Нил все еще… Нил.

То, что Билли не говорит, что он всегда делает как велено, что он никогда не устраивает вечеринки или строит рожи на стряпню Сюзан, или не курит, не издает громких звуков, не сидит допоздна, не пьет, не спорит, не делает ничего вообще — это не имеет значения. Суть не в этом.

Билли все еще Билли.

Поэтому Нил все еще бьет его.

Первый раз происходит в ту же ночь, когда они возвращаются домой из предполагаемого пожара в Старкорте. У Макс царапина на брови, и это неважно, что Билли весь покрыт синим и черным от того, как его поднимали и кидали вокруг щупальцы-руки Проницателя. Неважно, что Билли явно досталось хуже всех и что по расхождениям в их увечьях можно прийти к разумному выводу, что Билли сделал все что мог, чтобы заслонить Макс — и достаточно неплохо справился с задачей, к тому же.

В глазах Нила чернеет.

Сюзан обволакивает Макс своими руками, по ее щекам катятся слезы облегчения и беспокойства.

Нил громыхает сквозь дом, толкая Билли перед ним, пока он не может захлопнуть дверь в комнату Билли за ними. Затем он избивает его, целясь в уже имеющиеся синяки.

В целом, хоть он не удосуживается считать эти случаи, он думает, это происходит с почти такой же периодичностью, как Раньше. И это что-то, что… Возможно, он нашел бы это по-черному поразительным, Раньше, что он может делать все правильно, и все равно не быть правым. Что эта вещь, которую он всегда подозревал, но никак не мог подтвердить, теперь оказывается правдой: он никогда не мог ничего сделать, чтобы быть достаточно хорошим. Чтобы достигнуть стандартов Нила.

Теперь же, После…

Он задумывается, способен ли был Нил всегда видеть в нем это что-то, чем бы оно ни было, что заставило Тьму выбрать его. Тот потенциал в нем, который будет хоть чего-то стоить только для такого существа, как Проницатель.

Он задумывается, не были ли побои взяты покаянием заранее.

Он позволяет ударам Нила приземлиться, теперь не так, как Раньше. Он по-правде никогда не сопротивлялся, уж точно не дрался в ответ, но теперь… Он сморщится и дернется, запнется и споткнется, потому что это естественная реакция, но он никогда ничего не делает. Никогда не сопротивляется, никогда не поднимает руки в защите, никогда не протестует. «Да, сэр» выскальзывает из него с легкостью.

Больше нет чувства несправедливости; он всегда делает себя заслужившим.

Эта легкая уступчивость, какая-то отдаленная часть Билли удивленно замечает, недостаточна, чтобы смягчить гнев Нила. Напротив, он кажется злее; будто он становится все более раздражительным, назначая наказания, которые по-настоящему не доходят до Билли так, как ему этого хочется.

И честно, Билли чувствует то же самое.

Чувствует, будто кулаки Нила только лишь слишком поверхностно стучат, и ни разу так сильно, как должны.