- Пожалушта! Я не жнаю, как докажать! - он кричал уже почти на срыв, отчаянно ловя подернутый переутомлением взгляд человека в белом халате. Можно ли было звать его доктором, если он умел обращаться с медицинским оборудованием, но людей не лечил? - Как мне докажать, что это чушь?

Язык упирался в неровную, неестественную перегородку скобы, но пока нижняя челюсть чувствовала свободу, нужно было продолжать говорить. Возможно, это был даже последний шанс.

- Я понял. А теперь сделай нам обоим одолжение, сиди ровно и перестань двигать челюстью. Ты хочешь это под язык не меньше, чем я хочу пойти на перерыв.

И это тоже было правдой и хорошим поводом заткнуться.

- Это неправда.

Но он пропустил ледяное жало в рот. Больно было всего секунду, пока игла разрывала ткани, добираясь до вены. Плохо было только тут, дальше становилось хорошо, холодный укус окупался с лихвой.

- Вот так лучше.

***

Люди вокруг сменялись, покоя не находилось ни на секунду уже больше, чем одни полные сутки. Может, смысл действитольно крылся в накапливающемся багаже из усталости и потерянности. Может, люди хотели вымотать.

- Пожалушта! Я не жнаю, как докажать!

- Прямо смотри.

***

- Это вще чушь!

- Если бы мне давали по монетке каждый раз. Закрой глаза.

***

- Я не шмогу так жить долго!

- Вперед шагай, господи.

***

Это место действительно видело многих. И оно действительно не поддавалось. Оно кишело жизнью, ее было непросто заставить затухнуть, замолчать, прекратить циркулировать без дозволения. Люди появлялись так же быстро, как и исчезали; а стены служили им, молчаливые, не смыкающиеся, не смеющие замкнуть пространство. Здесь на них положиться было нельзя, безликие рабы.

Каждый раз затравленные тоскливые глаза голодного существа встречались в новым, но уже как будто заранее чуть измотанным лицом. Каждый раз, борясь со скобой во рту, он повторял одну и ту же мантру. Как будто не теряя надежду на то, что однажды ему действительно поверят и каким-то невероятным образом дадут шанс оправдаться.

Но нельзя быть таким наивным в месте, полным такой бурной жизни.

Светлом, ярком, суетном.

***

- Ладно. Пока с тобой все. Со скобой будем разбираться потом. Заходи.

И он вошел в свою новую обитель. Высокую и узкую, как колодец. Два метра между левой и правой стенами, меньше метра между дверью и серым бетонным полотном напротив. В щель успело проскочить меньше полминуты времени, прежде чем сплошная тяжелая дверь захлопнулась за спиной, арестовывая последний свет. С сосущим ужасом новый обитатель колодца увидел слив в углу, и с не меньшем внутренним содроганием - мелкие резиновые сопла под перекрытым мелкой решеткой высоким пололком. Они могли подавать что-то в это помещение. Скорее всего, какую-то жидкость.

Стоять было как-то бесполезн, поэтому он сел, размышляя, приваливаясь лбом к бетону. Мелькающие люди измотали. Но есть ли в них польза?

Он думал, и мысли эхом рекошетили от стены в стену маленького, узкого, гробоподобного колодца с потолком.

***

На утро его нашли валяющимся в полном беспорядке на полу с развернутой под непозволительным углом шеей. На камере ночного видения было видно, как трясущиеся руки примерялись несколько раз, робея и не смея, но, наконец, совершили тот единственно полезный рывок, который только и можно было совершить в такой ситуации человеку. Левая рука на подбородке, правая - на затылке.

- Боже мой, какая драма, - дернулось облаченное в белый халат плечо.