Он цепляется за Максин, будто она может быть его спасением.

Он знает, что она не будет, потому что для этого слишком поздно, но она становится… его барьером. Стеной, защищающей остальной мир от него. Его вера в то, что она будет способна его остановить, непоколебима и остается таковой, пока его тело лечится после Старкорта. После всего. Это глупо, какая-то отдаленная часть него понимает, потому что она типа полметра ростом и тощая как палка. Но она также делала это уже однажды, она и ее крошечные друзья, и потому он все еще знает, что она сможет. Сделает.

Ему не нравится быть слишком далеко от нее.

Нил практически получил сына, которым он всегда пытался Билли сделать.

Билли теперь едва разговаривает, только отвечает, когда к нему обращаются. Он не ходит никуда один, лишь подвозит везде Максин, а затем остается поблизости, где бы она ни была, пока она не закончит, сидя в машине в ожидании. Он не огрызается, он ест всю стряпню Сюзан без возражений, он не включает свою музыку.

Он завязал с сигаретами (его тут же вырвало, стоило ему зажечь первую и подумать о том, как тянется дым в его легкие, наблюдая за собирающимся падать пеплом).

Он приобрел и другие особенности: он спит со всеми включенными лампами, чтобы мог проследить моргание; он моется в самой, насколько это возможно, горячей воде каждый день, пристально наблюдая, как она шпарит его кожу; он сидит на солнце, когда у него есть время, оставляя как можно меньше ткани закрывать его, насколько это позволительно — не от тщеславия, а потому что это необходимо.

(Это единственная причина, по которой ему удается сохранить работу, что он продолжает туда вообще приходить — возможность сидеть под палящим солнцем часами без конца.)

Макс пристально наблюдает за ним, как кажется, каждую секунду каждого дня, и он настолько за это благодарен, что готов иногда упасть в обморок.

Он знает, что это слишком. Слишком много для одного человека, не говоря уже о школьнике, едва ступившем в переходный возраст, и вина непоколебимо ест его. За то, что он свалил на нее эту обязанность. За то, что он тот человек, от которого ей нужно всех защищать. За то, что он ничего для нее не сделал до этого всего, что могло действительно заслужить ему немного твердой бдительности, которую она ему дает.

Хотя, в последнее время есть слишком много, за что ему чувствовать себя виноватым; еще немного едва имеет значение.

Проходит неделя, лето проталкивается в август, а Максин ни разу не колеблется. Пока они дома, они практически срослись у бедра. Днем и даже ночью; после того, как он завалился к ней в комнату в тот раз, тот факт, что у него были проблемы со сном, не стал сложной для нее загадкой. Поэтому она приходит в его комнату, когда Сюзан и Нил засыпают, карабкаясь на его кровать с ножом в побелевшей хватке.

Она всегда исчезает к моменту, как Билли просыпается.

Это полная противоположность тому, что было Раньше, его дом теперь место, где Билли чувствует себя наиболее комфортно. Здесь Макс может следить за ним наиболее пристально и с наименьшими усилиями, а вокруг никогда нет никого непричастного, кроме нее. И Макс сможет выбраться.

Она все еще проводит много времени с ее друзьями, но последнее время она постоянно говорит Билли, куда они идут. Это стало проще, пожалуй, потому, что он всегда на готовности быть проинформированным. На дороге, припаркованный на соседней улице. Другие дети всегда держатся на расстоянии, пока она наклоняется в окно, чтобы сообщить их планы, на их лицах гримасы, пока они наблюдают. Они теперь стали менее враждебными, что Билли ненавидит, но полагает, что все дело в том, что он пошел с ними, чтобы победить Его. То существо, которое они знали как Проницатель.

То существо, которое Билли знает как себя.

Но с ними Девочка, большую часть времени.

С Макс он ощущает защищенность, что за ним наблюдают, и в этом есть некое умиротворение. С Девочкой же… Будто он снова в Калифорнии, когда он слишком зазнался и полез в волны, которые слишком велики для него. Когда тебя сбивает такая волна, действительно тащит вниз… неизбежность этого, в какой-то степени, освобождает. Или, по крайней мере, так всегда было для Билли. Нет смысла сопротивляться, потому что это существо намного величественнее тебя, никакое сопротивление никогда не будет значимым. Ты просто… отпускаешь.

Вот что для него Девочка.

Гигант.

Бог.

Она еще более тонкая, чем Макс, выглядит так, словно сильный ветер свернет ее на бок, и Билли не был ни капли религиозным, с ухода его матери… но он думает, что, возможно, Девочка то самое. Не Бог с заглавной «б», но… его щепотка. Божественности.

Когда она смотрит на него своими большими карими глазами и видит все…

Неважно, что она крошечная, она остановила Его.

Иногда он фантазирует о том, чтобы попросить ее закончить дело. Сделать последний завершающий шаг. Она может стереть его начисто изнутри. Вырвать из него все, словно сорняк в саду, вместе с корнями. Даже мысль об этом настолько дразнящая, что от нее бегут мурашки, когда он взаправду позволяет себе представить это, как это будет ощущаться, и из его глаз текут слезы, пока он наглухо жмурится.

Билли потерял надежду в том, что его тело остановится вместе с ним.

Но если эта маленькая девочка может схватить его лицо своими крошечными руками, посмотреть ему в душу и вытащить каждую каплю тьмы из него… Тогда, вполне возможно, это на самом деле может закончиться.