Слезы быстро утихают, оставляя после себя странное, смешивающееся с усталостью опустошение. Эйлис сильнее закутывается в одеяло. Все же не стоило заходить в реку и так сильно мочить крылья. От них теперь лишь холоднее. Чуть подумав, Эйлис поднимается с земли, неохотно снимает с себя одеяло и кладет его на траву, стараясь, чтобы сухая часть оказалась сверху. Пару мгновений она смотрит на неровную ткань, местами сбившуюся в непонятные комки, а затем достает из сумки второе, сухое, одеяло и аккуратно оборачивает его вокруг тела, стараясь не задеть все еще влажные крылья. С трудом, поскольку тяжелая ткань никак не желает слушаться, но ей все же удается это сделать, и вроде даже становится немного теплее. По крайней мере хочется в это верить.
Эйлис тихо выдыхает и садится на разложенное одеяло. Прохлада земли почти не чувствуется, возможно, если сложить лежащее одеяло пополам, она исчезнет совсем, но сейчас нет сил это проверять. Ей все же не хватает костра. И горячего вина со специями. И теплой еды. Хоть какой-нибудь еды.
Она же брала что-то с собой. Эйлис тянется к лежащей на земле сумке, и часть одеяла спадает с плеча и руки, подставляя кожу потолкам прохладного воздуха. Она невольно морщится, прикусывает губу, но все же дотягивается до сумки и двигает ее к себе. Есть не за столом кажется неправильным, неподобающим, но выбирать не из чего. Либо так, либо оставаться голодной неизвестно сколько. Едва ли в лесах найдутся столы, а выходить в деревню, пожалуй, будет не слишком разумно.
Эйлис находит в сумке тарелку и сверток с припасами, из которого достает пару крупных кусков пирога. Она вновь обводит задумчивым взглядом небольшую полянку и ставит тарелку на одеяло поблизости. Надо еще найти вилку и нож.
Сухой пирог, стоящий на не самой ровной ткани, режется с трудом, даже скорее ломается, осыпая все вокруг множеством крошек. Эйлис неосознанно поджимает крылья. Дома ей бы обязательно сообщили бы, что леди должна быть аккуратнее. Впрочем, ни одно из событий сегодняшнего дня не нашло бы там одобрения. Нужно просто перестать об этом думать. Она не в замке.
Вкус у холодного, подсохшего пирога оказывается совсем не таким, как у приготовленного недавно. Не хочется даже его доедать. Эйлис делает пару глотков вина. Лучше, но все еще не сравнится со свежим. Она с трудом убеждает себя доесть хотя бы один кусок. Сил и так немного, если она свалится где-то из-за голода, лучше не станет. Небольшая гроздь помявшегося винограда оказывается заметно вкуснее, и Эйлис едва уговаривает себя оставить его на ближайшие дни. С собой, конечно, есть и другие фрукты, но не стоит съедать все за раз.
Поужинав, Эйлис убирает припасы и посуду в сумку и достает оттуда подушку. Она сильно сомневается, что холод и звуки вокруг позволят ей заснуть, но нужно хотя бы попытаться.
Эйлис кладет подушку на край лежащего на земле одеяла, вновь заворачивается во второе и ложится на бок, стараясь расположить крылья так, чтобы они не намочили случайно ткань. Жестко. Непривычно. Прохладно.
Она выдыхает и закрывает глаза. Шорохи вокруг словно становятся громче. Как и журчание воды. Где-то трещит ветка, и Эйлис вздрагивает, открывает глаза. Поблизости никого. И все же она садится, оглядывается по сторонам, чтобы окончательно в этом убедиться, и вновь ложится. Головокружение усиливается. Даже легкое движение головы ведет к тому, что верх и низ меняются местами. Эйлис закрывает глаза, но так только хуже. Без зрения лишь сложнее понять, что она просто лежит. Эйлис глубоко дышит, пальцами вцепляется в ткань одеяла. К горлу подкатывает тошнота, которую едва удается сдержать.
Спустя несколько бесконечно долгих минут волна головокружения слабеет, хоть и не пропадает полностью. Эйлис переводит дыхание и покусывает внутреннюю сторону губы. В горле стоит ком, а в уголках глаз вновь чувствуется влага. Спокойно. Она с этим справится. Она должна. Она раз за разом повторяет это самой себе, загоняя эмоции на границу сознания. И вроде бы это срабатывает. По крайней мере на время.
Но полностью погрузиться в сон так и не удается.
Эйлис часто вздрагивает от разных шорохов, показавшегося излишне громким журчания реки, резких порывов ветра, открывает глаза лишь, чтобы убедиться, что все спокойно, и вновь пытается уснуть. Ей неудобно: ткань одеяла слабо спасает от жесткости и неровности земли. Ей холодно, и она все сильнее вцепляется в складки второго одеяла, словно это поможет согреться. Ей страшно не только из-за диких зверей, но и просто сделать лишнее, резкое движение от которого ее вновь накроет волна головокружения.
И как только вокруг становится хоть немного светлее, Эйлис медленно и очень аккуратно садится. Сил, кажется, даже меньше, чем вечером. Ноги и спина невыносимо болят, и даже просто встать кажется невозможным. Она смотрит на спокойную реку, переводит взгляд на затянутое облаками, постепенно светлеющее небо. Ее отсутствие уже должны были заметить, и вопрос лишь в том, что решат делать не участвующие в охоте альвинды: сразу сообщат Тициану или попробуют отыскать ее самостоятельно. Но в любом случае медлить не стоит.
В качестве завтрака Эйлис нарезает себя яблоко и с легкой задумчивостью смотрит на оставшиеся куски пирога. Едва ли за ночь они стали вкуснее. И едва ли хоть когда-нибудь станут. Но припасы ей пригодятся. Возможно, к вечеру она так проголодается, что ей будет все равно, что есть. Пусть и верится в это с трудом.
Она поднимается с одеяла, недовольно морщится, прикусывает внутреннюю сторону губы и слегка пошатывается не только из-за накатившего головокружения, но и от того, что по ступне от основания пальцев волной расходится боль. Крылья расправляются, помогая удержать равновесие, и все же проходит не меньше минуты прежде, чем Эйлис понимает, что готова хоть как-то двигаться.
Попытки аккуратно сложить одеяла не оборачиваются успехом: длинные, не самые легкие куски ткани никак не желают соединяться с разных сторон, так что спустя десяток минут Эйлис решает, что можно убрать их в сумку просто так, как они в итоге сворачиваются. Туда же отправляются подушка и куски ткани, использовавшиеся вместо полотенец и кажущиеся вполне сухими.
А вот верхнее платье все еще слегка влажное, надевать его не хочется совершенно. Эйлис несколько мгновений размышляет, затем все же достает из сумки другое платье, а первое, наоборот, убирает, надеясь, что так оно сможет досохнуть.
Разобравшись со шнуровкой и обувшись, Эйлис оглядывается по сторонам, желая убедиться, что ничего не забыла. Вроде бы нет. Можно идти дальше, скорее всего, вдоль реки и очень медленно.
За второй день она проходит даже меньше, чем за первый, все чаще останавливается, давая себе время отвлечься от головокружения и дурноты и позволить ногам немного отдохнуть. Каждый шаг все еще сопровождается болью в ступне. Да и после полудня в небе все чаще слышится громкое хлопанье крыльев. Почти всегда это оказываются птицы, но все же Эйлис каждый раз вздрагивает, стремится спрятаться среди деревьев и пытается сквозь крону разглядеть, что происходит. Пару раз она различает очень маленькие силуэты альвиндов. Стража? Слуги? Расстояние не позволяет сказать. Может, она зря волнуется, и это — просто жители ближайших деревень. И все равно Эйлис не хочет, чтобы хоть кто-то увидел ее, заметил среди деревьев. И все же, кажется, она заметно ближе к замку, чем предполагала. Плохо. Если лес начнут обыскивать не только с воздуха, спрятаться будет гораздо сложнее. Успокаивает лишь то, что никто не знает, куда она могла отправиться. Эйлис касается кулона на груди и с трудом различает слегка сияющие руны. Артефакт должен скрыть ее от поисковых чар. Жаль самой не убедиться, что это действительно так.
Окончательно выбившись из сил, она останавливается на небольшой поляне с поваленным деревом. Все равно уже начинает темнеть. Она садится около ствола, опирается на него спиной и, вытянув ноги, выдыхает. С каждой минутой пути Эйлис все больше сомневается, что это — хорошая идея. Не столько из-за постепенно усиливающегося воздействия заклятья, сколько из-за всего остального. Она никогда не думала, что просто идти или лететь вперед может быть так сложно, что так сильно будут болеть мышцы и ступни, что даже небольшой шаг будет даваться с огромным трудом. А еще она не уверена, что не сбилась с пути. После того как она увидела в небе альвиндов, взлететь Эйлис так и не решилась, и солнце сегодня почти все время скрыто за облаками, так что даже пробовать ориентироваться по нему непросто. Остается надеяться лишь на собственные ощущения и постепенно идущий вниз горный склон. К подножью она точно должна выйти, а дальше, скорее всего, придется кого-то спросить. И надеяться, что ее не узнают. Она все же не готова сдаваться. Вернуться домой, конечно, гораздо приятнее, чем сидеть и вздрагивать от каждого шороха, но объяснять отцу, что она делала за пределами замковых территорий и почему в ее сумке серебро вместе с сотней артефактов, не хочется совершенно. Тем более неизвестно, поверят ли ее рассказу.
Эйлис открывает сумку и улавливает легкий неприятный запах. Странно. Утром все было нормально. Она начинает вытаскивать вещи и вскоре понимает, что запах исходит от все еще слегка влажного платья. Эйлис морщится, медленно поднимается и кладет платье на ствол поваленного дерева. Хочется верить, что свежий воздух и еще одна ночь помогут избавиться от этого запаха. И, наверно, другие вещи тоже лучше выложить. Особенно одеяла. Все равно пригодятся, да и одно из них тоже вроде было слегка влажным.
На это уходит некоторое время, да и свешивающиеся с дерева куски ткани и одеяла — сложенные чистые платья и накидки Эйлис решила не доставать, чтобы не помять их сильнее в попытках снова сложить — выглядят немного странно и наводит на мысль, не привлечет ли это чье-то внимание. Если вспомнить магические огни, неизменно освещающие замок и парк во время балов, станет понятно, что ночная тьма едва ли будет преградой для поисков.
Может, найти другое место? Под кронами деревьев, где ее труднее увидеть. Но там заметно сложнее лечь так, чтобы можно было вытянуть и расслабить крылья, а Эйлис все же очень хочется поспать этой ночью. Хотя бы попытаться. Пусть сегодня все останется как есть, завтра вечером она подумает об этом заранее, а не после того, как выложит и переберет половину вещей.
Она вновь опускается на траву около дерева и, опустив крылья, опирается на него спиной. Сознание вновь захлестывает волна головокружения и нужно что-то позволяющее понять, что она никуда не движется и не крутится вместе с миром.
Эйлис выдыхает и часто моргает, убеждаясь, что все вновь на своих местах. Чем дальше она от замка, тем сложнее бороться с дурнотой и тем осторожнее приходится быть в движениях: стоит сделать что-то даже не быстро, а так, как она привыкла, и мир перед глазами перестает быть надежным и ровным, а к горлу подкатывает тошнота. Приходится останавливаться и дожидаться, когда все пройдет.
Мысли, отвлекшиеся было от шорохов и поисков, возвращаются к ним, и Эйлис не знает, чем лучше себя занять. Ей нужно что-то спокойное, может, привычное. С губ невольно слетает усмешка. В последние два дня ничего нельзя назвать привычным.
Она тянется к сумке. Там остался сверток с припасами, посуда, фляги, пустые и с вином, подушки, шкатулка с украшениями, сложенная одежда и обувь, шпильки и ленты для волос, нитки с иголками, карты и чистые листы… Листы. Она ведь думала, что можно записать собственные ощущения от заклятья, вдруг это поможет найти решение или разобраться самой. Только здесь нет стола. Как бы все удобно расположить? Эйлис медленно и аккуратно поворачивает голову, пару мгновений смотрит на поваленный ствол. Слишком высокий, за ним не выйдет ровно сидеть. Да и чернильница рискует соскользнуть, а это точно ни к чему. Нужно придумать что-то еще. Она осторожно оглядывается по сторонам, но не находит ничего лучше, чем поставить чернильницу рядом на плоскую тарелку, а листы оставить одной стопкой и расположить на ровно вытянутых ногах. Неудобно, но другие мысли в голову не приходят, только вспоминаются небольшие переносные столики, которые Эйлис видела во время поездок, вот только в сумку такой не влезет, да и поиски их в замке заняли бы неоправданно много времени: Эйлис не представляет, где они могли бы храниться. Впрочем, она об этом даже не думала, не считала таким уж важным.
Эйлис окунает перо в чернила, наклоняет голову и смотрит на чистый лист. Что она хотела написать? Ощущения от заклятья? Вроде бы да. Несколько слов друг под другом ложатся на лист: «Головокружение. Дурнота. Слабость». Слишком кратко, потом будет сложно сравнить и разобраться. Она аккуратно перечеркивает слова, и все же линия совсем не такая ровная, как обычно. Не важно. Никто кроме нее этого не увидит. Лучше потратить силы и время на другую формулировку мыслей.
«Головокружение впервые появляется на противоположном краю долины водопадов. Его сила и ощущения постепенно растут, порой накатывают, подобно волнам, и приходится останавливаться, чтобы немного прийти в себя. После трех часов полета, возможно, чуть меньше или, наоборот, больше, лететь становится почти невозможно. Головокружение накатывает почти постоянно, порой кажется, что вот-вот потеряешь сознание и упадешь. На земле ощущается чуть легче, хоть и тоже приятного мало…»
Она продолжает писать, вначале осторожно, привычно взвешивая и обдумывая каждое слово, но затем сама не замечает, как расслабляется и пишет уже обо всех мыслях, переживаниях, впечатлениях. И вместе с тем, как чувства переходят на бумагу, приходит спокойствие. Либо же что-то на него похожее.
Эйлис выдыхает, откладывает перо и задумчиво смотрит на пару исписанных листов. Сжечь бы их где-нибудь, пока никто не увидел. И не важно, что в ближайшее время она не собирается ни с кем пересекаться. Записи вышли уж слишком личными. Она не привыкла так писать. И оставлять их даже на дне собственной сумки кажется неправильным. Лучше выписать отдельно все необходимое, а эти листы порвать и сжечь, когда она узнает, как разводить огонь.
А ведь сегодня опять придется заворачиваться в одеяло и надеяться, что этого хватит, чтобы не замерзнуть. Хорошо хоть крылья сухие, ими тоже можно будет накрыться. Но долго так не продержаться. Можно заболеть. Особенно если немного похолодает или дождь пойдет.
Эйлис тихо вздыхает и покачивает головой. Пожалуй, стоило заказать у Лииссидлло артефакты, способные развести костер — скорее всего, они все же проще тех, что она заказывала — но она не подумала. Не знала, что это необходимо. Нужно будет поспрашивать в деревне, когда она все же рискнет в нее зайти.
На третий день пути Эйлис уже почти не обращает внимания на постоянную усталость в мышцах и боль в ступнях, она просто идет, время от времени останавливается, позволяя себе немного отдохнуть и выпить вина или перекусить фруктами и орехами. Окончательно засохший пирог она все же оставила на поляне, впрочем, из-за вызванной воздействием заклятья дурноты, аппетита и так практически нет, так что пока потеря никак не ощущается. Но зато Эйлис замечает другое: к головокружению, дурноте и постоянно крутящимся в голове мыслям, что все пройдет, если она вернется, прибавляется кое-что еще, смутное, не сформировавшееся чувство, больше всего напоминающее тонкую, натянутую нить, связывающую с замком и ощущающуюся то в кончиках пальцев, то у основания крыльев, то где-то еще. И это неприятно. Постоянно заставляет вздрогнуть и обернуться, чтобы понять, что это не какое-то насекомое или дикий зверь касается кожи. И чем дольше она идет, тем чаще возникает это чувство.
Вскоре после полудня она выходит на обрыв и видит внизу, в долине, несколько десятков крыш. Должно быть, деревня. Эйлис садится на край обрыва и несколько минут смотрит на крыши, не в силах отвести от них взгляд. Хочется отправиться туда, провести вечер и ночь под крышей, с горячей едой и в тепле. Но это все еще слишком близко к замку. Не исключено, что новости уже долетели сюда, возможно, вместе со стражниками или слугами. Лучше будет облететь ее стороной.
Но сначала отдых. И, пожалуй, не на краю обрыва: так ее может увидеть любой поднявшийся в воздух альвинд.
Эйлис неохотно поднимается и отходит под густые кроны деревьев. Здесь будет спокойнее. Она вновь опускается на траву и поднимает взгляд, словно желает различить затянутое облаками небо. Нужно будет немного пролететь, и впервые мысли о полете не радуют, а, наоборот, слегка пугают. А если она не справится с головокружением? Или эти странные ощущения станут сильнее? Она ведь не понимает, к чему они могут привести. Но и других вариантов спуститься в долину нет. Так что остается лишь собираться с силами.
В подозрениях насчет ощущений Эйлис, к собственному сожалению, оказывается права: стоит лишь взмахнуть крыльями и оказаться в воздухе, как невидимая нить словно натягивается сильнее, заставляя резко выдохнуть и прикусить губу, чтобы справится с головокружением. Это становится уже почти привычным.
Эйлис осторожно обводит взглядом долину и, стараясь держаться как можно дальше от крыш, медленно пролетает над ней. Лучше добраться до другого края, а не спускаться: мало ли кто решит прогуляться поблизости. Луч показавшегося из-за облаков солнца падает на лицо, и на губах проступает печальная улыбка. Так хочется взмахнуть сильнее, подняться как можно выше, а затем быстро спуститься почти к самым деревьям, лететь легко и свободно, но Эйлис может себе позволить лишь очень плавный и спокойный полет. Даже после побега заклятье не дает почувствовать себя полностью свободной.
Она опускается на камни с другой стороны долины и пару минут переводит дыхание и убеждается, что земля не двигается с места. Перед глазами появляются темные пятна, и Эйлис часто моргает, желая избавиться от них. Вроде помогает. Значит, можно идти дальше. Горы здесь куда более отвесные и неровные, так что это будет непросто, да и деревьев, чтобы спрятаться, почти нет, но какое-то время лучше пройти по ним, а уже потом спуститься к ведущей в деревню дороге и пойти вдоль нее.
Ближе к вечеру четвертого дня начинается дождь, мелкие капли касаются кожи у основания крыльев, падают на лицо, волосы и перья. Эйлис невольно вздрагивает и поднимает взгляд. Небо, конечно, со вчерашнего дня затянуто постепенно мрачневшими облаками, но все же хотелось надеяться на лучшее. Пожалуй, стоит поискать, где можно его переждать, пока она окончательно не промокла.
Вот только среди неровных склонов не видно ни деревьев, ни каких-то укрытий.
Проходит не меньше часа прежде, чем взгляд Эйлис натыкается на темную дыру в скале, расположенную заметно выше тропы, по которой она идет. Стоит проверить.
Дыра оказывается пещерой, не слишком большой, там даже встать или лечь не выйдет, только сесть, прижав крылья. Но выбирать не приходится. Можно, конечно, неизвестно сколько провести в пути, но от дождя узкая горная тропа становится все более скользкой, да и мокрая одежда с крыльями удобства не добавляют.
Эйлис снимает верхнее платье, достает одно из одеял и садится на него. Хоть какая-то защита от холода камней. Мысли вновь приходят к тому, что надо научиться разводить огонь, но выходить в деревни все еще страшно. Сегодня она видела еще одну, внизу, у подножия скалы, и видела пару альвиндов в форме стражи, как раз подлетающих к домам. Эйлис постаралась как можно быстрее улететь оттуда, и надеялась, что ее никто не заметил. Впрочем, издалека она бы сама в себе не узнала наследницу рода Дэ’Лэй: волосы, несмотря на попытки убрать их в какую-нибудь прическу, спутаны и расчесываются с трудом, платье в пятнах от травы, земли и почти всего, что встретилось по пути, да и лицо с руками грязные, днем хоть и встретился небольшой ручей, в котором Эйлис наполнила фляги водой (вино закончилось заметно быстрее еды), но после она не раз хваталась за все вокруг, чтобы удержать равновесие, и убирала от лица вылезшие пряди.
Эйлис тихо вздыхает и разглядывает темный свод пещеры. Губы тихо шепчут обращение к Создательнице: чтобы дождь закончился до утра, чтобы она указала нужный путь и добавила сил, чтобы по нему пройти. Горы должны уже скоро закончиться. Вернее, Эйлис думала, что преодолеет их гораздо быстрее, но то ли она сбилась с пути, то ли просчиталась в предположениях, как долго по ним идти. И хочется верить во второй вариант. Она касается кулона-артефакта на груди, вглядывается в едва светящиеся руны. Не забыть бы его сменить, когда придет время. У нее еще где-то дней тринадцать, но все же.
Она переводит взгляд на мелкий дождь за пределами пещеры и сильнее сжимает края одеяла. Очень хочется тепла, пламени костра или камина, горячего вина и, может, еды. Хотя в последние дни она ест лишь потому, что помнит: это необходимо. Аппетита нет совершенно, и Эйлис не уверена, вызвано это воздействием заклятья или же она все же заболевает. Впрочем, ни с тем, ни с другим она сделать ничего не может, так что просто старается не думать об этом.
Интересно, если оставить здесь сумку, спуститься в деревню, придумать какую-нибудь убедительную историю, как сильно будет недоволен отец? Нет. Нельзя об этом думать. Стоит лишь немного расслабиться, опустить постоянный контроль над мыслями, как сильней становится воздействие заклятье, словно твердящее: «Вернись и все пройдет, станет проще и легче, только отступи». Эйлис кусает внутреннюю сторону губы. Не для это она потратила столько времени на подготовку. Она не отступит. Она еще даже не приблизилась к ответам. Просто… надо привыкнуть. Смириться, что легко не будет, и перестать обращать внимание на глупые мысли.
Эйлис глубоко вдыхает и прикрывает глаза. Несколько минут уходит на то, чтобы отогнать эмоции на границу сознания. Становится спокойнее. Пусть и самую малость. Она открывает глаза и достает из сумки стопку листов. Стоит записать и сегодняшние ощущения. Она пока не знает, есть или в этом смысл, но занятие помогает хоть немного отвлечься. А еще, пока не стемнело окончательно, нужно будет зашить платье. Одним неаккуратным падением она его все же порвала.
***
Еще несколько дней сливаются в однообразную череду. Горы уступают место невысоким холмам, и идти теперь немного проще, хотя бы нет риска оступиться и упасть, да и скрываться под кронами деревьев довольно легко, разве что на широкие дороги Эйлис выходить не рискует. Как и заглядывать в деревни. Да и любое хлопанье крыльев заставляет невольно вздрогнуть и искать источник звука. Не раз она видит знакомую форму стражи, и стремится затаиться, пока они пролетят мимо. Сложнее всего ночами: лунного света недостаточно, чтобы понять, птица это или альвинд, и Эйлис часто просыпается от малейшего шороха. Впрочем, даже в относительно спокойные ночи она спит не больше пары часов: мешают холод и воздействие заклятья. Остальное время она либо пытается заснуть, либо, если позволяет свет луны, описывает собственные ощущения, пробует вышивать на кусках ткани, либо размышляет обо всем подряд. Усталость кажется уже постоянной спутницей, чем-то что будет вечно сопровождать ее вместе с воздействием заклятья.
А между тем Эйлис все чаще посматривает на завернутый в ткань наруч.
Ощущение странной натянутой нити, соединяющей с замком, все усиливается и теперь кажется, что такая нить не одна, их много, и проходят они через каждый участок тела.
И без того не быстрое продвижение замедляется еще сильнее. Перед глазами то и дело появляются темные пятна, и по несколько минут уходит, чтобы избавиться от них. И лишь мысли, что серебро будет обжигать больнее, заставляют идти вперед.
И все же Эйлис понимает: надолго их не хватит. Каждый шаг отзывается не только болью в ступнях, но и во всем теле, словно к нему и правда привязаны десятки невидимых нитей, которые с каждым мгновением натягиваются все сильней и вот-вот порвутся.
Нужно найти укромное место. Лучше что-то вроде пещеры, где дождь, если он вдруг решит пойти, не сможет достать. В холмах такие редко встречаются, но стоит поискать.
Несколько часов спустя она все же находит нечто похожее на небольшую пещеру около ручья и устремляется туда, с каждым мгновением все сильнее кусая внутреннюю сторону губы. Сил уже практически нет, а из-за постоянно появляющихся перед глазами пятен почти ничего не видно. Но Эйлис знает: если остановится, уже не заставит себя куда-то пойти. А до пещеры не так уж далеко, меньше сотни ее шагов.
Вот только они кажутся бесконечными.
Оказавшись в пещере, Эйлис выдыхает и падает на землю, давно уже не заботясь о количестве пятен на подоле платья. Крылья мелко подрагивают, а темные круги перед глазами никак не желают пропадать. Да еще и заклятье своими нитями тянет назад.
Так продолжаться не может. Она это понимает. Но все еще безумно страшно решиться.
Эйлис выдыхает, медленно садится, открывает сумку.
Спина чувствует глину и мелкие камни, служащие сводом пещеры. Неприятно. Но без опоры она упадет. Кажется, этот рывок до пещеры стоил всех остатков сил.
Эйлис достает из сумки завернутый в ткань наруч, кладет на землю и смотрит несколько минут. Либо она сейчас его наденет, либо отступит. Сдаваться она не намерена. Так что выбора нет.
Она разворачивает ткань и, случайно коснувшись поверхности наруча, отдергивает руку. Горькая усмешка звучит резким выдохом. Мимолетное прикосновение скоро станет меньшей из проблем. И все же в сознание закрадывается предательская мысль: «А, может, все же не стоит?»
Нет. Она должна. Она все решила.
И все же, словно нарочно, Эйлис очень медленно разворачивает ткань и пристально смотрит на серебряную поверхность. Она знает, как расстегнуть замок и затем вновь его закрыть, тренировалась с золотым вариантом, но все равно медлит. Смысла в этом нет, она понимает. Она должна это сделать.
Эйлис вытягивает ноги, переносит наруч вместе с тканью на колени и аккуратно, все так же через ткань, открывает застежку. Пальцы не слушаются, дрожат, но все же неохотно подчиняются.
Эйлис закатывает рукав на правой руке и резко, не оставляя себе возможности передумать, кладет руку на одну половину наруча, а левой рукой очень быстро накрывает второй половиной и закрывает длинным серебряным стержнем, проходящим сквозь небольшие петли.
На мгновение сознание проясняется, впервые за последние дни воздействие заклятья отступает, позволяя мыслить ясно, а затем боль от обжигающего серебра затмевает собой все остальное.
Эйлис хочется кричать, но звуки застревают в горле, превращаясь в невнятный хрип. Левой рукой она все старается подцепить бусину, удерживающую серебряный стержень, но пальцы скользят, не слушаются. Бесполезно. Она это предусмотрела и попросила сделать застежку более тугой. Собственная предусмотрительность кажется проклятьем.
Из груди вырываются всхлипы, но Эйлис не замечает их, как не замечает и текущих по щекам слез. Весь мир, все ощущения сосредотачиваются лишь на одном: серебряный наруч на руке. Она ломает ногти, пытаясь подцепить ускользающую бусину, находит рядом мелкие камушки и ударяет по ней. Безуспешно. Она только тратит последние остатки сил.
От боли становится трудно дышать, и Эйлис старается заглотнуть как можно больше воздуха. Всхлипы становятся громче.
Не до конца осознавая, что делает, Эйлис прижимает правую руку к груди, подтягивает колени и утыкается в них лбом. На грязный подол платья падают слезы. Крылья аккуратно ложатся на колени, словно скрывая от всего остального мира.