Глава 4. Передай свой привет обратно.
Глава, в которой Цзи Ли приспособился и освоился, но это нравится не всем.
Рассветная дымка заколыхалась над еще по-ночному тёмными водами Карта, потревоженная огромной массой корабля. Разрисованная совсем свежими красками гальюнная русалка засияла в слабой розовой заре середины лета, бесстыже являя свой рельефный торс едва просыпающимся портовым служащим, зевакам и небольшой группе богато одетых встречающих.
Пока судно бросало якорь, зевак стало намного больше, подтянулись торговцы и попрошайки, и те, и другие - в надежде на легкие деньги. Чайки шумно дрались над недавно пришвартовавшейся лодчонкой рыбаков, трое мужчин отгоняли их палками от бочек со свежим уловом, явно ожидая кого-то, кто должен был их встретить. Очень скоро к ним присоединился один из городских стражников, вынув из ножен меч, и им пугая назойливых птиц.
-Что за корабль? - спросил у него один из рыбаков, худощавый крепкий бретонец, по пояс сверху, как и деревянная русалка, голый.
-Эресия, из Винтерхолда.
-Важные шишки? Такой почетный караул, - бретонец кивнул в сторону все еще стоящих в ожидании на причале вельмож.
-Маг с Белого Пика со свитой. Слышал?
-Вроде. Но корабль же данмерский.
-Точно, точно, говорят, ему его подарила какая-то баба, ну, за особые заслуги.
Двое других рыбаков внимательно слушали беседу своего товарища с участливым стражником, глумливо заржали все четверо.
-Не знал, что маги вообще могут, - бретонец почесал затылок.
-Так говорят, - стражник ткнул самую толстую и медлительную чайку в подхвостье, отчего она особо пронзительно заорала, к еще большей радости рыбаков, - Ждете кого?
-Сигурд из "Крысы" должен был встретить, - ответил бретонец, - Рыба вся ему, так договорились.
-Сигурд из "Крысы" до завтра на нарах.
Рыбаки недоуменно переглянулись.
Стражник охотно пояснил:
-По пьяной лавочке ущипнул за зад жену аптекаря, а тот рядом был и давай орать, мол, что ты себе позволяешь. Ну Сигурд ему и врезал. Не рассчитал, сломал клумбу. Ущерб имуществу холда, штраф, все такое.
-Ну и кто рыбу заберет, - самый старший из рыбаков уперся руками в бока, глядя на улов с явной тоской.
-Нехорошо добру пропадать, - задумчиво кивнул стражник.
-А эти, - бретонец кивнул в сторону корабля, с которого начали спускать трап, - Пир там, банкет в честь прибытия гостей будет?
-Они во дворец, там свои поставщики, - стражник пожал плечами.
-Может, спросишь? - не унимался бретонец.
-Спросить не трудно, - стражник удалился, рыбаки продолжили свою войну с чайками, на этот раз не слишком стараясь, если рыбу не удастся продать до полудня, она все равно достанется этим крикливым обжорам.
По трапу Эресеи спустился высокий мужчина, одетый в укороченную черную мантию. По тому, как встречающие вельможи с ним раскланялись, можно было догадаться, что это именно он и есть - именитый гость. Но рыбаки лишь бросили на него краткий в меру любопытный взгляд.
Следом за мужчиной на трап ступила женщина. От рыбацкой лодки не было видно ее лица, только легкое, слишком легкое для северных земель трепещущее от бриза зеленое платье и черные волосы, частично собранные на затылке в свободно ниспадающий хвост. В ее руках чуть подрагивал веер, невидаль для большинства жителей Скайрима. Она слегка взмахивала этим диковинным предметом в такт своим легким шагам, придерживая верхний его край у своего подбородка, будто для того, чтобы спрятать лукавую улыбку, если та появится не вовремя.
Не было видно ее лица, но было видно, как замедляются и начинают путаться в приветственной речи вельможи. Как один из них торопится подать гостье руку, но она спускается с трапа сама и, едва обозначив реверанс, отходит в сторону, чтобы скрыться в краешке тени Великой Арки. Но ее уже заметили. Зеваки, нищие, торговцы, грузчики, матросы.
-Леди Каморан Мьюррис! - выкрикнул кто-то из толпы. Еще несколько голосов подхватили это имя, пытаясь привлечь внимание в надежде, разумеется, на монетку или две от знатной дамы в благодарность за приветствие.
Стражник вернулся к рыбакам в сопровождении одного из своих капитанов, когда они во всю пялились на красотку с веером.
-Что за рыба?
Женщина тут же была забыта, рыбаки вовсю начали расхваливать свой улов, вытаскивая серебристые упитанные тушки за хвосты и потряхивая ими.
-Сейчас телега подойдет. Один поедет с бочками в казармы, на кухню.
-Я, - тут же вызвался бретонец.
-Прямо так? - капитан окинул суровым взглядом его торс.
Рыбак тут же спохватился, нырнул в лодку, порылся в куче тряпок под скамьей, извлек оттуда серую рубашку и натянул ее через голову, после чего развернулся обратно к капитану и широко, гордо улыбнулся.
-Ладно, ты. В городе не буянить. Понял?
-Да я и задерживаться там не хочу. Шумно в городах. Не по мне.
Капитан недоверчиво покачал головой, но ничего не сказал.
Пока они беседовали, с Эресеи сошли еще несколько пассажиров и теперь вся компания вместе с вельможами рассаживалась по украшенным свежим вереском и лентами солитьюдских цветов открытым повозкам.
На приветственные крики толпы обратили внимание лишь когда первый экипаж тронулся с места, хаджитка и еще какая-то невысокая женщина побросали в толпу несколько пригоршней монет, то же самое сделал и кто-то из вельмож.
Весь кортеж поднимался по извилистой дороге к городским воротам неторопливо, гостям дали возможность любовались утренним пейзажем. Солнце уже поднялось достаточно, чтобы осветить хвойное редколесье вдоль дороги, поросшие густым мхом валуны по западной стороне, где за деревьями виднелись резко уходящие вверх скалы, и тот же вереск, что украшал повозки, вперемежку с чертополохом.
Телега, груженая тремя бочками рыбы пристроилась позади кортежа, чуть дальше, чтобы аромат улова не потревожил вельможные ноздри.
-Интересная дамочка, - бретонец-рыбак сидел рядом с кучером, лишь иногда оборачиваясь, чтобы проверить целостность груза.
-Ты про которую?
-Ну, про которую все орали. Леди чего-то там.
-Леди Каморан? Не знаю. Все говорят, писаная красавица, я вблизи не видел, а издалека - мелкая и тощая, как все эти босмеры.
-Недостаток веса компенсируют церемониями.
-Эк ты загнул, - кучер расхохотался, - Я запомню.
-А правда, чего столько церемоний?
-Переговоры с Валенвудскими послами. Эти, с Белого Пика - посредники. Готовят какой-то торговый договор, от которого нам всем станет житься лучше и веселее. Что там в Валенвуде можно купить, не знаешь?
-Не, понятия не имею. Слышал, они мясо сырое едят, - бретонец пожал плечами.
-Чтоб эта цыпочка, вся такая чистенькая - и сырое мясо? Сам-то веришь?
-А я чего? Как слышал, так и говорю.
Повозки миновали городские ворота, на улицах города встречающих оказалось еще больше, в воздух полетели цветы и маленькие разноцветные кусочки ткани, можно было подумать, что встречают не каких-то посредников в торговых переговорах, а королевских особ.
У тяжелых ворот замка Доур праздничный кортеж повернул направо, где улица сначала уходила вниз, а затем поднималась вверх, к Голубому Дворцу. Телега с рыбой свернула налево, в замок и к казармам.
День на торговой площади выдался особенно оживленным, на что торговцы и надеялись. Помимо валенвудских послов и посредников, в город прибыли несколько десятков заинтересованных лиц со всего Тамриэля, что само по себе означало ощутимый приток золота в Солитьюд и весь Хаафингар. Дворец тратится на прием официальных гостей, все же остальные опустошают свои карманы в гостиницах, на постоялых дворах, в лавках и у рыночных торговцев, выгода очевидна.
Солнце давно прошло зенит и крыша Голубого Дворца сияла особенно ярко, блики с блестящей черепицы сбивали с толку чаек, которые за всю свою жизнь так и не успевали научиться отличать их от бликов на воде. Птицы пикировали, бились клювами о крышу, одни после этого улетали и отсиживались в прострации где-нибудь на камнях, а те, кому не везло, сверзались вниз, во дворцовый двор и становились добычей тамошних котов. Таких неудачников могло случиться две-три в солнечный день и коты уже дожидались, заняв для наблюдения места в тени высоких голубых, под стать дворцу, елей.
Четверо дворцовых стражников сопровождали двоих хорошо одетых женщин, хаджитку ровного черного окраса и идущую чуть впереди всех молодую босмершу. Эта последняя ступала с таким отстраненным достоинством, будто она вовсе и не идет по городской улице среди шума, гама, запахов и суматохи, а лишь образ ее, подобно образам Аэдра, пребывает в смертном плане. Страже не приходилось очищать для нее дорогу, толпа расступалась сама, стоило кому-то одному ее заметить и посторониться, остальные будто инстинктивно следовали его примеру, и так повторялось раз за разом, на улице, на площади, у торговых палаток.
-Прекрасная добрая госпожа подарит монетку бедному человеку? - не слишком чистая ладонь замерла в опасной близости от шелкового платья с вытканными листьями. Хаджитка, сделав страже жест не вмешиваться, потянулась к своему кошельку, но босмерша сама вытащила две монетки из расшитого цветочным бисерным узором мешочка на поясе и положила их в протянутую руку.
-Какому богу мне вознести молитву за щедрую прекрасную госпожу?
-Помолись за себя самого тому, в кого веришь, - голос ее звучал негромко, но то ли на площади стало вдруг тише, то ли это было особое босмерское колдовство, ее услышали не только те, кто был рядом. Прохожие, торговцы, зеваки вытягивали шеи взглянуть на источник голоса.
Босмерша и нищий с двумя монетками в руке все еще смотрели друг на друга. Он, будто ударившаяся о черепицу дворцовой крыши чайка, в ступоре смотрел то ли в карие миндалевидные глаза женщины, то ли куда-то сквозь них. Женщина только слегка улыбалась этому замешательству, чуть склонив голову. Сложенный веер в ее руке с тихим щелчком раскрылся, как по команде сопровождающие стражники оттеснили нищего.
-Бедолага, - засмеялся кто-то ему вслед, - Нашел, на кого пялиться, ни больше не меньше.
-Был бы тан Олаф здесь, парня бы уже отскребали от мостовой, - продавец свежей выпечки покачал головой.
-Тан Олаф в Рифтене, - торговка леденцами фыркнула, - Кто бы на нее тут ни пялился, вряд ли он примчится его карать, раз уж за целые полгода не объявился ни разу.
-Так и не объявился? - какая-то женщина с корзиной, по виду - служанка из богатого дома, остановилась перевести дух.
-Моя сестра помогает прачке во дворце, - торговка сладостями перешла на заговорщический шепот, - Только вчера рассказывала, прислуга готовила комнаты для этой Каморан Мьюррис, говорили как раз про тана Олафа и эту бедняжку. Как уехал сразу после свадьбы, так только письма иногда шлет, и неизвестно, когда вернется.
-А он правда там вампиров ловит? - служанка, увидев в торговке ценный источник информации, не торопилась уходить и поставила свою корзину на землю.
-Так говорят. Рифтенские таны сами не справлялись, позвали соседей, да и застряли все вместе.
-Что там за вампир такой, что его уже полгода столько народу поймать не может? - продавец выпечки фыркнул, - Там же армия!
Женщины пожали плечами, природа вампиров и численность войск, брошенных на их поимку, их не интересовала, их больше занимала Каморан Мьюррис и несчастливая история ее брака.
-Если бы он ей хоть ребенка оставил, все было бы бедняжке лучше. Посмотрите только, как ей не печалиться?
Упомянутая Каморан Мьюррис тем временем остановилась у лотка с приправами. Перебросившись несколькими фразами с лоточником, она кивнула хаджитке и та, расправив широкую холщовую сумку, принялась сбрасывать туда источающие острые ароматы мешочки. Лоточник, сияя как свежеотчеканенная монета, взялся помогать с этим.
Нищий, тот самый, который недавно получил от Каморан Мьюррис две монеты, все это время наблюдал за происходящим на рынке, прислонившись боком к стволу старой березы, закрывавшей небольшой проулок в той части площади, что выходил к Погребальному Залу. Когда Мьюррис и ее сопровождение скрылись в швейной лавке, он бесшумно скользнул в тень ближайшего дома.
Нордские традиции незыблемостью своей подобны монолитной скале. Уж если тысячу лет назад тогдашний ярл Хаафингара решил, что перед переговорами гостей нужно обкормить уткой с яблоками и обпоить медом до отрыжки и потемнения в глазах, никакие обстоятельства не заставят нордов изменить этому завету.
Утка с яблоками и мед особой выдержки стояли на всех столах в пиршественном зале Голубого Дворца. Была и другая еда, и другие напитки, разумеется, но только как дополнение.
-Хорошую жирную утку на севере откормить сложно, - повествовал крупный седой норд своему соседу по столу, молодому, состоятельному бретонскому торговцу, - А дикие - есть, конечно, в Рифте, в Фолкрите, да и в Вайтране встречаются, но тощие, все мясо, что есть, между зубов застрянет, пока разжуешь. И яблоки у нас растут так себе, мелкие, кислые. Вот поэтому мы угощаем гостей жирной уткой с привозными яблоками, чтобы показать, что нам не жалко для них лучшего. А этот мед, - он поднял исполинских размеров кружку, - варится по рецепту самого Исграмора и выдерживается в особых погребах, где нет сквозняков и яркого света.
-Очень познавательно. Спасибо, - бретонец улыбнулся, - А разве Валенвудским послам можно есть яблоки? Они ведь не едят никакой растительной пищи, им религия не позволяет.
-Зеленый Пакт, - норд оказался теоритически подкованным, он огладил свою бороду свободной от кружки рукой и продолжил просветительскую беседу, - Верховного Короля, разумеется, предупредили, он распорядился подать им яблоки на отдельных тарелках, чтобы не нарушить ничьих традиций. Посмотри, как уплетают.
Бретонец перевел взгляд на тех, кто сидел за королевским столом. Сам Верховный Король, его жена, двое их сыновей, еще юношей, двое посредников в переговорах - мужчина в мажеской мантии и молодая женщина в ярко-красном платье, и трое послов, суровые немолодые босмеры в одеждах из крокодиловой кожи, украшенной причудливой бисерной вышивкой, обозначающей их высокие статусы на родине.
-Леди Мьюррис - племянница их короля, - норд заметил, что взгляд бретонца задержался на женщине в красном, - Вроде незаконнорожденная, потому не принцесса и не в Валенвуде. Но попомни мое слово, передок этой пигалицы нам еще много выгодных сделок принесет. Главное, чтоб в нужную сторону им вертела.
Бретонец как раз сделал глоток из кружки и поперхнулся.
Всего на большое пиршество, знаменующее начало переговоров, собралось около сотни гостей, не смотря на то, что приглашение на него можно было приобрести за пятьсот дрейков с предоставлением верительных грамот от глав торговых гильдий у официальных лиц, или же не менее, чем за пару тысяч, но без грамот - у неофициальных. Таким образом Голубой Дворец заделал брешь в своем бюджете, которую пробила вся организация переговоров.
Пир начался совсем недавно, музыканты еще не особо терзали свои инструменты, а тосты за здоровье королевской семьи и послов произносились четко и внятно.
-Это она вышла замуж за какого-то тана, а его выслали вампиров гонять? - шепотом уточнил бретонец у соседа.
-Она. Виндхелмские таны на то и есть, что сегодня он есть, а завтра - нет.
Бретонец понимающе кивнул. Он внимательно присмотрелся к женщине, к золотой диадеме с рубинами на ее черных волосах, к кричаще-красному платью, которое, тем не менее, не открывало глазу ничего ниже шеи или выше запястий, к тому, как отстраненно она посматривает на окружающих и совершенно никак не участвует в застольной беседе, если к ней не обращаются напрямую. Что это, высокомерие? Презрение? Или просто нежелание быть здесь? Нежелание быть красивым сувениром, на который обменяют выгодный договор?
-Леди Каморан Мьюррис! - голос, отвлекший бретонца от его размышлений, был громким и хорошо поставленным - он принадлежал барду, стоящему перед королевским столом с лютней в руках, - Позвольте посвятить вам эту скромную балладу.
По знаку Верховного Короля музыканты смолкли, давая барду возможность представить свою балладу в относительной тишине, слушать его вряд ли кто-то всерьез собирался, гости выпили еще недостаточно, чтобы возрыдать над балладами, но уже достаточно, чтобы их игнорировать.
Звуки лютни слуху были приятны, но ничем особым не отличались от всех прочих звуков всех прочих лютен, что бретонец слышал прежде. Милая витиеватая мелодия, как во всех любовных балладах. Так же и стихи - милые, стройные, романтичные и печальные. Как по учебнику, но ничего особенного. Пирующие продолжали есть, на барда внимания совсем не обращали, так же и бретонец предпочел не вслушиваться дальше, а занялся уткой, пока она не совсем остыла.
Мелодия вдруг оборвалась, несколько гостей вскинули взгляды на барда - Мьюррис стояла рядом с ним, протягивая руку.
-Дай мне твою лютню.
-Леди Каморан.., - бард смешался, не решаясь отдать свой инструмент.
-Ты пел про то, как отдал бы за меня жизнь, а лютни тебе для меня жаль?
Кто-то засмеялся, кто-то бросил ободряющую фразочку не совсем цензурного содержания. Бард сдался и отдал интрумент.
Тонкие пальчики пробежались по струнам, проверили строй. Мьюррис покачала головой и чуть подкрутила один колок. Еще одно мгновение спустя в зале зазвучала совсем другая мелодия, не похожая ни на одну из тех, что бретонский торговец слышал прежде. Это не была баллада или песня со словами, а только музыка сама по себе, легкая, как крылья ласточек, звенящая, как ручей, от нее, казалось, в зале стало больше свежего воздуха и он наполнился сияющим лунным светом, хотя за окнами еще отбрасывал бордовые и фиолетовые всполохи закат. Его последние лучи падали на алое платье женщины, неспешно проходящей по залу с лютней, окрашивая его то в темно-кровавый, то в черный. Иногда женщина делала краткое танцевальное па, тогда широкая юбка обнажала тонкие щиколотки и шитые из золотой парчи туфли, а по залу прокатывался явственно слышный вздох. Никто не ел и не пил, все как один гости слушали и во все глаза смотрели, стараясь не упустить ни одного мгновения.
-Магия Сказителей, - зашептал на ухо бретонцу норд, - Они могут вызывать видения. Захочет - и заставит нас поверить во что угодно. Все босмеры умеют повелевать животными, а Сказители - и людьми.
-Спиннеры, - бретонец кивнул, - Но они ведь рассказывают сказки и поют песни, не играют на лютнях. И чтобы оказаться в видении, нужно этого хотеть...
-Видно, ты не все о них знаешь, а?
Нежная мелодия остановилась, когда Мьюррис, сделав полный круг, вернулась в центр зала.
-Наши гости, кажется, уснули от моей музыки, Ваше Величество, - она посмотрела на Верховного Короля.
-Так разбуди их, - рассмеялся в ответ тот.
Она слегка поклонилась, перехватила лютню поудобнее.
Звуки новой мелодии был простым, даже примитивным, гости оживились, захлопали в ладоши, кто-то начал подсказывать слова, тогда к мелодии присоединился голос - глубокий и одновременно звонкий, от рождения приспособленный перекликаться в лесной чаще с другими такими же, преодолевая непостижимые для людского воображения расстояния.
Жил да был Рагнар Рыжий, героем он слыл.
Из Рорикстеда в Вайтран однажды прибыл,
Там победами хвастал, да бряцал мечом,
Похвалялся - любой ему враг нипочем!
Но вдруг Рагнар Рыжий примолк и поник -
Он услышал Матильды насмешливый крик:
"Что ты врешь почем зря, что ты мёд здесь наш пьешь?
С нас довольно, готовься, сейчас ты умрешь!"
Лязг стали о сталь беспрестанно звенел.
И Матильды воинственный дух пламенел.
И унял с тех пор Рагнар хвастливую речь,
Как слетела башка его рыжая с плеч.
Норды во всю аплодировали и подпевали, кто-то даже пустился в пляс, мгновенно очнувшись от грез, вызванных прежней мелодией. Мьюррис, поиграв для них еще, кивнула музыкантам, те подхватили песню, плавно переходя к следующей, так же более подходящей нордскому застолью, чем любовная баллада барда, которому Мьюррис вернула его инструмент прежде, чем вернуться на свое место за королевским столом. Обменявшись несколькими словами с королевой и магом, она переключилась на беседу с валенвудскими послами, которым не терпелось о чем-то ее расспросить.
-Не пялился бы ты так, - норд толкнул слегка бретонца локтем в бок.
-Я и не пялюсь. Всего разок посмотрел.
-Звать-то тебя как?
Ассасина звали Рене Бальмонт, это был его третий контракт в Братстве. Предыдущие два он выполнил с таким ошеломляющим успехом и проявив такую фантазию, что Спикер Холтан отправил его в Солитьюд, обойдя других, более опытных братьев на свой страх и риск. Рене не мог не справиться, он был исключительно талантлив и изобретателен во всем, что касалось скрытных проникновений в здания и добывания информации о своей цели.
-Не дай ей много болтать или петь, - напутствовал Холтан перед отъездом Рене, - Спиннеры могут создать на столько правдоподобную иллюзию, что ты сам кинешься со скалы, думая, что ныряешь в речку.
Эти слова Рене вспомнил, когда, пробравшись из пиршественного зала по карнизам к комнатам гостей с Белого Пика, услышал тихое пение. Но в нем магии не было.
Мьюррис сидела в кресле посреди комнаты, перебирая струны лютни из белого дерева, меньше той, что одалживал бард, и напевая себе под нос, для своего удовольствия. Она покинула пир, когда там стало по-настоящему по-нордски шумно и даже слегка опасно. Рене уже знал, где ее покои, расспросив об этом еще днем дворцовую прачку, которой помог донести бадью с грязным бельем, притворяясь нищим. Женщины охотно сплетничали о других женщинах, независимо от расы, это Рене усвоил давно.
Прежде, чем спуститься с подоконника, ассасин достал из потайных ножен под расшитой золотом курткой торговца свой горестный клинок. Изогнутое лезвие было накануне тщательно наточено, отполировано и смазано ядом. Последнее, конечно, было лишним, в вонзании кинжалов в горло Рене Бальмонт отличался таким же исключительным талантом.
Он замер за занавесью, ожидая наиболее удобного момента и невольно прислушиваясь к пению. Голос Мьюррис теперь казался более нежным и мягким, не таким, как в зале, обволакивающим, приносящим покой. Все то же красное платье, такое режущие глаз там, здесь, в полутьме - темное и притягивающее ощущением покоя. Рубины в диадеме - как капли крови, как знамение жестокой судьбы этой женщины. От которой Рене сейчас ее избавит, даровав покой в объятиях Ситиса. Она не станет ничьей игрушкой, не станет разменной монетой, ей не придется исполнять ничьи мерзкие прихоти ради славы и богатства тех, кто остался пировать в зале. Кто и за какой грех приговорил ее? Не она ли сама назвала свое имя Матери Ночи, чтобы избавиться от того, что ей уготовано, не имея возможности сделать это иначе?
Рене не задумывался о том, кем были приговоренные, ему настоятельно советовали этого не делать. Что бы они ни совершили - это не имело никакого значения, братья не искали справедливости или возмездия, их делом было отдать Пустоте обещанную душу и получить за это оговоренную награду. До сего момента Рене был уверен, что так и будет поступать.
Спускается ночь, день угасает,
Его история в дымке растает,
Тьма позовет, пусть сон расцветает,
Бутон его лепестки распускает.
На грезах своих как на крыльях лети,
Беги по лунного света пути,
Ночь наступила, день не вернуть,
Ты печали свои до утра позабудь.
Это была обычная колыбельная, возможно, валенвудская, ничего особенного. Голос умолк, следом затихла и лютня.
-Они сегодня очень яркие.
Рене тряхнул головой. Он по-прежнему стоял на своем месте. Но Мьюррис в ее кресле не было, она смотрела в другое окно, в которое особенно хорошо были видны луны, обе почти полные.
-Завтра двойное полнолуние. Хаджиты, рожденные в двойное полнолуние становятся главами всего народа. Ты знал?
Она не оборачивалась, как будто ассасин за ее спиной был безобиднее новорожденного котенка.
-Подумать только, две луны, - продолжала Мьюррис вникуда, -Я никогда не привыкну.
-Ты усыпила меня! - Рене резко дернулся с места, горестный клинок прорезал занавесь.
-Ты шел убивать Спиннера, сложно было предположить, что могут возникнуть трудности? - Мьюррис отвернулась от окна и посмотрела на Рене. Сейчас она была в более выгодном положении, он видел только ее силуэт в то время как сам был как на ладони, освещенный яркими Массером и Секундой.
-Я начал думать, что ты сама себя заказала, но похоже, это не так.
-С чего бы такие сложности?
-Уже не важно, - Рене сделал шаг, избавившись, наконец, от края занавеси на плече, - Ты знаешь, зачем я здесь, так что... помолись, так и быть.
-Подожди, подожди, а нет какого-нибудь способа тебя переубедить?
-Переубедить? Ты смеешься, женщина? Ассасины Темного Братства имеют безупречную репутацию не потому что нас можно переубедить! Твоя судьба решена, твоя душа обещана, это священный ритуал, а не сделка на базаре!
-Сейчас стало безумно интересно, что бы на самом деле произошло с моей душой, если бы ты смог.., - она уперлась руками в бока совсем не одним из виденных ранее изящных движений, вся поза была совсем не женской.
-Хватит, - Рене перехватил кинжал для броска, нельзя давать ей болтать и подходить не стоит, лучше сейчас и броском.
-А? - она вздрогнула, встрепенулась.
-Мать Ночи передает привет, - это была коронная фраза ассасина Рене Бальмонта, сегодня он использовал ее в третий раз, метнув горестный клинок в Каморан Мьюррис.
-Передай свой привет обратно, - этот голос принадлежал мужчине и звучал из пустоты между Рене и его жертвой. Кинжал завис в воздухе, в то же мгновение невидимка спала с высокого данмера, которого Рене все равно не смог разглядеть, потому что по-прежнему стоял против света. Этот данмер держал горестный клинок за лезвие рукой в, кажется, защищенной кольчужным плетением перчатке.
Рене всегда реагировал очень быстро, он нашарил в кармане талисман невидимки, стоило не накрывать его носовым платком, наверное, тогда на это ушло бы на долю секунды меньше.
Горестный клинок, быстро перевернутый в данмерской руке в нужное положение, вонзился в шею ассасина, между шейными позвонками, перерезая костный мозг не до конца, оставляя жертву мучительно задыхаться еще несколько секунд.
-Оран Дралс мое имя, - данмер склонился над безвольно осевшим телом, - Хочу, чтобы ты это знал. Мы знаем, кто заказал Мьюррис и мы будем знать, кто еще придет за ней. Но ты не сможешь предупредить свое святилище, так что у меня еще будут мишени для тренировки. Впрочем, может, Мать Ночи услышит твои безмолвные вопли и остановит вас, пока вы все не кончились?
Рене не мог даже захрипеть в ответ, он пытался пошевелить губами, но без возможности дышать не мог произнести ни звука.
Разум его уже начал срываться в пустоту, когда в комнату вбежала хаджитка и потянула несостоявшуюся жертву прочь.
-Какой ужас! Маленькой хозяйке не нужно такое видеть! Оран Дралс совсем совесть потерял! Эта нагрела много воды, маленькой хозяйке лучше помыться и спать лечь...
Дальше Рене не слышал.
Каждый свой день Цзи Ли заканчивал одном и тем же ритуалом. После того, как Хасси расчесывала ему волосы и заплетала их на ночь в тугую косу, он, оставшись один, из шкатулки, с которой не расставался в путешествиях, а дома хранил в потайном ящике стола, отперев ее ключиком, что носил на шее, доставал толстую тетрадь, переплетенную проволочными кольцами через правый край, и кисть, переделанную его собственными руками из обычной рисовальной в более подходящую для каллиграфии. Он перелистывал страницы слева направо и открывал первый чистый лист после исписанных. Обмакнув кисть в чернила, он старательно, очень неторопливо, бережно к каждому штриху выводил знаками родного языка свое имя. Имена близких. Клички кошек. Один случайных факт из своей жизни, вроде "Найча выдернула когтем нитку из майки, я не заметил и ушел со свисающей с плеча ниткой". И заканчивал всегда одной фразой.
"Всё ещё я".