Демокрит как-то сказал: благоразумие отца есть самое действительное наставление для детей. До сегодняшнего дня Хосок был полностью согласен с этим утверждением и свято верил в то, что вот чего-чего, а благоразумия его отцам не занимать. Те же взрослые, опытные, образованные змеи. Разве станут они творить всякую дичь и ставить под сомнения свои умственные способности прямо на глазах у собственного ребёнка? Нет же! Это недопустимо! Не так их дедушка воспитывал. Не такой пример подавал. Но, увы и ах, что он видит сейчас? Его отцы, его поддержка, прекрасная горная лаванда, о чьей силе крестьяне легенды слагали, неожиданно окрасились в голубой цвет и из свирепых гордых змеев превратились в ручных послушных питонов. И если цветы голубой лаванды — это действительно красиво, но его отцы, вымазанные в этом оттенке, какой-то самый настоящий сюр.

      И вот что ему теперь делать? Смириться и принять новых «мам»? Или же попытаться как-то выкурить монарших пидермотов из собственного дома? Что, если те заразные и его тоже на мужиков потянет! Фу-фу-фу! Он девушек любит! Хрупких и миниатюрных. Таких, как царевна-лягушка, и не суть, что она вечно квакает, женщины вообще молчать не любят! Зато какая она красивая, когда не жаба! Глаз же не отвести! Так, решено, нужно спасать отцов. Но с чего ему следует начать? Или, точнее будет сказать, с кого? С отца Джуна? Этот же вроде ещё не ступил на скользкую запретную голубую тропинку, щедро пропитанную педерастическим мхом. У него шансов вернуться к нормальной жизни пока ещё больше, чем у остальных. Придумать бы теперь ещё куда Сокджина деть, тот же та ещё… голубика. Дал же Бог друзей.

      Хмуро посмотрев на вальяжно развалившегося на скамейке принца, Хосок внимательно оглядел того с ног до головы и, понуро прошипев себе под нос, попытался понять, что в том такого особенного, что даже отец Юнги повёлся. Его папаня же совершенно пассивный во всём, что касается отношений, и людям предпочитает спирт и бражку. Чем этот пижон королевский смог его подкупить? Не новым же рецептом вина? Может у того кусты хмеля в замке растут? Или где этиловый спирт взять по скидке знает? Или дрожжи умеет готовить? Ну не на смазливую же рожу тот повёлся? Он чего-то не видит? Чего-то не понимает?

      — Ты чего так на меня смотришь? — напрягшись, спросил Чимин, уже невольно начиная опасаться новоиспеченного сына. — Я не Бог и даже не икона.

      — Ага, ты моя мамка, — выплюнул Хосок, лишь чудом не закатив глаза. — Ой, не так я себе мачеху представлял, ой, не так…

      — Ожидание и реальность не всегда совпадают, — громко прыснул Тэхён, приобняв принца за плечи. — Но во всем этом есть и свои плюсы. Ты теперь не простой змей, а королевский. Смекаешь?

      — Я что, питон, чтобы быть королевским? — выпал в осадок Хосок. — Я — Горыныч!

      — Ой всё, не придирайся к словам, — отмахнулся Тэхён, не желая вдаваться в классификацию змей. — Питон, Горыныч — один чёрт чешуйчатые.

      — Ну да, конечно, король, принц, герцог — один чёрт королевская братия, — скривился Хосок, заметив руку короля на заднице у отца. — Какая разница, кто сидит на троне, пока ты тут отца моего лапаешь?

      — Слышь, малой, ты это… не забывайся, — нахмурился Тэхён, с прищуром посмотрев на «сына». — Могу же и отшлёпать.

      — Отца моего лучше отшлёпай, — фыркнул Хосок. — Он явно против не будет.

      — Не буду, — не подумав, ляпнул Чонгук. — То есть…

      — Всё с тобой ясно! — повысил голос Хосок, не желая и дальше продолжать этот бессмысленный разговор. — Я к себе.

      — Подумай там хорошенько о своём поведении, Хосок, — прокряхтел Тэхён, поудобнее усаживая Чонгука у себя на коленях. — Где там Юнги пропал? Штаны под цвет чешуи подбирает?

      — Пойдём поищем? — поднимаясь на ноги, предложил Чимин. — А то я что-то не доверяю нашему общему сыну. Мало ли…

      — Пошли-пошли, — активно закивал Тэхён. — Мне тоже не спокойно. Чонгук, ты с нами.

      — Да куда я от вас денусь? — обреченно выдохнул Чонгук, понуро следуя за монархами. Как же они с Юнги встряли…

      Проводив внимательным взглядом всю честную компанию прямо до дверей замка, Намджун, убедившись, что те ушли восвояси, немного помедлив, приобнял одной рукой лешего за талию и хрипло проговорил:

      — Нас так грубо прервали. На чём я остановился?

      — На сонетах, — невольно краснея, промурчал Сокджин. — И на фруктовом чае.

      — А может вместо чая возьмём бутылочку полусладкого? — змеем-искусителем прошептал Намджун. — Оно идеально подойдёт к Шекспиру.

      — Не возражаю.

      — Тогда… — лукаво протянул Намджун, специально мило улыбаясь. — Позвольте мне прочитать Вам ещё один сонет.

      — О Боже, да!

      — Она будто написана о Вашей красоте, Сокджин-ши, — наклоняясь к уху лешего, выдохнул Намджун. — Фиалке ранней бросил я упрек: лукавая крадет свой запах сладкий из уст твоих, и каждый лепесток, свой бархат у тебя берет украдкой. У лилий — белизна твоей руки, твой темный локон — в почках майорана, у белой розы — цвет твоей щеки, у красной розы — твой огонь румяный. У третьей розы — белой, точно снег, и красной, как заря, — твое дыханье. Но дерзкий вор возмездья не избег: его червяк съедает в наказанье. Каких цветов в саду весеннем нет! И все крадут твой запах или цвет.

      — Была зима во мне, а блеск весенний мне показался тенью милой тени, — смущённо пролепетал Сокджин, потупив взгляд. О, ноги, молю, только не раздвигайтесь в сторону! С этим мужчиной нужно держать ухо востро! А он так безбожно слаб!

      — Сонет 98. Прекрасный выбор.

      — Вы так много знаете, Намджун-ши. Я поражён!

      — Вы мне льстите, — подталкивая лешего к дому, игриво отмахнулся Намджун. — Но да, я могу и Шекспира, и «Енеїду» на языке оригинала продекламировать.

      — Намджун-ши, вы такой образованный.

      Уверенно поворачивая несопротивляющегося лешего в сторону библиотеки, Намджун, даже взглядом не удостоив внимательно наблюдающую за ним четвёрку, быстрее потащил Сокджина в своё логово, жопой чуя, что что-то тут не так. Слишком подлое лицо было у Чонгука! Неужели тот что-то задумал?

      — Народ, может, трахнемся? — шёпотом предложил Чонгук, аккурат в тот момент, когда леший и Джун скрылись за поворотом.

      — И зачем нам это? — приподняв бровь, хмуро осведомился Юнги. — На оргии потянуло?

      — Нет, хочу посмотреть, как на фоне нас Намджун «Енеїду» рассказывать будет.

      — Декламировать, неуч, — подправил брата Юнги.

      — Один хрен, — отмахнулся Чонгук, в предвкушении потирая руки. Бедный его анус. Но ради такого дела он потерпит. — Так что?

      — Может, лучше минет? — не без надежды предложил Юнги. — Пожалейте мою жопу.

      — Поза 69, — с профессорским видом изрёк Чимин. — Я не против!

      — Я тоже, — тут же оживился Тэхён. — Начнём?

      — Что, прямо тут? — не на шутку обалдел Чимин.

      — Можем зайти за угол, — как нечто собой разумеющееся, проговорил Тэхён. — Если тебе тут неудобно.

      — Пошлите за угол, — сдался Юнги, понимая, что спорить бесполезно. — А то ещё Хосок увидит.

      Дорога до библиотеки совсем недлинная, всего два коридора и три поворота. Обычно Намджун преодолевал её минуты за две. Обычно. Но не сегодня. Неожиданно ярко чувствуя, как его детородный орган начинает подавать первые признаки жизни, он, пониже натянув подол рубахи, резко выдохнул через нос и, вновь повернувшись лицом к лешему, проговорил крайне нервно:

      — Мне так стыдно перед Вами, Сокджин-ши. Мой поступок не имеет оправдания. Кофе перед вылетом я больше не пью.

      — Не берите в голову, Намджун-ши, — отмахнулся Сокджин, уже совершенно не злясь на Змея. Ну, не сдержался, помочился под деревом. С кем не бывает? — Вы извинились и готовы исправить свою ошибку. Это главное.

      — Вы очень добры.

      — Может, перейдём на «ты»? — неуверенно предложил Сокджин, видя, что Змею явно как-то не по себе. Так сильно волнуется из-за его сосны? До чего же хороший человек! Нельзя такого мужика упустить! Ой, нельзя!

      — С удовольствием! — громко выдохнул Намджун, напрасно стараясь спрятать стояк под рубашкой. Ну, Юнги, ну, Чонгук, держитесь, ироды! Он отомстит! За всё отомстит! Отомстит и вовек не забудет! Перед ним сейчас такое чудо читающее стоит, а эти озабоченные, потрахаться удумали! Сволочи! Никакой братской поддержки! Ну ничего, и на его улице будет праздник. И не просто праздник, а целый карнавал!

      — У тебя очень красивый дом.

      — Дом мужчины — его крепость, но только снаружи, — со знанием дела пробасил Намджун, стойко стараясь держать лицо. — Внутри это чаще всего детская комната.

      — А ты мне покажешь свою комнату? — не подумав, ляпнул Сокджин. Это что он сейчас такое сделал? Открытым текстом предложил себя Змею? Ой-вей!

      — И не только комнату. Я покажу тебе всё, Сокджин, — почти мило улыбнулся Намджун, посмотрев лешему в глаза. Покажет всё — звучит так красиво и романтично, а на деле в данный момент показывать ему хочется исключительно член. Стыдоба! — Когда в раздоре с миром и судьбой, припомнив годы, полные невзгод, тревожу я бесплодною мольбой глухой и равнодушный небосвод.

      — И, жалуясь на горестный удел, готов меняться жребием своим с тем, кто в искусстве больше преуспел, богат надеждой и людьми любим, — продолжил Сокджин, останавливаясь и становясь напротив Змея.

      — Тогда, внезапно вспомнив о тебе, я малодушье жалкое кляну, и жаворонком, вопреки судьбе, моя душа несется в вышину.

      — С твоей любовью, с памятью о ней всех королей на свете я сильней.

      — Сокджин, ты так меня понимаешь, — хрипло прошептал Намджун, прижимая лешего спиной к стене. Получит по морде или нет? Пора делать ставки. — Со мной такое впервые.

      — Со мной тоже, — в какой раз за день смутился Сокджин, даже и не думая сопротивляться. Да и зачем? Когда ещё в его лес такой образованный мужчина с полным мочевым пузырём забредёт?

      — Ты красив как внутри, так и снаружи. Я покорён!

      Намджун говорил шепотом, его слова выражали такую откровенность, что аж дурно становилось обоим. Они плавили Сокджина, словно он был медовыми сотами, забытыми на палящем солнце. Это какая-то магия? Что с ними вообще сейчас происходит? Почему всё так быстро? Из-за Шекспира? Чёртов английский гений! Его Сонеты нужно запретить законом! Ох, а стена такая прохладная! Может, стоит отвлечься на неё? А поможет ли? Едва сдерживая смущённую улыбку, Сокджин ухватился пальцами за линию челюсти Змея и, посмотрев тому в его глаза, проговорил:

      — Обычно я не позволяю такого незнакомцам.

      — Я в этом даже не сомневаюсь, — ближе наклонившись к лицу лешего, кивнул Намджун. — Да и я не зажимаю посреди коридора малознакомых леших.

      — А не леших? Зажимаешь?

      — Тоже нет. Я весьма скромный змей.

      — Правда?

      — Конечно, если тебе не комфортно, я немедленно тебя отпущу.

      — Мне… всё нравится, — едва слышно произнёс Сокджин.

      Этим «мне всё нравится» он будто давал змею разрешение на всё и сразу. Не пожалеть бы только после. Он ведь совсем не знает этого мужчину. Что, если тот лжец? А что если нет? Сложно. Как же сложно! Или нет? Да пофиг! Он взрослый, самостоятельный леший, не получится завести бойфренда в лице Змея Горыныча, так хоть потрахается впервые за сто лет. Не самый плохой исход, если так подумать. Так, мысли долой, сейчас он хочет чужих прикосновений и поцелуев. Хочет и получит! А после получит от Хосока. Кулаком по морде. Но это уже так… лирика.

      Намджун прижимался к нему так горячо, всем телом: грудью, животом, бедрами, так близко, как только мог. За этим немного опасливо последовали и его губы, увлекая в неглубокий поцелуй. Сокджину бы по-хорошему сначала разобраться в самом себе, прежде чем с головой нырять в это пламя. Но всё его тело предательски горело и отзывалось на каждое прикосновение. Вот же! Развесил уши, называется, наслушался Сонет. Горбатого могила исправит. Да?

      Немного нервно дыша, Намджун нехотя чуть отстранился и внимательно посмотрел лешему в глаза. Сопротивления ноль. Ему сегодня везёт? Не спугнуть бы только такое чудо чудесное. Улыбнувшись Сокджину, змей, больше ни в чём себя не ограничивая, тут же принялся покрывать страстными поцелуями шею лешего, медленно при этом передвигаясь к его груди, виднеющейся через расстёгнутые на две верхние пуговицы рубаху.

      — Я хочу тебя раздеть, можно? — томно спросил Намджун, медленно начиная расстёгивать рубаху лешего.

      — Можно.

      Стянув с лешего рубаху, Змей вновь поцеловал лешего, глубоко проникая языком в рот. Своими мозолистыми (исключительно из-за чтения книг!) ладонями он провёл по обнажившейся груди и несильно ущипнул твердый сосок. Удовольствие, слегка смешанное с болью, заставило лешего застонать. Как только змей ловко расстегнул брюки Сокджина и спустил их по ногам на пол, он тут же взял чувствительный сосок в рот, сначала один, а потом и другой. Сокджин задрожал. Выгнулся. Он едва мог поверить в то, что действительно сейчас стоит совершенно голый в коридоре дома змеев, прижатый спиной к стене, и тяжело дышит, пока Намджун так откровенно ласкает его. Но самым ужасным во всём этом было то, что он не хотел останавливаться. Стыд, ау, ты где?

      Увидев замешательство лешего, Намджун несильно прикусил его сосок зубами, а затем нежно лизнул. Повторив всё тоже самое и со вторым соском, змей торопливо стянул с себя штаны вместе с бельём и негромко прошептал:

      — Очень надеюсь, что нас никто не застукает.

      — Главное, чтобы это был не Хосок, — нервно хихикнул Сокджин. — Иначе нам конец.

      — Ты плохо знаешь моих братьев. Если увидят, будут до конца жизни вспоминать.

      — Вот же… и чего до библиотеки не потерпели?

      — А кто его знает?

      — Может, Шекспир?

      — Ну, как вариант, — мило улыбнулся Намджун, жадно посмотрев на лешего.

      Необходимость почувствовать Намджуна глубоко в себе сильно и быстро возрастала. Такое с Сокджином было впервые. Он не то чтобы сильно темпераментный, но этот Змей… что-то просто запредельное. Вот как тут устоять? Ему такое точно не под силу! Прекрасно видя, что леший полностью в его власти, Намджун поцелуями проложил себе путь вниз, пока не оказался на коленях между раздвинутыми ногами Сокджина. Когда он без лишних слов захватил его возбуждённый член своим ртом, играя с ними языком, леший невольно закричал, ухватившись за темный шелк волос Змея, пока его губы разгоняли желание по всему телу. Намджун жадно отсасывал лешему, попутно пальцами трогая тугой анус, сам удивляясь подобному порыву. И с каких пор ему подобное нравится?

      Когда Сокджин негромко простонал его имя, он, ненадолго выпустив его член изо рта, смочил своей слюной пальцы и, вновь вобрав в себя возбуждённый орган, принялся неторопливо подготавливать лешего к проникновению. Слюна — не смазка. С ней не будет все гладко и максимально безболезненно. Но что тут уже поделаешь? Леший не похож на девственника, значит, теоретически у них всё должно получится. Пусть и не без толики боли. Закончив с торопливой растяжкой, Намджун медленно начал подниматься, прикусывая кожу бедер лешего, целуя живот, облизывая соски, и, наконец, его губ коснулось чужое дыхание.

      — Уверен? — хрипло спросил Намджун. — Будет немного больно.

      — Всё в порядке, — уверенно кивнул Сокджин. — Давай!

      — Как скажешь, милый.

      С этими словами Намджун легко приподнял лешего вверх, заставляя того обвить ногами свои бёдра, и плавно вошёл до упора. Удовольствие от внезапного вторжения оказалось куда сильнее предполагаемой боли, прошедшей через тело предельно возбуждённого Сокджина. Он открыл рот, чтобы закричать, но Змей накрыл его поцелуем, подавая его бедра навстречу своим требовательным толчкам. Этот поцелуй, казалось, длился бесконечно. Намджун проглатывал все его стоны и крики, как будто отказывался делиться этими звуками с кем бы то ни было. Ну или просто не хотел, чтобы их кто-то услышал. Что вероятнее всего.

      Тело лешего весьма умело поглощало каждый сантиметр члена Змея и призывно сжимало, будто требуя большего. Напряжение внутри росло, накаляя, угрожая превратить всё кругом в пепел. Вся кровь, казалось, устремилась к набухшему члену лешего. Когда удовольствие достигло своего пика, наслаждение пронзило и накрыло его, Сокджин задрожал и крепче прижался грудью к Змею, кончая на их животы.

      — Я ещё не всё, — прорычал Намджун, даже и не думая останавливаться. Его чистая мужская мощь побеждать заставляла лешего сдаться, поднять белый флаг в ответ на его натиск. Каждый безжалостный толчок в его сжимающийся анус усиливал вновь зарождающееся удовольствие.

      — Как же хорошо, — простонал Сокджин, утыкаясь носом в шею Змея.

      — О, да, милый.

      — Быстрее!

      — Всё для тебя, — прошипел Намджун, немного ускоряясь. Внутри лешего его член стал еще твёрже. Хотя, казалось бы, куда уже твёрже? Он так близко.

      — Давай вместе, — прохрипел Сокджин, откинув голову назад к стене.

      — Как скажешь.

      От этих слов Сокджин вновь пришёл к финалу, чувствуя во всём теле примесь горячей боли и чистого удовольствия, превращающего все кости в желе. Намджун же, несильно прикусив его плечо, ощутимо напрягся и затем дрогнул. Кончая глубоко в тело лешего, он всё, что мог, так это просто шипеть и стараться не упасть. Слишком хорошо! К такому можно и привыкнуть! Причём довольно быстро.

      — Вино и томик Шекспира все ещё актуален? — негромко спросил Намджун, посмотрев лешему в глаза.

      — Конечно, — на автомате кивнул Сокджин, наслаждаясь их тяжёлым дыханием и тишиной вокруг.

      Но идиллия продлилась недолго. Приятную тишину нарушили громкие аплодисменты, раздавшиеся где-то на середине лестницы. Резко дернув головой, Намджун посмотрел через плечо. Чонгук. Вот этого только не хватало! В его ухе прозвучал судорожный вздох Сокджина. Прикрыв наготу лешего собственным телом, Змей рыкнул на брата:

      — Какого хрена тебе нужно?

      — Шёл позвать вас на обед, а тут такое, — хищно оскалился Чонгук. — Так ты, Намджун, у нас теперь лешачиха.

      — Принцессам слова не давали.

      — Попрошу! — почти оскорбился Чонгук. — Я королева!

      — Велика честь! — закатил глаза Намджун. — Что-то ещё?

      — Прячьте свой срам и спускайтесь вниз. Хосок ждать не любит.

      — Хорошо, будем через двадцать минут.

      Смерив удаляющегося брата крайне красноречивым взглядом, Намджун повернулся к Сокджину и негромко спросил:

      — В душ?

      — Хорошо бы, — кивнул леший, поднимая одежду с пола. — Как думаешь, твой брат расскажет о нас?

      — Определённо!

      — Нам конец.

      — Прорвёмся. Наверное.