Перевод в Санкт-Петербург после восстановления оказался делом небыстрым, потому что отец помогать отказался. Назвал слабаком и трусом, сказал, что не учил никогда пасовать перед трудностями и что Хазин-младший знал, на что шёл, получив в руки красную корочку и звание майора ФСКН. Петя же считал это элементарным инстинктом самосохранения. Раз тот бешеный его нашёл, да ещё так быстро, что мешает остальным ему подобным прийти? Повыползают, как крысы блохастые, спустя семь лет из своих канав да спросят с него за, с позволения сказать, еду в алюминиевой миске и костюм в полосочку. Во второй-то раз могут и не откачать, тут уж как повезёт.

Петя ехал в трясущемся лифте к своей новой съёмной квартире и тёр ладонью шею, вертя головой в попытках размять затёкшие мышцы. Голос разума где-то на задворках ворчал, что зря он взял жильё под самой крышей — дом-то старый, лифт не сегодня завтра сломается, а чапать двенадцать этажей по лестнице вверх он не вывезет, тем более после тяжёлого рабочего дня. Но Хазин слишком привык этот голос затыкать, поэтому и сейчас предпочёл не вслушиваться в его лепет. Извернулся змеёй, больше чувствуя, чем слыша перещёлкивание суставов — а денёк и правда выдался не из лёгких. Накрыли сегодня очередную точку сбыта на Думской, не улица, а золотая жила для таких, как Петя. Туда даже без наводки можно приехать, и если не в каждом, то в каждом третьем заведении будет, чем поживиться и кем пополнить хаты в местах не столь отдалённых. Раздолье, самое настоящее. Настроение не испортит даже дерьмовая для поздней весны погода или смурной напарник, норовящий влезть в его дела со своей правдой.

Хазин выпрямился, повёл головой в сторону. Гром, чтоб его. Ничего этого бугая двухметрового не брало. Сотрудничать отказывался наотрез, к себе даже на пушечный выстрел подпускать не хотел. Припугнуть его тоже было нечем, потому что сам майор, как и Петя. Большую часть личной информации о нём узнать вышло только от Дубина — мальчишка звал себя напарником, хотя по факту был просто протеже, без году неделя, как из стажёров ушёл. Хороший парень, легко с ним, нужно только правильный подход найти, и вот уже и примерный психологический портрет, и адрес, и даже вкусовые пристрастия этого майора Грома у Пети на руках. Проблема была в другом — даже такой обширный пакет информации подступиться к Игорю нисколько не помогал.

Петя машинально потёр затылок. Сегодня на задержании его этим затылком в стену впечатали, с такой силой, что от потемнения в глазах не спас даже бьющий прямо по ним прожектор. Сперва решил, что Грому не по вкусу пришлось, как Хазин с энтузиазмом оплеухи отвешивал парню со зрачками размером с десятикопеечные монеты. Зажал по пути на досмотр, локтем горло придавил, дышит как буйвол, ноздри раздувает. Парни из группы, ведущие мимо них задержанных, не реагируют (или просто из-под масок не видно), наблюдают только, как один майор другого уму-разуму учит. И никаких тебе «Пётр Юрьевич». Он пока среди них просто Петька, белая ворона, и это бьёт по самолюбию наотмашь, со всей силы.

— Ты чего творишь, — Голос у Грома низкий, раскатистый, но Петя не обманывается. Игорь с одной интонацией может и сказку детскую читать, и обещать кишки тебе вырвать и на них же повесить.

— Работать дай мне, бешеный, — Хазин несильно бьёт по коричневой кожанке тыльной стороной ладони и привычным движением дёргает подбородком вверх. На Громе один хер ни то, ни другое не срабатывает.

— Девушек полуголых лапать и угрожать изнасиловать, это такая у тебя работа? Или, может, людям телефоны о стены разбивать, когда они это на камеру снимают — это работа? Ты мне объясни, я, может, не понимаю чего в этой жизни?!

Гром разглядывает внимательно его глаза, словно ищет что-то. Видимо, находит, потому что на несколько секунд ослабляет стальную хватку. Пете этого хватает, чтобы выпутаться из чужих рук, передёрнув неприязненно плечами. Быстрым шагом уходит в сторону тесной комнатушки, которую в этой обрыготне называют гримёркой и где его уже ждёт часть бригады и трое понятых. Прочищает горло и потирает шею, борясь с желанием сплюнуть прямо на пол. И этот бычара его ещё будет работать учить, да счас же, блять. Хазин решает проигнорировать тот факт, что ничем не ответил Грому. Прямо как недавно в отделе.

Лифт заскрежетал, останавливаясь на нужном этаже, и Петя покачал головой, стряхивая с себя воспоминания. Подошёл неспешно к двери в квартиру, уже предвкушая, как завалится на диван с каким-нибудь полуфабрикатом, включит Netflix и залипнет в полюбившийся «Нарко». Сунул ключ в замочную скважину, провернул несколько раз… и нервно сглотнул.

Рука мгновенно выпустила ключ, метнулась под пальто и легла на рукоятку табельного. Невозможно. Он переехал чуть больше недели назад, они не могли его так быстро найти. Не могли же? Петя длинно выдохнул, доставая пистолет из кобуры, и левой рукой нажал на ручку двери. Если падаль, которая его выследила, услышала шевеление ключа в замочной скважине, то встречать его будут прямо с порога. Палец с тихим щелчком снял табельное с предохранителя.

Петя вошёл в квартиру, тут же оглядываясь в поисках серого лица с пустыми глазами. Со страху чуть по коридорному зеркалу не начал палить, когда встретился взглядом с собственным отражением. Хазин вдохнул так тихо, как только мог. Он таким напряжённым даже на своём первом налёте не был. Оно и понятно — на заданиях с ним целая бригада с кучей оружия, а сейчас Петя только сам у себя, с одним ебучим пистолетом, за выстрелы из которого ещё нужно будет потом перед начальством отчитываться.

Из гостиной доносились голоса, Петя вслушивался в разговоры секунд десять, пока не допёр — по телевизору кто-то громко смотрит «Нарко». Петя медленно прокрался к гостиной, не тратя время на то, чтобы разуться. В голове, как на зло, какая-то херня крутилась — а как человек после семи лет на нарах умудрился с Нетфликсом совладать?

— Хороший сериал, интересный, — раскатисто пробасили из кресла, и Петя чуть не нажал на спусковой крючок. Руки с пистолетом в них он так и не опустил, целясь прямо в смоляной затылок.

Грянул, сука, майский гром.

— Ты хера лысого тут забыл, сказать не хочешь?

— Не-а.

И заулыбался, блядь с усами. Петя передёрнул плечами, всё также целясь точно в лоб. У него на прежнем месте работы был такой знакомец, который постоянно улыбался. Он когда из Питера, куда его направили с маньяком в костяной маске разобраться, в Москву вернулся, три дня ходил хмурый, как бывалый КГБ-шник, ещё и со сломанным носом, цветом и формой больше напоминающим сливу.

— Объясниться не хочешь? — спросил Игорь ему в тон, убавляя звук на телевизоре.

— Нет, — отрезал Петя, ставя, наконец, табельное на предохранитель.

Хотелось спросить, как Гром попал в квартиру, но вопрос отпал сам собой. Валяющийся на полу цветочный горшок, высыпавшаяся из него земля и осколки оконного стекла были красноречивее любых слов.

— Н-да, не пошла беседа, — проворчал Игорь, пока Петя, оценив масштаб проблемы, подошёл к журнальному столику и плеснул себе в стакан коньяк из графина. У Грома, отметила чуть придушившая жаба, в таком же стакане плескалось вдвое больше. Вот уж наглость — второе счастье.

— Ты в курсе, что меня из-за твоих фокусов могли с работы турнуть, потому что меня приставили за тобой приглядывать?

Петя нацепил маску равнодушия и пожал плечами.

— Бывает.

— Бывает, — передразнил Игорь, — Ты серьёзно?

— Ну а ты как думал? — Петя расположился на диване, ровно напротив Грома, — Я перед тобой на колени встану, буду умолять перед Прокопенко за меня просить? Дядь, каждый сам за себя.

И сбоку от себя положил пистолет, дулом направив в сторону Игоря. Не угроза — так, предупреждение. Гром на это только тихо рассмеялся. Резко поднялся, шагнул вперёд и сел перед ним на корточки, едва не касаясь локтями обтянутых джинсами Петиных голеней. Хазин подобрался, готовясь хвататься за табельное.

— Послушай меня, родной, — Тихо, вкрадчиво, глядя в глаза, прямо как в клубе. Петя прижал стакан к губам, маскируя этим нервное сглатывание. Он уже дважды за последние пару дней словил дежавю в присутствии этого безбашенного, и это не могло не напрягать, — Так ты за себя и подумай. Ещё одна такая выходка, и ты будешь не снимать нариков на камеру. А с ними вместе в камере сидеть.

Он стебётся или как? Петя улыбнулся во все тридцать два, глядя на Игоря, как на несуразного щенка, который, заигравшись, споткнулся о собственные лапы и влетел моськой прямо в пол.

— Долго придумывал?

— Минут десять, — Игорь выпрямился, — Пока ящик твой мыл.

У Хазина лицо вмиг словно окаменело, а снисходительный смех застрял в горле.

— Что?

— А то там столько грязи… — заговорщицки рассмеялся Гром, пятясь в сторону коридора, и как же он, блять, был доволен собой.

Последние отголоски смеха исчезли с лица Хазина. Подорвался, перекатываясь через спинку дивана, и с разбегу влетел в спальню. Сердце сперва подскочило к горлу, а потом упало куда-то в желудок. Комоду у дальней стены не доставало среднего ящика. Того самого, в котором Петя на днях спрятал почти три килограмма конфиската.

«Ну нет, он не мог. Он, блять, не мог, сука, не мог!» — пульсировало в голове молодого майора, когда он, скользя по ламинату, нёсся в ванную.

Оказалось, Гром мог, и ещё как. Огромный комодный ящик, пустой, если исключить пару носков, на стенке стоял в белой ванне. Рядом с ней большим комом валялась Петина одежда, пара свитеров и футболок беспорядочно стелились по остальному пространству пола. А в раковине, прямо рядом с открытым унитазом, лежало три больших пластиковых пакета с обрывками изоленты, разодранных в клочья, и примерно хуиллиард маленьких зиплоков, каждый из которых был вывернут наизнанку. Петя на негнущихся ногах подошёл к раковине, трясущимися пальцами беря кусочек рваного мокрого пластика. В это даже поверить было сложно.

Смыл. Почти три килограмма просто взял. И смыл. В унитаз.

— Ах ты сука, — в полный голос протянул Хазин, слыша звонкий хлопок входной двери из коридора.