Во сне он стал частью чего-то огромного, сложного и прекрасного. Шестеренкой идеального метафизического механизма, звенью в сети множества разумов.

Ограничения тела остались далеко позади, в несовершенном физическом мире. Сломанная оболочка и слабый мозг не сдерживали его. Имя и история, то, кем или чем он был тогда, более не имело значения. Дух растворился и стал частью безбрежного неукротимого океана знаний и силы. Им не нужно было говорить, языки и жесты бессмысленны – достаточно лишь послать свою мысль, и ее примут все вокруг. Чистое, незамутненное понимание сущего позволяло им достичь покоя. Парить по волнам небес, кружить в облаках газа и пыли, чувствуя, как вокруг вращается Вселенная.

Центром океана душ служила могучая башня. Ее зубцы уходили в серые облака и притягивали к себе раскаленные зигзаги молний. Она держала их, не давая испариться в вечности, как Атлант, взваливший небо себе на плечи. На вершине башни стоял высокий человек в черненной маске. Как король морей, он осматривал свои владения. Его могущество не поддавалось сравнению, его разум связывал их неразрывной цепочкой. По его воле расступались волны, гремели грозы, крутились шестерни гигантского механизма. Fiet unum omnes, мыслил он, и множества духов соглашались, повинуясь каждому движению его разума.

Бесплотный и свободный, он вертелся в воронке бури, пока не поднялся так далеко, как мог. Там, высоко, гораздо выше, сгущались туманности, переливаясь через край бездны сияющим молоком. Звезды рождались и умирали совсем рядом, падали и тонули в пучине космоса. Лежа на крыльях ветра, он наблюдал за лучшим представлением на Земле.

Но что-то нарушилось среди великолепия тишины и покоя. Звук, бесплотная режущая сила, прошла через воды как волнорез, потревожив их. Раздраженные, целый озлобленный рой духов, они улетали дальше, к башне, но он остался. Любопытство подтолкнуло его вниз. Он хотел узнать, откуда идет странный шум.

Ангелы и демоны кружили надо мной,

Рассекали тернии и млечные пути.

Не знает счастья только тот,

Кто его зова понять не смог…

Слова звучали нечетко, их значение казалось еще более туманным, но теперь он вспомнил. Это музыка. Ему нравится музыка. Духи кричали ему вслед, их мысли наполнились зловещими предупреждениями. Неужели ему хочется спуститься назад, где грязь и боль, непонимание и несвобода? Песня продолжалась, песня звала его к себе, манила как маяк далеко внизу, в темной глубине. Он нырнул следом за музыкой. Там, откуда шла таинственная мелодия, он оставил что-то важное.

Mana du vortes, mana du vortes,

Aeria gloris, aeria gloris…

Высокий человек в черненной маске приказал ему остановиться. Тебе нечего там делать, подумал владыка, посмотри на небо и забудь. Но он уже не мог забыть. Он помнил музыку, он помнил, что был когда-то единым, не частью, а одним целым, собой. Звук заглушал подавляющую волю владыки, и он не подчинился, продолжил свой спуск. Буря разрасталась, молнии злобно шипели рядом. Теперь он вспомнил страх, и тоску, и одиночество. Но песня звенела, и напомнила ему о радости, о надежде, славе и любви. Обо всем, чего не было так высоко, но чего желал его дух.

I am calling, calling now, spirits rise and falling.

Собой остаться дольше,

Calling, calling, in the depth of longing.

Собой остаться дольше…

Ты можешь уйти, но это неважно, подумал владыка, fiet unum omnes. Вырвавшись из-под контроля чужой ярости, он спешил куда хотел, и бунтарский огонек только подгонял его вперед. Буря следовала за ним по пятам, гремела раскатами грома, заглушая спасительную песню. Ветер уносил его прочь, потоки ливня хлестали, сбивали с пути. Но в шуме стихии он уже различал свое быстрое дыхание, слышал, как уверенно, ритмично пульсирует сердце, повторяя такт мелодии.

Stand alone, where was life when it had a meaning,

Stand alone, nothing's real anymore and…

Бесконечный бег,

Пока жив я, то могу стараться на лету не упасть,

Не разучиться мечтать, любить…

Бесконечный бег…

Теперь он вспомнил себя, свободного и единого. Его жизнь была короткой и несчастной, но она еще не закончилась, история продолжалась, и он сам мог ее написать. Ему не нужна ни башня, ни король, ни легион безликих, безвольных подданных, он решал сам за себя. Ну что же, раздраженно вздохнул владыка, проснись; но знай, что, оставив позади землю грез, ты вернешься в живой кошмар. До скорой встречи, донесся зловещий смех, до скорой встречи…

Calling, calling now, for the place of knowing,

There's more than what can be linked.

Calling, calling now, never will I look away

For what life has left for me.

Песня звенела, песня звала, и он принял ее, спускаясь ближе и ближе, пока...

Грудь содрогнулась от удара, дыхание перехватило. Чай слабо застонал, попытался открыть глаза, но их резануло белым мерцающим светом. Еще один удар, более осторожный, но не менее болезненный, звон стекла и металла. Сердце пропустило удар.

– Хватит трогать эту штуку! Еще рванет…

– Да не должно.

– Это работа Дзандзо. У него все рано или поздно взрывается.

Его схватили за плечи и заставили сесть, хотя сил держаться у него не было. Чьи-то грубые руки ощупывали его, трясли и мотали как тряпичную куклу. Голая кожа покрылась мурашками, тело сводило дрожью. Закончив осмотр, на него наконец-то напялили сорочку. Затем бросили на твердый, холодный металл.

– Все равно странно… как эта штука попала в сердечник-генератор? Никогда не видел таких дефектов.

Возвращение было медленным, тяжелым и весьма неприятным – как будто все побочки от утренних лекарств пришли и устроили разнос в его и так не сильно здоровом организме. Сознание просыпалось, но голову стянул обруч жара, онемевшее тело не слушалось, а из желудка в горло поднимался комок тошноты. Поверхность под ним, жесткая и неприятная, лишь усиливала тянущую боль в мышцах. А потом она стала двигаться, затряслась и подпрыгивала, как будто мчала по ямам, и сдерживать тошноту становилось все труднее.

– Да какая разница. Сначала они присылают бракованную хрень из НИО, а потом кричат, что мы зря подопытных теряем…

Чьи-то голоса вроде бы звучали рядом, но в то же время доносились как глухое эхо из дна колодца. Его мозг улавливал слова, но гудел и никак не мог донести до него смысл. Разум казался перегруженным до грани взрыва, как будто в него пытались запихнуть знания мира и не смогли, оставив заполненным и побитым. Трясущаяся больничная каталка никак не помогала.

– Поставь у стены, кто-нибудь из персонала потом отправит его в топку.

Каталка врезалась в дверь, парня подбросило и приложило об металл, усилив боль в разрывающейся голове. Он хрипло застонал. Тот, кто толкал тележку, не обратил на это внимания и резко впихнул его в полутемную комнату. По крайней мере, встряска наконец-то прекратилась. Двери снова хлопнули, оставив его одного в тишине.

Свернувшись в позе эмбриона, Чай набирался сил и ждал, пока мучительные ощущения пройдут сами собой. Один раз попытался позвать медсестру осипшим от наркоза голосом, попросить воды и обезболивающее, но ответа не дождался. Ну да, должен был догадаться. Компания и так делала ему огромное одолжение и не спешила добавлять в договор еще и заботу о пациенте. Он не жаловался – давно привык к врачебному равнодушию.

Хотя он был уверен, что в палате тихо, откуда-то доносилась музыка. Такое чувство, будто он снова надел наушники и слушал любимый плеер, пусть и был уверен, что оставил его. Не очень быстрая, но уверенная мелодия эхом отдавалась в голове, стучала в ушах, билась ритмом сердца. Он и сам не заметил, как начал привычно щелкать пальцами в такт. Не прошло и десяти минут, как ему стало гораздо легче дышать, и настроение поднялось. Чувствуя прилив энергии, Чай решился и заставил себя сесть на край каталки.

Голова немного кружилась, картинка перед глазами плыла, и парень смахнул со лба пот. Прикосновение оказалось удивительно холодным и жестким; только через пару секунд он разглядел свою правую руку. Протез из серого с алыми ободками металла, выглядел довольно грузным и грубым. Но все это не имело значения, потому что Чай с восторгом понял – его рука двигается! Она двигается, когда ему этого хочется! Даже пальцы шевелятся! Позабыв про недомогание, он спрыгнул на пол и принялся ходить вокруг, размахивая новой рукой и хихикая, как ребенок. Утренний прилив счастья накрыл его снова, и парню хотелось запеть под стучащую в его ушах мелодию. Делать он этого не стал – рядом, на таких же тележках, накрытые простынями, неподвижно лежали другие пациенты. Тревожить их не хотелось, поэтому Чай выскользнул из полутемной палаты в коридор.

Вокруг стояла удручающая тишина, в воздухе витал запах спирта и химикатов. Врачебные кабинеты порой отзывались голосами или скрежетом механизмов, но палаты непривычно молчали. Парень не обращал на это внимания, весело пританцовывал босыми ногами под музыку, слышную только ему. Мрачная атмосфера никак не действовала на его хорошее настроение; по крайней мере, пока он не встретился с остальными пациентами. Комната отдыха была полна людей, но на его приветствие никто не ответил. Мужчины и женщины разного возраста сидели на жестких скамьях, занимали диван, некоторые валялись прямо на полу. Чай заговаривал с каждым, мимо кого проходил, смеялся и шутил; но никто не отвечал. Ни смешков, ни тирад, ни кривых гримас отвращения, просто… ничего. Тела лежат безвольно, пустые глаза смотрят в стенку или на экран выключенного телевизора, из приоткрытых ртов течет слюна. Он остановился перед знакомым мужчиной, которого подрезал в очереди, пощелкал пальцами перед его лицом – тот не пошевелился и даже не подал виду, что узнал хитреца. Чай провел много времени в больницах и знал, как выглядят люди после наркоза или под кайфом. Как-то раз он крепко обдолбался транквилизаторами и впал в похожее состояние; но даже тогда он не вел себя так... безжизненно.

Что-то тут не так, и чувство неправильности происходящего стало пробиваться через его светлую радость. Встревоженный, Чай вылетел из комнаты отдыха. Что бы ни было причиной массовой кататонии, ему не стоит трогать этих людей.

Первым сознательным существом, которого Чай нашел в пустых коридорах, оказался маленький робот-уборщик. Он возился в углу возле забитого коробками стеллажа, пылесосил и размеренно жужжал. Очень занятый работой, он не заметил, как зацепился колесом за ножку, пошатнув непрочный стеллаж. Он накренился, коробки посыпались вниз, прямо на проходящего рядом парня. На мгновение, мир для него остановился, тело напряглось, как сжатая пружина, и рвануло вверх. Один удар сердца, одна доля такта, и он пролетел на несколько метров вперед, босые ноги проскользили по полу. Чай развернулся и с удивлением выдохнул.

– Ой-ой! Хотел навести порядок, а устроил еще больший бардак, – встревоженно прожужжал крошка-уборщик. – Прыгаешь ты, однако, просто замечательно.

Парень нервно рассмеялся. Да он и сам не думал, что способен на такие чудеса ловкости.

– Спасибо, дружок. Скажи, ты случайно не знаешь, куда относят вещи пациентов? Хочу шмотки свои забрать.

– Вещи? Мы не храним вещи. Все увозят в утиль. Но, может быть, на складе что-то осталось.

– Да ладно, блин!

Он, конечно, привык к корпоративному пофигизму, но это уже слишком! Одежда у него, может, и не особо дорогая, а все равно лучше больничной сорочки. Не говоря уже о том, что там в карманах все наличные деньги. И плеер! Старая, потрепанная временем вещица давно стала частью его жизни, и купить новый ему сейчас не по средствам. Черта с два, он еще устроит скандал этим офигевшим криворуким железкам!

Поблагодарив уборщика, он вернулся в переплетения коридоров и нашел на пожарной карте нужную комнату. На выходе из склада наткнулся на робота-рабочего, вывозящего оттуда массивную тележку для белья. ВА-ЗЕР не слишком обрадовался, когда путь ему преградил растрепанный долговязый парень и забрался с головой прямо в контейнер.

– Э, эй! Ты чего творишь, пацан?! Мне мусор вывозить надо!

– Я что, по-твоему, в трусах бегать должен? Подождешь.

Под раздраженное ворчание робота Чай копался в разноцветной куче одежды. Запах от нее исходил не самый приятный – ядреная смесь чужого пота, спирта, машинного масла и почему-то засохшей крови. Нужно устроить стирку по возвращению домой, но пока придется походить в грязном. После нескольких минут поиска он выудил свои джинсы, куртку с шарфом, футболку, носки и обувь. Свой бумажник он нашел, а вот любимого плеера в карманах не оказалось. Чертовы корпоративные говнюки-богатеи, никакого внимания к клиентам! Немного поругавшись с рабочим и высказав пару ласковых ему и его начальству, Чай сгреб свои вещи и зашел в ближайший туалет переодеться. Вроде ерунда, но все-таки приятно выбросить, наконец, убогую больничную тряпку. И не надо больше носиться вокруг с голой задницей.

Перед тем, как натянуть на себя майку, парень остановился у зеркала. Высокий, тощий и нескладный, как палка, Чай никогда не отличался силой или привлекательностью. Хотя операция и не сделала из него красавца, его тело сильно изменилось за прошедшие несколько часов. На груди добавилось еще несколько хирургических шрамов. Правое плечо, в месте, где стальной сустав соединялся с человеческой плотью, немного распухло и посинело; под кожей проглядывались тонкие проводки, уходящие глубоко в мышцы. Но рука оказалась не единственным имплантом, которым его одарили. На груди, чуть выше сердца, в окружении проводов и креплений, находился круглый стальной медальон с прозрачным углублением в центре. За стеклом плескалась ярко-зеленая жидкость; в ней размеренно пульсировал небольшой неоновый шар, переливаясь оттенками голубого и бирюзового. А к нему был намертво припаян его старенький плеер. Как будто в насмешку, он плавал прямо перед стеклом, мерцал и показывал полоску работающего проигрывателя.

Ну что же, плеер нашелся, причем там, где ему явно не место. Порядком ошарашенный, Чай положил ладонь на медальон. Пальцы ощутили ритмичное биение механического сердца, такт которого идеально совпадал с тактом мелодии, которую он слышал. Парень не знал о киберимплантах почти ничего, однако даже он понимал – такого определенно быть не должно. Стоит ли волноваться? Чувствует он себя вполне неплохо, для человека, который совсем недавно перенес сложную хирургическую операцию. Даже слишком неплохо. Может, это из-за имплантов? Что еще ему вживили? Наверное, все-таки стоило почитать контракт перед тем, как подписывать… Вопросы копились, а ответов не достать. С другой стороны, а какая ему разница? Он получил свою руку, больше ничего не нужно. Можно валить с острова, подальше от безразличных докторов и роботов.

Успокоив себя не самым примечательным аргументом, Чай принялся за верхнюю одежду и обнаружил еще одну проблему – широкое крепление протеза не пролезало в рукава. Другой одежды у него не было, так что он попытался просунуть руку силой, порвав при этом и майку, и куртку. Супер, теперь его побывавший в мусорке прикид не только грязный, но и рваный. Хоть бы охрана не приняла его за бомжа, потому что сейчас самое время искать выход.

Зато не нужно больше крутить перевязь, и конец шарфа эпично развевался за спиной, как супергеройский плащ. Очень маленький супергеройский плащ, прямо под стать его достижениям.

Изнутри комплекс напоминал лабиринт, и не заблудиться в нем было тяжело даже с абсурдным количеством стрелок-указателей вокруг. Парочка роботов, отлынивающая от работы, подсказала ему дорогу, но на месте парень уткнулся в очередную запертую дверь. Выданный Л1-0СИ пропуск не помог – каждый раз электронный картридер указывал ему на «Недостаточный уровень допуска». Что это вообще значит? Придется тащить кого-то из персонала только чтобы выйти? Раздраженный сильнее прежнего, Чай отправился назад. Может, те лентяи знают, что делать.

– Без понятия, парень. Пациентами не мы занимаемся, – ВА-ЗЕР покачал головой.

– Если честно, я и не помню, чтобы люди выходили из медотсека. А заходят-то регулярно, – добавил его напарник, почесывая квадратную челюсть. – Может, кто из охраны их выводит?

Нет, толку от них ноль. Пока Чай раздумывал, что же делать дальше, из ближайшей серверной вышел еще один робот, держащий в руках трясущуюся пластиковую коробку. Она визжала и выла, хотя звук казался механическим, похожим скорее на высокие семплы синтезатора, чем на голос животного. Заметив напарника, парочка ВА-ЗЕРов загоготала.

– Ты таки поймал ее, босс!

– Угу. Хотя премию мне уже никто не вернет. Надеюсь, тебе понравится в топке, маленькая гадина, – ТЕХ-78 раздраженно встряхнул коробку. Испуганный визг поднялся на ноту выше.

– Кто там у тебя? – поинтересовался Чай.

– Диверсантка. Робо-кошка, понятия не имею, откуда она тут взялась. Устроила бардак в серверной, опрокинула кофеварку и испортила кучу компьютеров. Весь вечер за ней гонялся.

Парень нахмурился.

– Может, продашь ее мне? Дам двадцатку.

Ему не нравилось впустую тратить деньги; но еще меньше ему нравилось то, что должно было произойти. Никто не заслуживает смерти в топке, даже разбив сотню кофеварок и сломав десяток серверов. Робот же посмотрел на него, как на идиота, и добавил:

– Не знаю, зачем тебе эта зверюшка, но я ж не дурак, чтоб от халявных денег отказываться. Гони наличку.

Меньше чем через минуту затихшая коробка поменяла владельца. Проигнорировав смешки и издевки в свой адрес, Чай нашел и остановился в тихом углу в глубине комплекса. Разломав крепление, – сделать это стальной рукой оказалось проще простого – он открыл ящичек и осторожно заглянул внутрь. На него уставились круглые голубые глаза, светящиеся как кристаллы светодиодов. На дне коробки свернулся черный комок, который почти сливался с окружающим его полумраком – выделяли его лишь поперечные полоски синего света. Прижав уши к голове, кошка опустилась на лапы и смотрела на него с подозрением и страхом. Парень заметил на ней красный ошейник.

– Эй, м-м… привет, – он рискнул сделать первый шаг.

Выгнув спину, кошка зашипела, оскалив острые и тонкие, как иголки, клыки. Когти-крючки цапнули протянутую в жесте дружбы руку, оставив зарубки на металле. Черный клубок вылетел из ящика, с грациозной ловкостью запрыгал по трубам и исчез в глубине производственного центра. Чай проводил его взглядом и слабо улыбнулся.

– Осторожнее с проделками. В следующий раз кто-то может и не проходить мимо.

Развернувшись, он вернулся в комплекс. Надо попробовать совет робота и найти кого-то из охраны.

***

Чем дольше он бродяжничает по этому месту, тем более подозрительным оно кажется. И слабое, зловеще-зеленое освещение тут вовсе ни при чем.

Во-первых, практически нет людей, роботов или… вообще кого-то. Казалось бы, чтобы следить за толпой пациентов, нужны медсестры, санитары, охрана в конце концов. А он встретил всего нескольких роботов, да и те по другой специальности работают. Во-вторых, вид этих самых пациентов заставляет сильно сомневаться в профпригодности местных докторов. Та комната отдыха в больничном крыле была самым жутким дерьмом, что он видел за последнее время. Торчки из центра реабилитации даже рядом не стояли.

В-третьих, не видно никаких выходов наружу. Окон нет, лифты только для персонала, все двери намертво заперты. Такое чувство, будто никто и не собирается выпускать его отсюда.

Черта с два, как только он выберется, сразу пойдет жаловаться. Вроде бы одна из самых больших компаний в мире может позволить себе найм персонала и хорошее клиентское обслуживание. И проектировщика получше. Без нормального света медотсек похож на декорации из дешевого фильма ужасов. Разве что воплей ужаса на фоне не хватает. Ничего, скоро он тут покричит, как только найдет главврача или начальника охраны.

Когда он вернулся в больничное крыло, оно больше не выглядело молчаливым и пустым. Люди в закрытых костюмах и масках обеспокоенно ходили по палатам, как будто ища кого-то. Однако, стоило ему подойти ближе, все внимание переключилось на него. Не успел он и рта открыть, как доктора бросились врассыпную, а в воздухе поднялся крик:

 – Охрана! Охрана! Неуправляемый дефект в хирургическом корпусе!

…ладно, наверное, что-то здесь не так. Люди, конечно, редко встречают его с теплом и уважением, но это первый раз, когда они бегут в ужасе. Чай планировал закатить скандал, но как-то рановато для паники. Он попытался догнать кого-нибудь, звал и спрашивал, в чем дело. В ответ получил лишь хлопанье дверей и скрежет запираемых замков.

И… дефект? Это о нем? Это с ним что-то не так? Почему? Его маленький мозг не в состоянии выдержать такой напор вопросов.

– Здесь произошло какое-то недоразумение. Все почему-то думают, что я… – парень ввалился в первую незакрытую дверь следом за парой врачей. Те нервно попятились. Сидящие вокруг пациенты не шелохнулись.

– Эй, ты! – один из докторов закричал на него. – Сейчас же отправляйся вниз, в топку, это приказ вышестоящего персонала!

Чай посмотрел на него с недоумением, наклонив голову.

– Эм… нет, спасибо? Я вообще-то выход искал.

– Блять, – донеслось в ответ. – Он и правда отключен от системы.

– Это возможно?!

– Откуда я знаю?! Поднимай тревогу!

Пока парень думал, что сказать, медик вытащил рацию и закричал, голос разнесся через динамики по всему корпусу:

– Код два-пять-один-двадцать три, посторонний в закрытом крыле, найти и обезвредить!

– Посторонний?! Но я же…

Чай не успел закончить предложение, подавившись языком. Пациенты, до этого никак не реагировавшие на происходящие, синхронно поднялись на ноги. Полузакрытые, сонные глаза не выражали никаких признаков понимания, но все как один уставились на него. Затем медленно, но уверенно двинулись вперед. На дрожащих ногах парень отступил в коридор. Двери палат распахнулись одна за другой, и из них хлынули еще пациенты – такие же безмолвные, неуклюжие и беспощадные, как зомби. Такой же волной наступают и окружают его, закрывая спасительный выход.

В этот момент Чай наконец-таки понял – что-то действительно было очень, очень не так.