Некоторые гномы думали, что, после того как они окончательно обосновались в Синих горах, Торин, тогда ещё только принц, тоже обрёл долгожданный душевный покой. Но это было не так. Не проходило ни дня, чтобы сына Трайна не охватывали беспокойные мысли о будущем своего народа.

Сердцу же его не давала покоя жажда отмщения – кровавая расправа над золотисто-красным драконом, который отобрал у гномов родной дом, бесценные сокровища и многие жизни.

Но в такие спокойные вечера, как тот, Торин отгонял прочь свои мрачные мысли. Уютно устроившись в своём кресле у огня, он наблюдал, как его маленькие племянники копошатся на полу, перебирая игрушки, которые он им купил. И тогда, только тогда – мысли о ненависти и мести уходили из его головы – и их сменяли другие, мысли новоявленного главы семейства. Что ждёт Фили и Кили в будущем? Будет ли Фили хорошим королём? Будут ли братья счастливы? Будет ли когда-нибудь счастлива Дис после того, как потеряла мужа?

Он думал и о том, что обязан стать детям отцом и наставником, проследить, чтобы с ними не случилось ничего дурного и они пошли по жизни правильным путём.

Маленький Кили просто обожал такие вечера, ведь его надолго отпускали из своей кроватки и предоставляли почти полную свободу действий.

Некоторое время Кили просто ползал туда-сюда. Потом стал хватать с пола различные игрушки: кубики, лошадки, палочки – но ни одна из них не казалась ему достаточно интересной, чтобы задерживать на ней своё внимание. Наконец взгляд ребёнка зацепился за искусно сделанный деревянный кораблик в руках Фили. И Кили, протягивая к брату свою слабую ручонку, внезапно вполне отчётливо попросил:

– Брат! Дай!

Дис вдруг всполошилась, даже вскочила с кресла, подбежала к Торину (который, к слову, тоже выглядел довольным, как хоббит после капитального ремонта своей норы) и заключила брата в объятия. Потом подсела на пол к Кили и стала то ли объяснять тому что-то на пальцах, то ли обучать мальчика тайным гномьим знакам.

– Что случилось-то? – так и не понял Фили, пододвигая к маленькому брату нужную игрушку.

– Он сказал своё первое слово! – объяснила сыну Дис, не прекращая своё занятие. – Даже два!

– Естественно, он говорит, – как само собой разумеющееся сказал Фили. – Он же мой брат.

– Конечно, Фили, конечно, – не стала спорить Дис и наконец, сдаваясь, опустила руки. – Нет, похоже, сегодня он уже ничего не скажет.

Некоторое время все сидели молча: Торин дремал в своём кресле, Дис вернулась к шитью, а Фили занял себя тем, что выстраивал башенку из своих игрушек, изредка поглядывая на брата. Последний, уже потеряв всякий интерес к кораблику, бесхитростно стучал по полу деревянным кубиком.

– Матушка, – тихонько позвал Фили, когда ему наскучило его занятие. – Если это так важно, то какое было моё первое слово?

– Твоё? – Дис задумалась, даже прекратила шить на несколько мгновений. - Твоё первое слово...

– А я помню, – вдруг подал голос Торин, который, как оказалось, вовсе не спал (или умел просыпаться в нужный момент). На лице короля появилась улыбка, которую он изо всех сил старался сдержать, а в голосе сквозило столько неприкрытой гордости и самодовольства, что Фили невольно хихикнул.

– Ах, ну да, ну да, – улыбнулась Дис и вернулась к своему шитью. – Твоим первым словом, Фили, было слово «дядя».