Это было, наконец, похоже на начало какого-то прогресса. Единственным "но" стала необходимость единовременно отлучиться в город на несколько дней, чтобы встретить нескольких нужных людей. В какой-то момент пришлось признать, что без "нужных людей" некоторые дела не делаются, а вопросы не решаются. "Нужные люди" на то и нужны, чтобы шестеренки крутились, колесики стыковались, валик цеплялся, молоточки стучали, колокольчики звинели и музыка играла. Зиц, зиц, зиц! Учите, дети, механику.

Стоут попытался проморгаться от уползающей мысли. Черт его знает, что.

Понять свои ощущения от отъезда получалось с трудом. Оставлять двух придурков следить за пленником чувствовалось ощутимо неприятнее, чем просто некомфортно.

Даже мизерный процент с доли был достаточно хорош, чтобы привлечь в сиделки двух на вид вменяемых людей, немного даже погруженных в тему, и быть уверенным, что они не смоются по своим делам просто от тоски. Риск подставы тоже не казался хоть сколько-то реальным. Ну что они могли бы сделать, в теории? Попытаться сбыть самим? Ну, для этого им придется снимать или перерезать цепь; и удачи тогда с тем, чем к чему это может привести. Нет, любая проблема, которая может произойти, случится точно не от злого умысла. Голодный и обесчеловеченный мясоед в подвале сам прекрасно об этом позаботится. Проблема была в чем-то другом...

Они с Кайтом потратили часы и часы, объясняя по сто раз нехитрые правила. Раза три проехались до свиного хозяйства и обратно, показали, с кем говорить о головах. Инструкции довольно просты; если понимать, что делать, провалить задачу кажется невозможным.

И все равно, и все равно невозможно в таком деле отлучиться и не получить проблем. Так работает мир. И на лице Кайта за нервно играющими желваками угадываласт ровно та же мысль.

Имело ли это что-то общее с тем неприятным неопределенным чувством, которое испытываешь, отправляясь в аэропорт и оставляя своего кота на соседа? Возможно.

С другой же стороны, Стоут ощущал облегчение от возможности не видеть тварь из подвала хотя бы пару дней.

***

Когда они открыли дверь, чтобы показать, с кем придется иметь дело, голодный даже не поднялся на встречу. Он лежал, вытянувшись уставшим большим животным, у дальней стены, долго, не моргая, глядя в проем. Какие бы мысли ни шевелились в его голове, ничего обнадеживающего там точно не было.

Ребенок сидел молча в углу прямо за его головой, поджав ноги, и лишь раз бесцветно стрельнул глазами по открывшейся двери. Он вяло перебирал что-то внизу: то ли стальной ошейник, то ли шею Голодного. Мальчик заметно притих за неделю, успокоился, угомонился. Голодный не трогал его еду, не пил его воду; пустил в свое царство, позволил существовать живому в своем неживом месте. Угасший, он разрешал не гаснуть.

Но им обоим как будто и не было дело до того, на кого их оставляют на несколько долгих дней.

***

Кайт вообще не считал текущий период лучшим для того, чтобы отлучиться. Вместо одного мужчины на цепи они получили еще и подростка, совершенно свободного в передвижениях. Даже если он и сильно слабее. Ему не расковырять цепочку и неоткрыть стальной ошейник, не выбраться в вентиляционное окно. Но это все еще совершенно свободное в передвижении существо. И посадить его на цепь совершенно невозможно: голодная тварь не выпускала мальчика из угла, не оставляя никаких сомнений, что любая попытка приблизиться должна окончиться или смертью ее самой, или приблизившегося. И Кайт благоразумно не лез.

Не то, чтобы ему всю неделю неудержимо хотелось посадить ребенка на цепь, но конкретно сейчас это было бы кстати, это было бы спокойнее.

Какого-то видения того, как быть с мальчишкой в будущем, тоже не возникало. Растить, пока убить не перестанет быть жалко?

Совесть его сидела, потерянная, не понимающая, что ей делать, не способная дать ни единого совета.

***

Ему тяжело дались две ночи, когда он переваривал существование нового обитателя дома. Продать его? Пристрелить? Отпустить в лес, авось сам сдохнет?

Сначала он спустил вниз контейнер с какой-то простой едой. Еду приняли. От Кайта не укрылся жалкий настил на полу из одежды. Тварь признавала, что она уже не к чему, только разве что прикрыть холодный пол.

Вид этой лежанки вызывал лишь какое-то брезгливое, неартикулиромое ощущение. Тварь заботилась о потомстве, тварь пыталась строить нору, выстилая холодный пол тем, что было доступно. Даже если это потомство и не ее вовсе.

На следующий день Кайт снова спустился уже с другими вещами, перемалывая навязший на задней части черепа осадок наполненной мыслями ночи. Хуже всего было то, что он мыслил как будто через туман, скрывающий здравость собственных действий.

Обесчеловеченный гуманоид уже тогда загнал мальчика к стене, заблокировав на тонкой заплатке постеленной ткани, железно не подпуская к двери. Ребенок выглядел серым, наплакавшимся и неспавшим. Тяжелое зрелище.

Но Кайт больше не делал попытки прблизиться. Он уложил бутылку воды на пол и пнул ногой. Цепкие, колючие глаза наблдали, как катится пластиковый цилиндр, как будто видели на его месте рассекающую песок гадюку. Существо не тронуло, не взяло в руку, упрямо сидело, когда бутылка остановилась всего в паре шагов, настолько близко, что даже не пришлось бы натягивать цепь; мальчик за спиной явно не смел и помыслить двинуться к воде без позволения.

Дети легко встают в иерархию, и голодная тварь успешно ее задала. Все это пространство было каким-то невообразимым образом пронизано странным порядком, проявления которого было даже тяжело определить.

Поэтому Кайт с каким-то полу-наслаждением разрезал голосом положенную тишину:

- Так и собираешься поить тем, что с неба натекло? Дай ему воды.

И... это сработало. Тварь поняла резон. Нехотя, медленно, подползла, не вставая с колен; тонкая рука оплела полый кусок пластика.

- Отлично. - Кайт швырнул на пол сверток тонкого одеяла. Неожиданно живой взгляд настигнутой тапком кошки оказался вполне достаточным для глубого чувства удовлетворения. - И одеяло дай. Застудит легкие - не вылечим.

***

Кайт крутил и перекручивал в голове бесконечно собственные инструкции, которые он повторил так много раз и так ясно, как только было в его силах. Ничего сложного. Приносить указанное количество указанных предметов. "Он сам не тронет то, что не положено". Приближаться не было никакой необходимости. Абсолютной. Что может пойти не так, если не приближаться?

***

Это звенящее мыслями молчание двоих давило уже полтора часа дороги.

- Ты знаешь, а я буквально на днях слышал, как он пел. - Стоут попытался вбросить фразу как можно легче, дробя уже почти сровнявшуюся с мрамором по плотности атмосферу.

- Пел?

***

Стоут услышал голос почти случайно. Он спускался в подвал, чтобы закинуть назад оставшиеся гвозди. Слух совершенно не напрягался, голодный внизу всегда вел себя тихо и ждать звуков никогда не приходилось. Но на этот раз Стоут с удивлением ощутил в какой-то момент, как его по затылку гладит какое-то мягкое мурлыканье.

Урезанный вполовину человеческого голос невнятным журчанием перетекал за дверь, стелился и самой кромкой задевал ушную раковину.

Мужчина стоял, пытаясь вслушаться, но ритмичные распевные слова ускользали от области Вернике. Дразнили, капая то здесь, то там различимыми слогами, и рассыпались, как мелкая рыбешка в горной реке, не складываясь.

Неглубоко и медленно дыша через приоткрытый рот, ступая плавно и аккуратно, Стоут приблизился к двери. Это был первый на его памяти случай из всех десятков, что прошли через него в "муравейнике".

"...Ninu Toninu jaħasra tibkix, ninu Toninu jaħasra..."Транскрипция: "Нину тонину йахасра тибкиш, нину тонину йахасра" Перевод: "Малыш Тонину бедняжка, не плачь, малыш Тонину бедняжка"

Голодный баюкал маленького пленника чужим, незнакомым фольклором.