С потерями Толя справляется из рук вон плохо.

Уже давно он предпочитает не справляться вообще — поэтому старается не привязываться. Таких людей, потеря которых действительно вызывала бы в нем что-то кроме минимального сожаления, с каждым годом остается все меньше.

Сергеич — Валентин — был одним из таких людей, даже несмотря на то, что Толе очень сложно в этом признаваться самому себе. Он ведь знает, что чувствует, когда Валентин испускает дух. Боль от потери в груди ни с чем не спутать.

Толе нужно скорее избавиться от этого рудимента смертной жизни, который скорбью пережимает его сердце. Поэтому он прибегает к тем способам забыться, которые ему еще доступны.

Напиться в сопли и некрасиво грустить он не может. Ни алкоголь, ни какие-то другие вещества его не берут. Есть только одно.

Секс.

Толя седлает бедра Дамира, однажды получившего в сделке член демона. Достаточно бесполезный в целом, но делающий своего временного носителя самым потрясающим любовником. Он упирается ладонями в его плечи, жадно целует в губы, прижимается пахом к паху и довольно стонет, запрокидывая голову, когда насаживается на этот самый демонический член. Дамир обхватывает его задницу своими руками, чуть разводит ягодицы, чтобы помогать съезжать по стволу.

Забыться получается на все сто — сознание отлично отключается, пока Дамир бесконечно долго трахает его именно так, как Толе сейчас нужно. Словно отбойный молоток на вечном двигателе.

Вот только телефон, сброшенный куда-то к простыням, начинает вибрировать, отвлекая. Толя прижимается крепче к груди Дамира, пока ищет телефон. И морщится, увидев на экране имя Павла. Разбираться с ним ему совсем не хочется.

Только не сегодня.

— Продолжай, — командует Толя Дамиру, сбрасывая вызов.

Любовник подхватывает его под бедра, ненадолго снимая с члена. Подталкивает к тому, чтобы принять на постели коленно-локтевую. Толя прогибается в пояснице навстречу ему, когда он снова входит, поддерживая его за бедра обеими ладонями. Вбивается Дамир так, что невозможно не стонать в голос. Демонический член внутри пульсирует и потрясающе прожигает.

Но телефон начинает разрываться вызовом снова.

И снова.

— Может, ответишь? — спрашивает Дамир, притормаживая, но не выходя из него. — Вдруг там что-то важное.

Там несомненно что-то важное, но Толе искренне наплевать. Он оборачивается на Дамира через плечо и смотрит почти оскорбленно.

— Я разве разрешал останавливаться? — спрашивает он.

Дамир довольно скалится и снова вбивается в свой отбойный темп. Толя же все-таки отвечает на звонок.

— Ты себе не представляешь, насколько ты сейчас не вовремя, Павлик, — проговаривает Толя, совсем не стесняясь придыханий между словами, без которых не удается обойтись.

— Ты в спортзале, что ли? — спрашивает Павел. — Пыхтишь так, как-будто тебя...

— Не как-будто, — выдыхает Толя. — Говори быстрее.

— Я п-перезвоню, — отзывается Павел почти испуганно.

И бросает трубку.

Толя не собирается отвечать за то, что он там себе навизуализировал. Поэтому переводит телефон в режим фокусировки и отбрасывает его от себя подальше. Чтобы окончательно отрешиться ото всего мира, отдаваясь возбуждению.

***

— Проходи, — говорит Толя, пропуская в свой пригородный дом Павла.

Ему не нравится привозить сюда хоть кого-то. В конце концов, этот дом, практически усадьба, для него слишком важен. В свое время он был отобран у его семьи, когда Российская Империя сменилась Советским Союзом. В девяностых дом был приватизирован каким-то шустрым мундепом. Толя потратил немало времени, чтобы в итоге выкупить его. А потом — отреставрировать внутри так, чтобы помещения хотя бы отдаленно откликались в памяти. Потому что мундеп, вышедший прямиком из носителей малиновых пиджаков, превратил его не пойми во что.

Но здесь спокойнее.

— Можешь снять очки, у меня тут никакая чертовщина не задерживается, — добавляет Толя, поворачиваясь к Павлу.

В солнцезащитных очках посреди помещения тот выглядит крайне нелепо. Толя с сожалением вспоминает о первых неделях, а то и месяцах Валентина с глазами. Он рассказывал о том, с какими перегрузками сталкивался. Очень много пил. Пытался свыкнуться с тем, что видит.

Толя рад, что не видит ничего сам. Он может только чувствовать и сосредотачиваться на определенных энергетических следах. Павел же теперь может видеть и энергетические следы, и существ, которые их оставляют, и черт знает, что еще.

Павлу открывается вся изнанка мира, совершенно неприглядного. И в доме Толи он снимает очки, чтобы осторожно осмотреться.

А потом выдыхает.

— Мне кажется, я с ума схожу, — говорит он.

И смотрит на Толю так жалобно, словно ждет от него каких-то ответов. Которых у Толи все равно не так много. Да и сам он в свое время осваивался без чужой помощи. Почему теперь должен кого-то наставлять?

Павла, впрочем, жалко. Он выглядит как какой-то лабрадор, мимо которого сложно пройти просто так. Не знал, на что подписывается, оказался просто жертвой хитрого Валентина, который решил, что не хочет, чтобы его душа перерабатывалась внутри какого-то демона. Захотел обзавестись вторым шансом, который есть практически у каждого.

Толя бы на такое не пошел, но они с Сергеичем и мыслили совершенно разными категориями.

— Не сходишь, — говорит Толя. Он машет Павлу рукой, приглашая его пройти глубже в дом, следом за ним. — Тебе просто нужно привыкнуть.

— Ты тоже это все видишь? Словно какая-то плесень. И слизь. И мертвецы. И...

— Нет, — обрывает его Толя. — Я не обладаю демоническими глазами, которые получил ты. У меня другие способности.

Он наливает на кухне Павлу стакан воды. Протягивает.

— Ты сможешь найти свои способности полезными, когда привыкнешь. Валентин справился достаточно быстро в свое время. Тебе представится вся изнанка, в том числе человеческая. Ну, если будешь развивать это в себе, конечно. Учиться смотреть еще глубже. Может, сможешь видеть каждую человеческую червоточину.

Что тоже не тянет на предмет зависти. Нет, нет, получить глаза Толя бы ни за что не согласился. Да, у них есть свои плюсы. Но Толе кажется, что минусы значительно перевешивают.

Впрочем, свое оценочное суждение он высказывать не станет. Павел как-нибудь сам решит.

— Как от этого отказаться? — спрашивает Павел. — Мне это не нравится.

— Найти кого-то, кто добровольно согласится их забрать. Отказаться не получится, товар не возвратный. Но, понимаешь, люди в большинстве своем не дураки, да и подсознательно почувствуют подвох. И всякую чепуху за тобой, как ты за Валентином, повторять не будут.

— Намекаешь на то, что я — дурак?

Есть немного. Но дело не только в этом.

— Нет. Ты был в стрессовой ситуации и не реагировал ни на какие внутренние звоночки. Валентин тебя подловил. Удачно — для него. Потому что теперь у его души есть шанс на существование. Если ты умрешь, обладая демоническими глазами, твою душу просто сожрут.

Толе не кажется это чем-то плохим. Но, скорее всего, просто от того, что сам он слишком долго прожил, чтобы бредить какой-то другой вечной жизнью и вторыми шансами.

Павел садится за кухонный стол. Опускает взгляд на свои руки.

— А если я передам эти глаза кому-то, то обреку этого человека на уничтожение души, да? — спрашивает он.

Ладно, не такой уж и дурак. Схватил на лету.

— Верно.

Толя видит, что руки у Павла подрагивают. Просто по-человечески ему даже хочется его поддержать. Накрыть руки своими ладонями, предложить поискать плюсы, показать какие-то оптимистические сценарии.

Но, как и от многого человеческого, Толя легко отказывается от этих желаний.

— Можешь оставаться у меня, пока привыкаешь к глазам, — разве что предлагает Толя. — Только сильно не расслабляйся.

И пускай лучше не задерживается.

***

— А я тут не помешаю тебе и твоему... бойфренду? — спрашивает Павел, когда Толя размещает его в гостевой комнате, пустовавшей уже чертову кучу лет.

Корректный. Молодец.

Или почву пробивает? Да вряд ли.

— У меня нет бойфренда, — отвечает Толя. — Ни бойфрендов, ни постоянных партнеров, ни супругов. Ты никому, кроме конкретно меня, не помешаешь. А мне ты можешь не мешать, просто не отсвечивая.

Павел кивает, принимая. И вообще начинает казаться каким-то шелковым, а не раздражающе болтливым и цепким. Шок вкупе с глазами оказывает на него отличное воздействие.

Толя проводит ему быстрый ликбез по дому. И собирается скрыться уже в своей комнате, когда Павел снова его останавливает.

— Я попросил прислать мне материалы дела, — говорит он. — Если у тебя есть здесь компьютер, я могу им воспользоваться?

— Я не в каменном веке живу, — мрачно отзывается Толя. — Идем.

Он отводит Павла в кабинет, которым сам толком не пользуется. Как минимум потому что в загородный дом приезжает отдыхать, а не расследовать обстоятельства чужих смертей. Но он может понять такое рвение.

Чем загонять себя в рамки страданий, можно отвлечься на поиски того, кто к этим страданиям тебя подтолкнул.

— Хотя, его у меня все равно скорее всего заберут, — проговаривает Павел, пока на компьютере в кабинете прогружается операционная система. — Дело.

Толя, который думал было оставить его наедине с самим собой, вздыхает.

— Давай подумаем, что было общего у жертв, — предлагает он самое простое. — Скорее всего в каждой группе был только один подходящий нам человек. Наверняка смертельно больной, потому что обладатель зубов, как я тебе уже говорил, стремится выгрызать болезни. Он получил зубы совсем недавно, значит, может ощущать пока только что-то совсем очевидное и терминальное.

— Как опухоль у Сергеича?

Толя кивает.

— Но если он чувствует болезни, то может ведь просто нападать на случайных людей в случайных местах, — предполагает Павел.

— Я тоже так думал, до Валентина. Слишком уж невероятно то, что на него напали в его же квартире.

Значит, есть шанс, что у убийцы есть доступ к какой-то личной информации.

— Если выделим тех, кто был болен и найдем, где они лечились, возможно, сможем найти и ареал охоты нашего зубастика, — говорит Толя. А затем кивает на компьютер. — Скажешь мне, когда что-то найдешь.

В конце концов, его дело — вбросить наводку, а не делать за других всю работу.

***

Павел оказывается достаточно полезным и быстро находит связь — двое убитых на разных местах происшествий проходили лечение в одном и том же онкологическом центре. Данных о Сергеиче не находится, но Толя готов поставить многое на то, что и он наблюдался там же.

— Я съезжу на разведку один, — говорит он Павлу, когда тот порывается собраться и поехать вместе с ним. — Или ты уже забыл о том, сколько всего видел в городе?

Видимо, да. Потому что, стоит Толе Павлу об этом напомнить, как он сникает и соглашается с тем, что не сможет поехать. Бормочет что-то про то, что ему нужно позвонить его девушке и разочарованно скрывается в гостевой комнате.

Как он будет сживаться с глазами, Толя представляет смутно. Да и его девушке, наверное, тоже в какой-то момент станет невесело. Как только Павел научится видеть и сквозь людей. Со всеми их червоточинами.

Толя доезжает до онкологического центра и некоторое время просто сидит в машине, прикидывая, как ему лучше провести эту самую разведку. Можно было бы заехать к знакомым медикам и пробить направление для себя. Но это ведь нужно точно знать, где искать.

А пока бюрократическая полицейская машина будет выбивать для Павла (или любого другого мента, которого назначат на дело) все необходимые для получения информации бумажки, обладатель зубов сможет успеть убить еще кого-то.

Ладно. Толя умеет импровизировать.

И, уже переступая порог онкологического центра, Толя чувствует его — энергетический след, который запомнил еще на месте преступления. Вот только он размазан слишком повсеместно. Так, что не ухватиться. Но то, что он оказывается на верном пути, уже хорошо.

Толя подходит к регистрационной стойке. Улыбается девушке, сидящей за ней.

— Здравствуйте, а мне бы записаться на консультацию, — говорит он. — Мне очень советовали ваш центр. Правда, просто на словах, не направлением.

Девушка улыбается в ответ.

— Вам советовали кого-то определенного из наших специалистов?

— Нет, но сейчас у вас проходит терапию коллега моего отца. Если я назову фамилию, вы сможете записать меня к его врачу?

— Это будет разглашением конфиденциальной информации, — покачивает головой девушка. — Вы можете уточнить у вашего знакомого специалиста самостоятельно. Или я могу порекомендовать. Смотря какие у вас подозрения.

— О, у меня поставленный диагноз, — Толя улыбается грустно. — К сожалению.

А они типа его последняя надежда. Да, конечно.

— Заполните, пожалуйста, форму, — предлагает девушка.

И выдает ему планшет с прикрепленной анкетой. Толя берет его, отходит к диванчикам, предназначенным для ожидающих посетителей.

Вопросы в анкете кажутся достаточно типовыми. Толя даже не вчитывается, просто проставляет галочки механически, прислушиваясь к своим ощущениям. И вздрагивает, когда понимает, что энергетический след отзывается все более отчетливо.

Он поднимает голову от анкеты, осматривается. И в холле, где находится, кроме уже бывших здесь пациентов и девушки за стойкой, видит только молодую миловидную медсестру. Та приближается к администраторской стойке со стопкой каких-то папок. Заводит с девушкой за стойкой непосредственную болтовню.

Толя не сводит с нее глаз. Девушка выглядит так, словно она — самое невинное во всем мире существо, в котором никогда не заподозришь убийцу.

И, пускай Толя не может стопроцентно сказать здесь и сейчас, что это именно она, он пронзительно догадывается, с кем имеет дело.

Кажется, в онкологическом центре завелся свой ангел смерти.