Goodbye life, hello wife

Просторный холл - потолок где-то недостижимо высоко, прочные стены расступились широко, пропуская их внутрь. Пусто. Светло. И холодно. Холоден мраморный пол под ногами, холоден воздух, холодна яркая Луна за витражом - здесь слишком холодно для его тëплого человеческого тела, слишком мëртво для продолжающего биться в грудной клетке сердца - испуганной мечущейся пташки, предназначенной в кровавую жертву. Стылый воздух едва запихивается в лëгкие, он неуверенно делает шаг за шагом, цепляясь за чужую мертвенно-бледную руку. Алый ковер под их ногами ведëт вперëд, сквозь холл, сквозь ряды пустых сидений, туда, где лунный свет падает яркими полосами - к алтарю.

Мэй знает - ей его не согреть. Но ни ей, ни ему это не нужно. Она знает - холодное бессмертие, которое она ему даст, будет теплее, чем человеческая смерть в одиночестве. Бессмертие остудит эмоции, остудит страх, а она будет рядом с ним - холод смерти, разделённый на двоих, уже не будет таким колким.

Кевин знает - ради того, чтобы остаться рядом с ней, он отдаст биение своего сердца, свою жизнь, оставшиееся у него время - что угодно. Он готов умереть, чтобы быть вместе по ту сторону жизни, зная, как болезненно это может быть; чувствуя, как встают от страха волосы на руках, как мëрзнут ноги, кончики пальцев, не прикрытая одеждой кожа.

Лунный свет падает на их бледные лица, делая их похожими на призраков. Они стоят друг напротив друга, продолжая крепко сцеплять пальцы; Кевин нервно проводит языком по искусанным губам. Мэй отпускает его, делая шаг ближе; расстегивает верхние пуговицы его рубашки, разводит в сторону края ворота.

- Не шевелись, тебе не нужно ничего делать, - мягко говорит она, и её голос эхом расходится по помещению. - Закрой глаза, может быть больно.

Мэй может не выглядеть заботливой со стороны - но Кевин знает ту, ради кого он решился на такой шаг. Знает, как нежно её сердце, спрятанное под твердой коркой, наросшей за сотни лет опостылевшей жизни; знает, как осторожны касания и как бережно подбираются слова. Лунный свет падает на его обнажённую шею, наполовину открытую грудь. Мэй тяжело не облизнуться - слишком соблазнителен вид перед её глазами.

Слишком соблазнительно биение сердца, которое она слышит, даже не кладя ладонь напротив рëбер; слишком соблазнителен запах кожи, который она вдыхает, ведя носом вдоль шеи к надплечью. Она прижимает Кевина к груди - две фигуры, тонущие в лучах света посреди заброшенной церкви. Она открывает рот - вводит удлинëнные клыки в плоть медленно, не останавливаясь, когда Кевин вздрагивает в её руках от боли. Скоро боль пройдёт, скоро на теле расцветёт еë вампирская метка - скоро и он станет таким, как она.

Она уже не помнит боль от полной перестройки тела - полнит только то, как кричала сквозь ночь, какой пустой чувствовала себя на утро, как пряталась от солнечного света, ещё недостаточно набравшаяся сил, чтобы попросту не растаять под ним. Видимо, её яд, впрыснутый в кровь, сильнее чем у того, кто обернул в вампира её - Кевину удаётся сдержаться от того, чтобы закричать, и лишь дрожь и крепко вцепившиеся в Мэй пальцы выдают его.

Сейчас, в полнолуние, она в самом расцвете своих сил - сверкают синие блики на фиолетовых волосах, на бледной-бледной коже, зрение чëтко, и пусть она больше не чувствует течение крови внутри себя - она чувствует под кожей силу.

Мэй не позволяет ни одной капле драгоценной горячей крови упасть на холодный пол; она зализывает укус осторожно, смотрит Кевину прямо в приоткрытые глаза, обрамленные пушистыми белыми ресницами - в них страх, но непоколебимая уверенность. Голубые радужки начинают меняться, становясь похожими на прозрачные кристаллы; она перекладывает ладони на его щëки, смотря пристально. Её собственные глаза светятся пурпурным, узкие зрачки расширены; прокусанная кожа ещё зудит, от Мэй пахнет его кровью, и смотрит она хищно, с усилием держа себя от того, чтобы выпить его досуха - но, несмотря на холодок, пробегающий по его коже, Кевин не чувствует себя в опасности рядом с ней.

Мэй целует его - он обнимает тело любимой женщины, которая уже давно мертва. Женщины, большая часть жизнь которой прошла ещё до его рождения; которую несколько столетий мучило казавшееся бесконечным одиночество. Теперь - когда она передала часть своего греха, своего проклятия ему, они могут шагать по проложенному ледяной плиткой пути вместе, переплетя пальцы рук. 

Холодные губы сцеловывают последние крохи уходящего из его тела тепла. Блестят холодным блеском кольца на их безымянных пальцах.