Из коридора раздался мерзкий писк домофона. Не сказать, чтобы сам этот звук был мерзким — Игорь, наоборот, подбирал наименее раздражающую мелодию на звонок, благодаря от всей души мир современных технологий, что вообще есть такая возможность. Просто в тишине огромной квартиры мерзким казался вообще любой звук — Грома даже собственное пыхтящее дыхание бесило, потому что эхом отдавалось от стен и не давало нормально уснуть.

С первого раза, что удивительно, придав корпусу вертикальное положение, Игорь для устойчивости положил локоть на спинку дивана. Разлепил на пробу один глаз, шумно втягивая носом воздух, и перевёл мутный взгляд на стереосистему. Темноту голубым неоном резали палочки электронного циферблата — 05:23. Если это не миловидная пожилая соседка снизу, у которой опять на балконе что-то упало и нужно срочно идти искать там домушников, то Гром этому жаворонку за дверью с радостью обеспечит штраф в тысячу рублей, а лучше в две, за нарушение ФЗ о соблюдении тишины в многоквартирном доме.

— Открывай давай.

Бурчал домофон, несмотря на помехи и истеричный тон, голосом определённо мужским и довольно молодым. Точно штраф.

Не получив на своё требование сиюсекундного ответа, незваный утренний гость заколотил в дверь с энергичностью молотка-отбойника, добавляя к своему штрафу ещё тыщёнку. Игорь нехотя открыл второй глаз и обернулся на коридор. Понаблюдал печально за облачком белой штукатурной пыли, спускающимся с потолка над сотрясающейся дверью, поднялся под скрип не то старого дивана, не то собственных суставов, и поплёлся к домофону.

Гром не знал, кого он ждал увидеть на голубом с волнами ряби экранчике, но точно не Хазина.

Навязанный в напарники мальчишка выглядел так, будто весь путь от своей квартиры до дома Игоря пробежал на предельной скорости. Мокрые волосы торчали, как у домовёнка Кузи, плечи поднимались и опускались на каждом выдохе и вдохе. К тому же парень — как же его там, Петя, вроде? — то и дело оглядывался по сторонам так, словно на этаж его от дверей парадной стая собак гнала. Игорь вздохнул, проводя ладонью по лицу и стирая остатки сна. Если сейчас ему не открыть и притвориться мёртвым, он ведь не уйдёт, а продолжит ломиться и орать, так? А лишиться ещё одной двери в квартире, тем более входной, Гром очень не хотел.

— Ты чего тут делаешь? — пробубнил Игорь в щель, щурясь от света лампочек на лестнице.

Хазин рванул дверь на себя, попытавшись открыть, но цепочка с обратной стороны не позволила этого сделать. Натянулась, поблёскивая в свете лампочки, как раз на уровне его глаз. Петя посмотрел на тонкие звенья так, будто был готов прямо сейчас достать табельное и выстрелить в цепочку, только бы попасть в квартиру.

— Дверь открой, поговорить надо.

— О чём? — спросил Игорь, всё ещё сонно моргая.

— Дверь, блять, открой, говорю, что не понятно! — заорал Петя, с размаху ударяя по двери ладонью. Как-то даже быстро его терпение трещину дало. Гром от неожиданности чуть не отшатнулся от дрогнувшего дерева. Штукатурное облако в этот раз не рассеялось по воздуху, а приземлилось прямиком Игорю на голову.

Где-то на нижнем этаже скрипнули дверные петли, и по пролёту взлетел голос той самой миловидной пенсионерки.

— А ну-ка хватит там вопить, разорались, молодёжь, я сейчас милицию вызову!

Игорь уже со счёта сбился, сколько раз пытался вталдычить соседке, что организацию переименовали почти десять лет назад, и милиции давным-давно нет, но каждый раз их встреча начиналась со встревоженного: «Товарищ милиционер, поверьте, на этот раз всё правда очень серьёзно». Гром решил не дожидаться, пока Хазин перебудит вообще всю парадную, снял цепочку с двери и за ворот втащил Петю в квартиру.

— У тебя пять минут, — проворчал Игорь, скрещивая руки на груди и насупив брови. Хоть и помнил, что с Хазиным эти приёмы не работали.

Хазин встал перед ним, потирая ладонью с покрасневшими пальцами шмыгающий нос, как будто от холода, но Гром знал, что не от него. Обернулся воровато на закрывшуюся за ним дверь, подпрыгнул пару раз, встряхивая сосульками влажных волос. А может, действительно просто на улице замёрзнуть успел, с мокрой-то башкой по весеннему Питеру мотаться?

— Давай сюда, — протянул Петя руку ладонью вверх, не поднимая глаз на Игоря. Вместо этого принялся рыскать взглядом по квартире, вытягивая шею и что-то выискивая.

— Чего тебе давать? — нахмурился полицейский, переступая с ноги на ногу, и склонил голову ниже, пытаясь поймать чужой взгляд, — В глаза мне посмотри, эй. Что ты от меня хочешь?

— Ну то, что ты из дома у меня забрал, давай сюда всё, мне надо.

У Пети дрожали руки, и постоянное засовывание их в карманы, трогание лица и волос не могло этого скрыть. Не от опытного взгляда питерского майора, который работал в полиции не первый год и знал, как выглядит ломка.

— Это ты что же, решил, что я как ты, и пару граммов себе припрятал?

— А чего, нет, что ли?

Игорь на это только поднял брови и хохотнул.

— Нет.

Настала очередь смеяться Пети. Ржал Хазин истерично, скалясь, запрокидывая голову назад.

— А, я понял. Хочешь, чтобы я тебе бабла отстегнул за него? А ничё, что ты его у меня спиздил вообще, и я могу просто забрать, не спрашивая? Всё, давай, дядь, шевелись. Где у тебя там заначка лежит, доставай всё.

— Хазин, по губам читай. У меня. Ничего. Нет.

Петя дёрнул подбородком, явно начиная беситься, но Игорь привык, и готов был подождать, пока до парня дойдёт.

— Чё, в честного мента поиграть захотел, Громозека? Реально решил, что я поверю, что ты себе не отсыпал ничего? Ладно, хер с тобой, хочешь так, давай так. Сколько тебе? Двести бачей за грамм устроит? Давай, щас вот…

И полез во внутренний карман, выуживая оттуда портмоне. Плюнул показательно на пальцы и начал вслух отсчитывать пятитысячные купюры. Игорь не сдвинулся с места и не изменил позы, выжидающе глядя на Хазина. Тот бросил на него беглый взгляд и хотел продолжить своё занятие, но в миг остановился, осознавая. Дрожащие пальцы замерли, тихий шелест купюр утих. Петя сглотнул и ошарашенно посмотрел Грому прямо в глаза. Впервые за утро. Истеричное веселье потухло, как растоптанный бычок, и сменилось отчаянием.

— Блять, ты чё, серьёзно всё смыл тогда?

— Мгм.

— С-сука…

Петя скомкал в кулаке чистенькие бумажки и злостно пихнул их в карман джинсов, остервенело зарываясь пальцами в волосы. Задышал загнанно. Игоря на миг закоротило от того, каким беззащитным в эту секунду выглядел вечно выёбистый мажор.

— Разувайся.

— А?

— Разувайся, говорю, и проходи. Чай тебе сделаю, нарик фигов.

Последнее было сказано уже на подходе к самой кухне, тихо и почти не слышно для Хазина. Пока Игорь скрипел старыми шкафчиками в поисках чего-то, хотя бы напоминающего чай, Петя в гостиной скрипел незаправленным диваном, на который уселся почему-то без обычных пререканий и вопросов.

— Чая нет, я кипяток заварил.

Когда Гром вернулся в комнату, парень с отчётливым «Пиздец, ну и халупа» на лице растёкся по дивану сдувшимся шариком, запрокинув шею на спинку и пялясь в потолок. Весь какой-то точёный, истончившийся. Осунувшийся всего за пару дней. За заваренный кипяток не подколол, только принял молча кружку и поставил на колено, придерживая за ручку. Видеть его таким безучастным и тихим почему-то очень нервировало.

— А у тебя гости не часто бывают, да? — подал голос Петя, поднося кружку к лицу и разглядывая исходящий от неё пар.

— Почему? — почему-то так же тихо спросил Игорь, зажигая лампу возле прохода и усаживаясь в кресло напротив собеседника.

— Двери в туалет нет, — Петя кивнул на моргающий холодным светом санузел, — Чё, на своей выбивать тренировался? Или по привычке случайно с ноги открыл?

Гром ничего не ответил, только бросил взгляд в том же направлении, что и Хазин, поджал губы и повёл плечами неловко, подтверждая чужие предположения.

— Серьёзно? — Петя глухо рассмеялся, — Я ж это так, от балды сказал.

Хазин похихикал пару секунд и умолк. Шмыгнул носом, с силой моргая. Видно было, что парень хочет спать, но усилием воли заставляет организм бодрствовать. Гром обратно посерьёзнел.

— Слушай, я не хочу тебе нотаций читать никаких, взрослый человек, сам всё знаешь. Один только вопрос — чего вот вам всем так в жизни не хватает, что вы к наркоте идёте? Вот ты конкретно, от чего бежишь, а?

Петя на его слова не реагировал практически, повернул голову как будто с трудом и уставился, не мигая, на лампу. Он в её оранжевом свете выглядел даже не недовольным сытой жизнью богатым папенькиным сынком — он напоминал натурального больного из хосписа, не видящего смысла в существовании без капельниц с облегчающими боль психотропами. Смотрел один в один так же.

— ПТСР у меня. Ну или типа того.

Игорю сначала показалось, что он ослышался.

— ПТСР?

— Посттравматическое расстройство, типа, — расшифровал Хазин, видимо, решив, что коллега переспросил из-за незнания аббревиатуры, и пригладил как-то механически волосы справа от затылка, — На меня в том году мужик напал, который из-за меня на семь лет сел. Горюнов Илья Львович, из Лобни, блять. Я тогда молодой был и тупой. Взбесился, когда он права качать полез. Я ж даже сажать его не хотел, так, припугнуть просто. Думал, судья адекватная попадётся, ребята там разрулят, так что в суд решил не приезжать. Ну вот они и разрулили.

Петя говорил медленно, будто рассказывал самому себе. Игорь тихо отклонился назад, упираясь спиной в спинку кресла, сжимая в руках подлокотники и ловя каждое слово. Он-то решил, что Хазин, как и многие ему подобные, просто с жиру бесился. Чего может хотеться человеку, которому всё подают на блюдечке с голубой каёмочкой, стоит только захотеть? Куда острее ощущения, чем наркотики? Но такого Гром не ожидал.

Петя всё так же не шевелился, напоминая живой усыхающий труп. Только губы дёргались конвульсивно и кадык резко скакал вверх-вниз, как от страха. А голос был такой же ровный и бесцветный, словно они тут речь о погоде вели, а не о покушении на жизнь.

— Я себе полгода места найти не мог, а отец сказал «заткнись и не будь тряпкой, забудь и не вспоминай больше никогда». Только он один знает же, как правильно делать, да. Он лучше всех в людях разбирается и цену всем знает, конечно.

Ответом на риторические вопросы Пете был собственный горький, натужный смех. Гром его не перебивал, слушал внимательно, силясь ничего не упустить за собственными мыслями. Он даже не был уверен, что Хазин на свою исповедь вообще ждал какой-то ответ.

— А через семь лет этот пацан, студент совсем, вышел озлобленным зэком. У таких же никогда судья не виноват. Или прокурорские там. Не-ет, виноват тот, кто паковал, кого запомнить успел лучше всего. Вот он меня и запомнил. Вычислил, гниль, блять, знакомым моим представился. Зашли в подворотню, я его домой развернуть хотел, но тот психанул и начал кулаками махать. Табельное выбил, телефон забрал, у меня всё хлебало в крови, а он за волосы вверх тянет и орёт: «Поговори со мной, сука, поговори, поговори со мной»…

Хазин сглотнул, открыв рот и начав дышать глубже. Кадык задёргался ещё активнее, а рука впилась крепче в кружку. Вспоминал.

— Головой моей об перила саданул об железные, я и отключился. Потом в себя начинаю приходить, чувствую, как он под руки меня взял и потащил куда-то. Решил, видимо, что укокошил, и от трупа избавлялся.

На лице Пети опять возникла острая улыбка, будто ножом резко рассекли мягкий рот. Игоря всего обдало мерзкими мурашками.

— Второй раз уже в канализации очнулся. Пистолета при себе нет, телефона тоже, на помощь не позвать. Попытался встать, а нога сломана в двух местах, другая подвёрнута. Голова ещё болит дико, перед глазами плывёт…

Игорь снова заметил машинальное поглаживание по голове. Так шрамы старые болят.

— Ну, делать нечего, пополз к лестнице. До сих пор не знаю, как я оттуда вылез вообще, на адреналине, видимо. Вылез, лёг на снег рядом с люком, там уж люди заметили. Это Трёхгорная мануфактура была, клубы везде, бары, даже днём народу куча. Потом из больницы начальнику звонил с местного телефона, так он охуел, представляешь?

Петя опять осклабился, рассмеялся зло. Только последняя реплика позволила Грому понять, что всю эту историю действительно рассказывали ему, а не просто рассуждали вслух.

— Я, помню, подумал — это какая же я сука и мразь, что два дня прошло, а меня даже искать никто не собирался? Ни родители, ни на работе… А потом Денис Сергеич рассказал, что этот Горюнов через мой телефон мной притворялся. Маму успокаивал мою, с девушкой моей бывшей переписывался, шефу какие-то истории плёл, почему на работе не появляюсь…

Хазин вдохнул шумно, поднял на секунду глаза и тут же отвернулся в другую сторону. Вытянулся, скользя по спинке дивана дальше назад. Как будто пытался убежать.

— Ты не думай, что я тебе тут рассказывал всё, потому что оправдаться хотел. Я понимаю, в том, что произошло, я сам виноват. Просто ты спросил, я и отвечаю. Я юзаю, чтоб спать не ложиться. Потому что если долго сплю, мне Трёхгорка снится и этот зэк. Вот и всё.

Гром не знал, что сказать, лишь кусал губы и нервно теребил пальцами ухо. В голове крутились только собственные действия недавним вечером и тяжёлое понимание, какой они в себе несли пугающий подтекст. Как он одной своей попыткой проучить умудрился надавить сразу на столько болевых точек другого человека.

— Ты поэтому из Москвы переехал? — спросил Игорь хрипло, почему-то не решаясь посмотреть Хазину в глаза.

— Ага, — Петя отвечал ему тем же, — После дела Разумовского. Стрелков приехал, бешеный ходил, ещё и со сломанным носом. Ты ведь ему ринопластику сделал, да?

— Нет, Прокопенко.

— Охуеть, Фёдор Иваныч могёт, — Петя хихикнул, но без оскала. Спокойно так, или, скорее, устало, — В общем, ходил, ворчал на всех. Я же знаю, как он работает — выбирает человека, который нужное дело ведёт, прессует его, пока все лавры себе не захапает, а потом ходит и говорит всем, что тот человек ему в расследовании только мешал. Причём чем сильнее орёт, тем больше работы за него сделали. Про загадочного майора Игоря Грома вообще не затыкаясь три дня почти на говно исходил, я из этого понял, что ты Чумного Доктора, считай, в одиночку поймал. Потом справки навёл по своим каналам, про другие твои подвиги поузнавал. Я подумал… — Тут Хазин вдруг сбился, — Подумал, раз ты целый город от ебанутого в маске с огнемётами защитил… то от мелких сошек типа мстительных зеков тоже защитить сможешь. К тебе просто надо ближе оказаться.

Игорь посмотрел на Петю в упор. Кипяток в кружке давно остыл. За широким окном начинал брезжить похожий на ядерный взрыв рассвет.