоть точно обеззаражено», — мысленно цокает языком длинный.
— Идиот, — Арс закрывает лицо ладонью на секунду и настойчиво тянет на себя кисть Антона. — Дай посмотрю.
— Не над… — но вот он уже стоит как ребенок, а Попов крепко сжимает его запястье, убирая оттуда мелкие осколки, заляпанные кровью, и бесцеремонно бросает их на пол.
— И-ди-от, — медленно повторяет тот, поднимая голову и встречаясь с грустными зелёными глазами.
— Я разберусь, — отмахивается длинный и вырывается. Он идёт в зал за роботом-пылесосом и аптечкой.
— Крупные он не соберёт, дай веник или что-то, — Арсений видит въезжающий пылесос и продолжает безуспешно шарить по нижним кухонным шкафам, пока друг ищет аптечку и хоть что-то, чтобы собрать осколки.
— Да я ебу, где оно тут? Я только заселился! — возмущается Антон из ванной.
— Но зато девок уже успел сюда наводить, — бормочет себе под нос Попов, замечая в мусорном ведре под раковиной упаковку от презервативов.
— Нашёл, — Антон возвращается в кухню, держа в здоровой руке небольшую метлу и совок на длинной рукоятке, а подмышкой аптечку. — Чё такое? — он подозрительно смотрит на друга, в чьих глазах вновь замечает это проклятое разочарование.
— Ничего, давай сюда, — Арс быстро разбирается с осколками, доверяя остальную работу круглому электронному другу.
— Спасибо, — виновато произносит Шастун, забравшись с ногами на диван, пока наблюдает за Арсением, который скрупулезно собирает остатки бокала.
— Аптечка? — Попов игнорирует его слова.
— Вот, — он протягивает прозрачный белый ящичек.
— Блять, конченный ты, конечно, — Арс резким движением берёт его за запястье и поворачивает ладонью к свету.
— Ещё повыёбывайся давай на больного, — обиженно бубнит Шаст.
— Алло, — брови актёра взлетают, — давай, может, сам левой рукой разберёшься со своими травмами?
— Да ею обычно и разбираюсь с… травмами… — неловко шутит длинный.
— Сука, — тихо смеётся Арсений, поджав губы и качая головой, — идиот. Идиот! — он пинцетом вытаскивает осколки, не особо стараясь быть нежным. Да и алкоголь в организме не особо-то и позволяет таковым быть в данной ситуации.
— Уф-ф-ф! Бля-я-я! — шипит Шастун сквозь зубы, пытаясь одёрнуть кисть.
— Терпи! — сильнее сжимает руку. — Дитё, блин.
Через пять минут рука Антона забинтована, бокалы обновлены, собеседники заняли свои прежние места, а пылесос выполнил своё дело и отправился на зарядку. Вновь молчание под музыку. Будто ничего и не было.
— Съёмки есть завтра? — интересуется актёр.
— Угу, — с понурыми плечами кивает Шаст.
— Идиот, — Арсений закатывает глаза и отворачивается, отпивая из бокала.
— Да хватит уже! — выпаливает Антон, — как с тупым ребенком со мной, блять! В команду Стаса вступил?
— Я? — таращит Арс на него глаза. — Я. В команду Стаса. Подумай ещё раз и переспроси.
— Да я не о том… — замешкался смущённый длинный.
— Ага, — саркастично протянул Арс.
— Нога. Я о том, что он вечно как с ребенком со мной, бесит, сука! Реально как с тупым подростком! — в сердцах выпалил Шастун.
— А кто ты? Умный взрослый? — иронично изогнутая бровь лишает фразу негативного окраса.
— Затрахал стебать. Ты понял, о чём я! Ещё ты давай тут меня равняй с подростками, ага.
— Ну, — актёр наигранно запинался, не стараясь сдержать ухмылку, — ну, как бы… иногда-а-а…
— Заебал, — вовсе без улыбки отвечает длинный.
— Ладно, — вдруг посерьёзнел Попов. — Давай вернёмся туда, где закончили, — он решает сменить тему. Или возобновить.
— Где мы закончили? — даже «включать дурака» у Антона не очень получается, когда он волнуется.
— Мы не закончили, — медленно произносит Попов.
— Что? — фраза сбила Шастуна с толку.
— Мы не закончили на моем балконе, — на лицо Арсения вернулось хищное и жадное выражение.
Паника. Учащенный пульс. Тяжелое дыхание.
— А там было, что заканчивать? — Антон выдал единственную в его голове фразу, которая по его мнению хоть как-то подходила под эту игру, которую очевидно затевал Арсений.
— Тебе не надоело? — Арс встал и подошёл к другу слишком близко, отчего тот вплотную прижался к спинке стула. Но Попов всего лишь потянулся к сигаретам на подоконнике, не стараясь сдержать наглую усмешку от напряжения друга, которое не могло остаться незамеченным.
— Что мне не надоело? — теперь Антон смотрел на него снизу вверх. Он решил, что лучшей тактикой будет смелость в ответ, поэтому взгляда он не отрывал.
— Да… вот это, всё… — неопределенно ответил актёр, поджигая зажатую в губах сигарету. Он медленно выдохнул, но не спешил возвращаться на диван. Так и стоял рядом с Антоном.
— Арс. — Шаст просто произнёс его имя и опустил таки голову. Он был не в состоянии выдать что-то ещё. Было смертельно сложно смотреть сейчас в самоуверенные синие глаза. Антон словно боялся, что они видят его насквозь. Практика показывала, что частенько так оно и было. «Слишком близко». Мурашки обсыпали спину, он в очередной раз сглотнул ком в горле. Паника. Тишина. — Арс… — зачем-то повторил он тихо себе под нос, но его услышали.
— Тош, — болезненно захотелось обнять. Давно хотелось. Болезненно. По-настоящему. Не на прощание, не для приветствия, не для поддержки на съемках. А просто обнять. Вдохнуть его. Ощутить его мурашки, его тепло, его волнение. Защитить, понять, позаботиться. Болезненно. Арс с силой сжал челюсти и прикрыл глаза. Хочет взять его и не отпускать. Только вот Антон пока не готов, и Арс знает это лучше него.
Тишина.
Глубокий вдох. Медленный выдох. Антон поднимает взгляд. Арсений смотрит на него сверху вниз. На его кудри, на зелёные глаза с красными от усталости белками, на пораненную кисть. Щенок, ей богу. И Арс сдаётся. Одну руку кладёт ему на щёку, другой почти не глядя определяет сигарету на бортик пепельницы. Делает буквально шаг и оказывается между расставленных острых коленей. Прижимает кудрявую голову к груди. Горячее прерывистое дыхание бьёт прямо в солнечное сплетение. Неловко и неуверенно длинные руки обвивают его поясницу. «Ему просто надо помочь», — думает Арс и прислоняется губами к его макушке, крепко, но нежно обхватывая за шею. Запах мятного шампуня вдруг становится почти родным.
Антон проклинает всё на свете за то дикое количество эмоций, которые сейчас испытывает. Слёзы близко. Он всеми силами держит Арсения, пораненной рукой обхватывая за поясницу, а здоровую ладонь прислонив к его спине. С ним никогда такого не было. Никогда он не ощущал столько всего разом. Никогда. Он не хочет его отпускать. Какие бы чувства это ни были, ему плевать. Он не хочет. Он готов провести так много часов. Антон ощущает, как моргая, он оставляет на серой пижамной футболке Арса влажные следы. Громко шмыгая носом он вдыхает аромат лемонграсса и чёрного перца, и эти запахи сводят с ума. Он обнимает его ещё крепче.
Арсений улыбается в густую шевелюру, прижимаясь к его затылку то щекой, то губами. Мягко гладит его шею и теребит волосы, не смея оторваться ни на секунду.